И такое меня веселье злое разобрало, я чуть не расхохотался. Они оба на меня вылупились. А я подошел к этому горелому барину, отобрал у него бокал и говорю - мягко так, отечески поучаю:
- Голубые Драконы, - говорю, - вина не пьют. Они вообще спиртного не пьют. У них, господин старший бронемастер, зарок: ни капли спиртного, пока хоть одна полосатая крыса оскверняет своим дыханием атмосферу Вселенной. Это раз. А теперь шнурочек… - Берусь я за этот знак боевой доблести, отстегиваю от пуговицы куртки и аккуратненько пускаю его вдоль рукава. - Шнурок доблести только по уставу вам положено пристегивать к третьей пуговице сверху. Никакой настоящий Дракон его не пристегивает. На гауптвахтах сидят, но не пристегивают. Это, значит, два.
Ах, какое я наслаждение испытывал. Как мне было легко и прекрасно! Оглядел я еще раз их, как они меня слушают, будто я сам пророк Гагура, вещающий из ямы истину господню, да и пошел себе на выход. На пороге я остановился и напоследок добавил:
- А при разговоре с младшим по чину, господин старший бронемастер, не велите себя все время величать полным титулом. Ошибки здесь большой, конечно, нет, только уважать вас не будут. Это не фронтовик, скажут, это тыловая крыса в форме фронтовика. И лицо обгорелое вам не поможет. Мало ли где люди обгорают…
И пошел. Сел у окошка, ручки на коленях сложил - хорошо мне так, спокойно, как будто я большое дело сделал сижу, перебираю в голове, как все это было. Как Корней сначала только глазами хлопал, а потом подобрался весь, каждое мое слово ловил, шею вытянув, а у этого фальшивого бронемастера даже варежка открылась от внимания… Но, конечно, я недолго так себя тешил, потому что очень скоро пришло мне в голову, что на самом-то деле получилась какая-то чушь, получилось, что они засылают к нам шпиона, а я этому помогаю. Консультирую, значит. Как последняя купленная дрянь. Обрадовался, дурак! Разоблачил! Взяли бы его там, поставили к стенке, и делу конец… Какому делу? Не-ет, это все не так просто. Я ведь почему завелся? Меня этот Дракон завел. Мне ж на него смотреть тошно было. Раньше небось не тошнило, раньше пал бы я перед ним на колени, перед братом-храбрецом, сапоги бы ему чистил с гордостью, хвастался бы потом… Знаешь, я кому сапоги чистил? Старшему бронемастеру! Со шнурком!.. Нет-нет, разобраться надо, разобраться…
Сидел я аж до самых сумерек и все разбирался, а потом пришел Корней, руку мне положил на плечо, прямо как тому… Дангу.
- Ну, - говорит, - дружище, спасибо тебе. Я так и чувствовал, что ты что-нибудь заметишь. Понимаешь, мы его в большой спешке готовили… Человека одного спасти надо. Большого вашего ученого. Есть подозрение, что он скрывается на западном берегу озера Заггута, а там сейчас бронечасть окопалась, и никому туда проходу нет. Только своих принимают. Так что считай: ты сегодня двух человек спас. Двух хороших людей. Одного вашего и одного нашего.
Ладно. Много он мне еще всякого наговорил. Прямо медом по сердцу. Я уж не знал, куда глаза девать, потому что когда я их, значит, консультировал, у меня, натурально, и в мыслях не было кого-нибудь спасать. Просто от злорадства у меня все это получилось. Ладно.
- Когда же он отбывает? - спрашиваю. Просто так спросил - поток Корнеева красноречия немножко притормозить.
- Утром, - отвечает. - В пять утра.
И тут до меня дошло. Эге, думаю. Вот и дождался.
- Отсюда? - спрашиваю. Уже не просто так.
- Да, - отвечает он. - С этой поляны.
Так.
- Угу, - говорю. - Надо бы мне его проводить, посмотреть напоследок. Может, еще что замечу…
Корней засмеялся, снова потрепал меня по плечу.
- Как хочешь, - говорит. - Но лучше бы тебе поспать. Ты что-то последнее время совсем от режима отбился. Пойдем ужинать, и ложись-ка ты спать.
Ну, пошли мы ужинать. За ужином Корней был веселый, давно я его таким не видел. Рассказывал разные смешные истории из тех времен, когда работал он у нас в столице курьером в одном банке, как его гангстеры вербовали и что из этого вышло. Спросил он меня, где Драмба, почему его последние дни не видно. Я ему по-честному сказал, что Драмба у меня строит укрепрайон около прудов.
- Укрепрайон - это хорошо, - говорит он серьезно. Значит, в крайнем случае будет где отсидеться. Погоди, я освобожусь, мы еще настоящую военную игру устроим, все равно ребят нужно будет тренировать…
Ну, поговорили мы про муштровку, про маневры; я смотрю, какой он ласковый да приветливый, а сам думаю: попросить его, что ли, еще разок? Добром. Отпусти, мол, меня домой, а? Нет, не отпустит. Он меня до тех пор не отпустит, пока точно не убедится, что я безопасен. А как его убедить, что я уже и так безопасен, когда я и сам не знаю этого? Да и не узнаю, пока там не окажусь…
Расстались мы. Пожелал он мне спокойного сна, и пошел я к себе. Спать я, конечно, не стал. Так, прилег немножко, подремал вполглаза. А в три часа уже поднялся, стал готовиться. Готовился я так, как ни в какой поиск никогда еще не готовился. Жизнь моя должна была решаться этим утром, ребята. В четыре часа я уже был в саду и сидел в засаде. Время, как всегда в таких случаях, еле ползло. Но я был совершенно спокоен. Я просто знал, что должен эту игру выиграть и что по-другому быть просто не может. А время… Что ж, медленно там или быстро, а оно в конце концов всегда проходит.
Ровно в пять, только роса выпала, раздалось у меня над самым ухом знакомое хриплое мяуканье, ударило по кустам горячим ветром, зажегся над поляной первый огонь, и вот - он уже стоит. Рядом. Так близко я его еще никогда не видел. Огромный, теплый, живой, и бока у него, оказывается, вроде бы даже шерстью покрыты, и заметно шевелятся, пульсируют, дышат… Черт знает, что за машина. Не бывает таких машин.
Я переменил позицию, чтобы быть поближе к дорожке. Смотрю - идут. Впереди мой Голубой Дракон, шнурок у него болтается как положено, в руке стэк, это они хорошо додумались: у них ведь, если шнурок заслужил, то обязательно и стэк, я и сам об этом позабыл. В порядке мой Дракон. Корней шагает за ним следом, и оба они молчат - видно, все уже сказано, остается только руки пожать или, как у них здесь принято, обняться и на дорогу благословить. Я подождал, пока подошли они к "призраку" вплотную, чвакнул, раскрываясь, люк, - и тут я вышел из кустов и наставил на них свою машинку.
- Стоять не шевелясь!
Они разом повернулись ко мне и застыли. Я стоял на полусогнутых, приподняв ствол автомата, - это на тот случай, если кто-нибудь из них вдруг прыгнет на меня через все десять метров, которые нас разделяют, и тогда я встречу его в воздухе.
- Я хочу домой, Корней, - сказал я. - И вы меня сейчас туда заберете. Без всяких разговоров и без всяких отсрочек…
В рассветных сумерках лица их были очень спокойны, и ничего на них не было, кроме внимания и ожидания, что я еще скажу. И краем сознания я отметил, что Корней остался Корнеем, а Голубой Дракон остался голубым Драконом, и оба они были опасны. Ох, как они были опасны!
- Или мы туда отправимся вместе, - сказал я, - или туда не отправится никто. Я вас тут обоих положу и сам лягу.
Сказал и замолчал. Жду. Нечего мне больше сказать. Они тоже молчат. Потом Голубой Дракон чуть поворачивает голову к Корнею и говорит:
- Этот мальчишка… а-а… совершенно забылся. Может быть, мне взять его с собой? Мне же нужен… а-а… денщик.
- Он не годится в денщики, - сказал Корней, и на лице его ни с того ни с сего вдруг появилось то самое выражение предсмертной тоски, которое озадачило меня в первый раз еще в госпитале.
Я даже растерялся.
- Мне надо домой! - сказал я. Как будто прощения просил.
Но Корней уже был прежним.
- Кот, - сказал он. - Эх, ты, котяра… гроза мышей!
Глава 8
Гаг продрался через последние заросли и вышел к дороге. Он оглянулся. Ничего уже нельзя было разобрать за путаницей гнилых ветвей. Лил проливной дождь. Смрадом несло из кювета, где в глиняной жиже кисли кучи какого-то зловещего черного тряпья. Шагах в двадцати, на той стороне дороги, торчал, завалившись бортом в трясину, обгорелый бронеход - медный ствол огнемета нелепо целился в низкие тучи. Гаг перепрыгнул через кювет и по обочине зашагал к городу. Дороги как таковой не было. Была река жидкой глины, и по этой жиже навстречу, из города, поминутно увязая, тащились запряженные изнемогающими волами расхлябанные телеги на огромных деревянных колесах, и закутанные до глаз женщины, поминутно оскальзываясь, плача и скверно ругаясь, неистово молотили волов по ребристым бокам, а на телегах, погребенные среди мокрых узлов, среди торчащих ножками стульев и столов, жались друг к другу бледные золотушные ребятишки, как обезьяны под дождем - их было много, десятки на каждой телеге, и не было в этом плачевном обозе ни одного мужчины…
На сапогах уже налипло по пуду грязи, дождь пропитал куртку, лил за воротник, струился по лицу. Гаг шагал и шагал, а навстречу тянулись беженцы, сгибались под мокрыми тюками и ободранными чемоданами, толкали перед собой тележки с жалкой поклажей, молча, выбиваясь из последних сил, давно, без остановок. И какой-то старик со сломанным костылем на коленях сидел прямо в грязи и монотонно повторял без всякой надежды: "Возьмите ради бога… Возьмите ради бога…" И на покосившемся телеграфном столбе висел какой-то чернолицый человек со скрученными за спиной руками…
Он был дома.
Он миновал застрявший в грязи военный санитарный автофургон. Водитель в грязном солдатском балахоне, в засаленной шапке блином, приоткрыв дверцу, надсадно орал что-то неслышное за ревом двигателя, а у заднего борта в струях грязи, летящих из-под буксующих колес, бестолково и беспомощно суетились маленький военврач с бакенбардами и молоденькая женщина в форме, видимо медсестра. Проходя мимо, Гаг мельком подумал, что только этот автомобиль направляется в город навстречу общему потоку, да и он вот застрял…
- Молодой человек! - услышал он. - Стойте! Я вам приказываю!
Он остановился и повернул голову. Военврач, оскальзываясь, нелепо размахивая руками, бежал к нему, а следом кабаном пер водитель, совершенно озверелый, красно-лиловый, квадратный, с прижатыми к бокам огромными кулаками.
- Немедленно извольте нам помочь! - фальцетом закричал врач, подбегая. Весь он был залит коричневой жижей, и непонятно было, что он мог видеть сквозь заляпанные стеклышки своего пенсне. - Немедленно! Я не позволяю вам отказываться!
Гаг молча смотрел на него.
- Поймите, там чума! - кричал врач, тыча грязной рукой в сторону города. - Я везу сыворотку! Почему никто не хочет мне помочь?
Что в нем было? Старенький, немощный, грязный… А Гаг почему-то вдруг увидел перед собой залитые солнцем комнаты, огромных, красивых, чистых людей в комбинезонах и пестрых рубашках, и как вспыхивают огни "призраков" над круглой поляной… Это было словно наваждение.
- Р-разговаривать с ним, с заразой! - прохрипел водитель, отодвигая врача. Страшно сопя, он ухватил автомат за ствол, выдернул его у Гага из-под мышки и с хрюканьем зашвырнул в лес. - Вырядился, супчик, змеиное молоко… А ну!
Он с размаху влепил Гагу затрещину, и доктор сразу же закричал:
- Прекратите! Немедленно прекратите!
Гаг покачнулся, но устоял. Он даже не взглянул на водителя. Он все глядел на врача и медленно стирал с лица след удара. А врач уже тащил его за рукав.
- Прошу вас, прошу… - бормотал он. - У меня двадцать тысяч ампул. Прошу вас понять… Двадцать тысяч! Сегодня еще не поздно…
Да нет, это был алаец. Обыкновенный алаец-южанин… Наваждение. Они подошли к машине. Водитель, бурча и клокоча, полез в кабину, гаркнул оттуда: "Давай!", и сейчас же заревел двигатель, и Гаг, встав между девушкой и врачом, изо всех сил уперся плечом в борт, воняющий мокрым железом. Завывал двигатель, грязь летела фонтаном, а он все нажимал, толкал, давил и думал: "Дома. Дома…"
Игорь Смирнов
Черный ромбоэдр
1
После осмотра места происшествия капитан сентверов Рэст пришел к заключению, что профессор Грен умер от серенция. Но было ли здесь самоубийство? Ведь даже небольшая концентрация этого яда дает цвет жидкости совершенно идентичный с обычным лимонадом.
Первой о смерти профессора узнала лаборантка Рола.
- Вы здесь работаете, энни? - спросил ее капитан.
- Да… Профессор Грен - мой начальник.
- Почему сегодня задержались на работе?
Оказывается, не успела закончить анализы. В лаборатории остались лишь она и профессор. Правда, в начале шестого к мужу ненадолго забегала эрси Рума Грен… Нет, нет, она одевается вполне современно, и Рола никогда не видела ее в голубом костюме. Человека в голубой одежде ей давно встречать не приходилось… Да, выстрелы она слышала, но стреляли уже после того, как эрси Рума ушла.
Рола отвечала сбивчиво, пугливо косясь на крутящиеся диски магнитофона. Сентвер дал ей стакан воды.
- Давно работаете с профессором Греном?
- Шестой год, эрт капитан.
- Что можете сказать о нем?
Рола преобразилась: о профессоре она говорила как о великом ученом, беззаветно преданном науке, говорила о его открытиях, об отношении к подчиненным. Сентвер осторожно перебил ее:
- Не замечали ли вы перемены в его поведении: например, возбуждения, удрученности?
- Не знаю… - Рола в замешательстве теребила платок. - В последнее время у него, кажется, были какие-то неприятности.
- На работе?
- Нет. Скорее из-за жены. А может быть, я ошибаюсь. О друзьях и близких знакомых профессора Рола ничего не знала. Правда, несколько раз она видела эрта Грена на набережной с каким-то стариком - высоким и, видимо, очень рассеянным. Имя его то ли Рос, то ли Рыс. Говорят, они вместе проводили последний отпуск, - вроде в Дельме, - однако пробыли там всего четыре дня. Профессор Грен вернулся в институт, как ей показалось, расстроенным и подавленным.
- Когда это было?
- Недавно. Неделю назад.
- Любопытно. - Рэст покрутил карандаш. - Значит, в один из четырех дней отпуска с профессором произошло нечто непредвиденное, что явилось причиной его подавленного состояния. Я вас правильно понял, энни Рола?
Рэст задал ей еще несколько вопросов, проводил до двери и пригласил Нолиса, который в тот злополучный час почему-то оказался в лаборатории. Нолис отвечал сентверу уверенно. Он работает в этом же институте в столярном цехе. Энни Рола его невеста. Приходил к ней, чтобы порадовать билетами на премьеру нового фильма. Выстрелов он не слышал, но слышал крик энни Ролы и тотчас поспешил к ней на помощь. Она лежала без движения перед раскрытой дверью в кабинет профессора. Пока Нолис приводил энни в сознание, появились сентверы и задержали его. Встретил ли он перед зданием лаборатории человека в голубом костюме? Да, встретил. Нолису даже показалось, что он вышел прямо из стены здания.
- Ну-ну, не будем фантазировать, - сказал сентвер. - Раньше вы не встречали его?
- Нет.
- Как он выглядел?
- Как выглядел… - Нолис наморщил лоб. - Вроде вот лицо у него странное, как маска. Неживое, в общем.
- Так, так. А куда он пошел?
- Он уехал на "кондоре". Кажется, в сторону Ассона.
- Номер машины не запомнили?
- Не обратил внимания.
Сентвер вышел в коридор вместе с Нолисом. Рола еще не ушла. Капитан спросил у нее, кто в последнее время выписывал серенций. Лаборантка перечислила сотрудников института, бравших серенций для опытов, и неожиданно среди их имен Рэст услышал имя эрси Румы Грен.
2
Допрос эрси Румы Грен мало что дал Рэсту. Эта молодая легкомысленная особа больше кокетничала с сентвером, плела явную чепуху, но не затем, чтобы запутать следствие, - просто ложь и жеманство забавляли ее, она видела, что капитан чувствует себя не слишком уверенно из-за ее неумной болтовни. Энни Ролу она назвала своей соперницей, а себя несчастной женой. Она не представляла, куда ездил муж во время отпуска и в каком настроении вернулся обратно. Она не знала ни друзей, ни товарищей мужа, назвала только профессора Роса и какого-то командира полка, имени которого не помнила. Когда же Рэст спросил, зачем она брала у лаборантки серенций, усмехнувшись, ответила, что у них в доме (простите!) завелись тараканы, а этот яд оказался понадежнее других.
Закончив допрос свидетельницы, Рэст отошел от экрана, занимавшего почти всю стену, и увидел в зеркале свое смущенное покрасневшее лицо.
- Ну, ничего. Ничего, Тум, - сказал он железному помощнику. - До истины мы все равно доберемся. А ее… ее за вызывающее поведение и дачу заведомо ложных показаний придется познакомить со статьями закона! - Капитан прошелся по кабинету. - Итак, кто у нас следующий?
- Свидетель эрт Рос, - отозвался робот, мигнув фиолетовым глазом.
- Да, да. Эрт Рос. - Сентвер еще раз оглядел себя в зеркале, поправил галстук и вернулся к панели связи. Роса дома не было. Автомат сообщил, что он с супругой ушел прогуляться по парку. Капитан долго передвигал секторальную шкалу настройки, прежде чем увидел на одной из дорожек парка пожилую чету Росов.
- Добрый вечер, - вежливо поздоровался он.
- Добрый. - Ученый снял очки и смотрел на возникшее перед ним объемное изображение Рэста исподлобья, сощуренными подслеповатыми глазами. - Э-э-э… вам нужен я или?…
- Вы. Вы, эрт Рос.
- М-да. И что же? Старый Рос понадобился властям. Ну-ну… Я полагаю, нам удобнее будет беседовать наедине, не так ли? - Он погладил руку жены. - Дара, прошу тебя, голубчик, поскучай немного без меня. А я, видишь ли… М-да. Что ж, прошу, эрт полковник… или как вас? Генерал?
Опираясь на полированную трость, он продолжал недовольно ворчать и неторопливо, по-стариковски, приближался к свободной ротонде. Там он уселся на скамью и приготовился к разговору. Рэст тут же настроился на ротонду.
- Так что вы… э-э… хотели? - нелюбезно спросил ученый, барабаня пальцами по набалдашнику трости.
- Мне необходимо поговорить с вами о профессоре Грене.
- Ax, Грен… - Рос опустил голову и медленно положил на скамью свою палку. - Грен… Кто бы мог подумать - ведь только вчера виделись! - Он потерянно пожал плечами. - Вы мне позволите, голубчик, самому рассказать обо всем, что знаю и о чем… э-э… считаю нужным сообщить? А то вопросы, знаете ли…
- Согласен. Только прошу поподробнее.
Ученый с минуту собирался с мыслями, морща высокий лоб, потом начал неторопливо, тихо, глядя в пол и говоря как бы самому себе:
- У меня, знаете ли, создалось впечатление, что все началось с нашего похода: Грен прескверно чувствовал себя, и доктор Арзо попросил меня увести его от повседневных забот и тревог на природу. Больше всего тут, конечно, виновата эрси Рума. Она молода, красива - бесспорно, - но она и своекорыстна, глупа, с дурным характером. Для Грена она была сущим адом: с нею он не знал ни секунды покоя, он был все время взвинчен…
- Итак, вы отправились в путешествие, - напомнил сентвер.