- Во-первых, в нашей глубоко любимой Родине чуть не каждый третий, а то и второй мужик испытывает тягу к спиртному. Во-вторых, где гарантия, что наш очередной подопечный не окажется с глубокого похмелья? А это все-равно, что пьяный. С женщинами так и вовсе неловко выходит. Сами же знаете. А с бабушками я в принципе не воюю. К ним особый подход нужен. И вообще! Я уж как-нибудь постараюсь одной своей интуицией обойтись!
- Да ладно, я не настаиваю, - ответил Анисимов, когда они подошли к воротам цеха. - Посмотрю только, как ты этого Грушина собираешься допрашивать. Без лишних вопросов с его стороны. Поучусь маленько.
В ответ на его издевательскую ухмылку Вольфрам поиграл желваками.
- Тогда ждите меня здесь. Можете пока погреться на солнышке! - он показал на стоявшую у крыльца лавочку. - Сейчас я его к вам выведу тепленького.
Он нырнул в сумрак тамбура, скорее на слух ища вход в цех, чем визуально. Когда он нашел в темноте дверь и потянул на себя, его встретил гул работающих механизмов. Вольфрам уточнил у первого попавшегося на пути работяги, где сидит начальство, после чего взошел наверх по железной лестнице, попутно окидывая взглядом территорию цеха и подмечая, что работа внутри кипит не хуже, чем у них в "Консультации". Он вошел в короткий коридор, миновал дверь с надписью "Начальник цеха", обитую лакированными рейками. Следующая дверь была попроще - просто выкрашена в зеленовато-грязный цвет, такой же, как стены и потолок. На ней было написано "Начальники участков". Вольфрам достал из кармана еще одни корочки, в которых значилось, что он является сотрудником ГРУ Генштаба СССР, и, напустив на себя суровый вид, не стуча, толкнул дверь…
Через две минуты приятель Мясоедова, спортивного вида дядечка лет сорока с густой черноволосой шевелюрой и бледной, осунувшейся физиономией (совсем не похожей на то живое и заинтересованное лицо, с какими он встретил зашедшего в кабинет Вольфрама) вытянулся в струнку напротив лавочки, где грелся под солнышком шеф.
- Здесь не совсем подходящее место, - буркнул Анисимов, не ожидавший, что Вольфрам обернется так быстро. Он тяжело нахмурил брови, чем еще больше напугал свидетеля. - Давайте вон туда пересядем.
Они устроились в заводском скверике, на такой же деревянной лавочке, спрятанной в густой листве зеленых насаждений. Рабочий день был в разгаре, и никто не мог бы помешать их общению.
- Позвольте представить, - Вольфрам показал на Анисимова. - Специалист по аномальным явлениям, старший научный сотрудник, Хвостов Акакий Леопольдович.
Анисимов чуть не поперхнулся и сверкнул взглядом, но испуганный подопечный был не в том состоянии, чтобы распознать шутку.
- Хочу предупредить сразу, - сказал Вольфрам, усаживаясь на другой край лавочки, так чтобы "клиент" оказался между ним и Анисимовым. - Все, о чем мы будем спрашивать, имеет архиважный характер. Кроме того, вам необходимо подписать обязательство о неразглашении государственной тайны…
Вольфрам вел себя с наглостью уверенного в себе мошенника. Он достал из папки какой-то листок и, придерживая его рукой, закрывая шапку отпечатанного на нем текста, дал расписаться.
- Фамилию и инициалы, пожалуйста, не забудьте указать. Попрошу разборчиво! - строго добавил он.
Когда "документ" был завизирован, Вольфрам так же быстро спрятал его обратно в папку.
- Итак. Перейдем к делу. Речь пойдет о той истории с вашим другом Мясоедовым, свидетелями которой вы стали. Нас интересуют некоторые детали.
Клиент заволновался еще больше.
- Но что я могу рассказать?.. - робко произнес он. - Тем более, когда надо мной так посмеялись в милиции.
- Не беспокойтесь, сейчас над вами никто смеяться не будет, - заверил Вольфрам. - Верно, Акакий Леопольдович?
Анисимов слегка кивнул.
- Итак, продолжим, - сказал Вольфрам. - В своем заявлении о том происшествии, вы написали, что видели в его квартире некоего субъекта, которого окрестили "стариком Хоттабычем" - именно такое сравнение отчего-то вы использовали, товарищ Грушин. Ведь вы сразу его увидели из окна. Я правильно понимаю? А с ним еще кого-то, кого вы окрестили почему-то "актером Пуговкиным". И это помимо самого Мясоедова. Я не ошибаюсь?
- Совершенно верно, - с неохотой кивнул тот. - Я видел.
Он замолчал и посмотрел на Анисимова, как будто сомневаясь, стоит ли начинать снова.
Помня, видимо, наставления ГРОБа про злого и доброго следователей, Анисимов произнес мягким голосом:
- Ну, продолжайте. Не бойтесь. Рассказывайте все, какой бы странной и нелепой вам не казалась эта история. От того, что вы нам поведаете, зависят многие судьбы. Это не шутка.
Несколько воодушевившись после его слов, Грушин позволил себе выпрямиться, расправил плечи. Начал говорить.
- Ну, шел, значит, я мимо дома Мясоедова и надумал к нему заскочить. Уверен был, не откажет, тем более что у меня с собой было кое-чего. А он, зараза, не открывал. Я подумал, что Мясоедов спать завалился раньше времени. Тогда, чем в дверь трезвонить, решил его через форточку крикнуть. Ну, взбрело что-то в голову, сами знаете, по пьяни. Я вышел на улицу. Взобрался сначала на козырек подъезда, потом на карниз, голова бедовая. Ну, в общем, до мясоедовского окна добрался, внутрь заглянул, его и увидел… Ну, того типа, который "Хоттабыч". В прихожей он стоял. Далеко от окна. Если бы свет в коридоре не горел, я бы его и вовсе не заметил… Сперва-то подумал, что это сам Мясоедов так прикалывается. Будто на маскарад вырядился. На голове чалма какая-то, одежда вся грязная изодранная, то ли халат, то ли не халат, штаны на штаны не похожи. И еще борода эта. Она меня смутила - какая-то странная. Длинная, острая. У нас таких не носят. Я еще подумал - Мясоедов прям самого старика Хоттабыча решил в народном театре сыграть… Вижу вдруг - Мясоедов-то оказывается на полу лежит. Я его в первый момент и даже и не разглядел. А потом смотрю - и точно Мясоедов это, на полу-то… Руки у него скрюченные и сам подергивается, как будто током ударенный… А этот тип с бородой над ним стоит и с кем-то говорит, причем так яростно, будто спорит. Только я поначалу не видел, с кем он там говорит. А потом появился второй. Ну, который "Пуговкин". Я почему так его назвал - потому что он был похож на того прораба из комедии, ну помните "Операцию Ы"? В шортах и пробковом шлеме, он все о космических кораблях и о Большом Театре разглагольствовал. Он тоже был с бородой, только у этого пожиже немножко. Потом смотрю, тот первый тип, ну, который "Хоттабыч", значит, в мою сторону показывает, на меня тычет. Тогда же на меня и второй взглянул. И, верите, у меня внутри все будто оборвалось… Они знаете…
Грушин замолчал и по очереди испуганно заглянул в глаза Анисимова и Вольфрама, желая убедиться, что те не только его внимательно слушают, но и готовы верить каждому произнесенному слову.
- Говорите, - снова попросил Анисимов.
- Все, что скажу - истинная правда! - замечая, что лица слушателей по-прежнему серьезны, выпалил Грушин и выдохнул, как будто снимая с себя тяжелый груз. Видно было, что дальше говорить ему стало легче.
Он эмоционально начал показывать руками.
- … Представьте. Я за окном стою! А они там, в коридоре! И на меня смотрят! Этот Хоттабыч дурацкий. И Пуговкин, который не Пуговкин, а только прикидывается. А сами ажно светятся оба, будто лампочками обвешанные! Тут Хоттабыч протянул руку ко мне, как сожмет и!.. Как будто меня за горло схватил! Представляете? Будто рядом стоит, и держит меня за горло. И душит! Вы не знаете, что я тогда пережил. Хотел спрыгнуть с окна-то. А не получается. Не могу. А в горле все сдавило, и дышать невозможно. В глазах темнеет. Я уже ничего не соображал, когда вдруг взорвалось все, там в квартире!.. Вот тогда я на улицу выпал вместе с окном. А потом кричать начал. Даже не помню, что именно кричал. Наверное, требовал, чтобы открыли квартиру Мясоедова! Никогда я такого ужаса не испытывал. Я же протрезвел тогда в единую секундочку! В милиции-то мне не поверили. А он держал! И еще будто в голову ко мне залез…
Грушин закончил, и смотрел на агентов с нескрываемой надеждой, что хоть сейчас-то его не примут за психа.
- Ну, а в тот момент, когда вас душили, вы что-то еще успели увидеть? - спросил Анисимов.
Грушин широко раскрыл глаза.
- Значит ли это, что вы мне полностью верите? Мне не поверили, что я со второго этажа упал и даже не ушибся.
- Мы верим в то, что вы стали свидетелем очень необычной истории, - ответил за шефа Вольфрам. - Из нее нам предстоит вычленить, что считать реальностью, а что работой вашего воображения.
- Но вы не станете говорить, что у меня была "белочка"? А то в милиции…
- Конечно, не станем, - заверил его Анисимов. - А пока вернемся к моему вопросу. Что еще вы успели увидеть?
Грушин вздохнул. Он закрыл глаза, через несколько секунд снова открыл их.
- Нет, ничего. Возможно, там еще кто-то был. Я не помню. Мне и этих двух хватило.
Вольфрам атаковал "клиента" очередной порцией вопросов:
- Товарищ Грушин, а вы не замечали, у Мясоедова, незадолго до происшествия, произошли какие-нибудь изменения в его образе жизни или в поведении? Что-то, что могло бы показаться странным? Может, ваши друзья что-то подметили?
- Да, в общем-то… нет, ничего такого. Разве что нервный он был в последнее время. Но ничего не рассказывал. Не знаю, может, на работе проблемы были. Или с бывшей женой. Он ведь разведенный. А так. Даже не знаю, что сказать, - Грушин пожал плечами.
- Ну, а какие-то интересы новые появились? Или старые убавились? Водка, лодка и молодка? Или уже кино, вино и домино?
- Скорее водка, водка и вино, - усмехнулся Грушин. - Бывало, по молодости-то мы поддавали, ого-го как. А вообще… Наверное, да. Кто-то говорил, что он пить меньше стал. Но это разве так важно?
- В нашем деле важно все.
- Скажите, а зачем Главное разведывательное… - вдруг спросил Грушин.
Договорить он не успел. Вольфрам осадил его одним выражением лица. Его узко сжатые губы и заигравшие на скулах желваки мгновенно отрезвили "клиента". Вольфрам торжествующе посмотрел на Анисимова, как бы демонстрируя: вот один из способов, как избавиться от ненужного интереса.
- Так что же, совершенно ничего в поведении Мясоедова не показалось вам необычным? - спросил он.
- Я же говорю. Только то, что он в гости не звал. Но мало ли какие у человека могут быть причины. Хотя… Я вспомнил!
Анисимов и Вольфрам выжидающе молчали.
- Буквально за день мы с ним в городе пересеклись, он спросил меня, как я ухаживал за крысами, когда держал их дома, и чем кормил. Ну, знаете, таких, ручных, домашних, или лабораторных как их назвать-то правильно, я не знаю. А я действительно держал их когда-то. Еще со школы. Они умные, заразы, и совершенно не кусаются, в отличие от хомячков. Разве что хвосты у них страшные. Я помню, девчонки всегда визжали, когда в класс притащишь крысеныша…
- Не отвлекайтесь, - сказал Вольфрам.
- Ну, так вот. Мясоедов спросил про крыс. Как, мол, их кормить? А я его в ответ спрашиваю: а ты что, крысу завел? Он: для дочки взял, да только странная она. И вдруг еще спрашивает: а до какого размера они вырастают? Я ему, значит: ты чего, ни разу взрослых крыс не видел? А он на меня посмотрел, как на идиота, как будто я его спросил, видел ли он голую Мирей Матье? Так ничего и не сказал.
- То есть вы не знаете точно, почему он завел разговор именно о крысах? - задал вопрос Анисимов. - Может, это он иносказательно?
- Я не знаю.
Грушин тоскливо заглянул в глаза Вольфрама.
- А старик с бородой и Пуговкин. Ведь они были? Но почему мне не поверили? Этот, Сухоногов, капитан, он больше всех смеялся. Сказал, что таких, как я, надо на принудиловку сдать. Мол, ходят по улицам алкаши, которым мерещатся всякие Пуговкины, Хоттабычи, Ходжи Насреддины и тому подобное. Только, если бы я тогда сразу понял, кто это мог быть, я бы их так не назвал. Знаете, я сейчас вам покажу…
Грушин полез в боковой карман и достал свернутый в несколько раз газетный лист. Это оказалась вырезка из "Правды".
- Поверите ли, я этот листок теперь с собой постоянно ношу. Сам не знаю зачем.
Он ткнул на фотографию на первой полосе, под которой значилось: "Бойцы НРДА ведут допрос захваченных в плен афганских боевиков".
- Вот смотрите! Он был похож на этих. Один в один.
И Грушин показал на сгрудившихся в кучку оборванных жалких людей, одетых по-восточному, у всех у них были длинные бородки, такие же грязные, как одежда и лица.
- Думаете, я сумасшедший? Тот первый был точь в точь… Не старик Хоттабыч, а как душман! А второй, который в шлеме - как англичанин! Да кто же они были тогда? Неужто прямо оттуда? Из Афганистана? Шпионы?..
Дрожащий палец Грушина едва не проткнул листок.
- Это мы постараемся выяснить, - сказал Анисимов.
- Только не подумайте. Я не сумасшедший!
- Спасибо, товарищ Грушин. Вы нам очень помогли.
- Я все же не могу понять…
- Этого и не нужно, - с натянутой улыбкой ответил Вольфрам.
Он посмотрел на Грушина, подмечая, какая, должно быть каша творится в голове этого человека. Он и рад и напуган одновременно. Рад, вероятно, тому, что его видения оказались вовсе не видениями, вдобавок стали интересными службистам, представляющим собою государство. Напуган оттого, что не знает, как вести себя и чего ждать в дальнейшем.
- Идите, товарищ Грушин. Вы свободны.
Грушин удалился - ссутулившийся, робкий человек. Даже не верилось, что такой, в порыве раскрепощенного алкоголем сознания мог взобраться на чужое окно, да на второй этаж.
- Ну что скажете, Сергей Иванович? - спросил Вольфрам.
- Акакий Леопольдович, ты, наверное, хотел сказать?
- Простите. Не сумел сдержаться.
- Я оценил твой юмор, - не то серьезно, не то отшутившись, ответил шеф. - А по делу… Что сказать. С чужих слов так всегда и выходит. Случившееся на квартире Мясоедова, воспринято Грушиным сквозь призму стандартного человеческого восприятия. Все это вполне естественно: актеры, святые духи и пророки вместо вполне себе реальных инопланетян, или всякие старики Хоттабычи и прочие персонажи газетных передовиц.
- Кто бы ни были эти персонажи, вероятно, они представляют для нас особый интерес. Грушин сказал, там мог был еще кто-то. Трое гостей. Люди или какие-нибудь существа из наших неприсоединившихся? Как думаете?
- Увы, увы, не знаю, что тебе ответить, - сказал шеф. - Если бы ты не отказался от прибора, мы могли бы этого любителя ночных визитов еще порасспросить. Он бы лучше, чем при гипнозе поведал.
- Ничего, я уверен, он рассказал все, что знал. Если не видел, значит, не видел.
- Понятно. Интуицию развиваешь?
- А то, - с улыбкой подмигнул Вольфрам.
- Ты разговор-то хоть записал?
- Обижаете, шеф.
Они вышли на улицу. Сели в "Волгу". Солнце уже высоко поднялось над городом, и в салоне было жарко. Вольфрам опустил стекло.
- А знаете, странный он был, этот Мясоедов, - сказал Вольфрам, прежде чем тронуться с места. - Я вот, к примеру, понимаю, когда человек хочет взять себе собаку. Это нормально. Хотя бы дом сторожить будет. Но вот когда взрослый мужик, не ребенок, хочет завести крысу, вот этого я не понимаю. Какой в этом прок?
Шеф улыбнулся.
- А я крыс люблю. Сам крыса по восточному гороскопу. И Ксюша, дочка, все время просит.
- И что? Возьмете?
- Не знаю. Они не живут долго, вот в чем беда.
- Так, наоборот, радоваться надо. Если бы крысы до ста лет жили, они бы свою цивилизацию основали. Вот, к примеру, Карагаев, наш аналитик, он считает, что крысы на самом деле должны жить дольше. По меньшей мере, до тридцати лет. Но у них в генах запрограммирован процесс преждевременного старения.
- Читал я его выкладки, - сказал Анисимов. - По-моему, все это чушь.
- Чушь, не чушь, а если допустить, что все это правда, то что получается - тот, кто запрограммировал, тот и распрограммировать может. Да и не факт, что нас с вами, я имею в виду людей, никто не программировал. Может, наши с вами любимые Смотрители как раз этим и занимались. Наделали себе послушных болванчиков типа Гомо Сапиенс. А мы-то мним себя дитями природы.
- Вон, куда тебя потянуло. Это ты, брат, не по адресу. Лучше с ГРОБом пообщайся. Насколько я в курсе, он большой любитель теорий заговоров. Так что, это к нему. А меня уволь. И вообще, давай заводи шарманку. Поехали.
- Ну, поехали, поехали, едем уже… - проворчал в ответ Вольфрам. - Куда только?
- Куда? Ты меня спрашиваешь?
Вольфрам весь многозначительно подобрался. Значит, он пока еще решает? Ну что ж.
- Давайте заново проедемся по всем точкам. Авось, появится что-то еще. Поспрашиваем насчет Хоттабычей с Пуговкиными. Да и потом, я обещал взять для ГРОБа простоквашу.
- Добро, - согласился шеф.
Выехав на дорогу, Вольфрам увидел, что навстречу им промчалась черная "Волга". Через некоторое время, глянув в зеркало заднего вида, он заметил, что та остановилась возле заводоуправления. Он не мог точно сказать, была ли это та самая машина, которую он видел на днях возле института, где работал Кулагин. Он не успел рассмотреть, кто сидит в салоне. Но какое-то смутное подозрение закралось в его душу.
Глава 11
9-я группа особый отдел КГБ 40-й Армии.
Из допроса сержанта СА Нечаева С.Д. 31 мая 1981 г.
Следователь: майор Тополев А.В.
(продолжение)
С.: Что случилось на следующий день?
Н.: До обеда копали, а когда вылезли на солнышко, налетели наши самолеты. Щебет, то есть, Ляшко, крикнул, чтобы все вниз бежали. Мы и побежали обратно в подземелье - и духи с нами.
С.: И Ляшко тоже туда побежал? И Нершин, и Абдулхамид, и Грановский?
Н.: Ну да. Я же уже рассказывал…
С.: То, что вы рассказываете, Нечаев - это даже враньем назвать нельзя! Куда же они делись по-вашему, если, как вы говорите, побежали в подземелье?
Н.: Не знаю!..
С.: Не виляйте, а отвечайте на вопросы!
Н.: Да я и не виляю! Говорю же, не знаю!.. Они там были, вместе со всеми. Я помню только, после того, как нас завалило, вроде бы задремал, что ли, потом слышу, кто-то из наших закричал: "свет! свет!" Я открыл глаза - и правда, посветлело. Странный свет какой-то шел из глубины хода, лиловый, что ли, не понять. Духи жутко возбудились, все орали по-своему, а Щебет с капитаном и стариком пошли зачем-то к этому свету. Не знаю, что у них там произошло, но духи вдруг заорали совсем уж дико и стали палить по стенам подземелья. Я бросился на землю, чтобы не отрикошетило в меня и, кажется, потерял сознание. Очнулся - кругом темно, пощупал возле - трупы какие-то валяются. Пополз куда-то наощупь, а тут слышу - откапывать начали. Похоже, духи перестреляли всех, кто был там, и самих себя тоже. Это все, что я знаю. Я уже десять раз этот вам пересказывал. Чертовщина какая-то…
С.: Надо будет, и сотню перескажешь. Не забывай, Нечаев, ты у нас подозреваемый пока что.
Н.: И в чем же это я подозреваемый?