Сам того не ведая, Люсин уже безмятежно улыбался. Лениво потянувшись, он уютно устроился в кресле и шлепнул пританцовывавшего вокруг него Березовского.
- Да сядь же ты, ради бога!
Юрка сразу же привычно растянулся на диване.
- Выкладывай, - сказал он, стыдливо прикрывая свою писанину раскрытой книгой.
- Понимаешь, Юр! - Люсин шумно вздохнул и пригладил макушку. - Есть одно дело, кажется, по твоей части.
- Давай, - с готовностью согласился Юрка.
- Не все так просто, дружище… Я и сам еще точно не знаю, что из этого выйдет, но на всякий случай хочу заручиться твоим согласием.
- Да брось ты… Что за церемонии?!
- Нет, ты погоди, - остановил его Люсин, - не все так просто. Я не знаю пока, понадобится ли это, но, если понадобится, могу ли я рассчитывать на твою помощь в качестве консультанта?
- Ты что, сдурел? - возмутился Березовский. - С каких это пор ты стал таким… сумнительным?
- Э, Юр, - досадливо поморщился Люсин, - если бы это было мое личное дело!.. Тут материя тонкая. Служебная тайна. Понимаешь?..
Березовский выжидательно смотрел на него, подперев подбородок руками.
- В ходе следствия, - а речь идет именно о следствии, - могут возникнуть всякие неожиданные нюансы. Я, как чиновник и человек подчиненный, могу действовать только в определенных рамках. Ну да ты понимаешь: порядок есть порядок.
- Не нами заведено, - машинально поддакнул Юра.
- Во-во! В моих личных делах ты как был Юркой Березовским, так им и останешься. Тут все ясно. В наших же, - он сделал на этом слове едва заметное ударение, - служебных делах ты, если понадобится, можешь участвовать только в качестве о-фи-ци-ально-го - понимаешь! - консультанта товарища Березовского. Ясно?
- Более менее. Давай дальше.
- Дальше - проще. Если ты согласен, то будь готов дать письменную экспертизу и все такое прочее, конечно, с полным соблюдением служебной тайны. Опять же, если в этом окажется необходимость.
- А ты лично в этом очень заинтересован?
- Конечно, Юрик! Это же моя работа!
- Тогда об чем разговор? Давай свои бумаги и говори, чего подписывать.
- Пока ничего. На данном этапе я привлекаю тебя к работе, как говорится, на свой страх и риск. Ведь может получиться так, что все это не стоит выведенного яйца.
- Выеденного.
- Чего?
- Выеденного яйца!
- Ну да, конечно, не в этом дело.
- Значит, ты просто подстраховался? Боялся, что, если дело осложнится, а я уйду в кусты, у тебя будут неприятности?
- В принципе это так. По существу же совсем не так! Я ничего не боялся. И не боюсь. Мне очень нужна твоя помощь, и я ни на минуту не сомневался, что ты меня выручишь. Просто не хотел ставить тебя перед свершившимся фактом. Хочу, чтобы ты сам видел все, как оно есть.
- Значит, пока тебе достаточно только моего честного слова?
- Просто твоего согласия.
- Ладно. Считай, что ты его получил. Благодарю за доверие.
- Да брось ты, Юр! Чего ты?
- А ты чего? Мог бы в двух словах сказать. Так, мол, и так. Помоги, Юра, и подпишись в соблюдении тайны.
- Так ведь не надо пока.
- Что "не надо"? Подписываться или соблюдать?
- Подписываться. Соблюдать на всякий случай надо.
- Так бы и сказал.
- А я так и сказал. Только в более деликатной форме.
- Ладно. Инцидент исперчен. Рассказывай.
- Рассказывать, собственно, нечего. Прочти-ка вот эту штуку. - Люсин достал из внутреннего кармана черный пакет из-под фотобумаги и извлек из него снимок. - Что ты насчет этого думаешь?
Юра ловко поймал фотографию и зажег лампу у изголовья.
- Чтоб не сверлить тебя глазами, я пока в кухне чего-нибудь перехвачу.
- Ветчина и сыр в холодильнике, хлеб в шкафу. Есть еще какие-то консервы.
- Хватит одной ветчины, а потом выпьем.
Люсин прошел в кухню и принялся методично готовить себе бутерброды.
- Тебе принести? - спросил он, уже откусывая.
- Нет. Спасибо. Слушай.
Предначертание свершится!
Сим заклинаем семерых.
Капитолийская волчица
Хранит завязку всей игры.
Пусть Монсепор в огне падет,
Лютеции звезда затмится,
Все ж с розой крест соединится,
И в их единство ключ войдет.
Итак, свершится: роза - крест
Под кардинальским аметистом.
Следите ж за игрою мест!
Звезда Флоренции лучиста,
Но на подвязке будет кровь.
Обеих их соединит
Холодный камень Сен-Дени.
Отличный от других алмаз -
Бордоское вино с водою.
О семеро, мы молим вас.
Не обернитесь к нам бедою!
Из пепла Феникс оживет
В снегах страны гиперборейской.
Когда на смерть - не на живот -
Пальмира Севера пойдет
Против когорт и ал лютейских.
На четках Феникса как раз
Седьмая есмь тигровый глаз.
Жезл победителя мальтийский
Хранит содружество ключа.
Не перепутай сгоряча
Порядок мест в игре их строгой!
Ни эшафотом, ни острогом
Нельзя прервать игру судеб.
Последний есмь наследник - Феб.
Не токи родственной крови,
А волю звезд - небесных судей -
В игре той строгой улови
И разгадай наследство судеб:
Сатрап лакею передал
Цареубийственный кинжал.
Ты положи игре конец
И отыщи жену младую,
Чье имя носит тот ларец,
Чьи звезды - чистый Козерог.
В ночь тихую и ночь святую
Дано узреть концы дорог.
Итак, внемли же: крест и роза,
Затем латинский аметист,
Подвязка и бордоской лозы
Огонь, которым камень чист,
Звезда Флоренции, конечно,
Льнет к италийским городам,
Тигровый глаз теперь навечно
Жезлу мальтийскому отдан -
Вот слуги тайные ларца,
Таящего грозу дворца,
Взращенного на молоке волчицы.
Храни же тайну до поры!
Предначертание свершится!
Сим заклинаем семерых.
Люсин с наслаждением жевал бутерброд с ветчиной, уставившись на заросшее буро-зеленой слизью стекло аквариума, сквозь которое безуспешно пытался разглядеть рыб. Это настолько его заинтриговало, что он поднял покрывавшую аквариум фанерку. В сумрачной воде промелькнули темные рыбьи спинки.
И увидел он залитую тяжелым живым серебром палубу. Лазоревый блеск прыгающих сельдей. Мокрые роканы товарищей. И волны, чуть тронутые суровым глянцем просвечивающегося сквозь облака северного солнца.
То-то потешались они, когда узнали, что пойдет вместе с ними в трехмесячное плавание какой-то корреспондент из Москвы. Но встретили, как полагается - уважительно, широко. Кэп омаров принес из морозильника, десяток лангустов. Ребята морского карася вяленого принесли собственной заготовки. Коньячок был, лососина - все чин чинарем, по самому высшему классу. Даже шашлык из зубатки.
Люсин хотел уступить гостю свою штурманскую каюту, только тот наотрез отказался. Сразу же полез в кубрик, занял свободную койку и, разложив вещички, плотно там обосновался. Первые дни только бродил по пароходу, выспрашивал все и тут же в блокнотик записывал. Все углы облазил и, составив планчик БМРТ, аккуратно как что называется записал. А потом график для себя сочинил, чтобы каждого человека на судне продублировать. И сети чинил, и бочки забортной водой заливал, вытрясал рыбу и шкерил ее, на муку молол и в камерах замораживал. Стоял он на вахте, дежурил в радиорубке, пачкался тавотом в машинном отделении, пытался овладеть секстантом, путался в радионавигации и ревниво следил, как Люсин прокладывал курс. Это дело ему вроде бы больше всего понравилось. Хотел он и кэпа продублировать, да не стал: видно, плохо эту работу изучил или командовать стеснялся.
Проку от него, честно говоря, мало было. Он это и сам понимал. На любую работу, как это у новичков заведено, не бросался, но все, что ему поручали, делал старательно, вдумчиво. Выходил на авралы, драил палубу, смывал из шланга кровавую рыбью чешую.
Но по-настоящему оценила корреспондента команда, когда настала в его графике пора дублировать кандея. Тут уж он себя показал! Первым делом выдал ребятам буайбес по-марсельски - изысканную французскую уху. А дальше - больше: "шатобриан" из мороженой говядины, пюре "сен-жермен", соуса да "парфе" - просто закачаешься. Тут уж его ребята всерьез стали просить бросить к черту график и до конца плавания остаться в камбузе, чтобы тамошние работники могли перенять бесценный опыт.
Французская кухня очень всем пришлась по душе. Первый помощник так просто стонал, когда тарелку вылизывал, бил себя кулаками в грудь, ругался по привычке, ну только не плакал…
Вот как сходил в Атлантику специальный корреспондент "Комсомолки" Юрий Березовский. Память об этом походе сохранится в легендах.
Когда же целиком вышла в столичном журнале его документальная повесть "Рыба под нами, рыба над нами" (это он летучек, очевидно, имел в виду), Люсин как раз при шел из последнего, столь неудачного для него плавания. Весь траловый флот читал эту повесть запоем. И неважно, хорошо или плохо была она написана. В этом мало кто по-настоящему разбирался, да и думать о том ребята не хотели. Это была повесть о них. И это была правда о них. Взглянув на себя как бы со стороны, как бы с высоты себя оглядев, они очень сами себе понравились. Только решили написать автору коллективное благодарственное письмо, постановив после отчаянных споров начать его просто: "Дорогой Юра! Пишут вам…", как в адрес тралового флота пришел крупный перевод.
"Дорогие ребята! - говорилось в листочке для письма. - Вышла повесть, которую все мы вместе писали. Очень жалею, что из-за командировки в Среднюю Азию не могу к вам приехать, да и не уверен, что застану всех вас на берегу. Но банкет в "Заполярье", как я понял, дело святое. Посему приглашаю вас на банкет, который имеет место быть в оном ресторане в удобное для вас время. Всем сердцем с вами. Мою особу будет представлять штурман товарищ Володя Люсин. Я уверен, что он не откажется принять на себя и все хлопоты, связанные с проведением данного мероприятия. Крепко всех обнимаю. Высылаю бандеролью авторские экземпляры на весь экипаж.
Ваш дублер Ю. Березовский".
Что там ни говори, но это было красиво. Ребята поняли все, как надо, и оценили…
- Как там у тебя? - позвал Березовский.
- А? Все в порядке. Подзаправился.
- Тогда иди сюда.
Люсин убрал хлеб, стряхнул крошки с тарелки и, выпив чашку воды из-под крана, вернулся в комнату. Юра лежал, вытянувшись на диване, и глядел в потолок.
- Как это к тебе попало? - спросил он.
- Найдено в папке исчезнувшего иностранного туриста. Собственно, именно его мы и разыскиваем.
- И что ты думаешь по этому поводу?
- Мне кажется, это зашифрованная инструкция. Речь идет, вероятно, о том, как использовать, а может быть, и как отыскать какой-то старинный предмет.
- Весьма здраво. Продолжай.
- Э, нет, брат. Это ты продолжай! За тем я к тебе и пришел.
- А что я? Могу только повторить твои слова. По-моему, ты на верном пути, старик.
- Понимаешь, Юр, для меня тут наверняка больше непонятного, чем для тебя. Я и слов-то многих не знаю. Поэтому давай выжмем из этой штукенции все, что только можно. Считай, что дело ведешь ты, а я только при сем присутствую.
- Ладно! Давай попробуем. Он сел, подтянул к себе ноги и, положив сбоку фотографию, скосил на нее глаза.
Люсин вынул блокнот.
- Так, стариканчик! - Юра зажмурился и потер руки. - Прежде всего линия историческая. Начинается она в Риме, может быть, даже в Древнем Риме.
- Почему?
- "Капитолийская волчица хранит завязку всей игры", - наизусть процитировал Юра. - И потом в конце, - он взял фотографию в руки, - так "…таящего грозу дворца, взращенного на молоке волчицы". Это же явно про римских цезарей! Капитолий, может быть…
- А если это аллегория?
- А если все здесь аллегория? На черта тогда мы теряем время? Нет уж, голубчик, давай сначала исследуем буквальный смысл.
- Согласен, - кивнул Люсин.
- Итак, мы останавливаемся на античном Риме или, по меньшей мере, на Риме раннего средневековья. До Ренессанса.
- Почему?
- Потому, что далее следует Монсегюр. "Пусть Монсепор в огне падет".
- Что такое Монсегюр?
- Об альбигойских войнах слышал?
- Приблизительно.
- Это последняя твердыня альбигойцев.
- Какой век?
- Тринадцатый, по-моему… Что-то в этом роде, одним словом.
- Значит, сначала Рим, потом сразу тринадцатый век?
- Вроде бы, - пожал плечами Юра.
- Дальше давай.
- "Лютеции звезда затмится…" Лютеция - древнее название Парижа. Хоть убей, не пойму, почему должна была затмиться его звезда. Но оставим пока… Далее следуют роза и крест. Тут у нас дело обстоит благополучно.
- Благополучно? - удивился Люсин. - А мне это место показалось, наоборот, самым темным!
- Ничуть. Роза и крест - мистические атрибуты ордена розенкрейцеров. Это шестнадцатый-семнадцатый века, во всяком случае так говорится в масонских преданиях.
- Масонских? Это правда?!
- А что тебя так удивляет?
- Ты золотой человек, Юрка! Я с самого начала знал, что никакой академик, никакой криминалист тут не разберется. Только ты. Во-первых, ты ходячая энциклопедия, во-вторых, наделен богатейшим воображением, в-третьих, ты, журналист и писатель, сразу ухватываешь суть, в-четвертых…
- Благодарю, польщен, - прервал его Юра. - Но не отвлекайтесь, мамочка. Почему на вас так подействовали масоны?
- Да потому, что советник… одним словом, свидетели показали, что исчезнувший иностранец носил серебряный перстень с черепом, а это…
- Определенно указывает на принадлежность к масонству. Ты это хочешь сказать?
- Не знаю, как насчет принадлежности, но какое-то отношение все же имеется.
- Резонно, - одобрил Юра. - Продолжим наши игры. - Он опять взял фотографию, молча пробежал строчки и, найдя нужное место, прочел: - "Все ж с розой крест соединится, и в их единство ключ войдет. Итак, свершится: роза - крест…" - Он поднял палец. - Это явная кульминация. Чувствуешь? "И в их единство ключ войдет". Здорово! Роза и крест превратились в роза - крест. Улавливаешь нюанс? Это уже, как ты справедливо заметил, похоже на начало инструкции. Но продолжим историческую нить. Тем более, что нас тут же призывают ко вниманию: "Следите ж за игрою мест!" Давай следить!
- Ты пропустил "под кардинальским аметистом", - остановил его Люсин, который уже знал стихотворение наизусть.
- Сознательно! Сознательно, отец. Эта строфа не является исторической вехой…
- Но для меня она важна. Что такое кардинальский аметист? Особая разновидность? Или просто аллегорический намек на нечто фиолетовое?
- Не думаю. Скорее всего, речь идет именно о кардинальском или, точнее, епископском аметистовом перстне. Согласно древнему обычаю, папа, назначая очередного епископа, дарил ему аметистовый перстень.
- И какой он из себя?
- Не знаю точно… Полагаю, обычное золотое кольцо с аметистом.
- Превосходно! - Люсин хлопнул в ладоши.
- Чему ты, собственно, радуешься?
- Этот перстень у меня. Как-нибудь я тебе его покажу.
- Вот как? Дело и впрямь становится интересным!
- Или я к тебе приду с плохим, Юра? - как истый мурманчанин спросил Люсин.
- Разве я тебя не знаю, Володя? - в тон ему ответил Березовский.
Они рассмеялись.
- Дальше давай, - сказал Люсин.
- "Звезда Флоренции лучиста, но на подвязке будет кровь…" - Юра погладил обросший к вечеру подбородок. - Не очень ясно. Что такое звезда Флоренции? Орден? Первая красавица? Или это надо понимать в том же смысле, что и "звезда Лютеции"? Остановимся пока на этом. Звезда, то есть судьба Лютеции, затмится, а судьба Флоренции лучиста… "Но на подвязке будет кровь…" Идет ли тут речь о британском Ордене подвязки или же просто о предмете туалета? "Будет кровь…" Подвязка будет оплачена кровью? Тут нужно хорошо покопаться, иначе черт ногу сломит.
- Покопаться? Думаешь, это что-то даст?
- Не сомневаюсь. Ведь дальше следует: "Обеих их соединит холодный камень Сен-Дени". О чем это нам говорит?
- О чем?
- Сен-Дени - фамильная усыпальница французских королей. Один холодный камень, то есть одна могильная плита, соединит там звезду Флоренции и окровавленную подвязку. Неужели это прошло мимо французских историков? Да не может того быть! История Франции почти не знает темных мест. За исключением Железной маски почти все в ней ясно. Тем более, что речь тут идет об особах королевской крови. Нет, просто надо основательно порыться в истории.
- А без истории ты не знаешь, о чем может идти речь?
- Нет.
- Жаль, я думал, ты все знаешь… Но ты, во всяком случае, пороешься?
- Обязательно! Мне же самому интересно. Под каждую строфу этой великолепной поэмы я подведу строгую историческую базу. Я это подработаю! Что же у нас дальше? Ага! "Отличный от других алмаз - бордоское вино с водою". Как и аметист, это в смысле истории нам ничего не дает. Разве что намек… Дескать, действие все еще протекает во Франции.
- Все еще?
- Ну да! Сен-Дени…
- Ага. - Люсин сделал в блокноте памятку. - Значит, Рим, Монсегюр, затмившийся Париж, розенкрейцеры шестнадцатого века, потом Флоренция с подвязкой в Сен-Дени. Действительно, все еще происходит во Франции.
- Разобрался? Ну и прекрасно… "Бордоское вино с водою…" Видимо, здесь имеется в виду окрашенный в красный оттенок алмаз. Очень редкая и дорогая разновидность. Его у тебя, случайно, нет?
- Нет, - вздохнул Люсин.
- Жаль. Очень жаль. На одних аметистах дачу не построишь. Ну да ладно… "Из пепла Феникс оживет в снегах страны гиперборейской, когда на смерть - не на живот - Пальмира Севера пойдет против когорт и ал лютейских…" Тут, без сомнения, действие переносится в Россию-матушку. Можно даже побиться об заклад, что оно происходило во время войны 1812 года. "Пальмира Севера пойдет против когорт и ал лютейских" - парижских, значит. Ясно?
- Вполне. А что такое алы? Это вроде когорт?
- Из той же оперы. Ала - нечто вроде конной полуроты. Значит, Россия… "На четках Феникса как раз седьмая есмь тигровый глаз". Это уже из области инструкции. Тигровый глаз, кстати, тоже драгоценный камень, коричневый такой, надо думать, что четки - вещь вполне реальная. "Жезл победителя мальтийский хранит содружество ключа…" "Содружество ключа", как это следует из нашего анализа, означает единство розы и креста. Теперь это содружество перекочевывает в Россию, и спрятано оно, возможно, в жезле победителя.
- Почему "мальтийский"?
- Очень даже потому. После победы над Наполеоном союзники сделали Александра Первого гроссмейстером Ордена мальтийских рыцарей.
- Ну ты даешь, Юра!