На заводе
Прямо с технического совещания у наркома Груздев проехал к себе на завод. Вопрос о постройке машины "Урожай" был окончательно утвержден. Большую модель нужно было начинать постройкой немедленно и именно на этом заводе. На совещании по этому поводу было сейчас высказано несколько решающих соображений.
Груздев попрощался с радостным Бутягиным. Тот торжествующе пожал руку своему соратнику:
- Наша взяла! Завтра увидимся.
Груздев хотел было ехать домой, отдохнуть после волнений, сопряженных с подготовкой к совещанию, но в кабине авто передумал. На коленях лежал объемистый портфель с материалами - чертежами и сметами. Груздев как-то невольно погладил ласковой рукой мягкую кожу портфеля, и вдруг пришла мысль: "Вот здесь сконцентрированы труды, заботы, знания…"
Мысль была серьезная и радостная, Груздев ощутил в себе необычайный прилив бодрости. Голова была свежа по-утреннему, как будто Груздев только что выпил стакан крепкого чаю. Захотелось вновь посмотреть чертежи, еще раз сверить цифры. Он взглянул на часы. Светящаяся стрелка в полутьме кабины показала четверть первого. Наступил уже другой день, заполночь. Но все это пустяки, отдохнуть успеется.
Авто замедлило ход. Шофер дал гудок. Груздев выглянул из кабины. Знакомый подъезд квартиры. В окнах столовой ярко горит лампа. Наверное, Валентина Михайловна и Лика дожидаются его с ужином.
- Пожалуйста, на завод, - сказал Груздев шоферу.
В заводском кабинете он зажег обе настольные лампы под светлозелеными абажурами, аккуратно положил на бювар свой портфель, сел в кресло. Ему хотелось побыть одному…
Он взял телефонную трубку, набрал номер:
- Валя, это я… Все прекрасно. Да, утвердили… Я с часок поработаю у себя и приеду. С ужином не жди. Оставь на столе… Лика пусть тоже ложится. Ну, целую вас обеих, родные мои… Спокойной ночи.
Медленно положил трубку, мельком взглянул на календарь. Да, день прошел, наступил уже следующий. Он оторвал листок. На новом листке стояла цифра 17. Груздев улыбнулся. Эта цифра напомнила ему многое.
Семнадцатилетним юношей он принес чертеж первого своего изобретения важному профессору. Но времена были тогда старые, дореволюционные, - чертеж пропал в канцеляриях министерства. В семнадцатом году - в ноябре, тотчас же после победы Великой социалистической революции, Груздев защитил дипломную работу и получил звание инженера. Он гордился тем, что был одним из первых, получивших дипломы "именем Революции"… Да, еще семнадцать лет назад он впервые встретился с Бутягиным. Тот делал на конференции доклад о машинизации в связи с рациональным плодопеременным полеводством. Груздева увлек бутягинский размах, поразила новизна проблемы. Тут же, на конференции, они познакомились, возвращались вместе, долго ходили по вечерним улицам большого города.
У каждого из них трепетала в сердце своя мечта. Один мечтал о наилучших путях и способах химизации сельского хозяйства, а другой - о конструировании новых сельхозмашин. В мечтах молодых ученых было одно общее - любовь к социалистической родине, преданность делу партии Ленина - Сталина, искреннее желание отдать все свои силы советскому народу. Они выработали несколько рационализаторских предложений, сконструировали новый тип семеносортировки.
Однако пришлось встретиться с некоторыми трудностями, - уцелевшие старые канцеляристы мешали молодым ученым. Но Груздев только с виду был несколько медлителен. Когда же речь шла о любимом деле, Груздев становился напористым и энергичным. Он добился личного свидания с Дзержинским и доложил ему о семеносортировках. Феликс Эдмундович исключительно внимательно отнесся к молодому инженеру: послал машину за Бутягиным, долго и подробно беседовал с ними, сказал на прощанье:
- Будьте спокойны, товарищи!
Предложения друзей были осуществлены. Вслед за семеносортировкой они построили фрезерный плуг, отлично разрыхлявший почву и сделавший ненужной последовательную бороньбу после вспашки. Построили упрощенную машину для корчевания пней на целине. Колхозная форма сельского хозяйства раскрыла перед молодыми учеными огромные возможности, поставила новые задачи. Они с энтузиазмом работали… Теперь на очереди машина "Урожай"…
Груздев вынул из портфеля чертеж машины, разложил его посредине стола. "Если "Урожай" при первом опыте даст нам хотя бы десять процентов проектной мощности, то и тогда…"
Он привычно прикинул на счетной линейке цифры, сказал довольным голосом вслух:
- Будет хорошо!
Дверь приоткрылась. В щелку Груздев увидел знакомый глаз и услышал:
- Можно?
Груздев кивнул головой:
- Входите, разумеется.
В кабинет шагнул секретарь партколлектива Звягин:
- Ну как? Мы тут с Лебедевым засиделись. И вдруг вижу - у вас свет…
В дверях стоял Лебедев:
- И я горю желанием знать…
Груздев встал и протянул вошедшим руки:
- Можете поздравлять… Все - так, как было намечено.
Звягин посмотрел на инженера очень серьезно, твердо пожал руку:
- Ни единого изменения? Роскошно! Значит, строим?
- Строим, Константин Иванович. Садитесь, товарищи… Боюсь только, что дороговато обойдется.
- Об этом не беспокойтесь, Владимир Федорович. На полезное дело средства найдутся, - отозвался Звягин.
Лебедев кивнул головой, подтверждая мысль Звягина. А тот добавил:
- Для постройки модели мы с директором уже подобрали подходящих людей, лучших стахановцев, проверенных. Конструкторской частью, конечно, будете руководить вы. Вам нужны два помощника. Николай Петрович рекомендует Башметова и Голованова. Мне кажется, что это правильно: они самые талантливые и проверенные. Но на всякий случай проверим их еще раз. Точка. Ну, а у меня сейчас тоже новость. Наш завод начнет соревнование с двумя другими, у всех нас общее срочное задание большой научной важности.
Груздев взглянул на Лебедева вопросительно, тот слегка кивнул головой, и Груздев догадался:
- Значит, и вас надо поздравить? Это будет замечательно. Я, помню, как-то поделился с Антоном Григорьевичем моими соображениями о наилучшем расположении приборов в кабине самолета…
Звягин улыбнулся:
- Так все и сделано. Антон всегда целиком согласен с вами.
У Лебедева в глазах светилась дружеская улыбка, когда он посмотрел на Груздева и подтвердил:
- Да, Владимир Федорович, я убедился, что вы предложили мне все, что есть лучшего в технических достижениях. Очень хорошо.
Румянец слегка выступил на пухлых щеках Груздева, - он всегда волновался, когда его хвалили. И, потупив глаза, он пробормотал:
- Пустяки… Я рад…
Он поднял голову, встретил твердый взгляд Лебедева и улыбнулся:
- Мы работаем для блага людей нашей родины. Это - задача величественная. Помочь Антону Григорьевичу хоть чуточку - долг каждого…
И он задумчиво посмотрел вперед, как будто видел что-то за стенами комнаты:
- Мне сейчас пришла мысль, знаете… Неужели это я, тридцать лет назад пришедший из деревни держать экзамен экстерном? Я, из крестьянской семьи, прежний Ванька Груздь? А теперь?.. Недавно летал в Казань. Сижу у окна, смотрю и думаю: "Вот здесь завод моими станками оборудован, вот тут мост строили с подъёмниками моей системы, а тут на полях - мои тягачи ходят с прицепами". Знаете, такое меня волнение охватило, невероятнейшее. А теперь вот - новая машина. Серьезное дело! Нужна величайшая осторожность.
Звягин сказал успокаивающе:
- Модель даст результат обязательно. Если что не так, то поправите. Помощники у вас - парни крепкие, талантливые…
- С завтрашнего дня я начинаю жить по специальному режиму - знаете, как в таких случаях нас угнетают врачи! - сказал Лебедев. - Думаю, что видеться нам будет некогда. Но на моем старте надеюсь увидеть всех своих друзей обязательно. А сейчас…
Он поглядел на часы и встал:
- А сейчас закрываю собрание. По домам, спать!
Он быстро домчал Груздева до его квартиры. В столовой еще горела лампа! Груздев посмотрел на освещенное окно и вздохнул, подумав о жене: "Валя все-таки дожидается с ужином!.."
Лебедев повернул машину, сказал сидящему рядом Звягину:
- Теперь ты знаешь об их модели все. Они имеют все: поддержку партии и правительства, талантливых помощников, неограниченные средства. Но враг не дремлет. А я должен быть совершенно спокойным за судьбу моих друзей и за их дело. Можешь ли ты смотреть за всем этим так же, как это делал я?
- Обещаю, Антон.
- Слово!
- Честное большевистское.
Перелет начинается
В четыре часа утра на аэродроме стало светать. Выглянуло раннее солнышко и осветило стройные очертания "Красной звезды", гордо стоявшей на специальной бетонной дорожке. Подъезжали авто, из них высаживались провожающие. Чувствовалось какое-то по-праздничному приподнятое настроение. Все любовались прекрасным самолетом.
Рассказывались интересные подробности о внутреннем оборудовании самолета. Герметическая кабина с наглухо завинчивающимися люками представляла собой уютную лабораторию, где была предусмотрена каждая мелочь. Баллоны с жидким кислородом и концентрированным топливом были остроумно размещены в крыльях. Несмотря на свой солидный вес, они не загромождали самолета.
Наибольший интерес у специалистов вызывал мотор с нагнетателями и винтом с переменным шагом. С помощью специального приспособления пилот мог из кабины увеличить или уменьшить поверхность крыльев по своему желанию: благодаря этому самолет, попав в разреженные слои атмосферы, не теряет мощности мотора и, сложив большие крылья, нужные ему для взлета, может двигаться с невероятной скоростью.
Журналисты ловили замечания специалистов и спешно заносили их в свои блокноты. Особый интерес представлял самый момент взлета. Для того чтобы поднять тяжелый самолет в воздух, помимо основного мотора "ПШ-7", на самолете имелся реактивный двигатель короткого действия. Цель его - преодолеть инертность полетной массы самолета, выбросить его в воздух, где дальше уже потянет безотказно обычный мотор "ПШ-7". В двигателе должны были действовать сконцентрированные реактивы: этиловый спирт и чистый жидкий кислород. Действие последовательных взрывов в ракетах двигателя было рассчитано всего лишь на четыре с половиной секунды, но это должно было обеспечить самолету при отрыве от земли скорость до 200 метров в секунду.
Художники делали последние зарисовки. Фотографы яростно щелкали затворами аппаратов. Кинооператоры с азартом вертели ручки.
Молодой человек ломился через толпу собравшихся, неловко задел за плечо Шэн. Та обернулась:
- Осторожней!.. Башметов, это вы?
Башметов разинул рот:
- Миллион извинений!.. Я не опоздал? Они уже приехали?
Тут же он прицелился небольшим фотоаппаратом в группу пилотов, стоявших у самолета и беседовавших.
- Впрочем, они, вероятно, еще спят… Им предстоит пробыть сорок часов в воздухе.
Башметов опять прицелился аппаратом:
- Готово!
- Да вы что, Башметов, фоторепортер, что ли? - спросила Шэн волнуясь. - Загородили мне, и я ничего не вижу…
- Сто миллионов извинений, Татьяна Иосифовна! - взмолился Башметов. - Но ведь момент-то какой! Достоин увековечения в стихах и прозе, в красках и в мраморе. Вы только подумайте: большевики вместе с "Красной звездой" штурмуют небо над Огненной Землей! А? Стихи! Рифма! Эпос!
Шэн засмеялась:
- Плохая рифма!
Но Башметов, не слушая, уже ломился дальше, ближе к самолету. Тут Бутягин пробрался к Шэн и взял ее под руку:
- И мы поближе… Видали, Башметов-то наш? Фототалант обнаруживает. Не подозревал, знаете, за ним такой прыти.
Провожавшие аплодисментами приветствовали прибывших в автомобиле Лебедева и Гурова Они были одеты в теплые шлемы и специальные костюмы. Придвинулись близкие друзья. Лебедев сердечно прощался, обнимал, жал руки, принимал цветы, благодарил, опять обнимал:
- Родненькие, не забывайте! Радируйте, молнируйте… Скоро вернусь… Тогда встречайте…
Очень близко он увидел Лику и Голованова:
- Ваня, помни насчет букета… Поглядывай…
- Есть поглядывай, Антон Григорьевич! Счастливого пути!
Лика протянула Лебедеву пышный цветок:
- Мы для вас, Антон Григорьевич, розу достали.
Очень искренне ответил Лебедев:
- Пунцовая? Чудесно! Спасибо, родная… Так с этим цветком и не расстанусь, пусть летит со мной до самой Огненной Земли.
Лика пылала от счастья. Ведь все вокруг слышали, как с ней разговаривал знаменитый летчик.
Приехали члены правительства. Толпа провожающих почтительно расступилась. Лебедев и Гуров выпрямились. Лебедев четкими словами в наступившей торжественной тишине отрапортовал маршалу Советского Союза:
- …Стратоплан "Красная звезда" готов для перелета Москва - Огненная Земля.
Маршал крепко пожал руку Лебедеву и Гурову.
- Я уполномочен передать вам привет и пожелания полного успеха. Мы все уверены, что вы выйдете победителями из всех трудностей, какие бы вам ни встретились. В добрый путь!
Маршал посмотрел в глаза обоим летчикам.
- Дайте я вас обниму, мои дорогие.
И обнял их, взволнованных и потрясенных вниманием любимого маршала.
- Внимание! - прозвучал в рупор настойчивый и громкий голос стартера. - Прошу провожающих отойти от самолета! Охрана, следите, чтобы все отошли от дорожки на сто метров, за пределы опасной зоны!
Лебедев и Гуров вошли в кабину, завинтили за собой люк.
- Внимание! Переговоры с товарищем Лебедевым, находящимся в герметической кабине, я буду сейчас вести по радиотелефону. Готово, товарищ Лебедев?
Из рупора на столбе раздался спокойный баритон Лебедева:
- Готово.
- Контакт!
- Есть контакт!
Лика в волнении прижала руки к щекам: они горели. Она увидала, как стартер махнул флажком. Резкий выхлоп реактивного двигателя прозвучал, как выстрел. Самолет окутался легким дымком. Лика вздрогнула. На дорожке самолета уже не было. Ревущая буря взрывов раздавалась где-то далеко, быстро слабея. Лика, как и все, жадно смотрела вверх, в осеннее прозрачное небо, где как будто растаяла металлическая птица, окутанная дымом.
Голованов взглянул на часы:
- Прошло три минуты. Они от нас уже за тридцать шесть километров.
"Красная звезда" над Тихим океаном
В утро полета, когда после освежающего, хорошего сна Лебедев умывался, Гуров заметил:
- Кстати, Антон… Насчет загадочных исчезновений… За последний год о подобных приключениях вблизи экватора не слыхать. Наша трасса обследована крейсерами дружественных нам держав, и мы получили, ты сам читал, успокоительные сведения. Кроме того, у нас мощная радиосвязь. Мы будем говорить с Москвой, когда захотим.
- Тебя беспокоит эта неизвестная опасность? - спросил Лебедев.
- Нет, - ответил штурман, вытирая лицо одеколоном. - Но я хочу, чтобы ты знал все, что только я думаю, все мысли до единой…
Перед самым стартом, когда уже надо было забираться в кабину, Гуров с аппетитом докурил последнюю папиросу, затоптал окурок в землю:
- Знаешь, Антон, если нас и ждут опасности непредвиденного свойства, то… нет таких крепостей…
Лебедев на листке из блокнота написал несколько слов, подписался:
- Подписывайся и ты, Вася.
Штурман приладился к стенке фюзеляжа, написал свою фамилию, передал Лебедеву, а тот стартеру.
- Пожалуйста, как только дадите старт, пошлите эту телеграмму…
Стартер взглянул на адрес:
- Кремль. Товарищу Сталину. Будет исполнено!
Лебедев, завинтив люк за собой, сел на пилотское место, внимательно оглядел, все ли на своем месте. Еще вчера он сам сидел здесь и в двадцатый раз проверял каждый рычажок и вентиль, но и сейчас он с обычной тщательностью задержался взглядом на каждой мелочи. Сказал официально:
- Товарищ штурман, вы готовы к полету?
- Да, готов к полету, товарищ начальник.
Лебедев положил руки на рычаги управления, посмотрел на бетонную дорожку впереди самолета, спросил обычно, по-лебедевски:
- Вася, кислород и поглотители у тебя как?
- В порядке.
Завертелся пропеллер. Звучной ревущей музыкой загудел на малом газу "ПШ-7".
- Есть контакт!
Основной мотор был сконструирован так, что при полном газе включался и реактивный двигатель. Лебедев дал полный. Ни он, ни Гуров не слыхали взрывов реактивных ракет. Самолет уже был высоко в воздухе. Лебедев посмотрел на альтиметр - 4 тысячи метров. "Красная звезда" стремительно набирала высоту. Реактивный двигатель дал все, что мог, и теперь был бесполезным грузом. Лебедев нажал кнопку. Самолет слегка вздрогнул: это двигатель отделился от самолета и полетел вниз. Через десять секунд над ним раскрылся автоматический парашют; двигатель плавно опускался в поле за Коломной. Теперь работал только "ПШ-7".
- Альтиметр - восемь тысяч семьсот… - негромко сказал штурман.
Лебедев управлял самолетом привычно и легко. Первое волнение взлета немного сгладилось. Сидящий сзади Гуров уже успел выпустить антенну, надел наушники… Через три минуты подал Лебедеву через плечо записку:
"Счастливого пути отважным соколам великой социалистической родины!"
Лебедев бережно спрятал радиотелеграфный ответ на свое прощальное приветствие в Кремль ближе к сердцу, встряхнул головой, стал еще внимательнее вглядываться в показания приборов и счетчиков.
От Урала до Новосибирска вахту держал Гуров. Самолет шел со скоростью 811 километров в час. Лебедев сменил Гурова.
Ночью, когда самолет перешел на слепой полет, луна заглядывала в окно кабины. Звезда справа, крупная и важная, казалось, подмигивала мчащемуся самолету.
Лебедев посмотрел на нее и усмехнулся:
- Какая ты лохматая!
Знал Лебедев, что трудность перелета не в том, чтобы держать самолет в воздухе над землей или бушующим океаном; гораздо важнее борьба с воздушными течениями, ураганными тучами, туманами, дождем, градом, обледенением…
Поэтому-то Лебедев и избрал полет в субстратосфере как наилучший способ избавиться от всех этих трудностей. И хотя "Красной звезде" предстояло пересекать тропики и лететь через экватор, летчики гораздо больше рисковали замерзнуть, чем встретиться с тайфунами. При полете же в нижних слоях атмосферы, кроме ветров, сами лучи тропического солнца могли чрезмерно накалить корпус самолета, и тогда отважные летчики рисковали уподобиться консервам, которые нерасторопный повар вздумал бы варить прямо в жестянке.
Штурман передал Лебедеву записку:
"Пролетели над Гродековым… Послал привет славным нашим пограничникам… До свидания, родная страна!.."