* * *
…С последним всполохом легенды-трансляции о возвращении Тассатио на Алу наступила и самая темная минута праздничной ночи.
Помнящие, менталы - словом, все, кто имел доступ к "тонкому" миру, - оставляли свои телесные оболочки внутри Храма, и "куарт" их переносились в пространство Перекрестка, в это чистилище у корней Мирового Древа. И здесь они узнавали друг друга без искажений, свойственных физической вселенной.
Невероятно изумлен был советник Корэй, увидев издалека своего младшего внука Фирэ среди тех, кто явился приветствовать давно Взошедших соотечественников. Корэй узнал душу мальчика, и тревога пронзила все его существо. Любимый внук являлся "куарт" Коорэ, а тот всегда рождался у одной и той же пары - у Ала и Танрэй, которые притом были и его Учителями. Редкое и нехорошее совпадение: родитель и Учитель в одном лице… Роковое.
Едва вернувшись в физическое тело, старый советник бросился на поиски кулаптра Паскома за разъяснениями.
- Вот вы, кулаптр, говорите, что Коорэ всегда был сыном пары ваших учеников - Ала и Танрэй…
Догнав Паскома и его спутника, дикаря Огангу, с которым сложно было бы затеряться и в более многолюдной толпе, господин Корэй слегка поклонился на ходу.
Кулаптр кивнул в ответ:
- Да. Всегда…
- Но я только что выяснил, что мой младший внук, Фирэ - воплощение "куарт" Коорэ!
- Да, вы не обознались, - печально улыбнулся учитель Ала. - Ваш внук Фирэ - воплощение сына Ала и Танрэй, их тринадцатого ученика…
- Но… как?..
- Хаос и раскол, советник Корэй. Не те "куарт" рождаются не в тех семьях…
Господин Корэй ужаснулся и даже приотстал от спутников:
- Я… не знал, что все настолько удручающе, Паском… - надтреснутым голосом выговорил он, придя в себя. - Что же теперь - когда у ваших учеников появится сын, мой внук должен будет погибнуть для перенесения?
- Оставьте! - досадливо поморщился Паском, вышагивая рядом с мелко семенившим великаном Огангой, который, мало что понимая, предпочитал широко улыбаться окружающим. - Думаете, все так просто? Думаете, Ал - это Ал, а Танрэй - это Танрэй? Фирэ должен был стать сыном Ормоны и Тессетена, но его забросило в вашу семью, а их постигло большое горе, о котором они не забыли по сей день…
Советник Корэй недопонял этой странной оговорки:
- Ормоны и Тессетена? Но почему их, а не…
- Я же говорю: не верьте глазам, не верьте, что нынешний Ал - это истинный Ал. Истинность проверяется аллийским мечом - тот сам выбирает хозяина.
- Вы хотите сказать… - озаренный запоздалой догадкой вымолвил Корэй, - вы хотите сказать, что истинный Ал - это…
Паском лишь дернул подбородком:
- Мы не ведаем заранее всех возможных путей, господин Корэй. Они открываются нам лишь после свершения событий. Я не знаю судьбу вашего младшего внука, но на вашем месте очень заинтересовался бы судьбой старшего. Дрэян тоже их ученик, если вы не знали. В прежние времена его звали Артаарэ. Вот, двое из тринадцати учеников Ала и Танрэй - уже налицо. И Дрэян вызывает у меня отчетливое беспокойство. Не те мысли ухватил и присвоил его разум, советник Корэй. Я сказал бы, что он заразился национализмом габ-шостеров…
- Значит, у Фирэ есть шанс выжить в этом воплощении? - пропустив мимо ушей предупреждение Паскома, задумчиво вымолвил советник. - Поймите, я люблю этого малыша. Стыжусь признаться, но я привязан к нему больше, чем к Дрэяну.
- Сколько ему уже?
- Скоро десять. Он еще мал, но потрясающе…
- Я знаю, Корэй, я знаю. Наблюдаю за учениками моего ученика, а потому и знаю. Ал - последний из моих тринадцати, он не успел тогда Взойти, и моя задача - во что бы то ни стало помочь ему сделать это теперь… Из-за него я и длю это свое воплощение вот уже пять веков, со времен Раскола…
Старый Корэй изумленно покачал головой. Он знал, что Паском живет уже очень долго, но что он задержался в этом мире настолько, даже не подозревал - тем более, годы никак не отражались на лице и теле кулаптра. Недаром говорили, что Паском давно мог бы уйти к Взошедшим, на следующую ступень развития, но живет здесь, задержавшись, по каким-то личным соображениям. Значит, личным соображением кулаптра был его тринадцатый, которого он не мог оставить без помощи, но не имеет и права вмешиваться в его отношения с собственными учениками, пусть даже один из них - родной сын Ала. Это было обременяющее условие "игры": уже однажды, в шаге от Восхождения, Ал не смог отпустить судьбу своего сына, Коорэ. Он погиб сам, из-за него погибли тогда Танрэй, их сын и еще один ученик Ала - созидатель Атембизе, пытавшийся им помочь в тот страшный день. Так и произошел тот роковой раскол.
- И что, есть надежда, что на этот раз Ал исполнит предначертание? - спросил господин Корэй, вытирая пот с висков.
- Пока есть. Но это последнее воплощение, когда она есть. Если не сейчас, то ждать дальше не будет смысла и нужно будет уходить. Слишком много времени займет тогда его обратный Путь… И это еще в лучшем случае. В худшем… В худшем, господин Корэй, мой тринадцатый ученик уже однажды побывал на грани, за которой - небытие, за которой "куарт" прекращает свое существование на всех уровнях мироздания… И велика опасность, что Падший Ал дойдет до этой грани опять…
Они с Огангой направились дальше, а остановившийся Корэй пораженно пробормотал:
- Полудуши, полуумы… - и, ужаснувшись своим мыслям, шепнул: - Полутрупы…
* * *
Небо совсем уже прояснилось, и на горизонте разлила свои румяна теплая летняя заря, предвещая скорый восход солнца.
Однако Фирэ, младший внук господина Корэя, не видел этого: его глаза были закрыты плотной повязкой, а ноги безошибочно переступали по стволу дерева, опрокинувшегося через пропасть. И пусть шарф не давал смотреть глазами - мальчик видел всё внутренним взором. Он видел не только то, что впереди, но и сбоку, и даже позади него. Вот вскочили с мест, заметив его, брат с друзьями, вот замерли в ужасе, не смея отвлечь вскриком.
Фирэ улыбнулся: нет, Дрэяна учить бесполезно: он не только не увидит сам, но и никогда не поверит, что это умеют другие. Брат полагается только на зрение глаз, а они беспомощны в темноте или в дыму - и тогда человек подобен калеке-слепцу.
Фирэ шел неторопливо и уверенно, ствол покачивался под ним, и время от времени мальчику приходилось восстанавливать равновесие, выставляя перед грудью длинный шест.
Дрэян выдохнул только после того, как ступня младшего братишки коснулась противоположного берега.
- Что ты делаешь? - заорал он тогда, швыряясь обломками кварца. - Вот вернешься ты, я проучу тебя, безумный мальчишка!
Фирэ сел и принялся со спокойной деловитостью затачивать конец своего шеста на манер кола. Вдохновленному полетом к Перекрестку после праздника Теснауто, ему захотелось в горы, потянуло в причудливую красоту пещер Самьенских Отрогов. Жаль, Дрэян совсем разучился покидать свое тело, а то он понял бы…
- Зачем ты это сделал? - бушевал брат на противоположном берегу. - Я к тебе обращаюсь!!!
Фирэ повернулся, развел руками и ответил:
- Я проверить хотел…
- Кого проверить? Нас, что ли, проверить? Ну так мы чуть не обгадились из-за этой твоей "проверки"!
- Себя проверить, - мальчик воткнул палку в землю, подтянулся на ней и влез в пещеру.
- Стой! А ну-ка вернись! Вон там нормальный мост - вернись по нему! Фирэ! Вот я доберусь до тебя!
Фирэ помахал ему рукой и скрылся в пещере. Дрэяну не оставалось ничего, кроме как вернуться к расположившимся на поляне дружкам-гвардейцам.
- Да что ты с ним носишься? Он же взрослый парень! - беззаботно бросил Саткрон, наливая приятелю темно-бордового вина из огромной бутыли. - Без тебя разберется, что ему делать.
- Да ему еще десяти нет! - буркнул Дрэян.
- Ну и что? Зато как его нахваливают! Диву дашься, весь из себя!
Саткрон был тем самым шестнадцатилетним юнцом со шныряющими глазами, который прошлой ночью прятался у Дрэяна за спиной во время неприятного разговора с Алом возле дома Тессетена. Ух и пугнул их ори Ал! Все в отряде даже подумали, что дело закончится Поединком, однако приехавший нынче Тессетен хитростью свел их конфликт на нет. "Они перепутали день, я велел им прийти ко мне в ночь Теснауто", - сказал тогда этот безобразный аринорец в присутствии дрэянова деда и Ала прямо в Ведомстве. Выгородил парня и одновременно сделал своим должником: уж очень не хотелось Дрэяну становиться врагом такого уважаемого в Эйсетти человека, как ори Ал.
В отличие от Дрэяна, Саткрон был по-прежнему уверен в собственной правоте, но когда тот сказал, что в ближайшие годы их ждет путешествие на Рэйсатру, протестовать юнец не стал. С одинаковым вожделением шестнадцатилетки он грезил о приключениях, голых девицах, роскошной машине и Оритане без северян. Остальное его пока интересовало постольку поскольку.
- Правду говорят, что твой Фирэ помнит, каким был Оритан до Сдвига полюсов? - спросил развалившийся на траве курсант постарше Саткрона.
- Да, - утираясь рукавом, отозвался Дрэян. - Помнит. Говорит, что люди тогда уважали друг друга, как самих себя, невзирая на цвет волос и оттенок кожи. И не потому что так было предписано этикетом, а именно потому что уважали самих себя…
- Ха! - каркнул Саткрон, опустошая свой стакан. - Это что ж значит - если я не уважаю этих бесцветных выродков человеческого племени, то не уважаю себя?
- Выходит, так, - подтрунивая над ним, согласился Дрэян, заранее зная, как взовьется сейчас этот сопляк.
- А вот я тебе сейчас как смажу по морде, ты!
- Курсант! Ты с кем сейчас разговариваешь?
- Прости, командир. Но ты не прав!
- Задай этот вопрос Фирэ. Но предупреждаю: посмеешь его обидеть - будешь иметь дело со мной.
- Я своих не обижаю. Он же не какой-нибудь поганый аринорец! Да, кстати о поганых аринорцах! Слушай, а что, этот патлатый - он так и сказал, что желал бы нас видеть там в качестве охраны?
- Да. Они строят город в южной части Рэйсатру, недалеко от гор Виэлоро… Относительно недалеко, конечно. Это только на карте они рядом, а так - лететь и лететь. Мне дед рассказал. Там будут нужны военные - следить за порядком, обеспечивать безопасность. Но ты рано радуешься, мы понадобимся там еще нескоро, через несколько лет.
Саткрон прищелкнул языком и мечтательно протянул:
- Эх! А неплохо мы там развернемся!
- Ты доживи еще! - подал голос все тот же лежащий в траве курсант. - С твоим характером оторвут тебе башку в какой-нибудь заварухе и даже имени не спросят.
- Так он и потери не заметит! - вставил кто-то еще, и вся компания за исключением самого Саткрона грохнула раскатистым хохотом, подхваченным эхом гор.
- Он что-то сказал про сиськи? - медленно опуская руку на свои ножны, спросил Саткрон Дрэяна.
- А что, уже растут? - разошелся все тот же курсант и, привстав, сделал вид, что внимательно разглядывает мундир приятеля. - Да вроде пока не видно.
Последовавший за тем хохот наверняка устроил обвал в горах.
- Убью! - взревел Саткрон и, обнажив стилет, рванулся вперед, на обидчика, который тоже вскочил на ноги.
Дрэян успел повалить его на землю, пережать запястье и вышибить оружие из руки.
- Всё! Довольно! Заткнитесь оба!
- Ладно, извини, Сат.
- Не извиню! Поединок!
- Ты молод еще для Поединков! - вставил Дрэян.
- Я гвардеец!
- Ты курсант! И все, остановимся на этом! Прими извинения и заткнись!
С грехом и вином пополам Саткрона удалось усмирить. Дрэян перевел разговор на другую тему, и вскоре все наперебой вспоминали курьезные случаи, случавшиеся с ними на других праздниках.
- Помню, на Восход Саэто я застрял в лифте, - похохатывая, рассказал гвардеец-забияка. - Выпустили к вечеру, замерз как драная кошка на заборе.
- А у меня что-то подобное было на Прощание с Саэто, - вставил Дрэян, чей язык уже изрядно заплетался. - Только машина сломалась, а до города было еще три часа езды… Я вот почему-то больше люблю Прощание, а не Восход. Он затейливее, что ли…
Саткрон тут же воспользовался случаем перевести все в любимое русло:
- А эти белесые выродки на своей Ариноре отказались от Прощания и празднуют только весной - лишь бы не как у людей!
На Ариноре и в самом деле уже лет двести как отказались от осеннего праздника перехода к зиме, будто не желая замечать подступающих холодов и притворяясь, что все прекрасно, как в той шутливой народной песенке.
Так, за пустыми разговорами, гвардейцы набрались и после бессонной ночи заснули там, где кто сидел…
…Дрэян приоткрыл глаз, осознав, что спать ему мешает отчаянное солнце и чьи-то назойливые тычки в бок. Светило жарило из зенита, а над следами ночного пира стоял Фирэ и, насмешливо кривя губы, щекотал своим шестом брата.
- Сгорите, пьяницы! - сказал он. - Ну и что нынче интересного во сне?
- Умник, - подсевшим голосом, садясь, буркнул Дрэян и стал поправлять на себе одежду. Лицо его горело, словно в кожу впилась тысяча тонких иголок. Летнее солнце на Оритане было кусачим.
- Ты как будто физиономией в костре лежал, - потешался братишка.
Тут один из дрэяновых дружков зашевелился, полупроснулся и, подскочив с безумным взором, выкрикнул:
- Что, Тассатио уже высадился на Алу?
- Летит еще. Спи, - посоветовали братья.
Он тут же рухнул обратно в траву.
- Ты зачем через пропасть полез? - вспомнил причину своего плохого настроения Дрэян.
Фирэ присел перед ним на корточки. Он был усталым и чумазым.
- Ты не доверяешь своему сердцу, о чем нам с тобой спорить? Ты все равно не поймешь. Идем домой?
Все тот же гвардеец подпрыгнул снова:
- Что, высадку показывают?
- Ты спи, мы разбудим, когда прилетит, - пообещал Дрэян, и они с Фирэ тихонько убрались с поляны.
* * *
После разговора с Паскомом, уже совсем засветло Сетен отправился домой, гадая, для чего кулаптру понадобился этот высоченный житель Осата. Оганга казался одновременно и дикарем, и мудрецом. Возможно, в своем племени он занимал высокое положение, если уж Паском обратил на него внимание. Они говорили прямо при Оганге - гость с Осата совсем плохо понимал язык ори.
Сильно хотелось спать, усталость, накопившаяся во время долгого перелета, да еще и празднование Теснауто утомили Сетена до изнеможения. Однако при входе в зимний сад он увидел картину, отогнавшую сон бесповоротно.
Возле старого колодца, заглядывая вниз, на карачках стояли новые хозяева дома, их пес и Ормона. Живописности сюжету добавляло то, что их можно было узнать только по местам пониже спины: остальное было погружено в колодец. Над композицией из четырех задов победно реял пушистый волчий хвост. Все были так увлечены созерцанием дна ямы, что возвращения Сетена никто не заметил. Он встал у дерева, к которому крепилась одна сторона гамака, и продолжил наблюдение. Наконец Нат отвлекся и, почуяв друга хозяина, выпрыгнул ему навстречу.
- Вода ушла, - выкарабкиваясь из ямы, вставая и отряхивая руки, сообщил Ал.
- Куда? - Тессетен стоически вытерпел бурное приветствие хорошо выспавшегося волка.
- А кто ее знает! - вставила Ормона. - Колодец пустой!
Последней распрямилась Танрэй с фонариком в зубах. Тессетен не выдержал последнего испытания и фыркнул от приступа хохота. Юная жена Ала приняла его смех на свой счет и, кажется, не только смутилась, но и слегка обиделась. Она вообще очень настороженно отнеслась к гостям. Всё верно - это от разочарования. Она рассчитывала увидеть другого человека на месте приятеля мужа - такого, каким придумала его богатая фантазия трепетной ученицы Новой Волны, под стать красавцу-Алу.
- Позавчера снова было землетрясение, а сегодня я обнаружил, что там сухо. Наверняка это связано.
Танрэй с уважением взглянула на супруга, ничего не понимая в его научных изысканиях, но безоговорочно уверенная в авторитете Ала. Сетен на всякий случай припрятал снова проступившую улыбочку: ему не хотелось смущать эту девочку. И тут она опомнилась, всплеснула руками:
- Завтракать пора, мы все вас ждали! Идемте на ассендо, там всё готово!
Она повернулась идти, но Тессетен ловко поймал ее за рукав:
- Танрэй!
Она опустила ресницы, не в силах выдерживать ироничности его тяжелого взгляда.
- А "вас" - это кого?
Девочка округлила глаза, нерешительно указала пальцем в его сторону, а потом оглянулась за поддержкой к смеющемуся мужу и совсем смутилась, наткнувшись на улыбочку Ормоны.
- "Тебя", - подсказал Сетен. - Хорошо? Договорились?
Танрэй кивнула, вздохнув с облегчением, когда он ее оставил в покое.
По дороге к дому Тессетен мимоходом тоже заглянул в пересохший колодец. Да… Жаль… Родители говорят, что на протяжении многих столетий здесь была самая вкусная и чистая вода в Эйсетти. Всё меняется, всё исчезает - и, вроде, как-то по мелочам, но до того досадно!
Они поднялись на самый верхний этаж дома, где был выход на ассендо - неширокую плоскую площадку, закрепленную на высшей точке сфероида. Когда-то давно они с Ормоной любили здесь болтать, встречая зарю, провожая Саэто или наблюдая ночью за звездами. Тогда Сетен еще не устал убеждать себя, будто счастлив и радуется жизни - и в те минуты всё было так, как ему казалось. Или так, как он хотел чтобы казалось.
Волк пошел с ними и улегся в тенек под круглым столом. Эйсетти был как на ладони, от озера до гор, стеной окруживших часть столицы и по сей день охранявших приполярные зоны от слишком сильных ветров. Только благодаря горам и множеству горячих гейзеров Оритан еще жил, и в положенный срок сюда являлись весна и лето.
- Красиво, - спокойно и серьезно произнесла Ормона, подходя к тонким перильцам по окружности ассендо.
Ее взгляд скользил по белоснежным постройкам города, но сквозила в нем прощальная тоска и затаенная боль скорой ностальгии. На миловидном личике Танрэй отобразилось сочувствие. Нашла кому сочувствовать, юная глупышка, подумал Сетен.
Он отвернулся, сел за стол и принялся заглядывать под крышки, спасавшие еду от птиц и насекомых:
- Так что это у нас - поздний ужин или ранний завтрак?
- Несвоевременный обед, - сказал Ал, деловито беря приборы.
Ормона услышала и рассмеялась не бог весть какой остроте. Но это ведь сказал сам Ал! Сетен снова сдержал ухмылку.
- Ну и как твои аграрные увлечения? Не надоело? - продолжала она, садясь рядом с мужем, в точности напротив Ала.
Тот повертел рукой - мол, так-сяк.
- И что тебя в ботанику понесло… - подивился Тессетен.
- Я же не стал спрашивать, что тебя понесло в экономисты!
- Ну ты сравнил! То ли дело - в наше время безделушки ваять или заниматься тем, что необходимо всем. А чем астрофизика тебе не угодила?