Уголком глаза Алексей вроде бы видит нечто иное, однако фокусировка нечёткая, всё плывёт и изменяется, потом будто вздрагивает, попадая в фокус. Дым из курильниц? Но дымовая завеса исчезает, ловится только боковым зрением, остаются только декоративные махины из латуни, похожие на кальян. Дама Алекса с видом знатока выбирает жаркое, соусы, говорит: вам стоит взять машави или кафту на шампурах, фалафель и такие пирожки, называются самбусики. Их можно заказать и вегетарианские, если угодно. Вам угодно, спрашивает кавалер? Да, но вы не стесняйтесь, я не запрещаю другим есть при мне мясо или рыбу. Вот ещё. Хомус - это вроде соуса из тертого белого гороха. Фуль - снова бобы и помидоры. Кофе выпить надо непременно: с корицей, кардамоном, мускатным орехом. Пива? Как вульгарно, нет, правда. Вина? Можно попробовать немного красного, здесь водятся исключительно местные сорта. Но сама Эля не охотница до градусов, её спутник признаётся, что тоже. Впрочем, берут флягу, обтянутую по стеклу тиснёной кожей, разливают и чокаются. Что должно, по всей видимости, придать духу обоим: после приступа говорливости она подозрительно отмалчивается, а после того афронта, который нанесла жизнь ему, нелегко почувствовать себя снова любимцем прекрасного пола. Это при том, что полный стан, светлые редковатые волосы и нос, свисающий вниз унылой грушей, по-прежнему никуда не делись. И неровные, заходящие один за другой зубы за оградой пухлых губ.
Однако здесь и сейчас Алексей неожиданно для себя оказывается в ударе. Накрывает узкую смуглую ладошку дамы небольшой белой рукой с аккуратно подстриженными ногтями. Перешучивается с красавцем-официантом, он же повар, вовсю интересуется рецептами. Отпускает милые пошлости в адрес своей дамы. Её не очень тщательно скрываемого пристрастия к вегетарианству. Её вечнозелёной молодости - Зорик на поверку оказывается довольно-таки поздним ребёнком. Её феминизма, впрочем, не очень навязчивого, - счёт оплачивает он, но скидки раздобыла и предъявляет она, так что баш на баш.
Под самый конец, когда пара расплатилась и выходит на улицу, в знакомую до слёз и припухших желёз, насквозь пробензиненную московскую атмосферу, Алексей слышит фразу, произнесенную чуть глуховатым голосом и словно бы не предназначенную для него:
- Можно ли слепить счастье из двух половинок беды - кто знает?
И сразу же принимает это за согласие на союз.
С тех пор они проводят время как сговоренные жених и невеста прежних лет. Накатанная дорожка отношений. Без ханжества, но и без большого азарта.
До тех самых пор, когда не решают, наконец, узаконить свои отношения вполне гражданским образом. Скромно, без большого народу и дорогих застолий наподобие того, что их свело.
- Ты ведь православный, а моголы традиционно буддисты, - мягко объясняет Эрденэ. - Вот если бы ты был католиком - у них есть особые виды ритуалов для всех вер.
Съехаться решили на квартире мужа: московская, в бывшем зелёном пригороде, и к тому же улучшенной сталинской планировки. Коридор, кухня, гостиная и три небольших комнатки с выходом в главную залу.
Старая нянька осталась, при двух-то работающих родителях, но вот готовить, убираться и следить за воспитанием с этого дня стала молодая жена. Новобрачный подсмеивался - так бережёт руки от любой домашней работы, весь день ходит в латексных перчатках вроде медицинских или этого…хозяина шоколадной фабрики. Хирург? Нервный? Да ещё и детский? Он обнаружил, что многое пропустил мимо мозга. Хотя не всё ли равно, если работа жены почти не требует командировок, в отличие от его собственной. Конечно, Зорик приехал с матерью. Оказалось, кстати, что ему на год меньше, чем говорилось, если считать по-европейски, а не на азиатский манер. И не очень-то хорош собой: будто в переносицу кулаком стукнули. Недаром Великий Дед Зорикто, в честь которого назвали мальца, не любит изображать лица, всё больше со спины своих героев показывает, про себя иронизировал Алек. Впрочем, в первый класс мальчика прочили с шести лет - редкий умница, спокойный, дашь книжку в руки - не слышно и не видно. Новобрачный из-за одного этого почти в него влюбился и не терпел, когда другие называли Алексея Зориковым отчимом. Из-за мальчика года через два решился на замену старухи женщиной нового поколения - побоялся умственной деградации малыша. Юный гений. Индиго, как ни избито такое звучит.
Но вот родная дочь, Гаечка, Гайка…
- Алек, ты устал, я прекрасно это вижу, - в голосе жены звучит мягкая категоричность. - Тебе нельзя долго стоять, особенно пригнувшись. Сидеть тоже. Иди ложись - я сделаю позавтракать.
Это означает, что все сосуды для практически лежачего больного вымыты и вытерты до блеска: что на тумбочке, что в ней. Впрочем, какой же он лежачий, и вообще никакой не больной, а выздоравливающий, хочется возразить Алексею. Но какой прок в названиях? Время оттого резвей с места не стронется.
Кроватная… кроватная могила. Нет, матрасная, никакой памяти на филологию. Так говорил один поэт. Хайне… Генрих Гейне.
С кряхтеньем Алекс подбивает подушки повыше и укладывается назад в мягкое.
Гая казалась беспроблемным ребёнком, хотя в ином роде, чем её сводный брат. Пухленькая, розовая - недурно прикормленное дитя, - лежала в кроватке на полозьях, улыбалась и корчила иные гримаски. Никогда не капризничала, не плакала, даже когда оказывалась по уши в ребячьих делишках.
Первое, что сделала новая мама, - смеясь, протянула к младенцу обе руки и дождалась, пока девочка ухватится за большие пальцы. И резко посадила на матрасик. Потом опустила назад и слегка нахмурилась.
- Что такое? - с тревогой отозвалась Ирина, та самая молодая няня. Студентка-заочница из большой Алексовой епархии, которая прирабатывала на платное обучение, единственная из многих, которая прошла через строгий контроль "мамы Эрденэ". Худощавая чернавка с умнейшими глазами.
- Ничего - нормальная искусственница, - отозвалась Эля. - Слегка перекормлена. Хват слабенький, но явственный. Мы верно поняли насчёт кесарева?
- Я разве не говорил тебе?
Обе женщины переглянулись. Отцу и мужу показалось, что они кое-что слегка недоговаривают, но додумать это не успел. И так опаздывал в свой поднадзорный НИИ.
Когда вернулся - обнаружил, что новомодная кроватка оперативно сменилась старорежимной зыбкой на пружине, прикреплённой к самому потолку, а Ирина, с учебником в одной руке и плеером в другой, ритмично толкает в борт сего кораблика коленкой.
- Что такое? - спросил Алексей как мог миролюбивей.
В этот самый момент ритм резко сменился на какие-то хаотичные скачки вверх-вниз и в стороны. Девочка хныкнула было, но потом начала тихонько петь на свой лад.
- Эльвира Зинна велела, - отозвалась Ира. - Под специальную психо-аудио-запись. Для развития.
- Гайка у меня неполноценная, что ли?
Куда больше его, говоря по правде, взволновало отсутствие аппетитных запахов из кухни.
- Гаина мама не хочет, чтобы вы так думали. Но родовая травма, сами понимаете. Маленький мозг плотно отгородился от внешних потрясений.
Сказав это, Ирина подняла на него свои большие, невинно карие глаза почти без зрачка:
- Гае надо всё время показывать, что снаружи что-то есть и, мало того, всё время меняется. Так её мама сказала.
- Мозг маленький и, наверное, травма небольшая?
- Ну… - замялась, - Эльвира Зинна врач, они, сами понимаете, люди ответственные.
Так и закончилось всё яичницей-глазуньей на две персоны. С сыром, луком и свежими помидорами.
Больше таких неурядиц не повторялось. Прибегая со своих не очень понятных занятий прямо в одноразовой бумажной униформе, Эля поспешно выныривала из наполовину расстёгнутого пальто, куртки и брюк, стаскивала тугие латексные перчатки, "размывалась" и накидывала поверх нижнего белья простой хлопчатый дэл. А когда обед из трёх блюд уже булькал на плите, затевала игры с малышкой. Раскладывала на низком столике яркие мелочи - но стоило ребёнку попытаться схватить какую-либо, прихлопывала ладонью либо игрушку, либо протянутую ручку, а если удавалось ухватить что поближе - мигом сдёргивала вниз всю скатерть с заманчивым содержимым. Особенной логики в этом Алек не видел, но Ирина с Зориком любили присоединяться, разыгрывать сложные партии на четверых. Так продолжалось до тех пор, пока Гая не начала опережать любого игрока в ста случаях из ста.
Иногда Эля сажала дочь на ковёр и катила на неё огромный, в два Гаечкиных роста, тряпочный мяч, который поначалу сбивал девочку с ног, но чуть позже отскакивал от вовремя выставленных ручек и вприпрыжку двигался назад к матери.
Когда девочке исполнилось два года и она уже начала разговаривать длинными фразами, был куплен дорогой тренажёр, подобных которому Алек не видел и в зарубежных поездках. Дети буквально жили на нём, как обезьянки на баобабе.
Кроме того времени, когда Зорик проводил в подготовительном классе и школе (даже иные домашние задания ухитрялся зубрить в подвешенном виде), а Гайка занималась ещё более странными упражнениями, чем раньше. Мать или Ирина прикрепляли к её лицу кусок плотной бумаги и заставляли так ходить по всей квартире, всякий раз переставляя мелкие вещи с места на место. Или вообще поворачивали бедняжку "тыловой частью вперёд". Как ни удивительно, сама жертва очень радовалась такому обороту дел - без разницы, удавалось ей пройти дистанцию невредимо или нет. Первое, впрочем, случалось всё чаще.
Возможно, для того, чтобы как-то компенсировать ушибы, которые девочка получала благодаря обучению, обе женщины массажировали пухлое детское тельце довольно странным образом: пощипывая кожу едва ли не до синяков, прокатывая по мышцам литой резиновый валик - и всё-таки не переходя какой-то известной всем троим грани. Отец бы вмешался в непонятную женскую кухню с самого начала, если бы дочке так не нравились эти манипуляции - ничуть не меньше игр.
К тому времени, когда документы младшенькой были поданы в не так чтобы очень дорогую, но сильно "продвинутую" школу, она представляла собой буквально сплетение жил, заменивших собой вяловатые детские мускулы: жил, мгновенно и тонко реагирующих на любое прикосновение и похожих на живой панцирь. Походка была легка, будто у индейского воина, сердце неутомимо, обводы фигуры выглядели зрелыми не по возрасту. Затылком девочка видела, кажется, почти так же просто, как глазами, а из двух десятков мелких предметов, разложенных перед ней на поверхности стола, могла вспомнить в худшем случае восемнадцать. Имелось в виду - вместе с расположением.
- Гаянэ в школьных науках особенно выдаваться не будет, - говорила прямодушная Ирина (Эля благоразумно отмалчивалась). - Не те возможности. Чтобы учителя охотно вытягивали на тройки, ей надо быть по меньшей мере физкультурным светилом.
Ну, разумеется. В интеллектуалы прочили Зорика: худощавого, чересчур рослого и уже в очочках по причине лёгкой близорукости. Перечитал все книги в доме, кроме математических и физических справочников отца (в них лишь переворачивал страницы) и даже в интернете интересовался не "стрелялками" и квестами, а более или менее серьёзным материалом. Больше всего - искусством и литературой вполне элитарного свойства.
Однако Гаянка ни на крупицу не выглядела существом с ограниченными возможностями. Разве что с неординарными. Счёт до ста и далее дался ей без труда благодаря играм на развитие смекалки. Читать и выводить буквы, печатные и рукописные, выучилась как бы сама собой. Да и на её самоё - вся в отца, почти ничего от злосчастной матери - было приятно поглядеть: белокурые от рождения пряди потемнели и стали пепельными, губки сочные, глаза яркие, носик задорно вздёрнут, походка с припрыжкой. Такая не даст себя в обиду, решил Алекс. Вдобавок Зорик незадолго до торжественного первого звонка обучил сестрёнку, как следует держать себя, отвечать на вопросы, даже подворачивать форменные белые носочки и подкалывать юбку, чтобы старшие ребята приняли как свою. Учителей он в расчёт попросту не брал: дело взрослых.
Алек по поводу всех этих хлопот слегка недоумевал, но, как все внутрисемейные проблемы и заботы, считал делом женским.
До одного необычного - нет, необычайного! происшествия.
Вспомнив это, Алексей ворочается на вмиг пропотевшей подушке. Нет, где жена? Где Ирка? Потом вспоминает, что Эля в эти часы работает в приёмном кабинете - тут же, при особняке, но беспокоить её можно лишь в крайнем случае. Практикующий нейропсихолог. Ирина же, бессменная домоправительница, после увольнения, удачного замужества и непрерывной работы на стыке обеих хозяйских епархий в очередной раз подалась на курсы. Готовиться в сиделки при ребёнке, представьте себе. И это когда использование лазерных трепанов в хирургии мозга, её прямая специальность так востребована…
Умственное размышление оказывается для мужчины непосильным, он резко обрывает фразу.
И начинает вспоминать почти без слов.
Тогда в окрестностях новостроек и школы появились бродячие стаи собак - не городская дворянская классика, а диковинного вида бастарды, выброшенные на улицу разочарованными хозяевами. В основном сторожевые или бойцовые породы. "Зона рискованного собаководства, - грустно шутила супруга. - Самозваные заводчики наплодили мелких клубов, штампуют родословные, продают щенков за высокородных, а отвечать за последствия не хотят".
Надеяться, что последствия рассосутся сами собой, как бывало раньше, не приходилось. В отличие от изнеженных карликов, чей век на улице был недолог, новое поколение прошло суровую школу. Кобелей внутри неё стравливали зачастую с такими же свирепыми помесями, сук вязали с кобелями, агрессивность которых передавалась по наследству. Подводили и тех, и других в известной части не чистота кровей, а старость и неспособность иметь годное потомство.
Как всегда, зачисткой занялось государство в лице частных фирмочек по отлову бродячих псов. А поскольку последние не затруднялись в выборе исполнителей (сиречь палачей с наганами, невпопад возмущался начитанный Зорик), однажды свидетелями расстрельной акции стала половина школы. Именно та, чьи окна выходили в неухоженный парк.
Самое подлое, как говорили потом Алеку его возмущённые дети, - жертвами стали пожилые и беременные самки, которые не поспели вовремя уйти.
И кем почти по-человечески умный и циничный вожак стаи пожертвовал ради молодого поколения.
…Возможно, это отлилось тем, кто вовсе не был причастен. Может быть, повлияло на поведение в будущем самого Алексея, в мозгу которого навечно поселился вялотекущий, как сезонная зараза, испуг. О таких вещах он стал задумываться лишь в последнее время. Тогда же ему запомнился лишь злобный рык, ощеренная пасть с частоколом драконьих зубов, зловонная мохнатая туша, что рванула из-за кустов на него и детей.
И торжествующий крик девочки Гаянэ, которая вывернулась из отцовых рук, метнулась навстречу разъярённому псу и схватила его загорбок так крепко, что тот не мог ни вывернуться, ни шагнуть вперёд.
- Тише, бедный мой, тише, - приговаривала кроха, едва ли не вдвое меньшая своего противника. - Мы не виноваты, мы только смотрели, как твою жену убивают, и ничего не могли поделать.
Расставленные циркулем ножки, тем не менее, врылись в землю едва не по щиколотку, а руки смыкались вокруг мощной шеи всё крепче. Отец по наитию чувствовал, что это тонкое ожерелье почти придушило смутьяна, не давая ему подать голос. Не говоря о прочем.
Потом пса отпустили, и он пристыженно скользнул назад в свой тайник.
- И на чужих мамах и детках больше сердца не отводи, - сказала Гая на прощанье совсем по-взрослому.
- Ты ничего не сказала ему про пап, - заметил Зорик, когда все трое отошли на приличное расстояние и отдышались.
- Не надо никого делать беззащитным, - ответила ему сестра. - Папы должны воевать.
Притащив малявок домой, Алексей не мог смотреть на жену без возмущения:
- Твоё воспитание. Надо же было привить им хоть какое-то представление о том, что опасно. Хоть какой-то страх.
- Моё воспитание, ну да, - сказала Эрденэ так твёрдо, что он не сообразил повысить голос ещё больше. - Зорик от рождения умеет бояться. А твоя девочка - наоборот. Тебе Ирина ни на что не намекала? Ничего не выдала? Верная подруга, слишком верная, я бы сказала.
- Ты о чём? - спросил муж, по-прежнему возмущённый, но уже поддавшись на разговор.
- Её врождённый недостаток. Тот самый, о котором мы тебе говорили. Во внутриутробный период Гаянэ пережила нечто вроде липидного протеиноза или болезни Урбаха-Вите. И родилась с одной мозжечковой миндалиной, и то недоразвитой.
- Не понял.
- У неё совсем нет чувства страха, Алек. Почти так же бывает у самых маленьких детей, которые не знают, чего следует бояться. Только вот у Гаи это врождённое и навсегда. Ей можно дать понять, чего следует опасаться, но первой и главной реакцией всё равно будет любопытство. И если ей не дать максимально совершенную защиту, развив тело, разум и интуицию, она погибнет очень быстро. Даже в нашем цивилизованном обществе. Вот чем мы четверо и занимались все эти годы.
- В отсутствие меня, - проговорил он тупо.
- Да. Неизвестно, как ты бы себя повёл.
Наоборот - известно и очень предсказуемо, подумал Алек. Запаниковал. Стал бы таскать драгоценную свою Гаю по неврологам и психиатрам. Будто у самого дома нет наилучшего. С докторской степенью по совокупности трудов или как там ещё.
Некстати подвернулась мысль, что диссертацию Элька защитила без большого шума и праздника. Он даже не знал, как точно формулируется заглавие: споры были, уточнения всякие.
- Погоди. Но Гайка ведь всё нормально переживает. Весёлая, бойкая, к подружкам легко привязывается.
- Эмоциональная сфера в общем и целом не нарушена. Может быть, тот центр удовольствия, который находится в оставшейся миндалине, не так подавлен, как у обыкновенных детей. Гормональный фон обычный. Кажется, тестостерона чуть больше, чем у остальных девочек.
…Мышцы, способные удержать на месте разъярённого зверя. Чёрт, эта псина девчонку даже по земле толком не проволокла.
- Тебе не кажется, что вы немного превысили необходимую меру? В смысле - переусердствовали с защитой?
Вопрос к жене оказался чисто риторическим. Слово "немного" по отношению к самому их любимому и оберегаемому существу на земле оба посчитали кощунственным.
Для того же, чтобы подсчитать, кто входит в числительное "четверо", вскользь упомянутое Элей, не потребовалось ни математики, ни знания уголовного права. Все три женщины плюс его сын.
Немного позже Алексей укорял себя: отчего не противился экспериментам сразу. Привык, что здоровье и воспитание детей - дело сугубо женское. А муж должен содержать семью - вот он и содержал. В день того знаменательного разговора и то спешил на самолёт, в зарубежную командировку - его институт мог заключить выгодные контракты, упускать возможность не стоило.
"Я не только моих домочадцев, я и весь наш коллектив сотрудников накормить должен", - любил он говорить.
Родительские собрания Алексей тоже первое время пропускал мимо себя: ходила Ирина. Слегка подварчивала после этого за ужином: