Это были истории призраков и привидений, мстительных и влюбленных, печальных и даже комических. Последняя серия оказалась самой удачной - трагическая судьба молодой актрисы, погибшей во время съемок одного рискованного эпизода. Бедняжка оживала, когда крутили пленку с её участием - так романтично. И вы знаете - это была лучшая роль Дорис Итан, одной из самых очаровательных актрис своего времени. Как порхала она в вихре вальса, молодой человек, как кружилась пышная юбка, и колыхались локоны, как задорно блестели глаза и играли ямочки на щеках. Дамы былых времен канули в лету, их прелесть сохранила лишь непрочная кинопленка. Кстати, Дорис так огорчилась той неудаче, что ушла из кино, роль актрисы оказалась для неё последней. Если вдруг вам когда-нибудь повезет встретиться с ней, молодой человек, непременнейше передайте приветы от старого, да очень-очень старого друга. Я… понимаете, я был неравнодушен к ней, но ни разу не заикнулся о чувствах - работа. А потом было поздно, увы. Да, конечно, у меня сохранились записи, и скопировать их не сложно - только прошу вас, не выкладывайте в Интернет. Надеюсь на вашу честность, мистер! Прощайте.
Всю дорогу до Вакигана детектив Монготройд молчал, прижимая к себе "дипломат" с драгоценной кассетой. Он надеялся - и боялся надеяться на чудеса. Сети шоссе колыхались под тонким днищем быстрого самолета, люди спешили, не успевая задуматься друг о друге, вглядеться в глаза, услышать. Просто остановиться, вникая в бренную прелесть ускользающего момента, шорох дождя по деревянной крыше, лисью возню в кустах, хрустальный голос первого соловья в светлеющих нежных сумерках. Трапперы и ковбои разучились ходить пешком и тормозить на обочине, чтобы полюбоваться, как падает солнце в воды Великого озера, как несутся по прерии тени бизонов и парят в вышине орлы. Есть лишь деньги, кредиты, дорогие дома, персональные адвокаты и заботливые психоаналитики - кто рискнул бы отбросить эти блага за один разговор на колючей лестнице? Кто рискнул бы шагнуть?
When you're strange
Faces come out of the rain
When you're strange
No one remembers your name
When you're strange
When you're strange!!!
…Дом престарелых Лейк-Парк, город Вакиган, штат Иллинойс, погрузился в глубокий сон. Мистер Джереми Монготройд вставил в видеомагнитофон кассету, и осторожно нажал на "пуск". Он не знал - обретение или свобода, жизнь или смерть скручены в коричневый рулон пленки.
Кнопка щелкнула. На экране закружилась, выводя контур названия, рисованная фигуристка. Забренчало веселое фортепьяно. Мисс Дорис Итан девяноста четырех лет от роду улыбнулась сухими губами. Мисс Дорис Итан двадцати пяти лет от роду ослепительно вплыла в кадр: я расскажу вам историю, дамы и господа! Смотрите, смотрите и слушайте, это история о любви…
Выйти из образа
Антон Фарб
К пятому курсу театрального института Катя Мышкина окончательно убедилась в ошибочности своего выбора профессии. Быть актрисой оказалось совсем не увлекательно, ни капельки не гламурно и - самое обидное - финансово не так выгодно, как она думала перед поступлением. Высшим достижением карьеры Кати стала роль Снегурочки на новогоднем утреннике, а кое-какие деньги перепадали с ведения корпоративов и раздачи рекламы у метро. Можно еще, конечно, податься в модели: вертеть задницей на автосалонах и вышагивать по подиуму (внешность у Кати подходящая, стройная фигурка, большущие карие глаза, вьющиеся каштановые волосы, да и рост не подкачал, метр девяносто - если на каблуках), но оттуда, по мнению Кати, рукой было подать до всяческих эскорт-служб и прочих завуалированных видов проституции.
Торговать телом Катя брезговала, отвергая домогательства как старшекурсников, так и старых похотливых козлов-преподов. Поэтому она и прозябала в обшарпанной общаге, с тремя такими же дурами-провинциалками, приехавшими покорять столицу - когда их одногруппница Маргарита Сафьянова, известная на весь институт блядь, снималась в молодежном сериале "Девчонки Космо" и жила с режиссером Михаилом Сторицким, который и пропихнул Сафьянову играть Лауру с самим Глининым в "Петрарке".
Бывшая жена Сторицкого (то ли третья, то ли четвертая по счету) Нелли Васильевна вела в институте сценречь, и к Мышкиной относилась с особой симпатией. Катя одно время даже мечтала, что тетя Нелли, как ее звали студенты, поможет пробиться - ну хоть в массовку, хоть в эпизодик! - к ее оскароносному супругу, но постепенно надежды эти развеялись, будто дым. Ну разве что где-то, глубоко-глубоко, Катя в тайне от самой себя продолжала верить в чудо…
И чудо произошло.
Катя как раз обдумывала будущую карьеру секретарши - английский она знала, оставалось научиться печатать, - когда ей позвонила Нелли Васильевна.
- Катенька, деточка, извини, что так поздно, - томно, растягивая гласные произнесла она. - Ты бы не хотела сняться в эпизоде у Мишеньки? Какой-то детективчик по мотивам Дюрренматта. Там утвердили эту дурочку Сафьянову, а она возьми и откажись. Но ехать надо прямо сейчас. Ну что, дорогая моя?
- Да, конечно, - чуть охрипнув от волнения, выговорила Катя. На часах ее было полвторого ночи.
Спящий город мелькал за окном такси, и Катя, дыша мелко и часто, словно роженица, пыталась вспомнить все, что знала о Сторицком и его творческом методе. В голову лезли только бесконечные "Оскары", "Пальмовые ветви", "Медведи" и "Золотые глобусы", которые Сторицкий наполучал за последние лет шесть - с тех пор, как открыл миру гений Саввы Глинина. Дуэт Сторицкого и Глинина, пели дифирамбы критики, перевернул современное представление о кино. От "Догмы-95" фон Триера - к "свободе от догм" Сторицкого. Глинин - это алмаз, а Сторицкий превращает его в бриллиант совершенной огранки. Союз двух гениев: от эпизодической роли Наполеона в исторической драме "Трафальгар" к блистательному графу Монте-Кристо и невероятному, совершенно безумному Антонию…
На выходе из костюмерной Катю встретил усталый, с красными от недосыпа глазами, помреж. Он всучил ей страничку сценария и пробубнил:
- На площадке через полчаса.
Катя быстро проглядела сценарий. Роль была без слов (ну конечно, а на что ты рассчитывала?) - случайная девушка, которую использует отчаявшийся детектив как приманку для серийного убийцы. Особого мастерства роль не требовала - всего лишь пройтись по тротуару, после чего ее хватал за горло маньяк и утаскивал в подворотню. Само убийство оставалось за кадром.
- Подождите, - позвала Катя помрежа. - А с кем я буду работать? Кто играет маньяка?
Помреж наградил ее взглядом типа "дура, что ли?" и сообщил:
- Глинин, кто ж еще!
- Ох! - У девушки перехватило дыхание. - А я смогу с ним увидеться? Порепетировать?
- Нет, - отрезал помреж. - Только на площадке. Иди готовься.
За полчаса Мышкина обсудила с оператором, с какой скоростью ей идти, чтобы не выпасть из кадра, раз десять прошлась по маршруту, отрабатывая беспечную походку слегка подвыпившей девицы, и спросила у каскадеров - двух могучих качков, одетых почему-то в белые халаты, - не потребуется ли от нее особых навыков, ну, упасть там по-хитрому, или кувыркнуться - каскадеры молча покачали головами, а один из них, тот, что постарше, положил Кате на плечо тяжелую ладонь и сказал: "Не боись, дочка, если что - мы рядом", и в глазах его мелькнуло что-то похожее на жалость, отчего Кате стало не по себе.
На площадку она вышла с колотящимся от испуга сердцем, потными ладошками и слабостью в коленках. "Дублей не будет, - сообщил ей помреж перед самым выходом. - Сторицкий снимает всегда с первого раза. Запорешь съемку - пиздец тебе, будешь в кино разве что уборщицей работать. Поняла?" Катя кивнула, хлопушка клацнула, невидимый за сиянием софитов Сторицкий грозно рявкнул в мегафон: "Мотор!" - и Катя пошла.
Перед глазами все двоилось. В ушах дикарским тамтамом грохотал пульс. Улица покачивалась. Вместо беспечной походки получалось вульгарное вихлянье бедрами. Щеки пылали от стыда. Я все запорола, думала Катя, по-пьяному старательно переставляя ноги. Я всех подвела. Мне пиздец. Ну и ладно. Ну и пусть. Стану секретаршей. Обидно-то как - такой шанс!..
Глинин схватил ее сзади. Сильно, резко, грубо. Мышкина даже вскрикнуть не успела - одной рукой гений зажал ей рот, а другой обхватил за шею и придавил. По-настоящему придавил, совсем не так, как на парах сценического боя. Катя захрипела, задергалась, одна туфелька слетела с ноги и брякнулась на асфальт, а Глинин уже тащил ее в подворотню, смрадно и жарко дыша в ухо. Мамочка, успела подумать Катя, он же сейчас меня убьет! Взаправду, по-настоящему! Он же псих, а не гений!
В глазах у нее потемнело, но тут раздался треск, запахло озоном, и руки Глинина тут же обмякли. Гениальный актер рухнул на землю, увлекая за собой Катю, а над ними нависли два могучих силуэта в белых халатах.
- Как ты, дочка? - спросил каскадер постарше, пряча электрошокер. - Цела?
- Ага, - кивнула Катя и потеряла сознание.
* * *
Через мутный пластик мир казался расплывчатым и туманным. С каждым вдохом голову Кати наполняла приятная легкость и эйфория, как от шампанского с коньяком - коктейль "Северное сияние", его Катя попробовала, когда они праздновали первую сессию, а потом Катя рассталась с невинностью на грязной лестнице общаги (оплывшие ступеньки и занозистые перила) с Гариком с кукольного факультета - его потом отчислили с третьего курса за два коробка анаши…
- Пожалуй, хватит, - сказал доктор и отнял кислородную маску от лица девушки. - Как самочувствие, красавица?
- Хорошо, - одними губами пролепетала Катя.
У доктора были светлые, тщательно прилизанные волосы, высокий лоб, нос с горбинкой и пронзительные, льдистые глаза.
- Меня зовут Виталий Борисович, - представился он. - Фамилия моя Агнер. Я агент и поверенный в делах господина Глинина.
- Агент? - только сейчас Катя обратила внимание, что доктор - который вовсе не доктор - одет не в белый халат, а в очень светлый льняной костюм с дорогущим шелковым галстуком.
- Агент, - кивнул Агнер. - И по неосторожности моего клиента вы здесь и очутились.
Катя посмотрела вокруг. Кровать оказалась больничной койкой с толстыми кожаными ремнями для рук и ног, стены обиты мягкими матами, а рядом с койкой стояли аппарат искусственного дыхания, осциллограф, дефибриллятор, капельница и прочая бутафория из сериала "Доктор Хаус".
- Где - здесь? - спросила Катя.
- Это личный трейлер господина Глинина. Вы на съемочной площадке, - на всякий случай добавил Агнер. - Упали в обморок. Помните?
- Он же меня душил!
- Савва гениальный актер. Иногда он увлекается. Вы ведь тоже актриса, да… Катя? - агент на секунду замялся, вспоминая имя. - Вы должны это понимать. Давайте считать, что это было досадное недоразумение. Несчастный случай. Окей?
- Окей, - кивнула Катя.
- Тогда подпишите вот это, - в руках у Агнера появился листок бумаги. - Отказ от претензий. Вот здесь… и вот здесь. Спасибо!
Агнер убрал расписку в папку и посоветовал:
- Вы тут полежите пока, отдохните. Потом вас отвезут домой. А мне надо побеседовать с Михаилом Филимонычем.
Он вышел, а Катя села. Голова кружилась от кислорода, но не сильнее, чем с легкого перепоя. Ухватившись за штатив капельницы, девушка сползла с койки и доковыляла до окна. Окно почему-то было из толстого армированного стекла и не открывалось.
А за окном сворачивали съемочную площадку. Разбирали декорации, сматывали кабеля, развинчивали рельсы, спускали софиты, паковали все в большие фанерные ящики и грузили в серые фургоны с логотипом киностудии на боку. Среди фургонов почему-то затесалась одна "скорая", возле которой курили каскадеры-санитары в белых халатах.
Это из-за меня, с ужасом подумала Катя. Я сорвала съемку. Все пропало. Самая короткая карьера в кинобизнесе. Надо мной же все смеяться будут. Я же всех подвела. И Нелли Васильевну, и Сторицкого… и Савву Глинина.
Задняя дверца "скорой" открылась, и оттуда вылез маленький, сухопарый старичок с козлиной бородкой - Михаил Филимонович Сторицкий. Великий режиссер был одет в замшевый пиджак с кожаными заплатами на локтях, потертые вельветовые брюки и, в завершение образа богемного деятеля, бархатный берет цвета электрик - словом, выглядел нелепо, аляповато и безвкусно. К Сторицкому тут же подскочил Агнер и начал на него орать.
Орать. На самого Сторицкого. Это уже никак не укладывалось у Кати в голове, и она решительно (головокружение вроде прошло) толкнула дверцу трейлера, выпав из ватной тишины в ревущий хаос съемочной площадки.
По ушам ударил визг болгарок и рев шуруповертов, мат рабочих и усиленные мегафоном вопли помрежа, фырчание фургонов и подвывание сирены "скорой". Сквозь эту какофонию пробивался высокий, на грани фальцета, крик Агнера:
- Я вас предупреждал! Это не может продолжаться вечно! Он уже на пределе! Я увеличил дозировку препарата в четыре раза только за последний месяц! Больше он не выдержит!
- Прекратите истерику, Агнер, - брюзгливо дребезжал в ответ Сторицкий. Будучи ростом по плечу агенту, режиссер умудрялся смотреть на него свысока. - Это же его работа. Это то, что он есть. А ваша задача - вернуть ему трудоспособность. И побыстрее, у меня график съемок горит.
- Это немыслимо! Используйте дублера! Мне нужен месяц, как минимум, и все равно нет гарантии результата!
- Дублера? - ядовито процедил Сторицкий. - В кульминационной сцене? С крупными планами? Дублера?!
Он не хочет сниматься, догадалась Катя. Глинин не хочет сниматься. У него нервный срыв или что-то в этом роде. Из-за меня. С гениями такое бывает.
- Простите, пожалуйста, - встряла девушка в перепалку режиссера и агента, робко пряча руки за спиной. - Это все из-за меня, да? Может быть, я смогу чем-нибудь помочь? Давайте я поговорю с Саввой… - тут она запнулась, потому что отчества Глинина не помнила, и вышло совсем по-дурацки, фамильярно и пошло.
Сторицкий обвел ее оценивающим взглядом из-под кустистых бровей и спросил:
- Ты бумагу подписала?
- Да, конечно.
- Молодец, - режиссер по-птичьи склонил голову к плечу и уточнил: - Какой курс?
- Пятый… Я от Нелли Васильевны. Вместо Сафьяновой.
- Ага. Так-так. Вот что, Виталий Борисович, - сказал Сторицкий мрачно. - Савва мне нужен в рабочем состоянии не позднее понедельника. Три дня вам даю. Делайте, что хотите, но в понедельник мы должны закончить.
Агнер в ответ скорчил гримасу из разряда "да вы с ума сошли!" Посредственно скорчил, наигранно, оценила Катя, на троечку по пантомиме. Глаза у агента были холодные и злые.
- А ты, девонька, - обратился режиссер к Кате, - заслужила пару дней отдыха. Загранпаспорт есть?
- Нет, - пискнула Катя.
- Ерунда, сделаем!
* * *
Таких снов Катя не видела с детства. У нее над кроватью висела картинка - страничка из глянцевого журнала: море, пальмы, песок и белая яхта на горизонте, и каждый раз, засыпая, Катя мечтала перенестись в этот волшебный мир, где всегда тепло и солнечно.
Кажется, получилось. Над бирюзовой гладью моря в лазурно-прозрачном небе плыли легкие, будто нарисованные акварелью перистые облака, а яхт в бухту Ибицы набилось столько, что и не сосчитать - под лесом мачт и шатрами белоснежных парусов обитало племя загорелых миллионеров с длинноногими девицами в бикини, по две штуки на одного миллионера. По набережной проносились дорогущие машины, но сюда, на балкон десятого этажа пятизвездочного отеля долетали лишь крики чаек и музыка с дискотеки напротив.
Сон определенно удался. А самое главное - это был не сон.
- Доброе утро, Катенька! - Сторицкий с самого утра облачился в пурпурный халат, а на шею повязал шелковый платок. Чашечку эспрессо он держал чуточку манерно, отставив мизинец.
А все-таки он голубой, подумала Катя, потягиваясь в шезлонге. И номер себе снял отдельный, хоть и с общим балконом, и одевается как Боря Моисеев, и ведет себя… Интересно, он Сафьянову-то трахнул? Или так, для престижу подобрал? А уж тетю Нелли и нормальный мужик не стал бы. Точно, гей.
- Доброе утро, Михаил Филимонович! - поздоровалась Катя, отставив бокал с дайкири.
- Как вам тут? - хитро прищурился Сторицкий, кивнув на пейзаж Ибицы. - Нравится?
- А то! - выпалила Катя и тут же смутилась. Вышло вульгарно, но Сторицкий только усмехнулся.
- Скажу вам правду, Катюша, что на вашем месте должна была быть другая девушка.
- Сафьянова? - Сегодня язык у Кати определенно опережал мозг.
- А вы откуда ее знаете?
- Мы же однокурсницы… Ну, у Нелли Васильевны, - смутилась Катя.
- Ах да, конечно! Так вот. Марго меня крупно подвела. А я не люблю, когда меня подводят. Очень крепко не люблю.
Сторицкий на мгновение превратился из добренького дедушки в престарелого нациста, всю жизнь скрывавшегося под чужой личиной - у Кати аж мороз по коже пошел.
- А что там Глинин? - она предпочла поменять тему разговора. - Выздоравливает?
- Глинин, - вздернул бородку режиссер, - идет на поправку. Агнер об этом позаботится. Не переживайте.
- А чем он болен? - округлив глаза, сыграла наивную простушку Катя.
Сторицкий присел на соседний шезлонг, закинул ногу за ногу и пригубил кофе.
- Катюша, есть секреты в нашей профессии, которые я могу доверить только очень надежным людям. Тем, кто меня не подведет. Вы ведь меня не подведете, как Марго?
Катя вспомнила облезлое общежитие театрального института - отваливающая штукатурка на стенах, рассохшаяся мебель, загаженные сортиры на этаже, одна душевая на всю общагу (помоешься, а потом иди, голая и мокрая, в одном полотенце, обратно к себе в комнату, сжимая в руке выстиранные прямо под душем лифчик и трусики, и каждый встречный урод норовит если не облапать, так хоть спошлить), три тупые коровы-соседки, дешевый портвейн, дешевые сигареты, дешевые мальчики с сальными волосами и сальными мыслями, репетиции до двенадцати ночи, пьяная вахтерша, бесконечные пересдачи, какие-то халтуры в массовке - а потом посмотрела на горизонт, где море смыкалось с небом, и покачивался белый парус изящной яхты, и выпалила:
- Я никогда вас не подведу, Михаил Филимонович!
- Это очень хорошо! - совершенно по-детски, разве что в ладоши не захлопал, обрадовался Сторицкий. - Это просто замечательно. Тогда подпишите вот здесь. Это соглашение о неразглашении, пустая формальность.
Катя подмахнула протянутую бумажку не глядя. Расписываться уже входило у нее в привычку: сначала Агнер с его отказом от претензий, потом куча анкет и заявлений в паспортном столе, где ей, благодаря связям Сторицкого, за полдня выправили паспорт - новенький, пахнущий типографской краской, с блестящим ламинатом поверх фотографии (вид у Кати получился испуганно-ошарашенный, ну и черт с ним!) пропуск в сказочный мир, ключ от всех дверей - а теперь вот она подписала соглашение о неразглашении, так и до контракта недалеко… Т-с-с, приказала себе девушка, только не сглазь!
- Так вот, Глинин, - режиссер огладил бородку и подкрутил усы. - Савва Глинин. Как там, у критиков? Гений, чей дар объединил в себе пронзительность Смоктуновского, экспрессивность Аль Пачино, искренность Депардье и выразительность Джека Николсона. Мое открытие. Мой прорыв. М-да…
Сторицкий выдержал паузу. Катя терпеливо ждала.