Закулисная кухня
Пумпель благосклонно выслушал Хоха и подвигал бровями:
- Теперь, что вы скажете, генерал, о пирожках с двойной начинкой профессора Мерца?
- Они превосходны, ваше превосходительство. Бомба этой системы - тройного действия. Взрываясь, она разрушает здание и поражает осколками насмерть. Уцелевшие получают хорошую порцию удушающего газа и также гибнут.
Флегматичный Хох воодушевился и даже развел руками:
- Но если даже на людях противогазы, все равно они отравлены. Средство проникает через поры кожи в кровь и…
- Последнее свойство этих знаменитых пирожков пока не оправдалось, генерал, ни в Абиссинии, ни в Испании, ни в Китае… - строго прервал красноречие Хоха Пумпель. - Будем говорить только о двойной начинке. Я с огорчением узнал, что обыкновенный противогаз является надежной защитой против этого всеотравляющего вещества.
Пумпель раздражался. Еще бы! Год назад старый Эдвар Мильх, самый опытный агент Пумпеля, ухитрился выкрасть у итальянского химика Чардони ампулу засекреченного боевого газа. Мерц хвастался, что усилит действие дьявольского изобретения Чардони и что тогда уж действительно никто не спасется от действия маленьких авиабомб, которые Пумпель скромно называл "пирожками". Но дело оказалось не таким простым. На каждый газ тотчас же находился противогаз.
В раздражении Пумпель повысил голос:
- Извольте, генерал, всячески форсировать опыты этого дурака Мерца. Нам нужны ужас и истребление. Это наши главные козыри в игре. Кстати, какие новости вы расскажете мне относительно молодого человека?
- Молодой человек оказался слишком предприимчивым. Вы уже знаете, что его интерес к делу номер сорок первый, повидимому, не случаен. Поэтому, когда он за собственный страх и риск отправился в СССР, то я подсунул ему старого Эдвара в качестве провожатого.
- Я помню, генерал. Вы поступили тогда очень умно. Я был доволен вашей работой.
Хох поморщился далеко не радостно.
- Но дело в том, что молодой человек стал вести себя более чем неосторожно. Очевидно, решив вести дело напролом, он пускает в ход небольшую порцию слезоточивого газа и исчезает. А Эдвар остается в дураках. К нему нагрянули следственные власти, и ему еле удалось выпутаться. Его спас дипломатический паспорт. Но пришлось спешно убираться, не разузнав ничего самому.
- А молодой человек?
- Исчез бесследно.
Пумпель сердито подвигал бровями:
- Нужно найти его лабораторию во что бы то ни стало. Еще раз пошлите в Западное полушарие кого-либо из наших лучших людей. Если нужно, поезжайте сами. Помните, что я должен делать доклад по делу номер сорок первый самому его высоко…
* * *
Хох-старший легким щелчком смахнул несуществующую пылинку с рукава и небрежно сказал стоявшему перед ним навытяжку доктору Хесселю:
- Офицер для поручений Хессельбард, вы вполне уяснили задание?
- Так точно, ваше превосходительство. Как прикажете быть с моим шефом?
- Вы скажете, что едете по распоряжению… Это все равно, по чьему распоряжению… В Африку или, например, в Голландскую Индию… Это не имеет значения. Придумайте сами что-нибудь получше. В пункте двадцать один вы получите бумаги и деньги. Месяц вы проживете в глухом уголке, где-нибудь на берегу моря, вдали от лишних глаз. Место вам укажет начальник пункта двадцать один. Месяца вам хватит на то, чтобы у вас отросли волосы, усы и борода. Если вы похудеете, то с усами и бородкой сможете сойти за француза. Тогда поезжайте дальше на запад. Начальник двадцать шестого пункта устроит вам французский паспорт. Французы почему-то считаются на Западе благонадежными. И затем предпримите всеми доступными вам средствами поиски интересующею нас человека. Он должен снабжаться некоторыми продуктами для своих работ. Проследите за дипломатическими представителями дружественной нам державы. Повидимому, он поддерживает связь с внешним миром через них.
- Я хотел бы иметь одного парня в моем непосредственном подчинении.
- Пожалуйста, господин майор.
* * *
Профессор Мерц удивленно пожал плечами.
- Как вам угодно, дорогой мой ассистент, но вы очень меня огорчаете.
Хессель с видом крайней скромности выговорил:
- Только смерть единственной тетушки могла заставить меня просить о кратковременном отпуске, господин профессор. Поверьте, что я не осмелился бы беспокоить вас такой просьбой, если бы не любовь моя к родной сестре моей матери. Бедная тетя, она так страдала во время болезни! Я получил печальную весть слишком поздно.
Хессель поморгал глазами, как бы стряхивая с ресниц невольные слезы. Мерц сочувственно покачал головой:
- Крайне сожалею. Вы покидаете меня в тот момент, когда мы вплотную приблизились к цели. Начинка для авиабомб у меня должна получиться великолепной.
- Я уверен в ваших научных успехах, господин профессор.
- Где ваш рапорт, дорогой мой ассистент? Я согласен, подпишу.
Хессель положил перед шефом на стол официальную просьбу об отпуске, протянул перо…
- Благодарю вас, господин профессор.
* * *
Подражая Хоху-старшему, Хессель пытался двигать бровями и ронял небрежные слова сквозь клубы сигарного дыма:
- И вот я выбрал тебя, дружище Мильх…
Эдвар наклонил голову через ресторанный столик:
- Я польщен, господин Хессельбард, я привык с вами работать.
Хессель пыхнул клубом дыма:
- Пей свое пиво и слушай. Нам придется иметь дело с хорошенькими игрушечками. Они дают прелестный фейерверк, не правда ли?
- Все понятно. Ваше здоровье, господин Хессельбард!
- Ты будешь пока в распоряжении нового ассистента. От него ты получишь инструкцию, когда выехать и где найти меня. А теперь послушай музыку, оркестр готовится угостить нас вальсом.
* * *
- Начальника восемнадцатого кабинета! - резко приказал Пумпель.
Морщинистое лицо Хоха показалось в дверях. Пумпель кивнул ему с подозрительной любезностью:
- Надеюсь, вы не забыли, мой дорогой генерал, что послезавтра я должен делать доклад его высокопревосходительству о том, что нами сделано по делу номер сорок первый? Что вам доносит Любитель?
- Большевики проектируют полет к Южному полюсу…
- Ну, это слишком далеко от нас, особенно Южный полюс.
Пумпель слегка задумался.
- Хотя… все-таки, вопрос престижа. Распорядитесь, Хох, чтобы редакции газет не смели печатать без моей визы ни одной строчки о советских летчиках. Я сам буду давать информацию. Или нет, мне некогда… Есть у вас кто-нибудь из чиновников с пылким воображением?
- Есть, ваше превосходительство, - ответил Хох.
- Тогда пусть он на пробу напишет статью. М-м… Напишет, что мы ставим мировые рекорды, что мы организовали на Северном полюсе пять станций, что сейчас мы строим десять станций на Южном. Пусть газеты пишут, что это мы летаем, а не они…
- Будет исполнено.
- Статью дать мне на утверждение. Пусть публика читает и благоговеет. Впрочем, это все неважно. Меня интересует дело номер сорок первый.
- На Востоке нашим людям, ваше превосходительство, приходится работать все осторожнее и медленнее. Боюсь, что скоро станет совсем невозможно. Но имеющиеся сведения заставляют меня предполагать, что машина советских изобретателей Бутягина и Груздева имеет самое мирное назначение. Она должна увеличить урожай сельского хозяйства… этих ихних… колхозов.
Пумпель яростно задвигал бровями:
- Вы смеетесь, Хох? А если их машина начнет в десятки раз увеличивать урожай пшеницы? Это, по-вашему, мирная деятельность?
- Они могут завалить международные рынки пшеницей, ваше превосходительство, - пробормотал Хох.
- Ах, если бы только это! Вы недальновидны, друг мой. Им недостаточно разорить нас. Они примутся агитировать. Тогда и слепой увидит, на что они способны. И наши голодные безработные тогда сметут нас в мгновение ока… Поэтому, - Пумпель пристукнул кулаком по столу, - не жалейте средств. Пусть наши люди ужами переползают границу, пусть сто агентов погибнет, но хоть один да проберется. Пусть этот один разведывает, незаметно ломает машины, помогает нам…
- По инструкции номера сорок первого?
- Не произносите лишних слов, Хох. Вы отлично понимаете. Мы должны выиграть время!
- Будет исполнено! - вытянулся Хох.
Букет Георгия Башметова
Лебедев наблюдал, как Бутягин прилаживал изогнутую стеклянную трубку к колбе:
- По уравнению должен получиться кислород?
- По записям Штопаного Носа - да. Но ты сейчас увидишь, что никакого даже намека на кислород… С равным успехом мы могли положить в эти реторты старую калошу и ждать, что получится, скажем, свинец или олово.
- Не говори, Колечка, гоп, пока не перепрыгнешь, - шутливо заметил Лебедев.
Шэн спросила, не отрываясь от микровесов:
- Раствор - один на сто тысяч?
- Да, пожалуйста, - быстро сказал ей Бутягин.
Лебедев терпеливо ждал, пока в колбу не нальют раствора, пока в реторты не насыплют нужные вещества. В это ясное, простое мартовское утро все казалось очень простым. Лебедев смотрел и думал, что через неделю он будет в тропиках. Перелет назначался на 5 апреля.
- Начинаем, - солидно сказал Бутягин.
Шэн чиркнула спичкой и залегла бунзеновскую горелку. Пламя пестрым веером распласталось под предохранительной медной сеткой. Колба стояла на сетке неподвижно. Зеленовато-желтый порошок в колбе показался Лебедеву похожим на просеянный песок.
- Как видишь, никакой реакции нет, - сухо проговорил Бутягин. - Если бы мы получили кислород, то он по этой трубочке пошел бы сюда, вытесняя ртуть, и скапливался бы вот тут…
- Ничего нет, - подтвердила и Шэн.
В лабораторию постучали. Дверь открылась. Голованов вошел с громадным букетом оранжерейных роз и сирени.
- Георгий Петрович Башметов кланяется и поздравляет Татьяну Иосифовну со днем рождения… Просит принять этот букет… Сам не может быть: выехал в Тулу.
Голованов учтивейше поклонился. Лебедев попробовал посмеяться над Шэн:
- Вот это я понимаю, ухаживает… Букетище-то!..
Ассистентка прикусила губу в досаде:
- Иван Васильевич, вы некстати… у нас же работа…
- Виноват… - сконфузился Голованов.
Бутягин махнул на него рукой:
- Все равно! Не идет реакция. Тушите горелки. К чорту!..
Лебедев понюхал букет, сказал:
- Славненькие цветочки!
- Разоряется ваш Башметов, - усмехнулся Бутягин. - Принимайте подарок, Татьяна Иосифовна, и зовите сегодня вечером всех на кулебяку.
Шэн приняла от Голованова букет, заметила просто:
- Я еще вчера всех приглашала. А букет надо в воду…
Шагнула к столу и осторожно положила на него букет.
Что-то слегка треснуло, как будто надломили спичку.
Голованов вскрикнул:
- Батюшки!
Лебедев не сразу сообразил, потом крикнул:
- Видали? Колька!..
У Голованова тряслись побледневшие губы:
- Букет пропал!
Бутягин подпрыгнул, уронил пенсне, поднял, подбежал к столу.
- Как пропал?
Лебедев овладел собой:
- Новое обстоятельство. Расскажите, Иван Васильевич!
- Чего ж рассказывать… Прямо на глазах… Татьяна Иосифовна положила букет сию секунду, а его нет…
- Смотреть под столом! - скомандовал Лебедев.
Полезли шарить под столами. Букета не было. Лебедев ругался:
- Чертовня!.. Иван Васильевич, вы фокусник, престидижитатор какой-то. Куда девался букет?
Шэн только развела руками. Внезапно Бутягин прохрипел, показывая на колбы:
- Смотрите… Кислород!
В колбах было пусто. Шэн тронула ртутный манометр:
- О каком кислороде вы говорите? Тут же нет ничего.
- Галлюцинации какие-то! Где же все вещества, которые мы взяли для опыта?
Но тут Лебедев жестко взял Бутягина за локоть и усадил на табуретку:
- Тихо, детки мои, да так тихо, чтоб ни одна душа посторонняя не знала. Поняли?.. Ваня, запри дверь.
Лебедев сел на диван меж двух книжных шкафов и вздохнул:
- Начинает выясняться нечто. Азот для удобрений из воздуха?
Бутягин утвердительно кивнул головой:
- В основном - метод Крукса.
- Отлично. Крукс дал наметку метода в тысяча восемьсот девяносто восьмом году. А сейчас на Западе существуют громадные заводы, получающие азотистые удобрения из воздуха по способу Крукса. Но мы знаем, что они переделаны в тысяча девятьсот шестнадцатом году из заводов, получавших по тому же принципу из азота воздуха взрывчатые вещества. Спрашиваю: где гарантия, что в один прекрасный день владетели этих удобрительных заводов не перевернут опять способ достопочтенного Вильяма Крукса с ног на голову и не начнут вырабатывать "удобрения", от которых земля будет удобряться кровью пролетариев и крестьян?..
Лебедев сдвинул брови строжайше:
- Как видите, самая невиннейшая сельскохозяйственная машинка может иметь любопытную изнанку. Куда, по-вашему, делась смесь в колбе?
Бутягин в волнении поправил пенсне:
- Реакция пошла, лишь только рядом с колбами появился букет?
- Какая уж тут реакция! Просто все исчезло.
- Что же это такое? - волновался Бутягин. - Один мельчайший штрих, один "зет" в уравнении - и получается адская смесь.
Лебедев криво улыбнулся:
- Изволили угадать. Вместо появления кислорода… исчез букет. Он и должен был исчезнуть.
- Почему? - недоверчиво приподняла брови Шэн.
- Потому что, - медленно и спокойно ответил Лебедев, - Штопаный Нос на двадцать второй странице написал это совершенно ясно. Прочти мне конечный результат двести сорок первого уравнения.
Бутягин поспешно вынул из портфеля фотоснимок:
- Вот. Кислород.
- Ты считаешь этот кружочек за химический символ кислорода - "О"?
- Разумеется! - воскликнули Шэн и Бутягин.
Лебедев ткнул пальцем в снимок:
- Ничего подобного. "О" означает нуль, ничто. Букет превращен в ничто.
Последние приготовления
Последние приготовления к перелету Лебедева заканчивались. Радости его верного друга Гурова не было предела. Но Лебедев часто задумывался и не радовался так бурно, как раньше. Однако оба они с энтузиазмом погрузились в последние приготовления. Комитет по организации перелета усиленно работал. Рассматривались сводки метеорологической службы, проверялась радиосвязь. Помимо испытания мощности нового мотора "ПШ-7", на перелет возлагались интересные научные задачи. Самолет Лебедева оборудовался автоматическими улавливателями космических лучей, с автоматической же записью их интенсивности. Гуров особо готовился заняться наблюдениями над распространением радиоволн. Все советские радиостанции с интересом ждали, когда в эфире появятся позывные отважных летчиков. Радиостанции Китайской республики и США выразили свою готовность всемерно помогать перелету и уже начали систематическую передачу метеосводок о состоянии погоды в северной части Тихого океана.
Меньше всего хлопот доставляло снабжение. Помимо комитета, об этом еще заботились друзья отважных летчиков. Груздев, закончивший свой проект, носился теперь по городу со списком вещей, которые нужно было купить для летчиков в дорогу в личное пользование. Тут имелось и белье, и очень вкусные питательные консервы, приготовленные по особому заказу на пищевом заводе имени товарища Микояна, и термосы для горячего сладкого чая и кофе, и множество разных мелочей. Бутягин по нескольку раз на день звонил инженеру:
- Хорошо бы им на дорогу коробку новых конфет "Карнавал"! Так и спрашивайте… Им все пригодится.
Инженер соглашался:
- Как говорится, едут на день, а хлеба пусть берут на неделю.
Бутягин звонил опять:
- Им, не забудьте, нужны полотенца и мыло. И обязательно одеколон… Название есть подходящее - "В полет"… Специально для них… Прилетят на Огненную Землю, с дороги приятно, знаете, освежиться.
Лебедев, поглощенный предстоящим перелетом, распределил для работы сутки по минутам. Трасса была намечена твердо: Москва - Хабаровск. Оттуда, через Японию, - путь над водным пространством, не густо усеянным островами. От Гавайской группы вплоть до южной оконечности Америки по выбранному направлению не было ни клочка земли.
Оборудование самолета быстро подвигалось вперед. Стахановцы-монтажеры 112-го авиазавода с громадным увлечением работали над самолетом. Когда поставили мотор и Лебедев увидел в ангаре почти готовый самолет, сердце его забилось в радостном волнении. Припомнилось ему, как он мечтал о полете у себя на балконе и как глядел на звезды Кремля…
- Назовем самолет "Красная звезда", - предложил Лебедев, и всем это понравилось.
Выпадали для Лебедева такие сумасшедшие дни, что нужно было съездить в десятки разных учреждений. Но Лебедев не чувствовал усталости: сбывалась его мечта. Иногда вечером он приезжал на аэродром и требовал тренировочный самолет, чтобы в ночной свежести полетать над засыпающим городом.
Лебедев уверенно давал газ. Четкие бусы фонарей вычерчивали внизу затейливые линии улиц. Над окраинами густо светились прожекторами новые кварталы. Лебедев поворачивал самолет в сторону, и под ним плыли смутные очертания земли. Густела ночь, внизу ширилась черная яма, только на горизонте маячные огни, как низкие крымские звезды, указывали границы аэропорта.
Свежий ветер с воем врывался в гул мотора, а Лебедев все кружил, брал высоту, подставлял самолет ветру с разных сторон. Лебедев всегда тренировал себя: через океан должен лететь советский летчик, сотканный из железных мускулов и стальных нервов.
"Послезавтра", думал Лебедев, и ему было грустно. Он оставлял своих близких друзей в самый разгар работы. "Как их оставить одних! Один - профессор, другой - инженер, а совсем как малые дети".
Вспомнилось, как гулял с друзьями по парку. Всплыла в памяти деталь прогулки: дерево склонилось с берега над прозрачной неподвижной водой пруда, ветви окунулись концами в воду, застыли, и зеленая арка отражалась в воде…
Лебедев стал набирать высоту. Наверху светлело. У края земли блеснула светлая полоса. Всходило солнце. Оно вылезало огромное, как пылающая печка. Тучное и солидное, оно переливалось жаром раскаленных блестящих углей. Лебедев правил прямо на солнце. Показалось, что лицу стало тепло от солнечных лучей.
"Ничего, свет не без добрых людей, - подумал Лебедев. - Вернусь, вот вместе и посмотрим, как урожайная машина начнет выгонять колос".
Город лиловел внизу расплывшимся пятном. Маяки аэропорта образовывали знакомый маленький шестиугольник.
- Хватит. Холодно! - сказал себе Лебедев и выключил мотор. Поставил самолет под нужным углом и, как по нитке, спустился вниз.