- Чёрт его знает. - Парень пожал плечами. - Треть запасов, то, что отец рассортировывал и я, - да. Остальное - где‑то пятьдесят на пятьдесят. Сами понимаете, электричество только лет семь как появилось, а до того вся техника и сами флешки мёртвым грузом лежали. Это чудо, что бабуля всё это на свалку не выкинула, чтоб сундуки освободить. Лучше скажите сразу и конкретно, что нужно, и я вам постараюсь это найти. Сделаю подборку, скопирую на чистые носители и вам отдам. Думаю, что за неделю управлюсь. Цена у меня стандартная: одна флешка - одна серебрушка, один жёсткий диск - золотой "конф".
- Дорого.
- Ха, - Эдик развёл руками, - базар большой, поищите, где дешевле.
- А если мы сразу сундук флешек заберём?
- Да не проблема. В этом сундуке ровно пятьсот штук. Со скидкой - тридцать золотых. Гарантия, что все рабочие. Что на них, я попросту не помню. Здесь и из администрации краевой накопители, и из нескольких интернет‑кафе, и просто игровые, и левые, которые деду случайно в руки попали.
Черепанов прошёлся по подвалу и решился:
- Берём.
- Ничего себе, - удивился хранитель древних накопителей, - а я думал, что вы шутите.
Расплатившись с Эдиком, мы, как семечки какие, пересыпали флешки в мешок, стыренный парнем у бабки из хозяйства, я уложил свой ноут обратно в РД, и собрались мы уже уходить, когда в подвал спустилась хозяйка подворья.
- Что же ты творишь, паразит?! - увидев у меня на плече свой мешок, вскрикнула бабуля и надвинулась на меня. - Аспид!
- Бабушка, - к ней подскочил Эдик и сунул в руку старушки один новенький "конф", - это покупатели. Они те самые пластиковые фишки, что дедушка собирал, купили.
Хозяйка моментально успокоилась, задумалась - будто в каком‑то лёгком ступоре застыла на месте.
- Ну, мы пойдем. Пора нам, - сказал мой командир и направился к выходу.
Однако бабушка встрепенулась, перегородила дорогу и, чуть подавшись вперёд, сказала:
- Подожди, военный, есть у меня для тебя кое‑что особенное. - Последнее слово она выделила очень чётко. - Подождите здесь.
Старушенция умчалась наверх, а мы переглянулись и остались на месте. Бабушка Эдика вернулась через пять минут, в руках у неё была какая‑то тряпица. Бережно, как драгоценность, она развернула кусок ветоши, и на руке её остался лежать небольшой блестящий футлярчик из неизвестного мне металла.
- Мой муж сказал, что это самое ценное из того, что он собрал в Эпоху Хаоса, а потому я хранила его отдельно. - Бабуля протянула футлярчик Черепанову. - Это что‑то по военной части, и мой благоверный купил его у какого‑то бывшего генерала за половину бараньей туши. Цена по тем временам очень большая, а значит, вещь стоящая. Если заплатишь по справедливости, монет десять, то отдам.
Капитан взял этот продолговатый футлярчик и повертел в руках.
- Надо же, на титан похоже.
Он открыл крышку. В пенале оказалась флешка, тоже металлическая.
- Да‑да, - закивала старушка, - титан.
Черепанов цыкнул зубом:
- Надо посмотреть, что внутри. Такие вещи наобум покупать не стоит.
Ротный направился к компу Эдика, воткнул флешку в разъём и принялся просматривать находящуюся в нём информацию, которой оказалось почти четыре гигабайта. Бабуля уволокла своего внука в угол и что‑то ему стала объяснять, а я присоединился к своему командиру.
Большая часть залитой в накопитель инфы была военными картами Северо‑Кавказского военного округа с обозначением всех важных до Хаоса объектов и инфраструктуры, а всё остальное - самой обычной канцелярщиной, военными планами, приказами, списками и инструкциями. Прикинув, какую пользу из всего этого можно извлечь, пришёл к выводу, что цена, которую просит старуха, вполне приемлема. Уставы и инструкции - барахло, конечно, но по ним можно определить точное местоположение военных частей и складов, опять же, карты имеются, и если заниматься конкретно поиском и вскрытием наследия древних, то вполне может так случиться, что будет найдено что‑то стоящее и уцелевшее до наших дней. Минут двадцать мы не отрывались от монитора, но бегло просмотрели не более трети всего, что было на накопителе.
- Командир, - обратился я к капитану, - что решил?
Оглянувшись на Эдика и его бабушку, всё так же увлеченно о чём‑то шушукающихся, он ответил:
- По‑хорошему, эту флешку надо нашим генералам отдать. Здесь самые подробные военные карты на момент прихода чумы, а самое главное, координаты командных пунктов и заглубленных подземных бункеров. Большая часть была разграблена ещё в перестройку, остальное - в смуту, но что‑то всё же должно было уцелеть. Можно было бы и самим заняться разработкой такой жилы, но что хотели, мы уже нашли, и жадничать не стоит, а то погорим.
- Я так же думаю, командир, но Эдика сдавать не хочется, у него ведь всё его богатство отберут, а потом и у нас. Давай выкупим у бабули носитель, инфу себе перекопируем, хоть прямо сейчас, а саму флешку сдадим в Генштаб, да и всех делов. Вроде как случайно, ещё в Новороссе нашли. Тем более что, как я в СБ слышал, там месяц назад отдел создали, который компьютерами и информацией занимается. Если там специалисты хорошие, то быстро разберутся, что к ним в руки попало.
- Пожалуй, так и сделаем, - согласился капитан, - прямо сегодня, пока к себе не уехали, заедем в Генштаб и передадим носитель в этот самый отдел. Доставай опять свой ноут и информацию копируй, а я пока с бабулей расплачусь и с внуком переговорю, чтоб помалкивал о том, что мы у него были. Ничего противозаконного мы не делаем, но лишний раз светиться никакого интереса нет.
- Это правильно, - пробурчал я и принялся за дело.
Через два часа мы снова были в центре города, всего в одном квартале от Серого дома и президентского дворца. Перед нами возвышался ещё один новострой последнего десятилетия - шестиэтажное монументальное здание Генштаба. Капитан направился внутрь, а я стал прогуливаться возле машины, и тут, едва не сбив с ног, на меня налетела молодая и невероятно красивая женщина. На вид чуть старше двадцати лет, шатенка, черты лица мягкие и округлые, одета в свободный светло‑голубой сарафан - очень по‑летнему, на ногах дорогие кожаные сандалики, а на плече - стильная сумочка. Вот и всё, что я успел выхватить из её облика в самый первый момент.
- Ой, извините, - сказала она мягким бархатистым голоском, который показался мне очень знакомым.
- Ничего страшного, случается. - Мой ответ был учтив, короток и нейтрален.
- Марина Алексеева, - представилась она.
- Александр Мечников.
Женщина поморщилась и спросила:
- Вы не узнали меня?
- Нет, - пожал я плечами, - вроде бы впервые вас вижу. И честное слово, если бы я был с вами знаком, то в любом случае не смог бы забыть.
Она засмеялась и представилась ещё раз:
- Я - Марина Алексеева, специальный корреспондент радио "Голос Столицы". Неужели вы не слушаете наши радиопередачи? Обычно если не меня, то мой голос узнают сразу.
"Конечно же вот откуда мне её приятный голосок знаком", - подумалось мне, и, сделав виноватое лицо, я ответил:
- Извините, Марина, разумеется, голос ваш узнал, но никак не мог предположить, что самая популярная журналистка Конфедерации может вот так, без охраны, гулять по улицам столицы. Слушаю только ваше радио, большой ваш поклонник, но человек я дикий и в столице бываю нечасто.
- Понимаю, - она кивнула на нашивку, красующуюся на левом рукаве моего камка, - спецназ.
- Ну почему сразу спецназ? - постарался я принять самый простецкий вид. - Нашивка - это только обозначение того, что я гвардеец из Четвёртой бригады.
- Не‑е‑ет, - протянула она, - меня не обмануть. В своей профессии я мастер и сразу вижу, кто и откуда.
- А если честно? - Улыбка покинула моё лицо, и на всякий случай я оглянулся, чёрт его знает, откуда беда нагрянуть может, и то, что Кара назначил награду за мою жизнь, забывать не стоило.
- Если честно, то я была в здании Генштаба, когда ваш командир проходил через КПП и представлялся дежурному офицеру. Мне подумалось, что было бы неплохо взять интервью у самого настоящего бойца с передовой линии.
- И столкновение на улице, где прохожих раз‑два и обчёлся, не случайность?
- Конечно, мне ведь надо было как‑то разговорить такого сурового сержанта, как вы. - Она мило улыбнулась, и я понял, в чём её основной козырь. Невозможно злиться или обижаться на женщину с такой обворожительной и обезоруживающей улыбкой. - Так как насчёт интервью?
- Я не против, Марина, вот только без разрешения своего комбата я этого сделать не могу.
- Очень жаль, а я так хотела расспросить вас про ваши подвиги.
- Эх, были бы подвиги, а так, самым обычным стрелком служу, и каждый день под ремень, то караул, то наряд, то работы по обустройству лагеря. Никаких подвигов, а про романтику и говорить не приходится.
- Странно, а я слышала, что совсем недавно ваш батальон принимал участие в высадке на турецкий берег.
- Не знаю, может быть, это кто‑то другой, морпехи, например, или разведка.
- Видимо, действительно, разговора у нас не получится. - Она покопалась в своей сумочке и показательно отключила небольшой диктофон, который писал весь наш разговор. - Может, без записи что‑то расскажете?
- Нет, Марина, только с разрешения комбата. Вот собирайтесь и к нам в гости приезжайте. Будем вам очень рады и, если получите разрешение командования, всё расскажем и ничего не утаим.
- Я подумаю.
Алексеева собралась уходить и уже повернулась ко мне спиной, когда мне в голову пришла одна идея, и я окликнул её:
- Марина, подождите.
- Да? - Она красиво, как профессиональная танцовщица, одним слитным движением обернулась ко мне, её сарафан от этого всколыхнулся и на миг обнажил красивые длинные ноги.
- Можно просьбу?
- Смотря какую.
- Каждый день с девяти до десяти вечера у вас музыкальная передача по заявкам радиослушателей идёт. Нельзя ли заказать голосовое послание и песню?
Она снова улыбнулась:
- Вот видишь, в моей просьбе отказываешь, а сам просишь. Нехорошо так поступать, тем более с женщиной.
- А я человек подневольный, не всё от меня зависит.
- Ладно, давай, но у нас коротко, не более трёх предложений. - Она вновь достала диктофон и нажала на кнопку "Лес". - Говори.
Я знал, что Марьяна, оставшаяся в Трабзоне, каждый вечер слушает эту музыкальную передачу из Краснодара, и надеялся, что моё послание найдет её. Нужно было сказать что‑то успокаивающее, и желательно, чтоб я сволочью не выглядел. Прокашлялся и произнес:
- Здравствуй, Мара, это Саша Мечников. Не смог я с тобой рядом остаться, как бы мне того ни хотелось, но мы не можем быть вместе, пока обстоятельства сильней нас. Прости и прощай!
Журналистка выключила запись и достала блокнотик в шикарном бархатном чехольчике:
- Песню какую заказать хочешь?
- На ваш выбор, но что‑нибудь трогательное, про любовь и про расставание.
- Кому адресовано послание?
- Марьяне из города Трабзон, от сержанта гвардии Александра Мечникова.
Услышав про Трабзон, Алексеева напряглась, хотела вновь атаковать меня вопросами, но, на моё счастье, появился Черепанов и без всяких разговоров запрыгнул в машину. Я последовал за ним, и мне вслед донеслись слова журналистки:
- Теперь я точно приеду, Александр Мечников, и ты от моих вопросов никуда не денешься.
Шутливо козырнув из уже тронувшейся машины, я ответил:
- Вас понял. Всё исполню, за всё отвечу, но только по приказу. Честь имею!
Глава 20. Кубанская Конфедерация. Новороссийск. 19.07.2059
За время моего отсутствия в расположении родного батальона в лагере многое изменилось. Во‑первых, все подъезды к пансионату, где мы базировались, были перегорожены блокпостами, окопами, дотами и завалами из строительного мусора. В совокупности получилось вполне неплохое укрепление - ничего долговременного, но и с наскока не взять. Во‑вторых, пляж, где мы в прошлом году так любили загорать, был абсолютно безлюден и украшен двумя деревянными табличками. На одной, ближней к лагерю и линии окопов, идущих по берегу, было написано: "Осторожно, мины!" На другой табличке, метра через три, поближе к воде: "Сказано же, что мины. Назад!", понизу подпись: "Прапорщик Тукаев". И в‑третьих, в самом лагере были посторонние, полсотни молодых черноголовых и смуглых "индейцев" с Кавказа, которые с утра и до самой поздней ночи под руководством наших инструкторов занимались боевой подготовкой.
Как мне рассказали парни из моей тройки, горцы собрали почти полторы тысячи парней из молодняка, от пятнадцати до семнадцати лет, и по договоренности с Симаковым группами по полсотни человек распихали их по нашим самым боеспособным подразделениям. Здесь, вдали от дома, те постигали военную науку и готовились в начале осени вернуться домой. Положение кавказцев день ото дня становилось всё хуже, их ещё неокрепший Союз трещал по швам, и под напорам южан из Халифата они постоянно отступали и сдавали свои населённые пункты один за другим. Горцы не могли выделить бойцов, которые будут заниматься тренировкой подрастающего поколения, и, самое главное, не имели для этого никакой материальной базы. Вот и приходилось за счёт нашей казны и на нашей территории готовить для них пополнение.
Впрочем, тренирующийся горский молодняк видел я не часто, они всё время пропадали на полигоне, оборудованном за лагерем, а я находился на базе и занимался сортировкой информационного пласта из флешек, прикупленных у компьютерного фаната Эдика. Однако один кавказец всё же привлёк моё внимание. Это был их наставник, контролирующий обучение своих питомцев, алим, что значит учёный, Иман Гойгов, старый и седовласый, но всё ещё крепкий высокорослый горец лет около семидесяти, который наверняка очень хорошо помнил времена до пришествия чумы.
Жил он в отдельной комнате пансионата, и день этого старика начинался каждый раз одинаково: по пояс голый, он выходил в лес, делал трёхкилометровую пробежку и присоединялся к утренней зарядке своих воспитанников. Потом в неизменной высокой папахе, в чёрной одежде, состоящей из рубахи и брюк, и в таких же чёрных мягких кожаных сапогах появлялся в лагере, где завтракал вместе со всеми. После чего уточнял у наших инструкторов план занятий на день, что‑то одобрял, что‑то переиначивал, потом отправлялся на полуразрушенный каменный мол, вдававшийся в море, и до полудня сидел там в одиночестве. Вроде как размышлял о вечном. Своеобразный человек, чем‑то запал мне в душу, и чем дольше он находился рядом, тем больше беспокоил меня, и я никак не мог понять почему. Так продолжалось неделю, пока, совершенно случайно, я не увидел, как он проводит со своими пареньками ежевечерние занятия по рукопашному бою.
"Олег, - мелькнула в голове мысль. - Этот старик двигается точно так же, как и верный наёмник Кары, который одолел меня в Пазаре, смог от пули уйти и спасти своего босса". Присмотрелся к дедушке Иману получше и заметил, что общие у них с Олегом не только движения и сноровка, но и слова, и жесты, и даже манера сидеть у костра. Странно это? Ещё как странно, и я, переговорив с командиром роты, решил обратиться к Ерёменко. Не откладывая дела в долгий ящик, я прямо с утреннего построения направился к комбату и рассказал ему всё как есть. Ерёменко, что характерно, ничуть не удивился, видимо, что‑то знал об этом старике, он только сказал, что ничего странного в этом нет, а мне надо переговорить со стариком, и я всё узнаю сам. В связи с чем он дал мне один выходной день и разрешил взять свой спиннинг.
Намёк про спиннинг был понят, и, взяв рыболовные снасти, я отправился вслед за Гойговым на мол. Старик без движения сидел на раскладном стуле и смотрел на море. Прямо, блин, Хемингуэй в кавказском варианте. Я примостился в метре от старейшины и начал готовить спиннинг. В это время он заговорил и с неистребимым кавказским акцентом спросил:
- Тебя ведь Саша зовут?
- Да. - Я удивлённо повернулся к нему.
- Я заметил, что ты всю неделю наблюдаешь за мной. Что‑то не так? - Старик был невозмутим, как скала, даже не повернул ко мне свою голову и всё так же продолжал наблюдать за морем.
- Вы напоминаете мне одного из моих знакомых.
- Кого же? - Старейшина соизволил обернуться и посмотреть на меня.
- У наёмника Бурова, по прозвищу Кара, есть один боец, Олегом зовут, фамилию не знаю, клички или позывного нет.
- Угу, - только и пробурчал он.
- И что, это всё, что вы хотите мне сказать?
- А я тебе ничего и не должен говорить, парень. Я узнал, что хотел, и меня твоё объяснение полностью устроило.
- Но ответа не получил я.
- Ха. - Старейшина ухмыльнулся в бороду. - Ты не задал вопроса, Саша, а потому и не получил ответа.
Действительно, вопроса я не задавал, а стоило бы с него начать.
- Что вас связывает с Олегом? - спросил я.
- Он мой воспитанник, долгое время помогал мне в делах и в итоге предал семью, вскормившую и вырастившую его. Теперь он мой кровный враг, так же как и Кара, и Ильяс, второй верный пёс этой продажной твари.
- Ильяса больше нет, он погиб.
- Как это произошло?
- Взлетел на воздух.
- Твоих рук дело?
- Моих.
- Если будешь в наших краях, то знай, что в доме алима Гойгова ты всегда желанный гость. - Он замолчал и, видя, что я не тороплюсь покинуть мол, спросил: - Ты хочешь спросить ещё о чём‑то?
- Скажите, уважаемый алим, ведь это вы обучали Олега рукопашному бою?
- Да, ведь он мой воспитанник.
- А что это за борьба такая? Кое‑что в жизни своей я видел и в драке не самый слабый боец, а Олег меня влёгкую сделал.
Алим усмехнулся и ответил:
- Нет, это не что‑то особенное, а просто опыт, и не более того. Конечно, я его учил, но это смесь из борьбы, самбо и элементов армейского рукопашного боя, всего того, что я знаю. Немного того и этого, а на деле - не более двух десятков приёмов, доведённых до автоматизма. - Он помедлил и добавил: - Если есть интерес, то ты можешь заниматься вместе с нашей молодёжью.
- Согласен, - ответил я.
Так закончился мой разговор с алимом Иманом Гойговым.
Тем же вечером я присоединился к тренировкам кавказской молодёжи и две недели подряд усваивал тактику рукопашного боя, которую преподавал старик. Надо сказать, что овладел многим и практики было вдоволь, так как Гойгов к вопросу обучения подходил достаточно просто: "Вы трое против тех двоих, этот один против тех четверых, все против всех. Вперёд!"
После тренировок алим собирал подопечных у ставшего уже традиционным ночного костра. Здесь он давал своим волчатам психологическую накачку, вёл с ними разговоры, и мне, как человеку, который к знаниям тягу имеет, они всегда были очень любопытны. Опять же, беседы шли на русском языке, поэтому я понимал, о чём идёт речь.
- Иса, - обратился старик к одному из парней, - почему ты сегодня сцепился с Магой?
- Учитель, - ответил ему невысокий крепыш лет семнадцати, - я виноват, был несдержан и обозвал его табасаранским недобитком.
Алим оглядел всех сидящих у костра и сказал: