Тут Корбут решил, что через телохранителя-человека он легко пройдет силой. Зря он так решил. Эней спокойно позволил ему взять себя за грудки, после чего защелкнул на нем наручник. Второй был уже на запястье Энея, так что когда Корбут отшвырнул настырного телохранителя от двери, все вышло не так эффектно, как он ожидал. Вампирский молодняк плохо умеет распоряжаться своей силой и массой, особенно, если не учится: Корбута повело за Энеем, развернуло на скользком полу, Эней подхватил движение и бросил высокого господина через плечо. Корзинка, которую Корбут так и не выпустил, описала полукруг и врезалась в стену, шампанское брызнуло во все стороны, цветы разлетелись.
Буку не обязательно расстреливать. Можно, как у классика, отделать кочергой на глазах ребенка. А можно и без кочерги.
- Что тут… - ахнула буфетчица. Ванда застыла у выхода из ложи. Юлиуш - за ее спиной. Прав был Эйдельман, не телохранитель, а горе.
- Ну?! - гаркнул Эней. - Уводите ее!
Корбут с заломленными руками не мог найти точку опоры, но сейчас первое ошеломление пройдет и он встанет…
Юлиуш потащил Ванду к лестнице - потом развернулся и повлек в гардероб. Эней застонал: мысленно - от такой бестолковости, и вслух - от того, что наручник под напором вампирской силушки резал ему запястье.
- Спокойно, - к ним одновременно подбежали обалдевший охранник и Цумэ. Охранник, пожилой и полный дядька, не решался вмешиваться в драку старшего и человека, способного старшего заломать. Но когда Эней с Цумэ вдвоем подняли Корбута с пола, он решил, что настал его момент:
- Вы что делаете?! Вы с ума сошли?
- Помогаем господину Корбуту войти в образ, - как ни в чем не бывало, сказал Цумэ. Действительно, они почти повторяли мизансцену "палачи втаскивают Каварадосси в кабинет Скарпиа".
Зрители из лож и с верхних ярусов заполняли проходы. Нужно было увести Корбута, пока лестницы не забила толпа.
- Так это ты, - громко сказал Корбут, повернувшись к Энею, - вчера хотел ее так, что у половины зала в штанах зудело?
- Обсудим это частным порядком, - Цумэ повлек Корбута вниз по лестнице. - В конце концов, у вас работа. Полторы тысячи человек с нетерпением ждут вашего расстрела.
Корбут осознал наконец, что теряет лицо быстрей, чем вынырнувший из-за угла комбайн собирает с пола останки его букета и шампанского. Он перестал вырываться и пошел сам. Эней ослабил захват и позволил певцу выпрямиться. Втроем они проследовали к служебному входу, сопровождаемые изумленными взглядами и шепотками.
За кулисами Эней отстегнул наручник. Потер ссадину на запястье. На них опять таращились - статисты в мундирах и треуголках, рабочие сцены, еще какой-то народ… Седой носатый дядька в свитере и почему-то в ботфортах - Эней вдруг узнал в нем графа Скарпиа - расхохотался:
- Дима, что случилось? Тебя не просто послали - а с милицией?
Корбут плеснул вокруг раскаленной ненавистью.
- Извините за этот… безобразный инцидент, - Цумэ галантно поклонился.
- В чем дело?! - к ним протолкалась пожилая встрепанная дама. - Дмитрий, что за танцы с саблями опять?! Звонок уже был, ваше место там! Молодые люди, кто вы и какого хрена вам здесь надо?
- Мы - телохранители госпожи Войтович, которой господин Корбут пытался навязать свое общество, - сказал Эней. - Я хочу, чтобы господин Корбут знал: если он еще раз попытается это сделать - я ему что-нибудь сломаю.
- А сломайте, - громко сказала кучевая и перистая дама - видимо, режиссер. - Сломайте, сломайте. Будет знать, как выпендриваться. Как эманировать на партнеров и мешать им. Так, все по местам! Дмитрий, вы поняли, что я сказала? Прикрутите фонтан! Розовым будете на поклонниц дышать в свободное время. Солдаты, на сцену, вашу мать! Господа телохранители, вы еще здесь?
Господа телохранители поспешили откланяться и отправились в гостиницу - Ванде предстоял еще вечер в "Кубе".
- Поменяемся, - сказал Эней. - Ты поедешь с ней, я буду ночью охранять номер.
- Хорошо, - кивнул Цумэ. Прелесть работы с ним состояла в том, что можно было не объяснять. Он и сам все прекрасно понимал.
Машина их, конечно, ждать не стала - да она и была нужна только вечернему платью и туфлям Ванды. От Мариинки до гостиницы - площадь пересечь.
- Ты, главное, себя не изводи, - сказал Цумэ. - Это она тебя… индуцировала.
- Что? - опешил Эней. Игорь вздохнул.
- Ваши… э-э-э, стремления - они вполне взаимны. И первой начала она.
- Спасибо, что сказал. Но это уже не имеет значения, - Эней остановился, увидев, как в номере Ванды зажегся свет. Когда ее не было рядом, он чувствовал то же самое. Он умел сбрасывать эмоции - но в этом состоянии нельзя находиться часами. Во время вчерашнего концерта он снимал слой за слоем постоянно - как на плотине в паводок сбрасывают уровень воды. Бесполезно - пропускная способность плотины ограничена, а песни льются в подставленное сердце - одна за другой… Возможно, она его и в самом деле индуцировала - но сейчас этот генератор работает сам.
Наверное, нужно было защищаться, как от Волны. Но мысль защищаться от чего-то хорошего не пришла в голову раньше - а сейчас было уже поздно.
Ничего. Осталось меньше трех суток. Завтра - концерт в Мариинке, послезавтра - запись новогоднего выступления на Ленфильме, на третий день - отлет в Варшаву. И все.
В фойе отеля их встретил Юлиуш.
- Пан Новицкий, можно вас на два слова?
Эней отошел с ним к садику бонсаев.
- Что сказал Корбут?
- Гадость. И полную бздуру. Не беспокойтесь.
- Я беспокоюсь, - голос парня чуть дрогнул. - И если вы сделаете что-то Ванде… Я видел, что вы можете. Высоким господам руки крутить. Но я придумаю что-нибудь, потому что Ванда… вы ее обидите, а ее нельзя обижать. Не подходите к ней.
Беда, подумал Эней. Горе. Парень то ли не очень умен, то ли слегка поплыл от любви, а может - и то, и другое. Причем раньше, чем сюда приехал. Здравый человек знал бы, что не годится в телохранители. Дважды.
Это значит, я ничего ему не могу сказать так, чтобы он услышал и понял.
Если я скажу ему "я не обижу ее" - он услышит "но все равно возьму".
Если я скажу ему "я просто должен делать свою работу" - он услышит "я круче, мне на тебя вообще плевать, я сделаю, что хочу".
Если я скажу "я не хочу отбирать у тебя твою любовь" - он услышит "я круче, мне не в позор соврать малышу в утешение".
Если я просто промолчу - он услышит "я настолько круче, что мне и разговаривать с тобой незачем".
Если я дам ему по башке, чего делать все-таки нельзя - он услышит все это сразу и еще добавит сверху…
- Юлек, - окликнул, проходя мимо, гитарист и аранжировщик Шон Филак. - У нас осталось полчаса, чтобы переодеться. А пану Новицкому нужно еще взять смокинг в конторе.
- Спасибо, но сегодня в "Куб" едет пан Карастоянов, - сказал Эней.
- Ванда просила, чтоб поехали вы.
Ничего хуже он просто не мог сказать. Эней потер лицо. Как я раньше-то эти проблемы решал? И ведь решал, не замечая даже…
- Пан Гонзатко, - сказал он тихо, - "Куб" кишмя кишит высокими господами. И то, что вам сердечная боль - им цирк с конями. Подумайте об этом.
И пошел к лифту.
Охранять гостиничный номер - вчера это казалось привычной данью даже не паранойе, а инструкции: лучше потратить втрое больше времени и усилий и сделать все по правилам, чем ломать руки потом. Но сейчас Эней посмотрел на это дело несколько иначе. Корбут дальше, чем на полшага вперед, ничего не планирует, но подлости и злости ему хватает. И если гениальная мысль застигнуть Ванду врасплох в ее апартаментах стрельнет ему в голову внезапно - зазор между ней и дальнейшими действиями будет очень маленьким…
Через четыре часа Ванда вернулась - с Цумэ, с Филаком и без Юлека.
- Спокойной ночи, пан Новицкий, - сказала она, проходя мимо. Палантин в ее руке волочился по полу, она этого не замечала. С ней было очень нехорошо, а когда с передающим эмпатом нехорошо настолько, что он уже не может собой управлять - то всем в округе тоже несладко.
- Мальчик устроил ей сцену ревности, - тихо пояснил Цумэ, когда за ней хлопнула входная дверь. - Она его выгнала прямо из машины.
Эней длинно выдохнул.
- Если хочешь, я тебя подменю и здесь, - предложил Цумэ. Эней посмотрел на часы - без пяти три. Ванда сейчас ляжет спать, она же не железная. Встанет, как и вчера, за полдень. Кен заступит, как и было условлено, в шесть. Соответственно, с Вандой Энею этой ночью больше не встречаться.
- Я не устал.
Юлиуш появился примерно через полчаса. Пьяный вдребезги, еще чуть-чуть - и преодолевал бы коридор ползком. Эней вскинулся было предложить ему помощь - но решил, что этим окончательно раздавит остатки гордости, и не встал с дивана. Юлиуш долго не попадал ключом-картой в прорезь замка, наконец, одолел хитрую электронику и ввалился в открывшуюся дверь. Она закрылась сама собой. Ключ-карта осталась в прорези. Пусть будет, решил Эней.
Еще примерно через двадцать минут одетая в пижаму пани Войтович покинула номер, прошла к двери Юлиуша и заглянула туда. Потом повернулась к Энею и села в кресло напротив.
- Вы жестоко с ним поступили, - сказал Эней.
- Ему не стоило со мной так говорить, - Ванда качнула тяжелым узлом влажных волос.
- Вы еще раньше поступили с ним жестоко, - возразил Эней.
- Я была неправа. Я надеялась, что он попробует и поймет, что это глупость, то и другое. А уж вместе…
- Граф Скарпиа путал работу и личное - и как он кончил?
Ванда улыбнулась. Оценила шутку. Двадцать секунд - полет нормальный, но что будет, если она сейчас не пойдет спать?
- Лучше бы вы сразу все ему сказали, - а то у нас тут чудом только не образовался классический оперный сюжет. И обязаны мы этим чудом тому, что Корбут - дурак еще хуже оперного Скарпиа, и бил он прямо по Ванде, вместо того, чтобы давить на нее через ее свиту. Пани Войтович, впрочем, сама уже все поняла.
- Анджей, вам говорили когда-нибудь вот так, глядя в глаза, что с вами не хотят быть вместе, что все прошло, а на самом деле ничего и не было? - ее губы дрогнули.
- Бог миловал, - сказал Эней. И, сам не зная, почему, добавил: - Моя жена просто умерла.
- Ох, - Ванда отвела глаза. - Извините. Вы так молоды, мне и в голову не…
- Нет, ничего. К этому привыкаешь… как и ко всему, наверное.
- Не будет бестактным, если я спрошу, как это вышло?
- Несчастный случай. У нас была яхта… Начинался шторм. Связь потеряли. Она оступилась, упала… перелом основания черепа, ребро в легком… Мы сделали, что могли, но она умерла раньше, чем мы добрались до берега.
Гордым викингам было невместно врать, но жизнь заставляла - и тогда они придумали "исландскую правдивость". Ни слова прямой лжи, только умолчание. Ведь гибель Мэй - действительно случайность. Несчастная. И шторм тоже был на самом деле. Зачем уточнять, что Мэй не оступилась на скользкой палубе, что ее ударило взрывом о каменный мол? И уж совсем излишне поминать некоего Билла, начальника боевой секции Объединеннго Антивампирского Фронта, который добавил к перелому две пули в грудь…
- В каком-то смысле, - добавил он, - мне было легче, чем вам…
Он всего сутки метался между отчаянием и надеждой. Потом все стало… понятно раз и навсегда. Они не делили имущества, о них не писали в светской хронике - разве что в криминальной… Господь протянул руку - и взял жену у террориста и убийцы Андрея Витра, Энея. Они, правда, крепко срослись с женой-то, пришлось приложить усилие…
Эней не держал на Бога зла. В конце концов, дорога, на которую они с Мэй ступили по своей воле, обычно заканчивалась либо так, в бою, либо - в подвале какой-нибудь Цитадели. Любой из боевиков предпочел бы первый вариант.
- Я не думаю, что вам было легче, - сказала Ванда. - Спасибо за попытку меня утешить, но я такое утешение от вас принять не могу.
- Можете, - уверенно сказал Эней. - Мне доводилось пережить и предательство, я могу сравнивать.
В его мире предательством назывались несколько иные вещи, чем в мире Ванды, но Эней сделал поправку на ветер.
- Манипуляция - не выход, - завершил он.
- А что - выход?
- Не знаю. Наверное, все-таки честность.
"И кто это говорит, а?"
- Вы сказали, вы должны знать, как это: ходить по комнатам и говорить себе "Я проживу еще пять минут… А теперь еще десять…" Обрекать на это другого?
- Вы все равно его обрекли, - Эней постарался не выплеснуть раздражения. - Пани Войтович, не мое это дело, но иногда приходится отказываться от… привилегии быть хорошим.
- Вы правы. Не ваше это дело.
Эней думал - она уйдет сейчас, но она осталась. Смотрела на него и молчала.
- Кой черт вас угораздил связаться с Корбутом! - вырвалось у Энея.
- Я была молода, - Ванда улыбнулась. - В молодости хочется верить в лучшее. Хочется думать, что гадости и глупости любимого человека - следствие молодости и неразумия. А потом происходит что-то… и ты понимаешь, что это не щенячья глупость, а подлость как жизненная позиция.
- Инициация?
- Нет. Если бы он просто принял… я бы решила, что он не выдержал, испугался. Когда на тебя обращает внимание гауляйтер…
…Энею и это было знакомо…
- …Трудно обидеть его отказом. Я ведь гражданка Польши. Мне было легче. За меня вступились бы из принципа. Но Дмитрий, он не испугался, он обрадовался. Перспективе из ядомых перейти в ядущие. Ну а потом… Сначала говорил, что любит меня и не хочет терять. Умолял пойти на инициацию ради него. Быть с ним. Потом начал издеваться и грозить. Говорил, что я постарею, стану морщинистой бабкой с задубевшими связками - вот тогда-то, глядя на него, все и пойму. Я рассмеялась ему в лицо. И тогда он сказал, что однажды потребит меня, если я не приму хотя бы пайцзу. И я поняла, что мой возлюбленный - не просто слабый молодой человек. Что он обыкновенная мразь.
- И вы не принимаете пайцзу, - кивнул Эней. - Потому что это значило бы, что вы испугались. Пани Войтович, нельзя же так. Какой-то мелкий мерзавец вас контролирует уже тринадцать лет…
- Мерзавцев много. Я не хочу становиться частью системы.
- Вы в любом случае часть системы. Вы не поверите, но даже террористы вроде "Шэмрока" - он нарочно назвал самую одиозную группировку, - ее часть.
- А у вас есть пайцза?
- Нет. - Эней усмехнулся, - Это была бы плохая реклама охранному агентству.
Ванда закинула ногу за ногу и покачивала тапком, глядя куда-то в сторону.
- Поздно уже, - осторожно сказал Эней.
- Да, я сейчас пойду. Можно еще бестактный вопрос?
- Про это? - Эней провел пальцем по лицу.
- Да. Сначала показалось, что вы просто очень сдержанный человек. Но сегодня…
Эней потер заклеенное пластырем запястье. Да. Придется становиться настоящим индейцем и учиться терпеть боль, совсем не меняясь в лице.
- Старая травма, - ответил он опять в духе исландской правдивости. - Получил по голове. Лицо отчасти парализовано.
- И вы не лечились?
- Лечить - долго, муторно и дорого. Вы же знаете. А это не болит. И в покер играть удобно.
Она вдохнула, выдохнула…
- Последний вопрос на сегодня. Дмитрий сказал правду?
Решилась наконец-то.
- Нет. Я умею сбрасывать эмоции и никогда бы не позволил себе ловить ворон на работе. Особенно в присутствии такого количества высоких господ.
- Но вы покраснели, когда он это сказал.
- Это было сказано для вас и для Юлиуша. Он ударил и попал. Я разозлился как черт.
- "Не от страха, но от лютой ненависти", - Ванда фыркнула, они засмеялись оба. Потом она сказала: - А сейчас вы от чего покраснели?
Без макияжа ее лицо казалось полупрозрачным. Очень нежным. Дотронешься пальцем - и будет синяк. Бровей и ресниц почти не видно, такие они светлые. Глаза - зеленые, с карими точками. Корбут - осел. Променять такую женщину на какое-то вшивое бессмертие?
Эней не стал отвечать.
- Значит, вы умеете сбрасывать эмоции, - Ванда поднялась. - И не смешиваете работу и личное. Я могу сделать вывод, что личное у вас есть? И вам было что сбрасывать?
Попался. Идиот. Как кур во щи.
- Я связан контрактом, пани Войтович.
- Контракт действителен до двадцать шестого. А потом?
Суп с котом. С куром.
- Я говорю не о том контракте, который подписал с господином Эйдельманом.
- Вы не женаты.
- У нас нет будущего.
- Его нет ни у кого, - Ванда пожала плечами и взялась за ручку двери. - Но у всех есть настоящее. По большому счету, только оно и есть…
Дверь закрылась, Эней остался со своим настоящим наедине.
На завтра у него было запланировано будущее. И в этом будущем он собирался так накрутить хвост господину Корбуту, чтобы господин Корбут на эти два дня и думать про Ванду Войтович забыл, а думал бы только - как уесть господина Новицкого.
И будущее показало, что придумал он хорошо.
- I can shoot a partridge
With a single cartridge.
- I can get a sparrow
With a bow and arrow.
- I can live on bread and cheese.
- And only on that?
- Yes.
- So can a rat!
Не исчерпывалась диета господина Корбута хлебом и сыром. К сожалению. Лучше бы он и в самом деле родился крысой - точно был бы сейчас существом поприличнее.
После стрельбы в Корбута Энею почему-то снилось, что его закатали в ковер и били ногами. Разбудил его комм. Эней увидел, что это Эйдельман и решил ответить с терминала.
- Господин Новицкий, - сказал импресарио, символически прикоснувшись двумя пальцами к отсутствующей шляпе. Он звонил из машины. - С глубоким прискорбием вынужден вам сообщить, что контракт с вами расторгнут. Не с агентством "Лунный свет", а персонально с вами. Конечно, я выплачу положенную компенсацию…
Эней слегка опешил. Если бы дело было в Корбуте - Эйдельман бы не предлагал, а требовал компенсацию сам.
- Что случилось? - спросил он.
- Насколько я понимаю, вы были ранены при исполнении обязанностей. Пани Войтович решила, что вы нуждаетесь в отдыхе, и…
- Нет-нет, она ошиблась. Я не ранен, я вообще не пострадал и…
- Ошиблась она или нет, желание исполнителя для меня почти закон. Если не является глупой или опасной прихотью, конечно, а я нахожу желание госпожи Войтович вполне разумным. Особенно теперь. Вы себя в зеркале видели?
Эней провел рукой по подбородку.
- Ну, я еще не брился…
- Вы бледны как опарыш. Что вы попали под Волну и нуждаетесь в отдыхе - видно невооруженным человечьим глазом. Да, кстати - господин Корбут отказался от претензий, расследование закрыто.
- Разве он уже встал?
- Ради такого случая - подняли ненадолго.
Эней усмехнулся. Он знал, как себя чувствует не в урочный час поднятый вампир. Только очень старый и хорошо себя контролирующий варк не подпишет в этом мутном состоянии все, что угодно, лишь бы его оставили в покое до выздоровления.
- И еще одно. Пани Войтович не настаивает на том, чтобы вы пришли - но очень была бы рада видеть вас на концерте. Как гостя. Я внес вас в списки, так что… подумайте.
- Спасибо, - кажется, этого Эйдельман не услышал, потому что отключился первым.