- А после ужина пойдет в магазин за кошачьим туалетом, миской и шампунем от блох, - добавил Эней. - А завтра отнесет эту тварюку к ветеринару на прививку.
- Ну нет, - сказал Игорь. - Я тоже жертва. У меня в плаще 16 штук дырок. Так что придется вам делить обязанности… Если вы не хотите, чтобы я его чему-нибудь научил…
- Ты, котофил! - зарычал Костя. - Ты что, мне угрожать вздумал? Да я сейчас этот кошачий вопрос решу в две минуты. Путем утопления в унитазе.
- Особенно я кошенят люблю топити, - процитировал Эней. - Як приємно. Сидиш собі спокійно на відрі, и палиш люльку… Так хорошо, що пісню заспіваєш… Нєт, всьо-таки природу я люблю…
- Звери, - вздохнул Цумэ, поднимаясь из-за стола. - Садисты. Вы у меня дождетесь. Вы у меня обувь менять будете каждую неделю. А ты пастырь, - послал он парфянскую стрелу из коридора, - ты будешь просыпаться по уши в мышах.
- У нас нет мышей, - сказал Антон.
- ЗАВЕДУ!
- А как ты его научишь, Цумэ? - поинтересовался Эней. - Личным примером?
- Вездессущий Игорь, - хмыкнул Антон.
- Есть вещи, - наставительно прозвучало из коридора, - которым котов и кошек учить не надо…
Может, он добавил бы еще что-то, но тут запиликал Антонов комм.
- Оййй, - сказал Антон, прочитав текстовое сообщение. - Я скот, ребята. Я бегу домой.
- Учеба? - спросил Эней. - Катя?
- И всё-то вы знаете, - проворчал Антон из прихожей. - И везде-то вы побывали… Катя.
- Беги, - кивнул Эней. - Только, Антон…
- Да, - обувшись, Енот закинул куртку за спину и взял рюкзак. - Ровно в полночь карета превратится в тыкву. Я все помню, командор. Не беспокойтесь, я все помню.
"Только бы не ушла!" - молился он, летя вверх через две ступеньки. - "Пожалуйста, только бы не ушла!"
Катя сидела на подоконнике, между третьим и четвертым этажом.
- Уже семь, - спокойно сказала она. Антон остановился пролетом ниже, разлохматил волосы, виновато вздохнул. Они назначали на шесть.
- Привет. Что ж ты сразу не позвонила?
- Проверяла - вспомнишь сам или нет.
Антон залился краской до ушей, поднялся к ней, обнял одной рукой и поцеловал.
- Катя, я так уработался…
- Угу. Сейчас будешь отдыхать, трудоголик. Держи, - в руки ему опустился пакет, точно такой же, какой принес Цумэ.
- О. Вино, - Антон улыбнулся. - Ух ты, и мясо в маринаде по-китайски. Вот спасибо, я так и не поел…
Свободной рукой он вставил ключ-карту в замковый считыватель, приложив большой палец к сенсорной пластинке - вообще-то здесь и двери не все запирали, но помешанный на программировании студент мог себе позволить быть немного параноиком.
Дамы вперед. Его маленькая квартирка, с учетом престижности района, была не такой уж дешевой - но до чего же неудобной для приема гостей! На кухне еле-еле могли развернуться двое, поэтому он сразу усадил Катю за стол и начал хозяйствовать сам.
- А что, твои пинкертоны тебя не кормят?
- Э-э-э… - Антон нашел, что сообщать Кате о прерванном ею ужине будет бестактно. - Я просто был слишком занят. Шардонне "Инкерман", обалдеть. Твой день рождения вроде уже был…
- Трудоголик, - Катя покачала головой. - Ровно год назад мы начали встречаться.
- О, - Антон от смущения прикусил губу. И в самом деле, как он мог забыть. Особенно учитывая сопутствующие обстоятельства - сломанную руку, два ребра, нос и кучу синяков. За Катей настырно ухаживал один… скажем так: гоблин. Первоначально Антон вступился из чисто рыцарских соображений. Потом она ухаживала за ним. В медицинском смысле слова. А потом - он. Уже в смысле "приударил".
Он достал сковородку, включил плиту и начал жарить мясо. "Пинкертоны" были те еще домоводы, но самым примитивным навыкам готовки они его обучили, спасибо. Теперь он знал и умел ровно столько, сколько и положено бывшему домашнему мальчику, отплывшему в самостоятельную жизнь.
Мясо подрумянилось, Катя расставила на столе тарелки.
- Бокалы у тебя есть?
- М-м-м… нет.
- Ладно, - место бокалов заняли две пиалки, из которых Антон обычно пил чай. - Хайям пил из глиняных чаш, в конце концов.
- А потом писал, что эти чаши сделаны из праха мертвых.
- Да, как-то неправильно они там с глиной обращались. А салат есть куда насыпать?
- Да, на третьей полке…
- Ужас какая пыльная. Пропусти, - маленькая угловая мойка и узкая двухконфорочная плита стояли впритирку. Антон и Катя тоже оказались впритирку.
- Рис варить? - спросил он. - Или лапшу?
- Не надо. Обжираться не будем. Сделай маленький огонь и помоги порезать овощи. Тебе - капуста, - она протянула продолговатый кочан "пекинской". Он взял нож, доску - и начал резать. - Мельче, мельче.
- А так что, в рот не пролезет? - удивился он.
- Ты эстетическими соображениями руководствуйся.
- Хватит Японию разводить, - прорычал Антон, подражая Косте.
- А твой Неверов - мужлан, - парировала Катя.
- Мужик, - поправил Антон.
Сколько же это мы оставляем следов… Это называется, прижились.
- Это Ломоносов был мужик - но интеллигент. А Неверов - мужлан.
Антон не стал спорить, просто ссыпал капусту в мокрую салатницу.
- А теперь посоли и подави.
- Кого подавить? Морскую свинку?
- Капусту. Разомни ее. Руками.
- Век живи, век учись, - Антон посолил капусту и помял ее в пальцах. Кукуруза, краб, майонез - салат готов. Отдельной посуды для мяса не нашлось - он вымыл магазинный поддончик и выложил жаркое туда. Потом взял на себя самую мужскую часть работы: открыл бутылку и разлил по пиалам. Катя внесла в картину финальный штрих: зажгла две маленьких гелевых свечи и выключила верхний свет. Сняла очки, аккуратно упаковала в футляр, спрятала в сумочку.
- Ну, - оба подняли пиалы. - За встречу.
Вино было на вкус Антона слишком сухим, но в сочетании со слишком острой свининой пошло замечательно. Оба осушили пиалы, Антон налил еще.
- Музыку сделать? - он кивнул на кухонный терминал.
- Не надо. Целый день в ушах звенит - в столовой, в магазине, в транспорте у кого-то обязательно что-то играет… Давай в тишине посидим.
Антон не мог объяснить ей, что тишина сейчас его тяготит. Заставляет думать, не дает голове отдыхать. Может, вино на пользу пойдет?
- Знаешь, я не жалею ни о чем, - сказал он. - Даже о… сопутствующих обстоятельствах.
- А я жалею о сопутствующих, - пожала плечами Катя. - Слишком много на свете уродов. Лучше знакомиться без мордобоя.
- Да без мордобоя ты на меня даже не посмотрела бы, наверное, - подначил он. - Вокруг тебя такие парни плясали…
- И куда все они делись, когда появился Корзун? - это была фамилия гоблина. - Испарились. Не волнуйся, я к тебе и до того присматривалась.
- Я не замечал.
- А ты и сейчас многого не замечаешь. Весь то в учебе, то в работе.
Антон вздохнул, развел руками.
- Кушать хочется. Таньга зарабатывать надо. А… чего я не замечаю?
- Ну, например, что у меня в чашке пусто.
- Упс… извините, мэм…
Да нет, на самом деле он замечал - и то, как смотрели на него девушки с его потока, и то, как смотрела Катя. Но предпочитал делать вид, что не замечает. Потому что если переступить эту черту, если превратить дружеские отношения в… более глубокие - то нужно выходить на новый уровень искренности. А как, если его жизнь сейчас - сплошная ложь? И даже фамилия, под которой он живет - не его? Хорошо хоть удалось найти "мертвую душу" с подходящим именем - Антон Маковский. И для Игоря отыскался паспорт на имя Георгия Карастоянова. А нынешняя личность Андрея завелась еще с ростбифовских времен.
А теперь все по-новой… И менять придется не только фамилию. Лицо, телосложение, возраст, род занятий - он чувствовал себя льдинкой, которую уронили в суп. Не в горячий, в едва теплый суп. Так, чтобы льдинка понимала, что тает. Даже если вытащить, охладить, потерянного не соберешь…
- Они там на тебе верхом ездят, - продолжала Катя. - Могли бы платить и побольше.
- Я намекну, - улыбнулся Антон.
- Ага. С твоей деликатностью ты из Новицкого ломаного цента не выжмешь.
Ломаного цента… Щелк-щелк… Косте на организацию лагеря понадобятся для начала как минимум сорок тысяч. Экстремальные игрища - недешевое развлечение. Какую же из наших шарашкиных контор задействовать? Наверное, "Нику". Позвонить Дакоте, пусть оформляет как спонсорство и списывает с налогов…
- Ау! - Катя снова щелкнула пальцами.
- Извини. Кстати о центах, хочешь в театр? В Мариинке "Лоэнгрина" дают. В Новой Опере - "Мулен Руж".
- Угу, - согласилась Катя. - А потом тебя опять в последний момент труба позовет. Водопроводная.
- Да ладно, - обиделся Антон. - Мы с тобой раз пять в театр ходили.
- Четыре раза, - сказала Катя. - И одиннадцать раз - в кино. И я не знаю сколько - в "Пицца да Болонья". И один раз - в варьете, на ту польскую певицу.
- Ванда Войтович, - машинально уточнил Антон.
- Угу, Ванда. Которую твои пинкертоны охраняли. А скажи честно: у Новицкого с ней что-то было?
- Да, - немного подумав, признал Антон.
- Ну слава Богу. А то я уже подумала, что он не человек, а памятник самому себе. Статуя Командора. Кстати, девочки с факультета думают, что вы с ним… ну-у-у…
Антон поперхнулся пекинской капустой, запил прямо из горла.
- Мильпардон, - он опять налил Кате и себе. Осталось уже совсем мало. - А почему тогда не с Карастояновым?
- Жорж ваш бабник, это все знают, - отмахнулась Катя.
- Кто это "все"? - округлил глаза Антон.
- Ну, хотя бы все, кто живет в нашем корпусе общаги. Потому что там обитает, например, Элька Баранович, которую Карастоянов как трахнул полтора года назад, так она до сих пор забыть не может. А после Эльки он еще с двумя спал - одна с четвертого курса, вторая аспирантка. Я даже знаю, что он западает на пухленьких блондиночек, и никогда с одной не спит дважды.
Новое дело, подумал Антон. Как же это у Игоря так лихо получилось три раза в одну воронку попасть? А впрочем, учитывая, какое количество стипендиаток зарабатывает себе на шмотки помоднее и отдельную комнату "эскортом"… Но это беда. Это, товарищи, беда, потому что то, что знает все общежитие, непременно узнают и те, с обратной стороны. Если уже не узнали… Игорю придется - а как его с этого снимешь? Энею нужно доложить обязательно. Утром. Первым же делом.
- Так что мне сказать девочкам с факультета? - промурлыкала Катя.
- Что они дуры, - искренне сказал Антон. - Мы же с тобой встречаемся. Это же все знают.
- Все знают, что встречаемся. И только.
Антон бесшумно выдохнул. Ну, что теперь? Он ведь заметил - и свечи эти, и духи, и то, что Катя накрасилась - хотя обычно косметикой пренебрегала, "жаль время терять". И по сугубому мнению, Антона, совсем в ней не нуждалась. И что блузка с низким вырезом, а под ней нет лифчика - тоже заметил…
- Мне, в общем, наплевать, что думают факультетские дуры, - во рту пересохло.
- А что думаю я?
- Что думаешь ты - нет. Но ты же… не веришь всяким глупостям?
- Про меня, между прочим, тоже болтают… что мы с тобой - антисеки, и встречаемся только для виду.
- Да не пошли бы они, - пожал плечами Антон. Куда - не сказал: Катя не выносила матерщины. Совершенно искренне, без всякого ханжества.
- Ну не люблю я лизаться на людях, - он разлил по пиалам последнее вино.
Что-то быстро они прикончили бутылку. Катя слегка раскраснелась.
- Я знаю, что не любишь. Но теперь-то мы одни.
Антон встал, перегнулся через стол и поцеловал ее. Далеко не в первый раз - но сейчас этот поцелуй значил нечто большее.
- Катя, - сказал он севшим голосом, когда их губы расстались. - Я должен буду уехать после этого семестра, наверное.
- Куда? - удивилась она.
- Не знаю пока. Разослал свои резюме по разным местам - где дадут стипендию, туда и поеду.
- Тебе и здесь дадут, - губы Кати дрогнули. - А жить можно и не в таком шикарном районе.
- Не в этом дело, - Антон вздохнул. - Не в деньгах.
Врать было тошно. Он взял Катину ладонь и легонько сжал, безотчетно лаская.
- Помнишь, ты говорила, что когда-нибудь мы с пинкертонами допрыгаемся? Ну вот… мы допрыгались. Варьете, куда мы ходили на концерт Войтович… им владеет один… высокий господин (слова "варк" Катя тоже не любила). А я там зарисовался однажды… неосторожно… дурак такой… И этот высокий господин на меня запал.
- Тогда тебе нужно бежать сейчас. Не ждать конца семестра, - рассудила Катя.
- Нет. Это он хочет, чтобы я добровольно… - трудности с речью возникали сами собой, даже актерствовать не приходилось. - На поиск ключей у него уйдет время, а там - меня уже не будет… Поэтому… я и держал тебя в стороне.
- А кто-нибудь может тебя заменить? - быстро и по-деловому спросила она.
- Нет. Только я. И то хорошо.
- Тогда может - уедем вместе?
- Я пока не думал об этом…
"Ровно в полночь карета станет тыквой…"
Он посмотрел в окно.
- Ты, наверное, уезжай, пока светло. Я тебя провожу.
- Какой смысл? Когда им надо, они входят прямо в общежитие…
- И все-таки.
- Да, я сейчас, - она поднялась, направилась в ванную. Антон остался сидеть, свесив голову и уронив руки. Ну, вот и всё… вот и всё… это нужно было сказать, раньше или позже, и хотя он набрался духу слишком поздно - все-таки набрался…
И вот сейчас она приведет себя в порядок - и уйдет. И это правильно. Антон осушил свою пиалу одним глотком. Потом - Катину. Мало вина, подумал он. Буду возвращаться - куплю еще. Или нет, не надо. Честертон прав: пить стоит только на радостях. Боль ведь не уйдет завтра - а бутылка останется. А ему нужно думать. За себя - и по работе… Ему еще повезло - все живы.
- Антон! - голос Кати был каким-то странным, вроде бы испуганным. Он поднял голову - и дух перехватило: Катя стояла у двери в ванную совершенно нагая.
Растеряв все слова, он подошел и отяжелевшей рукой провел по Катиным волосам, ниспадающим на спину, потом по самой спине, по правильной округлой ягодице…
Потом прижал Катю к себе и поцеловал в губы.
Теперь уже не было никакой возможности хоть что-то отыграть назад, одеть её и проводить до общежития. Сломать себя, оскорбить ее - да провались оно все… к батьке Махно! Может быть, трезвый Антон и нашел выход из положения - но хмельному Антону и не хотелось из него выходить. Всё это должно было разрешиться, так или иначе. Она выбрала так - и кто он такой, чтобы выбирать за нее?
Он на руках отнес ее в гостиную, она же спальня, библиотека и кабинет. Усадил в кресло, выдвинул из стенного шкафа раскладную кровать, быстро расстелил простыню.
- Антон, - тихо сказала Катя. - Постели еще что-нибудь. Кровь же.
Антон огляделся и схватил первое попавшееся полотенце. Потом уложил на него Катю. Она легла набок, подперев рукой щеку и прищурившись. Антон сбросил футболку и замялся.
- Ну? - Катя робко улыбнулась. - Ты чего так смотришь?
- Любуюсь, - честно сказал он.
Их поцелуи и ласки не были братско-сестринскими, но до сих пор они еще не переходили к тем, какие возможны только между любовниками: Антон жил в преддверии неизбежного расставания, а Катя не могла понять, что его сдерживает - и не форсировала сближение. Они видели друг друга относительно раздетыми - на занятиях в бассейне. Он знал, что под первым майским солнцем вся она покрывается веснушками - и что это нисколько её не портит. Она знала, что он медленно и плохо загорает, и что у него на груди волосы почти не растут - только два венчика вокруг сосков. Но то, что он видел сейчас, было и похоже - и не похоже на то, что он угадывал под эластиком спортивного купальника. Её красота была той, что расцветает после беременности и родов - раздавшиеся бедра и пополневшая грудь подчеркивают талию, в движениях появляется плавная уверенность, осанка выдает сильный и страстный характер…
Но сейчас, лежа на его постели, эта сильная и уверенная девушка казалась… почти ребенком. Малейшим неосторожным движением можно было смять этот бутон - да так, что он никогда не раскроется в цветок и не даст завязи; и Антон впервые почувствовал, как много в нем разрушительной силы. До этого ему не с чем было сравнить - самый слабый в команде, даже сейчас, в восемнадцать лет, он считал, что трое сильных мужчин сделали ему честь, приняв за своего. И даже после того как он один надавал Корзуну, он не отдавал себе отчета в том, что три последних года сделали из субтильного подростка довольно крепкого юношу. Лишь теперь, рядом с Катей, он почувствовал себя полноправным представителем сильного пола. С этой лесной мавкой нельзя было позволить себе никакой грубости, даже нечаянной.
"Еще немного - и она примет за грубость твой столбняк, дубина", - сказал внутренний голос. Антон взялся за пуговицу джинсов, но тот же внутренний голос гаркнул: "Куда?! Сначала носки. Хорош ты будешь голый и в носках!"
Антон сел на кровать, содрал с себя носки и все остальное, лег рядом с Катей и начал целовать лицо, шею, грудь…
- Катя… Катюшка… как же я тебя люблю…
- С ума сойти, - засмеялась она, посмотрев вниз. - И как ты целый год таким ледником продержался.
- Сам удивляюсь, - искренне ответил он.
…А крови было совсем немного, и все прошло так хорошо, что Катя даже не вздрогнула. Антон сам от себя такого не ожидал. Потом они пошли в ванную, и мытье перешло во второй тур, после которого пришлось менять мокрую простыню - ванная оказалась слишком тесной, чтобы закончить дело там. Потом они честно попытались уснуть, но когда легли рядом, укрылись одеялом и выключили свет, оказалось, что они недостаточно устали. Наконец, вопреки стереотипу, первой уснула Катя. Антон же окончательно протрезвел и, хотя тело было выжато до шкурки, разум заработал почти с пугающей четкостью и скоростью.
Теперь, подумал он, понятно, почему Цумэ предпочитает именно этот способ бегства от своих проблем. Oh, yes, так можно убежать очень далеко. Но мы убегать не будем, потому что главная наша проблема в том и заключается, что от проблем нам убегать нельзя. Мндэ, загнул - не разогнешь.
Габриэлян… Он что-то не сказал Энею о Габриэляне. Вспомнил - и тут же забыл…
Нет-нет, он сказал. Это было в биографической справке, которую Эней прочел на его глазах, но Эней не придал этому значения, потому что Эней из другой социальной среды, а сам Антон на этом ударения не сделал, потому что Кессель его на тот момент интересовал гораздо сильнее…
Но Эней обратил внимание на вторую существенную деталь: в данных родителей Габриэляна, которые Антон взял из совершенно открытого гражданского реестра, значилась одна и та же дата смерти у обоих: Ары Сергеевича, Габриэляна, 34 лет и Марии Яковлевны Габриэлян (Савишниковой), 29 лет. "Они жили долго и счастливо" - это сказка-ложь, а вот умерли в один день, это правда. От чего именно? - поинтересовался Эней. И посмотри календарь, Тоха - не совпадает ли дата с полнолунием.
Он смотрел календарь - и как в воду глядел командир: совпало. Но само по себе совпадение ничего не значило. В полнолуния, между прочим, отчего-то увеличивается и процент обычных несчастных случаев. Нужно было знать наверняка - и Антон вновь запустил частый бредень по московским сплетникам…