- Взять того же Валета. Не нашли ещё? - спросил Семендяев и вынул платок. - Жарища тут у вас, в белокаменной. Намекнули бы про кондиционер-то. Вам бы мигом поставили.
Вытер вспотевший лоб, а потом шею.
- Сергей Сергеевич, - сказал Черемушкин и улыбнулся прежней своей открытой улыбкой. - Ну, зачем на Вы? Мне, право, неловко. Что касается Объекта и конкретно Валета - то никаких накладок быть не может. На днях вы получите уведомление.
- О чем, простите, э-э, прости, уведомление? - насторожился Семендяев.
- Дело у вас забирается.
- Кем?
- Не мною же.
"Вот именно, - подумал Семендяев. - Тут ты абсолютно прав".
- Ну, ладно, - сказал он и критически осмотрел кабинет своего бывшего подчиненного. И остался доволен.
- Да, - продолжил он. - Лихо. В смысле, хорошо устроился. На Большой Лубянке. Рад, очень рад за тебя.
И будто невзначай заметил:
- Тут такая штука: на днях столкнулся с неким Мусатовым, ученым. Так тот намекнул, что знает про Объект, вычислил, понимаешь. А сам работает в Швейцарии. Как бы буча не поднялась, международная. Тогда дело не только у меня заберут. Бывай здоров, дорогой.
После чего встал, с чувством пожал Черемушкину руку вышел вразвалочку, и на тебе - в коридоре нос к носу столкнулся с озабоченным Дергуновым, державшим под мышкой черную папку. Не столкнулся даже - тот врезался в него, после чего, естественно, отлетел к стене. Всё-таки, центнер гораздо больше каких-то шестидесяти пяти килограммов. Что интересно, папку Дергунов не выпустил.
- Ну, знаете, - выпалил Дергунов, поднимая с пола упавшие очки и водружая их на облупленный нос. - Ба, никак Сергей Сергеич.
Расцвел, как майская роза.
- Никак Василия Артемьевича посещали? А зачем, если не секрет? Уже приспичило, без него, родимого? Без него никак?
- Да отстань ты от меня, придурок, - рассвирепел Семендяев. - Ты кто такой? Я таких шестерок, как тараканов тапками, чтобы руки не марать.
"Что это я? - подумал он, чувствуя, как кровь тяжело ударила в голову. - Он же, поганец, меня провоцирует".
А Дергунов весело щерился, подмигивал, потом вдруг подскочил и жарко зашептал:
- Вы бы, Сергей Сергеевич, фискалить-то не ходили бы. В Управление-то, к Козельскому-то. Не поймут, да и двойника можно ненароком встретить. А это нехорошо двойника увидеть, будто в зеркало смотришь. Зеркало врет, дорогой вы мой Сергей Сергеевич. Впрочем, как хотите.
Он отступил на шаг, склонил голову к плечу, этак искоса блудливо посмотрел на генерала и боком-боком прошмыгнул в кабинет Черемушкина. Дверь за ним захлопнулась, вслед за чем раздался приступ ненормального хохота.
"Бог ты мой, - подумал Семендяев, торопясь к лестнице. - Что же сюда дураков-то набрали? Своих, что ли, мало? Напустят, понимаете ли, туману, наведут чертовщину, ничего толком не поймешь".
Он вышел на улицу, в самое пекло и вдруг вспомнил облупленный нос Дергунова. Пережарился, видать, на солнышке, карась, теперь акул уму-разуму учит. В Управление, понимаете ли, не ходите. А куда же нам, бедным генералам, ещё ходить, чтобы на вас, безлошадных рядовых, укорот найти? Но откуда этот поросенок знает про Козельского?
(Справка: Козельский Юрий Борисович - полковник, зам. начальника УФСБ по Москве и МО, 49 лет, ученик Семендяева, имеет хорошие связи, по пустякам просит не беспокоить, но сейчас дело отнюдь не пустячное).
До Большого Кисельного переулка было рукой подать, и Семендяев, соскучившийся по старой Москве (хотя, если честно, был здесь пару месяцев назад), шел не торопясь. Парило изрядно, да и застоявшийся воздух был сиз от бензина, но всё равно было хорошо. Улица чисто выметена, прохожих непривычно мало, как встарь, вокруг каменные глыбы красивых домов, умели раньше строить,… но - отчего-то вдруг стало трудно дышать.
Семендяев остановился, помассировал рукой пухлую грудь. Тут же совсем рядом, в полуметре, вплотную к тротуару с визгом и скрежетом припарковалась старая зеленая "Ока", оттуда как чертик выскочил затянутый в тесные джинсы и узкую синюю рубашку с красным галстуком хлыщ в черных очках.
- Пожалуйста, Сергей Сергеевич, - сказал он, крепко взяв Семендяева за локоток. - Мы подвезем.
- Разумович? - сказал Семендяев, узнав следователя и вздохнув с облегчением. Напугал, напугал этот пакостный Дергунов. - Что у вас с лицом?
Правая половина лица у Разумовича имела какой-то нехороший синий цвет.
- Ушибся, - ответил Разумович, подталкивая Семендяева к машине.
Крепкий оказался, хлыщ, а так вроде тощ, строен, как велосипед. Впрочем, Семендяев не особенно упирался.
В машине уже находились двое с уголовными физиономиями, почему-то в кепках, мятых пиджачках, один за рулем, второй на заднем сиденье. Семендяева поместили рядом с этим, вторым, Разумович устроился впереди, вслед за чем "Ока" со страшным ревом рванула к бульварному кольцу. Миг - и подземный переход к Большому Кисельному переулку остался позади. Семендяев залопотал, что надо бы остановиться, но именно в этот момент шофер оглушительно чихнул и принялся натужно сморкаться в большой, как флаг, белый платок, а Разумович начал выговаривать ему, что надобно не ерундой заниматься, а следить за дорогой. Шофер вовсе бросил руль, обеими руками принялся запихивать флаг в карман своего занюханного пиджака. "Ока" между тем спокойненько ехала сама по себе, когда надо притормаживая, бибикая и перестраиваясь.
- Нет, ну это черт знает что, - в сердцах бросил Семендяев.
- А? - Разумович повернулся к нему. - Ну-ка, повтори.
Лицо его вдруг изменилось, Семендяев будто в зеркало посмотрел и увидел самого себя, только лет этак на тридцать моложе. Воздух стал густым и горячим, как кисель, сердце заколотилось, как помешанное. "Это нехорошо - двойника увидеть", - вспомнил он, теряя сознание.
Глава 15. Последняя разумная инстанция
К Козельскому, высокому, толстеющему брюнету с длинным носом и черными глазами навыкате, в этот день Семендяев всё равно бы не попал. С утра к Юрию Борисовичу заявилась делегация ученых из Дубны под предводительством майора Приходько из отдела связи с общественностью. О визите этом Приходько договорился с Козельским накануне, и мотивы у него вроде бы были серьезные, не отвертишься, но разговор с учеными сразу принял невразумительный характер. Минут десять они мотали душу Козельского суконными малопонятными фразами о какой-то ошибке, привнесенной швейцарским коллайдером, чертя при этом на бумаге заумные формулы и пытливо заглядывая ему в глаза. Учитывая полную отстраненность Приходько, который, закрывшись рукой, пялился в стол, а может и вовсе спал, Козельский пару раз пытался взять бразды правления в свои руки, но куда там. Его осаживали сентенцией, что, мол, дело крайне серьезное, тема вторжения или лучше сказать пересечения параллельных пространств (вы только вдумайтесь!) абсолютно не изучена, а потому необходимо срочно принимать самые решительные меры. Какие меры? - спрашивал Козельский, и всё начиналось по-новой. По крайней мере, так ему казалось, что по-новой.
Особенно усердствовал один из ученых - некто Мусатов Сергей Анатольевич, обнаруживший эту самую ошибку и вернувшийся ради этого из Швейцарии в Дубну. Впрочем, не совсем ради этого, в Дубну он приехал провести отпуск, соскучился по семье, а мог бы спокойненько отдохнуть где-нибудь на Мальдивах.
Когда он в третий раз нарисовал одну и ту же схему и, тыча в нее пальцем, принялся говорить, что вот она - эта самая расчетная точка пересечения пространств, Козельский сказал:
- Ну, хорошо, допустим. А я-то здесь при чем?
Он уже не единожды задавал этот вопрос и каждый раз ему отвечали, что он - последняя разумная инстанция, другие инстанции не адекватны. У кого только ни были, начиная с ученого совета и кончая представителями администрации Президента. Но сейчас Мусатов, поправив съехавшие на середину носа очки, ответил по-другому.
- А притом, что обратиться к вам мне посоветовал ваш коллега Семендяев из Тамбова, - сказал он. - Знаете такого? И притом, что точка пересечения может быть спроецирована на земную плоскость. Вот в чем вопрос, который никого не волнует. И спроецирована она может быть как раз в районе Тамбова. Разрыв полости, так сказать, выпадение чужеродного пространства в осадок. Это вам не шуточки. Это, знаете ли…
- Так, - произнес Козельский, откидываясь в кресле. - В районе Тамбова, говорите. Семендяев, говорите. Что же сразу-то не сказали?
- Это называется артподготовка, - из-за своей руки объяснил Приходько. - Сперва артобстрел по всей площади, потом бац - и в точку. Я лично считаю, что вопрос поставлен корректно и серьезно, только вот стоит ли раздувать?
- Да, да, вы абсолютно правы, - сказал Козельский. - Этот объект уже вот здесь сидит, - ребром ладони постучал по собственной шее. - Спасибо, товарищи, что со своей стороны беспокоитесь, будем работать обоюдно.
Выдержал необходимую паузу и проникновенно добавил:
- Огромная просьба - никому об этом ни слова, особенно прессе, которая из мухи раздует слона.
- Это не муха, - возразил Мусатов.
- Тем более, - сказал Козельский. - Вас как зовут, уважаемый?
- Сергей Анатольевич, - ответил Мусатов.
- Огромная просьба, Сергей Анатольевич - сказал Козельский. - Вы, я вижу, человек ответственный, болеющий за дело. Обо всех изменениях в ситуации вокруг, э-э, Объекта по возможности сообщайте мне…
После ухода ученых он позвонил сперва Семендяеву, который, естественно, не ответил, потом Черемушкину. Выслушав его, Черемушкин сказал, что существование Объекта уже свершившийся факт, а потому теоретическая подоплека большой роли не играет. Хотя в принципе вопрос интересный, и надо бы с этим Мусатовым познакомиться поближе, авось вскроются и какие-то сопутствующие факторы.
Положив трубку, Козельский какое-то время прислушивался к себе, потом констатировал, что этот выскочка Черемушкин уже не вызывает такого раздражения, как прежде. Скорее опасение. Между прочим, про Семендяева он не сказал ни слова, решил не обострять.
Но для Черемушкина не было секретом, что Семендяев с Мусатовым не просто случайно столкнулись на улице и спонтанно обменялись ценными сведениями, так не бывает, а были знакомы. В процессе создания Комитета Хронопоиска Сергей Сергеевич, как истинный профессионал, самолично объездил наиболее значимые объекты европейской части России, завязал крепкие нерушимые связи с руководством, в том числе побывал и в Дубне, как же без нее, родимой, где познакомился с перспективным ученым Мусатовым. Так что нет, не просто столкнулись на улице, а Мусатов по приезде из Швейцарии позвонил Семендяеву и доложил обстановку, а хитрый Семендяев направил его к занимающему ответственный пост Козельскому, который был в курсе и не стал бы пороть горячку. Но поскольку к Козельскому так просто не попадешь, Семендяев намекнул, что действовать нужно через майора Приходько из отдела связи с общественностью. Майору же следовало наплести, что с этим вопросом куда только ни обращались, а ведь это почище всякого терроризма, и что лучше к нему, к майору, идти кучей…. Ну а уж осторожный Козельский смекнет, как избежать огласки - дело того стоит, перспектива огромнейшая.
Обо всем об этом Черемушкину поведал информатор и человеконенавистник Клик, характер у которого день ото дня портился всё больше и больше. Точнее, характер портился у заточенного в замкнутую инертную среду инопланетянина, озлобленного на перехитривших его землян, что, естественно, прямым образом отражалось на информационной матрице. Хамить он, информатор, правда, не хамил, но любил покляузничать, посплетничать, поперемывать косточки кому-нибудь постореннему, скажем - Дергунову, тому же Костомарову, а то, глядишь, и Семендяеву.
Про нынешнее бедственное положение Семендяева Клик ничего не знал в силу ограничений, связанных с деятельностью Объекта Зэт, наложенных Мортимером…
Семендяев очнулся всё в той же тесной машине, которая теперь стояла в каком-то узком тупике с переполненным помойным баком у самого капота. Руки были связаны за спиной, не пошевелиться.
Сбоку сидел верзила в кургузом пиджачке и кепке. От верзилы нещадно несло луком. Двойник, обернувшись, всё так же сверлил глазами генерала. Верзила-шофер, тоже в кепке, сидел неподвижно, как манекен, уставившись на помойку.
- Откройте форточку, - попросил Семендяев, которому нечем было дышать.
Соседний верзила открыл, тотчас шибануло вонью из бака. Там, поди, сдохла крыса. Верзила поспешно закрыл.
- Развяжите руки, - сказал Семендяев. - У меня сердце больное.
- Врёшь, - уверенно произнес двойник. - Ты здоров, как лошадь. И потом - что это за пытка с развязанными руками? Короче, мы тебя будем пытать. Готов?
И рявкнул:
- Кто у тебя на Объекте осведомитель? Вываливай всё, что знаешь.
"Ну уж, дудки", - подумал Семендяев и вдруг неожиданно для себя начал болтать. Говорил, а сам готов был под землю провалиться от стыда. Никогда раньше не выбалтывал секреты, ни большие, ни маленькие. Наконец, иссяк, замолчал.
- Ничего нового я не услышал, - сказал двойник. - Одно ясно - все ниточки тянутся к Асмодею. Самим-то вам такого сроду не нарыть. А теперь, как поется, спи, моя радость, усни…
Семендяев очнулся на лавочке на Чистопрудном бульваре под тенью густой липы. Рядом верхом на спинке, ногами на сидении располагались двое молодых людей с полупустыми пивными бутылками в руках.
- Жив, анкл? - насмешливо сказал тот, что ближе. - Нашел, где ласты склеивать.
- И не говорите, - согласился Семендяев, садясь.
Будь он лет на сорок моложе, не так бы с этими сосунками разговаривал. Они бы у него на ушах по стойке смирно стояли, все бы лавки покрасили, траву губами выщипали. А сейчас приходилось терпеть.
Главное, что пронесло. Наврал Лёшка, не так уж это смертельно увидеть двойника.
Глава 16. Первое дело Дергунова
Плевать теперь было на Знаменку с её главным редактором. Лёшка теперь жил в белокаменной и не где-нибудь в Гольяново, а через реку от Храма Христа Спасителя по адресу улица Серафимовича дом 2. Да, да, именно в том печально известном доме, где, поговаривают, водится нечистая сила и частенько является сам Иосиф Виссарионович, где за спиной кто-то дышит, а обернешься - никого нету, где вольготно кошкам и неуютно собакам, где люди исчезают из своих квартир на месяц-другой, не отвечая на звонки и не включая вечерами света, а в какой-то момент выходят во двор и громко удивляются, что уже осень, а только что был июнь, где охотно и даже сладострастно накладывают на себя руки, но более охотно меняют свое престижное жилье на ту же Москву, но куда-нибудь подальше от этого гнилого центра.
Лёшке, однако, дом этот нравился: всё близко, престижно, соседи со звучными фамилиями, под боком кинотеатр Ударник, театр Эстрады, а главное - халява. Где Васька Черемушкин раздобыл такие деньжищи, чтобы купить сразу две квартиры в знаменитой "сталинке", двушку для Дергунова и трешку для себя, Алексей не знал, хотя и догадывался. Первоначально, конечно же, Черемушкина с Дергуновым вселили в ведомственную гостиницу, в один номер, как каких-нибудь педиков, но уже через три дня возник тот самый чемодан денег, который позволил в немыслимо короткий срок приобрести собственное жилье…
На новой работе всё так же складывалось как нельзя более гладко, будто кто-то нашептывал, что нужно делать. Впрочем, так оно и было - именно что нашептывал, и опять же Дергунов догадывался - кто. Этот "кто" остался там, в зыбком тумане загадочного объекта, поглотившем двух отчаянных пареньков, перелицевавшем их вдоль и поперек, так что уже и не понятно было, что от них осталось настоящего, первородного, а потом, заставив обо всем забыть, вернувшем в этот мир.
Такова была версия Дергунова, и он на сто процентов был уверен, что это истинная правда. Тому было много причин, но главная, основанная на чутье опытного журналиста, - она не входила в противоречие с подсознанием. Когда подсознание начинает работать на полную катушку? Ночью, во сне. И именно во сне Лёшка видел такое, что не придумаешь, чего в жизни никогда не встретишь, но что было мучительно знакомо. Маленькие фрагменты послушно выстраивались в нужную картину…
Вскоре после переселения на Серафимовича 2 где-то в середине июля ближе к обеду, торопясь к своему шефу, то есть к Васе Черемушкину, Дергунов со всей дури врезался в выходящего от шефа генерала Семендяева. И всплыло в нем, в Лёшке, что-то загадочное, темное, заставившее говорить таинственно, пророчески, что, в принципе, было ему не свойственно. Будто и не он говорил.
Черемушкин стоял у окна, смотрел вниз на узкую улочку и в задумчивости потирал тронутый подросшей щетиной подбородок. Едва Дергунов вошел, сказал, не оборачиваясь:
- Есть дело на сто тысяч. В городе Невель Псковской области найдешь Сердюка Игоря Степановича и заберешь у него то, что ему не принадлежит.
- А если не отдаст? - спросил Дергунов.
- Вряд ли, - ответил Черемушкин и, повернувшись, ухмыльнулся. - Экак ты Сергея Сергеича-то напугал. Прямо-таки плохо сделалось человеку. Так ведь это сам Семендяев, а там какой-то Сердюк.
Подошел к столу, сел, вынул из ящика желтый конверт, передал Дергунову.
- Здесь билет до Пскова на сегодня на 20.14, адреса в Невеле, данные по Сердюку и артефакту, ну и те самые сто тысяч. От Пскова до Невеля доберешься на автобусе, так, говорят, быстрее. Короче, сориентируешься на местности…. Принес?
- Дали до семнадцати ноль-ноль, крохоборы, - сказал Дергунов, вынимая из черной папки упакованную в целлофан свернутую вчетверо старинную карту. - Копировать отказались наотрез, говорят, что так можно испортить. Да и как скопируешь? Только фотиком.
- Не проблема, - Черемушкин вынул из ящика цифровой фотоаппарат. - Давай, распаковывай, а лучше вот что - дуй-ка ты домой, да подготовься к командировке. Поезд с Ленинградского вокзала. Дуй, дуй, карту я сам верну…
До Пскова Дергунов добрался без приключений, купил на автовокзале билет до Невеля на завтра, ибо на сегодня уже опоздал, устроился без всяких проблем в ближайшую гостиницу, где, ноги в потолок, провалялся на неразобранной кровати, читая газеты и периодически засыпая. Утром, отчего-то весь разбитый, зевая, сел на 506-й автобус, и в 15.15 благополучно прибыл в низенький, не выше трех этажей, зеленый Невель. Не откладывая дело в долгий ящик, застолбил одноместный номер в гостинице "Уют", что располагалась на улице Энгельса, и направился в музей истории, которым заведовал Сердюк Игорь Степанович.
В музее Сердюком давно не пахло. Как объяснила экскурсовод, она же уборщица, она же главбух Нинель Эвальдовна Коробченко - приболел, сердечный, с месяц уже на больничном. Где искать? Дома, поди, с деревяшками возится. Он рукодельник, кличка папа Карло…
Следует добавить, что Нинель Эвальдовне чуть за тридцать, она блондинка, у нее нежная белая кожа, губы розовые, бантиком, огромные голубые глаза, короче - красавица, каких мало. Но толщиною в три обхвата, то есть на любителя. Потом окажется, что бегает она чрезвычайно быстро…