А они так нуждались в этих знаниях, люди Земли, особенно теперь, когда над ними нависла угроза ядерной катастрофы. И Максим решил вернуться на Родину, как ни тяжело было расстаться с Мионой, как ни умоляла его Этана, также полюбившая землянина большой трудной любовью.
В памяти всплыл последний разговор с инопланетянкой:
- Прибор, который я дарю тебе, Максим, - сказала Этана, передавая ему небольшой металлический диск, - содержит почти полный объем наших знаний, включая теорию гравитации и все данные по стабилизации радиоактивных изотопов. Я надеюсь, верю: ты используешь все это только на благо своей цивилизации, которая стала мне так же дорога, как ты сам. Я уже говорила, что только ваш пример, пример Земли, сможет вывести нас из тупика, в который завело чрезмерное преклонение перед культом разума, и только ваша цивилизация с ее могучей эмоционально-духовной сферой сможет сыграть роль нового астийского эдельвейса - ингрезио, "надежды на счастье" на вашем языке - для одряхлевшей цивилизации Агно. И мы не хотим остаться в долгу. Пусть этот сгусток нашей информации поможет восполнить то, чего еще так недостает людям Земли, - истинные знания о строении вещества и Вселенной. Но, передавая тебе столь большие и в какой-то мере опасные знания, я не могу не обусловить это одним естественным ограничением. Да ты и сам прекрасно отдаешь себе отчет, что далеко не всем на Земле можно доверить такую информацию. Поэтому напоминаю еще раз: общаться с диском сможешь только ты, через твой элемент связи. Выход его из строя, как и твоя смерть, приведут к мгновенному самоуничтожению прибора. Не забывай об этом, Максим. Не забывай об Ао Тэо Ларро, как не забудут здесь тебя. Ты раскрыл нам с Мионой тайну величайшего счастья, тайну любви, и мы сохраним ее до конца жизни. Помни о нас, Максим!
И он ясно, до мельчайших подробностей вспомнил все последние дни, проведенные на Ао Тэо Ларра. Вспомнил, какого труда стоило ему оторваться от прозрачного саркофага, в котором была заключена находящаяся в анабиозе Миона, вспомнил, с какой грустью простилась с ним Этана, вспомнил, как защемило сердце, когда сомкнулись массивные створки шлюза и он занял место в последнем отправлявшемся на Землю челночном корабле. Но дальше… Дальше сознание его, видимо, отключилось. Все остальное сделали автоматы Этаны. Сделали так, чтобы его появление на Земле не вызвало никаких подозрений. Они высадили его в Вормалее, поместили в стоящую на отшибе, у самого леса избенку Силкина и ввергли в летаргический сон. Сколько он проспал таким образом, не знает никто. Не знает, наверное, и дядя Степан. Недаром врач говорит о каких-то провалах его памяти. Автоматы позаботились и об этом. К тому же длительный сон был необходим, очевидно, и ему, Максиму, чтобы адаптироваться в ставших непривычными условиях Земли. Словом, Этана предусмотрела все. Что же, такой легенды придется пока и придерживаться. Но как же диск?! Он снова обернулся к сестре. Она по-прежнему сидела неподалеку от его кровати, листая свежий номер какого-то журнала.
Максим окликнул ее:
- Сестричка, скажите, а этот охотник, доставивший Меня сюда, принес что-нибудь из моих вещей?
- Не знаю, надо будет выяснить в приемном покое. Да завтра спросите у него самого: я говорю, он каждое утро приходит.
Максим повернулся на спину. Но тут мозг обожгла новая мысль. Он опять окликнул сестру:
- Девушка, а какой сейчас год?
- Что?! Вы хотите сказать, сколько сейчас времени? - она взглянула на часы.
- Нет, я хотел бы знать, какой сейчас год? - повторил Максим.
- Не разыгрывайте меня. Вы что, думаете, проспали сто лет?
- Ну, сто не сто, а… Можно взглянуть на ваш журнальчик?
- Тише, вы мешаете спать другим.
- Ну, пожалуйста! Я так давно ничего не читал. Да и скучно так лежать…
- Вот неугомонный! Уж лучше бы вы подольше спали! - деланно нахмурилась сестра. Но подала ему журнал и пододвинула светильник.
Максим с бьющимся сердцем взглянул на обложку. Не может быть!! Он поднес журнал ближе к свету. Но в этом не было уже никакой нужды: взгляд его случайно упал на температурный лист, прикрепленный к спинке кровати. Там тоже был поставлен год. И все будто поплыло перед глазами Максима: с того дня, как он покинул Землю и оказался на звездолете Этаны, прошло семь лет…
Семь лет! Значит, время на звездолете шло совсем не так, как на Земле. Как же все изменилось здесь за эти годы! Он выронил журнал из рук.
Сестра поспешно подняла его, снова протянула Максиму. Он покачал головой:
- Нет, не надо…
2
Силкин, действительно, не заставил себя ждать. Уже в начале десятого, едва больных успели накормить завтраком, Максим услышал в коридоре его знакомый хрипловатый голос, а вслед за тем и сам дядя Степан ввалился в палату, неловко сутулясь под наброшенным на плечи халатом.
- Проснулся? Здоров? - шумно подскочил он к Максиму. - Ну, слава богу! А я уж не знал, что и делать. Напугал ты меня, старика. И то сказать: ночь спишь, день спишь…
- А сколько всего-то я проспал, дядя Степан? Как оказался у тебя?
- Да тут такое дело… Я, понимаешь, Максим… - Старик опустился на стул, перешел на шепот, - понимаешь, что-то с головой у меня стало не того… Вроде как память отшибло. Сколько ни стараюсь, никак не могу припомнить, когда ты пришел ко мне, и как это вдруг случилось, что заснул у меня в боковушке. Что-то копошится в голове, вроде как с похмелья. А как начну прикидывать, что к чему, - ничего не получается.
- Ну хоть весной это случилось, в половодье, или еще по снегу? - попробовал оживить его память Максим.
- Да снегу-то, вроде, уж не было… А может, и был… Нет, все перепуталось. Все, как есть! - махнул рукой старик.
- Но ты ведь, наверное, поил, кормил меня? - сделал последнюю попытку Максим.
- А как же! - оживился Силкин. - И молочком, и медком, и…
- Так вот, сколько же ты так ходил за мной?
- Кто его знает. Может, с неделю, может, с месяц, а может… Нет, не припомню… А ты сам-то? нешто не помнишь? Ну, хоть когда приехал ко мне?
- Не помню, дядя Степан, ничего не помню. Только вот., была у меня, кажется, одна вещица, тонкий металлический диск… ну, кругляшок такой, блестящий, размером с эту вот тарелку…
- А-а, это есть! Как же, это я схоронил, понял, что вещь стоящая. И потом бумаги… Целый сверток. Их я тоже прибрал в надежное местечко.
- Спасибо, дядя Степан, - с облегчением вздохнул Максим. - Этому диску и бумагам цены нет. Сбереги их, пожалуйста. А как я выпишусь отсюда…
- Ну что, все не наговоритесь? - перебила их вынырнувшая из-за соседней койки санитарка. - Давай, Степан, проваливай! Проваливай, проваливай, видишь, уборка. Сейчас обход начнется, а я тут из-за вас…
- Да что ты, Клавдия, сдурела? Дай поговорить с человеком. Чего убирать-то, и так все чисто, - развел руками старик. - Так ты не беспокойся, Владимирыч. Раз Силкин сказал…
- А я сказала, вытряхайся отседова! - вновь напустилась на него санитарка, сердито размахивая шваброй.
- Вот язва-баба! - не удержался Силкин от крепкого Словца, поспешно вскакивая со стула и пятясь к двери. - Ну, я пойду, Владимирыч.
- Да, иди, дядя Степан. До завтра. Оказывается, мешаем мы тут, - улыбнулся Максим. - Вы уж простите нас мамаша.
- Я-то прощу. А что врачи скажут…
3
Врач пожурил Максима за то, что тот "долго держал в палате посетителя", затем тщательно осмотрел его, про" слушал, простукал пальцами и сказал:
- Ну, что же, на мой взгляд, вы абсолютно здоровы, молодой человек. Послушаем, что скажет психоневропатолог, - он кивнул сестре, и та, выйдя из палаты, через минуту вернулась с высокой седой женщиной, показавшейся Максиму чем-то знакомой.
В самом деле, где он видел это худое, сильно удлиненное лицо с отчетливой тенью усиков над верхней губой. Ну, конечно! Он же лечился у нее много лет назад, после памятного случая на озере. Вот так встреча!
Женщина-невропатолог подошла к его кровати, скользнула глазами по температурному листу, внимательно вгляделась в лицо Максима:
- Та-ак… Это и есть наш "Спящий"?
- Да, наш уэллсовский герой, - весело отозвался врач, отходя чуть в сторону.
- Как вы себя чувствуете? - обратилась она к Максиму.
- Спасибо, вполне удовлетворительно.
- У вас есть здесь какие-нибудь родственники?
- Нет, ни здесь, ни в каком другом месте.
- А с этим старичком Силкиным вы давно знакомы?
- С раннего детства, если это можно считать началом знакомства.
- Закройте глаза. Максим зажмурился.
Потом она просила его вытягивать руки, следить за кончиком ее пальца, била молоточком по коленям. Наконец сказала:
- Состоянию вашей нервной системы можно только позавидовать, - и заглянула ему в глаза. - Скажите, а вы прежде не лечились у меня?
- Лечился.
- Значит, с памятью у вас тоже все в порядке.
Максим насторожился: так можно в два счета разрушить всю легенду, которой он решил придерживаться.
- Я помню все, за исключением того, откуда прибыл сюда и как оказался в доме Силкина, - ответил он как можно спокойнее.
- Не помните, откуда прибыли?! А где вы работаете? Где живете? - не отступала невропатолог.
- Я работал в Сибирском филиале Политеха. Там же, естественно, и жил. Потом ушел оттуда. И после этого… - Максим беспомощно развел руками. - Что было после этого, - не помню.
- Но есть же какие-то документы, люди, которые помнят вас…
- Я не знаю даже, где мои личные документы, - не дал ей закончить Максим, - не могу назвать ни одного человека, с кем встречался после ухода из Политеха.
- Однако должны быть какие-то причины, приведшие вас в столь необычное состояние?
- Возможно, были. Они не сохранились в моей памяти.
- Странно… Впрочем, учитывая ваше прошлое заболевание… Да, теперь я вспомнила, с чем вы лежали у меня в психоневрологическом отделении. - Она что-то быстро сказала врачу по латыни. Тот согласно кивнул.
- Спасибо, Софья Львовна, я так и думал. Ну-с, молодой человек, попробуем встать.
Максим рывком поднялся и тут же снова упал на подушку от сильного головокружения.
- Не так, не так, - рассмеялся врач. - Не забывайте; вы слишком долго находились в горизонтальном положении. Ну-ка, давайте вместе, - он подхватил Максима за плечи и медленно приподнял его с подушки. - Вот так… Теперь спустите ноги на пол и выпрямляйтесь.
Максим попытался встать с кровати, но тело не слушалось его, ноги сгибались в коленях, были точно ватные.
- Не отчаивайтесь, молодой человек. Начнем учиться ходить заново. Тетя Клава, помогите ему. Завтра он у нас танцевать начнет.
Созывая это совещание, директор Центрального Разведывательного Управления Майкл Хант не ставил какой-то особо важной цели и уж, во всяком случае, даже предположить не мог, как далеко заведет и какой катастрофой кончится, казалось бы, самая ординарная операция, которую он намерен был обсудить сегодня со своими ближайшими помощниками.
Поводом для нее послужило обычное сообщение одного из экспертов о том, что в научной периодике русских перестали появляться публикации, касающиеся нейтрино и антинейтрино. Это могло означать одно: работы русских физиков, связанные с нейтрино, отныне засекречены. А раз так, то напрашивался вывод, в России этим неуловимым элементарным частицам отводится важная роль в создании каких-то новых видов оружия.
Каких же? Вот это и нужно было выяснить.
К сожалению, вызванные на совещание эксперты-физики ничего определенного сказать не смогли. Ничего вразумительного не смог доложить и заведующий отделом Центральных районов России, в подчинении которого находилась резидентура, ведущая наблюдение за Институтом ядерной физики в одном из городов Подмосковья.
- Ну, хоть фамилии ученых, работающих с нейтрино, вам известны? - спросил, не скрывая раздражения, Хант.
- Да, это мы знаем, - оживился руководитель отдела. - Вот, к примеру, заведующий лабораторией института профессор Саакян…
- Какой именно лабораторией? - прервал его Хант.
- Лабораторией… - руководитель отдела заглянул в свой блокнот, - лабораторией слабых взаимодействий. Так вот, три года назад вышла его статья о бета-распаде, где главное внимание было уделено именно нейтрино и антинейтрино.
- Три года назад?! - усмехнулся Хант.
- Да. Но в этом году его аспирант, ныне старший научный сотрудник института Дмитрий Зорин защитил диссертацию, в которой значительное место занимает как раз проблема нейтрино. Кстати, мы знаем также, что на днях Зорин уходит в отпуск и едет к себе на родину в Кисловодск. Затем еще один сотрудник лаборатории… - руководитель отдела порылся в своем блокноте. - Кандидат наук Хлопин. В его статьях тоже…
- Стойте. В самом институте, как вы сказали, ваших людей нет?
- Нет, к сожалению…
- Значит, Саакян и этот… Хлопин нам пока недоступны. А вот едущим в Кисловодск Зориным можно будет заняться. Кто там у нас сейчас, на Кавказе? - Хант обернулся к руководителю отдела Юго-Западных районов России.
- Наш резидент по городам минеральных вод обосновался, как вы знаете, в Пятигорске…
- Вы имеете в виду Джона Снайдерса?
- Да, агента номер четыре. Кстати, в Кисловодске у него есть парочка очень опытных людей. Я говорю об "Учительнице" и "Толкаче".
- А-а, это те, что помогли нам установить местоположение Кавказских урановых рудников.
- Так точно.
- Да, ценные работники. - Хант на минуту задумался. - Что же, пусть Снайдерс даст им задания; все о Зорине и о его работе с нейтрино. Его лично и всего института в целом. Главное - конечная цель этих работ. Далее - достигнутый уровень. По возможности - теоретическое обоснование и конкретные практические разработки. Ну и, пожалуй, пока достаточно. Что же касается Саакяна, то дорожку к нему мы проложим позднее. Может быть, через того же Зорина. Кстати, как назовем наших новых подопечных? Для Саакяна подойдет, я думаю, кличка Доктор. Ну, а для Зорина… Кто там еще значится у них в научной иерархии рангом пониже?
- Кандидат наук, доцент… - начали вспоминать эксперты по России.
- Вот-вот, Кандидат. Отлично, пусть будет Кандидатом. Дайте указание Снайдерсу, чтобы он заранее уведомил об этом своих агентов. На сегодня все, господа. Желаю успеха.
Глава третья
1
Фирменный поезд "Кавказ" миновал кубанские степи словно утомившись, резко сбавил скорость. Вдали показались горы. Молодой кандидат наук, три года не бывавший дома, да к тому же только что получивший два таких подарка судьбы, как назначение на должность старшего научного сотрудника и согласие своей возлюбленной стать женой, потерял последнее терпение. Он то выскакивал в коридор и до пояса высовывался в окно, то выхватывал из портфеля карманный атлас железных дорог, стараясь отыскать там только что промелькнувшее в окне название станции, то бежал к расписанию и в пятый или шестой раз сверял по своим часам, не опаздывает ли поезд.
- Слушай, Дмитрий, угомонись! - окликнул его сосед по купе. - А то, помнишь, как в том рассказе у Чехова, где такой же вот счастливчик возвращался к своим жене и детям, так же места себе не находил, с каждой станции слал телеграммы, ну и…
- Во-первых, Витенька, это рассказ не Чехова, а Куприна, во-вторых, меня не ждут ни жена, ни дети, и, в-третьих, я не только не послал ни одной телеграммы, я даже в письме не написал, что еду в отпуск. Потрясающий сюрприз для старика! Как и с моим новым назначением и с уведомлением ВАКа…
- И с твоей женитьбой?
- Ну, до женитьбы еще далеко. Аленка должна с матерью поговорить, специально к ней поехала, я тоже посоветуюсь с отцом…
- Скажи, какие почтительные детки! Как в нравоучительном романе прошлого века. А если мать Алены не согласится, чтобы ее дочка вышла замуж, а твой отец не посоветует тебе жениться?
- Тогда… Тогда мы все равно поженимся! Для нас это вопрос решенный. Ты не представляешь, какая это замечательная девушка! Да вот, взгляни! - Дмитрий полез в карман за фотографией, но Виктор остановил его:
- Видел я твою Аленку. Вчера показывал и ее фото, и свой диплом кандидата. Расскажи лучше, за что тебе присвоили эту степень, что за открытие ты сделал?
- Ну, это в двух словах не скажешь. Тема поисковая, связанная с фундаментальными исследованиями. Я - физик-атомщик, занимаюсь слабыми взаимодействиями. Понимаешь?
- Да нет, не совсем. Слабыми взаимодействиями чего с чем?
- Я имею в виду взаимодействия элементарных частиц. Их, как известно, четыре типа: электромагнитные, сильные, слабые и гравитационные. Так вот, я занимаюсь именно слабыми взаимодействиями.
- Постой, постой! Это уж из той оперы, где поется: "Это мы не проходили, это нам не задавали…" Тебе бы с моей сестрой потолковать, она тоже физик. А мне все эти слабые взаимодействия… Ты лучше приведи пример, где они встречаются. Тогда я, может быть, пойму…