Нет, не так, как он поднимал голову, когда в чаще рыскали звери. И не так, как поднимал голову, когда с неба падала звезда и путалась в кронах деревьев. И не так, как поднимал голову, когда подъезжал старый Тихон на своей кляче, купить куньих шкурок или продать рыбы. И не…
Так Мунк поднимал голову только в одном случае.
Когда она…
Я вышел на крыльцо. Я ещё не слышал её, только чувствовал там, там, в тумане ночи. В бесконечном потоке колесниц, спешащих из ниоткуда в никуда. В незверином – вау-вау-вау-пик-пик-пик – рычании.
И ещё одно я почувствовал. Другое что-то. Недоброе. Так бывает, когда ещё ничего не случилось, но чувствуешь: должно случиться. Здесь. Сейчас.
Мунк бешено лаял.
Юркнула в зарослях вспугнутая векша.
Я услышал шорох её колесницы, утробное незвериное урчание. И услышал ещё что-то, надвигающееся откуда-то из ниоткуда, из темноты, гораздо более громадное, массивное, недоброе…
Мунк бешено лаял. Он тоже чувствовал беду.
Я бросился наперерез между ними, между её повозкой и тем тёмным, что надвигалось оттуда…
Бешено лаял Мунк…
…иногда – в моменты очень сильных эмоциональных потрясений – миры соприкасаются особенно тесно, между ними появляются бреши, провалы, в которые…
Бешено лаял Мунк.
– Чего брешешь, чего брешешь, чего ты, собака, а как баба на торжище брешешь… Ты мне скажи, друг сердечный, хозяин-то твой где околачивается? Э-эй, Жданушка, ты где, а? Во, блин, и печка не топлена… Куда это хозяина твоего шут занёс, что уже седмицу целую нет?
– Милочка, ты-то чего загруженная такая?
– Ой, Ленусик, да вообще тут дела такие… Ты прикинь, еду в матизике своём, никого не трогаю, тут камазище из-за угла выруливает, жуть такая… я думала всё, хана мне, уже приготовилась, уже завещание писать…
– Да ну тебя, живая же осталась…
– Жива-ая… Ты прикинь, камаз тормозит, я такая смотрю, там под колёсами человек валяется… откуда он взялся вообще, хрен пойми… Дикий весь такой, обросший, и не одежда на нём, а не пойми, что… как шкура звериная…
– Да ну, гонишь…
– Да ничего я не гоню, я прямо офигела, увидела… а ещё бы чуть-чуть, и меня бы этот камазище грохнул…
– А ты его раньше видела? Этого, который под колёса кинулся?
– Да нет, вроде… или да, вроде… где-то видела… как будто в прошлой жизни… чёрт его пойми…
2013 г.
Недостача
У меня же теперь из зарплаты вычтут, плачет Диана. Меня же теперь хозяин на лавке разложит и выпорет.
Другой бы посмеялся над ней. А я не другой. А я не смеюсь. Я её хозяина знаю. И разложит, и выпорет. И мало не покажется. Хозяин у неё крутой, чуть что не по нему, рычит, жаром пышет, а то и незадачливого работника с потрохами сожрёт.
Плачет Диана, убивается, бормочет всё про какую-то недостачу. И чёрт её пойми, что за недостача, чего недостача, куда недостача, ничего не разберёшь.
Оглядываю магазин, вроде всё при всём, всё на месте. Деревья по углам стоят, птицы райские сидят, фонтаны-водопады журчат всякие, солнышко под потолком подвешено, по углам всякие зайцы-побегайцы расставлены, белки, суслики… Вокруг банки с клубникой-земляникой понаставлены, цветы всякие понасажены, вроде бы всё при всём, чёрт пойми, что тут пропало…
А Диана ревёт, заливается, третья недостача за неделю, что ж дальше-то будет… Чувствую, не к месту я пришёл, и не ко времени, не до цветов тут, не до танцев-обниманцев, раз горе такое…
Сел я у входа, стал за людьми приглядываться, кто заходит, кто выходит, кто за чем зашёл. В основном же так заходят, поглазеть, да и то сказать, при наших-то доходах такие вещи не купишь. Вот и ходят люди, смотрят, на цветы-кусты, на зайцев-побегайцев, на птичек-невеличек, просят, а покажите то, а покажите это, а можно во-он то посмотреть? Диана спрашивает, а покупать-то вы собираетесь? Ну спасибо, спасибо большое, мы подумаем…
И уходят. И до сих пор думают.
И чёрт их пойми, кто тут что ворует, со стороны посмотреть, так все по струночке ходят, никто лишнего не возьмёт, а ведь куда-то пропадают капельки солнца, цветочки-лепесточки, птички-невелички, зайцы-побегайцы…
Куда?
Вечером обходим магазин, Диана уже заранее боится, трясётся вся, бормочет что-то про хозяина, который её с потрохами сожрёт и добавки попросит. Я ей подмигиваю, не дрейфь, всё хорошо будет, у-ух мы этого хозяина, пусть только сунется…
Вроде бы все на месте. Солнце светит, сверкает протуберанцами, перемалывает водород в гелий. Лес шумит, вон еловый, вон сосновый, всё при всём. Пересчитываем цветы до последнего цветочка, пересчитываем траву до последней травинки, пересчитываем лучи у солнца, ну так и есть, трёх травинок не хватает, трёх лучиков, в малиннике тоже кто-то попасся, половины ягод как не бывало…
И Диана плачет, убивается. Меня, говорит, начальник с потрохами сожрёт.
Я ещё её утешаю, ещё говорю что-то, да я этого начальника, да пусть только попробует сунется, да мы его у-ух…
А сам про себя понимаю, дело-то дрянь.
Плачет Диана.
Убивается.
Хорошо ещё, начальник уехал куда-то за тридевять земель, в тридесятое царство, в какое-то там государство, не знает, что у нас тут творится.
Смотрю на покупателей. А что смотреть, что смотреть, опять набилось их, как сельдей в бочке, и видно же, не покупать пришли, поглазеть, мир посмотреть, себя показать. И не выгонишь же их, не возьмёшь же поганую метлу, не скажешь же: а ну-ка, пошли вон…
Вот, стоят, вертят в руках цветы, нюхают сирень, зайцев-побегайцев гладят, пьют воду из родников, греются под солнышком на халяву, скоро с них за это солнышко надо будет доплату брать. Вот и хожу, смотрю, чтобы никто солнышко себе в карман не сунул, цветок какой не оборвал…
Это что…
Смотрю, как человек суёт за пазуху кусочек солнышка. Иду за ним, ещё надеюсь на что-то, бывает, сунут за пазуху, потом на кассу пойдут, заплатят…
А тут нет.
Идёт к выходу.
И я за ним потихонечку, выхожу на заснеженную улицу, в холод, в зиму, иду по переулкам, по перекрёсткам, ну-ка, ну-ка, куда тебя чёрт понёс…
Идёт человек.
Спускается с высоких гор в долины.
Человек как человек, как все покупатели. Крыльев нет, у людей крыльев не бывает, над головой ничего не светится, идёт, ступает, под ним снег проваливается, я раньше и не думал, что человек тяжёлый… а вот на тебе…
Спускается в долины, в зиму, в холод. Это я тоже не думал, что так холодно в долинах. И что снег лежит. Спит под снегом земля, ждёт весны, ждёт не дождётся. Где цветы, где трава, где птицы, где солнышко красное, а нет ничего, всё там, в магазине, лежит, попрятанное по полочкам, по сундукам, до поры, до времени.
Иду за человеком, укравшим солнце, вот он спускается в долины, ждут его люди, и стар, и млад, высыпали из домов. Уже и костёр жаркий развели на пустыре, и зиму из соломы смастерили, и на костре жгут.
И человек солнышко из-за пазухи выпускает. И снег тает, и травушка-муравушка проклёвывается.
И люди хороводом, хороводом вокруг костра пошли, и песни поют, светлое солнце славят.
Плачет Диана, убивается. Диана говорит, её хозяин с потрохами сожрёт, и ещё попросит.
Бросай ты этого хозяина, говорю я. И всё бросай. У меня дом на той стороне луны, как-нибудь перекантуемся.
Ночью иду в магазин, тихонько открываю отмычкой. Вы только не говорите никому, что у меня отмычка есть. Это между нами. Открываю тихонечко, включаю солнышко. Смотрят на меня заточённые на полках цветочки-лепесточки, зайцы-побегайцы. Собираю всех в мешок, сворачиваю пшеничные поля, тонкие паутинки, пакую в мешок цветущие деревья, прячу само солнышко.
Иду в долину.
К людям.
Много завтра у хозяина недостачи будет.
2013 г.
Мой гениальный роман
Добрый день, дорогая редакция! Посылаю Вам свой гениальный роман. Он займёт достойное место в золотой коллекции отечественной фантастики. Мой гениальный роман ещё не написан. Представляю Вам его краткий синопсис, чтобы вы могли оценить увлекательный сюжет и гениальную задумку моего творчества. Что касается гонораров, то мне с моего литературного дебюта хватит восемьдесят восьмидесяти процентов от прибыли. Можете быть уверены, экземпляры моей гениальной книги будут расходиться, как горячие пирожки.
С уважением, Женя Скворушкин
Действующие лица
Главный Герой (имя я ещё не придумал) – обычный парень 20-ти лет, кем работает, я ещё не придумал, живёт самой обычной жизнью, он уверен, что с ним никогда ничего не случится.
Злодей (имя я ещё не придумал) – мужчина лет 30-ти, неприятной внешности, жёлтые прокуренные зубы, постоянно смолит сигареты. Работает на олигарха, выполняет его поручения.
Девушка главного героя – красавица модельной внешности, огромные глаза в пол-лица, грудь третьего размера. Когда по моему гениальному роману будут снимать блокбастер, главную героиню должна играть Эльга Хрустальная.
Олигарх, тайно руководит всей планетой. В его руках все мировые активы (что такое, не знаю). Отрицательный персонаж. Мечтает захватить власть над миром.
Пришельцы из космоса. Тайно контролируют планету. Находятся в тесной связи с Олигархом. Как они выглядят, я ещё не придумал. С какой они планеты, я ещё тоже не придумал.
Глава первая
Злодей стоял на берегу океана. В тёмной воде виднелось нечто. Оно было ужасным. Даже находясь на расстоянии, злодея охватывал нечеловеческий ужас. Он сказал:
– Мы предоставили вам столько человеческих страданий, сколько вы просили.
Ответом было молчание. Злодей подумал, что его не слышат. Он повторил фразу. Наконец, последовал телепатический ответ:
– Мы получили столько страданий, сколько хотели.
– Мы хотим получить взамен то, что причитается нам, – сказал злодей.
Ответом по-прежнему было молчание. Наконец, из морских волн показался сияющий кристалл.
– Это то, что вы хотели, – был ответ.
Море сильно шумело, приближался шторм, будто отражая тревогу в сердце злодея. Он знал, что кристалл – на самом деле великий артефакт, с помощью которого можно править миром…
Не глава и не первая
Перечитал последние строки. То есть, перечитал – громко сказано. Они просто появлялись у меня в сознании, вспыхивали, исчезали. Я их видел… нет, не то. Я их слышал… нет, тоже не то.
Я просто их знал.
Наверное, их знали мы все. Я ещё не знал: кто мы все, сколько нас, кто ещё есть, кроме меня. Но что меня в этой рукописи объявили Злодеем, это я прочитал довольно чётко.
– Здесь остановите, – кивнул я шофёру.
Таксист оторопело посмотрел на меня: какого чёрта человек попёрся к морю-окияну в ноябре-месяце.
– Пятьсот, – прошипел водила.
Что-то он там накрутил на своём счётчике… Ну да ладно, не мои проблемы. Я открыл кошелёк, с удовольствием отметил, что кто-то обеспечил меня деньгами по самое не могу.
Хоть это радует.
Когда шёл к морю, чувствовал себя идиотом, чего я иду туда, ждать у моря погоды… Но меня не спрашивали, хочу я или нет, кто-то гнал и гнал меня к морю.
Кто-то…
Тот, кто писал рукопись.
На берегу я ждал долго, как-то неприлично долго, сучий холод, мелкий дождичек сделали своё дело, ещё минут десять – и я точно слягу. Когда перестал чувствовать пальцы, повернулся к шоссе…
Тут-то и появился он.
То есть, не появился. Он как будто был всё время, следил за мной. Нащупывал какие-то каналы, какие-то флюиды, чтобы заговорить со мной – мысленно.
Ты пришёл…
– Ага…
Я хотел сказать, что меня прислали, и я пришёл, но тут же понял, что не знаю, кто меня прислал. Кажется, я вообще не знал, как его зовут.
Что там дальше-то в тексте… ах да, страдания. Мы предоставили вам… мы переслали… нет, не так.
– Это… страданий вам… достаточно?
Нам не нужны страдания.
Вот так – как обухом по голове. Не нужны страдания. Что говорить, я не знаю, в инструкции такое не предусмотрено.
– Это… вы мне артефакт должны.
У нас нет никакого артефакта.
И это тоже не предусмотрено в инструкции.
– Но как же… вы мне должны… камень…
В глубине души чувствую, что ничего они мне не должны. И вообще они меня видят первый раз. Равно как и я их.
Если ты хочешь камень, мы дадим тебе камень. А артефакта у нас нет.
– Ну, дайте хоть камень… не идти же мне отсюда с пустыми руками…
Что-то синее, осклизлое взметается из волн, бросает к моим ногам крапчатую обкатанную гальку. Любил такую собирать в детстве, и правда приписывал ей какие-то сверхъестественные свойства. Если гальку спрятать за пазуху, не будут трогать собаки, не будут трогать большие мальчишки, а если пронести гальку на урок, контрольную не завалишь…
Теперь-то знаю, что всё это выдумки, не более. Беру гальку, всё-таки что-то лучше, чем ничего. Кому-то так надо, чтобы я пришёл сюда. И чтобы пришельцы дали мне камень.
Хочу уходить. Спохватываюсь. Чёрт меня дери, я же говорю с пришельцами из космоса, настоящими пришельцами. Так тоже бывало только в детских фантазиях, когда в каждом тихом омуте чудились черти.
Забываю про холод, наклоняюсь над водной гладью.
– Это… а вы кто?
Мы не знаем.
Отвечают так, что я понимаю: они и правда не знают. Кто-то создал их, но кто-то забыл сказать им, кто они такие.
– А вы как сюда попали?
Они не знают. Этого они тоже не знают. Они, неведомые, почти невидимые там, в глубине волн. Хочу спросить про них ещё что-то, кто, откуда, зачем, чувствую, что они не ответят, сами ничего не знают…
Мы погибаем.
Это я услышал чётко. Даже очень чётко. Оборачиваюсь, оторопело смотрю на волны.
Мы погибаем. Здесь. На чужой земле. В чужой атмосфере.
– А что так?
Спрашиваю, уже не беспокоюсь о том, что говорю вслух.
Мы не знаем.
– Состав воздуха не тот?
Молчание.
– Гравитация?
Они не знают.
– Магнитные поля?
Нет.
Начинаю чувствовать их боль, почти физически – боль некогда великого народа, оторванного от родной земли, народа, обречённого на смерть. Спрашиваю, что я могу сделать для них, чувствую – они и сами не знают.
Глава вторая
Пожалуйста, не судите строго, это мой первый гениальный роман
Я проснулся, как всегда, в семь тридцать, выпил кофе и поехал на работу…
(нет, как-то слишком скомканно получилось, надо бы ещё добавить пару строчек… А вот, пусть у него машина не заводится…)
Машина, как назло, долго не заводилась, наконец, она завелась, и я поехал. Было солнечное утро. Пели птицы. Внезапно на дорогу выскочила чёрная девятка и врезалась в дерево. Я остановился. Из девятки вышел человек лет тридцати с жёлтыми прокуренными зубами.
– У меня сломалась машина, – сказал он, – ты должен меня подвезти. Ты должен мне помочь.
– Куда я должен тебя отвезти? – спросил я.
– Лесная, дом девять. Я должен передать хозяину дома этот камень.
Я согласился, мы сели в мою машину и поехали.
ПЛАН ЖИЗНИ
Опубликовать гениальный роман
В 20 лет уйти на заслуженный отдых, жить на гонорары
В 30 лет получить Нобелевскую премию
…нужно ещё подумать, на что я потрачу Нобелевскую премию.
Не глава и не вторая
Ч-чёррр-т…
Крепенько он в дерево на своей тачке врезался, самоубийца, что ли… а что, очень похоже. У меня приятель вот так попал, ехал-ехал, видит, стоит на дороге мужик, хоп – прыгнул ему под машину. Видно, достало всё…
Торможу. Я-то какого чёрта торможу, меня шеф с потрохами сожрёт и добавки попросит, если опять припрусь чёрт знает во сколько. Нет, торможу, что-то как будто двигает моими руками и ногами, заставляет жать на тормоз…
Выхожу. И вот, блин, не хочу, а выхожу, как под гипнозом, вот рассказать кому, не поверят, что так бывает. Иду к чёрной девятке, оттуда выбирается неказистый человечишко, скалит прокуренные зубы.
– Помочь? – спрашиваю.
Человечишко разводит руками: чем ты мне тут поможешь…
Ещё не знаю, что делать, ещё только раздумываю, а что-то уже колотится в мой мозг, приказывает посадить человечишку в машину, везти на Лесную, девять…
Какого чёрта…
– Вы гипнотизёр?
– И близко нет.
– Тогда почему…
– Ну… как тебе объяснить… – он щёлкает пальцами, подбирает слова, – всё равно не поймёшь.
– Почему?
– Я сам не понимаю.
Не успеваю спросить, чего он там не понимает, в голову колотится новая мысль: камень, камень, я должен доставить камень…
– Камень.
– А?
– Камень покажи.
– Какой тебе камень показать, в почках, что ли? – человечишко смеётся, наконец, вытаскивает из кармана крапчатый булыжник.
– И?
– Что и?
– И… что он умеет?
– Ничего.
– Тогда зачем он?
Он отмахивается, мол, не спрашивай, я сам не понимаю. Я тоже не понимаю, почему я должен везти его на Лесную девять, чувствую только, я не могу не везти его на Лесную девять…
Устраиваемся в машине, ещё спрашиваю себя, как это он так бросил свою машину. Пусть даже разбитую в хлам. Уже знаю, что не получу ответа.
Спохватываюсь.
– А тебя как зовут?
Он смеётся:
– Никак.
– Это как это?
– Это так это, – он смотрит на меня, посмеивается, – а тебя как зовут?
Уже готовлюсь ответить, понимаю, что я и сам забыл своё имя.
– Слушай, не помню… как гипноз какой-то…
– А работаешь где?
Стучу себя по лбу, будто пытаюсь выколотить воспоминания. Не выколачиваются. Если это гипноз, то какой-то очень сильный, не перебороть. И этот человечишко меньше всего похож на гипнотизёра, хотя откуда я вообще знаю, как выглядят гипнотизёры…
– Ты не биолог случайно?
Думаю, почему я должен быть биолог, вытряхиваю из памяти, не вытряхивается.
– Случайно нет. А что?
– А то. Эти там вымирают. Помочь им надо.
– Вымереть?
– Выжить.
– Эти, там. В океане. Земная атмосфера им, что ли, какая-то не такая, или притяжение какое-то не такое, не знаю я.
Ясно… что ничего не ясно. Снова пытаюсь освободиться от наваждения, снова не могу.
Дорогая редакция, не получил от вас ответа. Должно быть, моё письмо где-то затерялось, или не дошло. На всякий случай посылаю вам ещё раз. На интернет-форумах говорят, что мой гениальный роман – отстой, но они ничего не понимают. Они ещё пожалеют об этом, когда мой гениальный роман разойдётся миллионными тиражами.
Аффтар, убей сибя ап стену с йадам…
Глава третья