- Портниха, - ответил Энди. - Походила к нам да бросила. Плечи, говорит, больно растут, шире зада получаются, а это непорядок.
- У них, может, и непорядок, а у нас то, что надо, - сказал Галахер.
- Точно, - согласился Энди. - Хуже нет, когда у мужика здоровенная задница. Смотреть тошно.
- Черт с ними, с задницами, - сказал Галахер.
- Черт с ними, - поддакнул Энди. - Но Мадлен ничего бабец. Была бы она поменьше, цены бы ей не было. А то эвон какая дылда вымахала.
- Нельзя так говорить про девушек, - пожурил его Галахер.
Энди пожал плечами.
Потом они не раз сталкивались с дамами, и белокурая Мадлен, улыбнувшись, щебетала "Хеллоу". Качихи шикали на неё. Экие злюки. Нет, никак нельзя женщинам таскать штангу, они от этого делаются мужиками и звереют. То ли дело Мадлен - мягкая, вежливая. И что она с ними связалась?
Нет-нет, не подумайте, что Галахер положил на эту девицу глаз, упаси Боже. Просто было в ней что-то такое, притягивающее.
Так получилось, что к аттракциону "Козни дьявола" они подошли одновременно с качихами, и шустрый парень-распорядитель запихал их в шестиместный экипаж, мужчин впереди, женщин сзади, после чего, не медля, нажал пусковую кнопку. Экипаж через открывшуюся дверь скользнул по рельсам в темноту. Дверь сзади с громким стуком захлопнулась, ударив по нервам.
Кто-то испуганно вскрикнул в темноте, заскрипело что-то ржавое, несмазанное. Страхи умело нагнетались.
Экипаж, резко повернув вправо, въехал в полосу жиденького света, едва высвечивающего изъеденные, сочащиеся влагой стены. Вот от стены отделилось что-то бесформенное, буро-зеленое и, сказавши утробно "а-ах", упало под колеса. Экипаж тряхнуло, а стены щедро обдало черной кровищей.
Качихи завизжали, Галахер сплюнул, а Энди начал молоть, дабы разрядить мрачную обстановку.
- Это всё ерунда, - сказал он, перекрывая женский визг. - А вот за Джоном в самом деле гоняется нечисть. Что-то он у неё стянул, вот она за ним и гоняется.
Экипаж повернул налево, поверху, задев головы зловонной, свисающей из него белой кисеёй, пролетел черный гроб.
- Сказано - не бери ничего с кладбища, - заунывно продолжал Энди. - Придут - заберут назад. И тебя прихватят. А еще у Джона выпал лунный человек.
- Что-что: нечисть? - спросила Мадлен. - Лунный человек?
И первая слабо взвизгнула, когда сбоку внезапно вывалился распятый на цепях фосфоресцирующий дергающийся скелет.
- Ага, - ответил Энди. - Карты не врут. Так и сказали, что Джон прячется от нелюдей. Верно, Джон?
- Не мели, - посоветовал Галахер.
- Так это же здорово, - возбужденно произнес Энди. - Я понял, Джон. Вы втроем облапошили пришельцев - и в разные стороны. Классно. Шиш они вас поймают.
- Ну, здравствуй, темнила, - сказала вдруг сидящая за Галахером качиха. - Долго же я к тебе приглядывалась.
Она навалилась сзади, жилистой рукой, как кольцом, обвила горло Галахера и принялась душить.
Схватив её за волосы и за душившую руку, он с усилием приподнялся и вместе с нею вывалился из несущегося к покрытому гнилушками смрадному болоту экипажа. Экипаж при этом накренился, начал опрокидываться набок, и тогда из него выпрыгнули все остальные, в том числе и неспортивная красавица Мадлен.
Порожний экипаж выровнялся и покатил себе дальше.
Глава 22. Лунный человек
Бабушка Энди Ланкастера была неточна в технологии злодейства лунного человека. Выбрав жертву, тот ночью проникал в её комнату и облучал "лучами страха". В результате жертва во сне или умирала, или мочилась с перепугу в постель. В основном мочилась и просыпалась в холодном поту, так что урожай у лунного человека обычно бывал никакой. Если же удавалось напугать так, что у спящего обрывался астральный шнур, мятущуюся душу перехватывали в астрале зеленые коротышки, упаковывали в герметичный сосуд и доставляли лунному человеку, который на время операции становился их начальником.
Дело это на первый взгляд было противоправным, но на второй взгляд оно противоправным не было. Эрияур вдувал данные души в тела ньюменов, которые создавались в противовес земной расе. Их еще было мало, можно было по пальцам пересчитать, но когда их будет много и они покажут стократ лучшую приспособленность к земной жизни, бессребренность, уважение к Природе, уважение к меньшим братьям, тогда человек призадумается, ибо они покажут ему то, чем он должен был быть. Вспомнит, возможно, что таким он и замышлялся Высшими Силами, пока его гордыня не обуяла.
Поэтому-то зеленые коротышки, существа незлые, и служили у Эрияура. Непосредственным их начальником была Модель Мироздания, ограждающая коротышек от негативных проектов, которых у Эрияура было большинство.
Может показаться странным, что проект Эрияура "Нелюди" в конечном итоге был направлен на добро. Это у отпрыска-то самого Гагтунгра, увечного, а потому озлобленного, периодически впадающего в энергетический запой. Однако не следует забывать, что в нем таилась частичка светлой Эфирной Души.
С точки зрения Высших Сил лаборатория Эрияура была лабораторией по экспериментам с Хаосом, который на многострадальной Гее преобладал над Порядком, а поскольку Хаос в ходе экспериментов определенным образом упорядочивался, то его как бы становилось меньше, он как бы рассасывался в структурах Порядка. Кроме того, сама Гея в ходе тестирования человечества на разумность отдала предпочтение малочисленным ньюменам, которые не несли в себе столько разрушения, сколько несли оголтелые сапиенсы. Именно они должны были выжить после процедуры самоочищения Геи, иными словами после очередного поворота её оси.
Смена оси, кстати, должна была уничтожить и Эрияура с его лабораторией, так что Высшие Силы нисколько не рисковали, позволяя Эрияуру экспериментировать с Хаосом. С поворотом оси начальное равновесие между Хаосом и Порядком должно было восстановиться, сейчас же, пока этого не произошло, любопытно было понаблюдать за результатами экспериментов. Ведь это тоже было опытом, который постоянно накапливался в Информационном Центре Вселенной.
Гагтунгру действия опального сына были по нраву, потому что умножали его власть. Он контролировал людские деяния и самих людей много успешнее, чем раньше. Уже имелись заявки от толстосумов и американских правителей на изготовление вечной плоти и замену ею их дряхлеющих тел. Уже через подставных лиц пополнялись золотые запасы мировых держав изготовленным из свинца квазизолотом. Отходы пробных плавок образовали на Черном Острове целую жилу из квазизолота, которое существующими приборами отличить от настоящего было невозможно.
Между прочим, Эрияур искусственным драгметаллом брезговал, предпочитая собирать сокровищницу из настоящих изделий, которые его слуги притаскивали из разных концов света. Особенно им удавалось находить подземные клады.
Сокровища у Эрияура лежали в отдельном отсеке огромной кучей. Для любования он посылал в отсек телеглаз, а драгоценности перебирал кто-нибудь из подручных. Ох и взбеленился же он, когда обнаружил, что его обворовали…
Следует, наверное, сказать об отношениях между ньюменами и квазоидами, ибо первые были одухотворены, вторые нет, то есть как бы обойдены Эрияуром. Так вот, никакой обиды, никакого кукиша в кармане квазоиды не имели, понимая, что ньюмены - системы нового поколения. Правда, и особой любви к ним не испытывали. Существуете? Ну и существуйте себе.
Кстати, лунный человек Лео был неким суррогатом, помесью между квазоидом и ньюменом с уклоном в сторону последнего. От него он отличался тем, что, имея в основе человеческую матрицу, не имел Божьей искры - души.
Ну, вот мы и подошли к Лео.
Итак, ночью Лео отправился на своё первое задание. Персональная тарелка доставила его в погруженный во тьму парк в центре большого города, откуда он, пользуясь темными безлюдными переулками, стремительно домчался до нужного дома. Этот бесшумный бег во мраке, когда ноги едва касались земли, эти прыжки сразу на десяток ярдов, когда он перемахивал застывшие автомобили, эти пробежки по стенам, когда он шутя достигал третьего этажа, вызывали чувство восторга и упоения. Казалось, оттолкнись посильнее, и он бы полетел.
Всё это было непривычно, в человеческой матрице такого опыта не было. Лео открывал себя заново и был собою весьма доволен.
Он птицей, едва касаясь ногами шершавой стены, взлетел на шестой этаж, проник в открытое окно и мягко спрыгнул на пол. Лео прекрасно знал, что в этой спальне, пребывая в состоянии полусна-полуяви, находится смертельно больной человек, мужчина шестидесяти лет. Верная добыча.
Больной пошевелился, открыл глаза, прошептал чуть внятно, увидев Лео:
- Это ты, мой ангел? Избавь меня от боли.
- Хорошо, - сказал Лео. - Усни.
- Надоело уже, - пожаловался больной. - Почему ты в очках? Разве ангелы бывают в черных очках? Сними.
- Ну, если ты настаиваешь, - сказал Лео, подходя к нему и снимая очки.
- Ах, - слабо воскликнул больной, испуганный насмерть этим ослепляющим серебром в глазах Лео. - Ах.
И умер. Не пришлось даже включать генератор "лучей страха".
В спальню тут же влетела маленькая тарелка, из неё высыпали зеленые коротышки, принялись внимательно осматриваться, принюхиваться, шевеля хоботками, потом один из них пропищал: "Да вон она, под потолком, давай термос", - и, получив требуемый сосуд, исчез.
Вскоре он вновь появился среди своих, встрёпанный, взбудораженный. Сказал нервно:
- Там это, там уже ангел караулит. Кыш, говорит, отсюда. Моя душа.
- Один? - спросил другой коротышка. - Ангел-то?
- Один пока.
- Надобно отвлечь, - предложил третий коротышка. - Правда, неудобно у ангела-то тибрить.
- Чего это неудобно? - сказал первый коротышка. - Для дела ведь, не для баловства. Еще неизвестно, в какого балбеса она потом вселится.
- Как перетянет плетью-то своей огненной по хребтине, - поёжился второй коротышка.
- Хватит языком молоть, - прикрикнул Лео. - Пляшите, кувыркайтесь, хоть на ушах ходите, но чтобы душу принесли.
На этот раз исчезли сразу пятеро коротышек.
Их не было минуты две, потом они появились.
- Нате вам, - произнес один из коротышек, передавая Лео сосуд, в котором что-то слабо билось и трепыхалось. - Там чернь смоляная к ангелу прицепилась, не подступишься. Визжит: моя душа, возверни, покойник при жизни много гадостей натворил мне в угоду. Трухля такая. Ангел подумал, подумал, да нам душу-то и отдал. Говорит: пусть-ка, чтоб ни нашим, ни вашим, еще на земле послужит. Что тут нача…
- Свободны, - жестко сказал Лео, оборвав коротышку. Было в нём знание, что с зелеными нужно вести себя строго, а то разбалуются, расшалятся.
Коротышки, примолкнув, вереницей утянулись в свой маленький корабль и молнией улетели, а Лео выпрыгнул в окно, спланировал, раскинув руки, на асфальт и, не задерживаясь, помчался к своей тарелке. Надо сказать, Лео не был легок, как пушинка, бегать же по стенам ему позволяли не только невероятно сильные мышцы, но и умение пользоваться гравиволнами. В свою очередь при свободном падении к этому своему умению он искусно присовокуплял способность своего комбинезона превращаться в подобие летающего крыла.
Лео мчался настолько быстро, что за ним было трудно уследить. Пьяному бомжу, устраивающемуся на ночлег в картонную коробку, он представлялся порывом внезапного ветра, ночному прохожему - случайной тенью, увиденной боковым зрением, сидящему в патрульной машине полицейскому - отразившимся от стекла лунным бликом.
Далее тарелка Лео, лишенная сигнальных знаков, невидимой молнией прочертила небо и, достигнув Черного Острова, нырнула в открывшийся перед нею портовый шлюз. Шлюз этот располагался в средней части скалы, вмещал до двадцати тарелок и имел ряд камер для высокочастотных адаптации и релаксации. В зал - адаптация, из зала - релаксация.
Отбыв необходимое время в камере, Лео спустился в зал, передал термос Мамауту, после чего, вновь пройдя камеру, вернулся к тарелке.
Вылетев из шлюза, тарелка взмыла вверх, держа курс на сияющую Луну.
Спутник этот, плывущий по черному небосводу, мерцающий и загадочный, привлекал Лео как что-то недосягаемое, но желанное. Он знал, что никогда не сможет попасть в эту серебряную страну, в эту мечту, порождением которой являлся, не порождением даже, а его эхом, отголоском, но как приятно было хотя бы устремиться туда, теша себя мыслью, что вот, мол, я и собрался, вот я и стал к ней чуточку поближе.
Глава 23. Давай поиграем
- Давай поиграем, - сказал Робинсон. - Ты любишь играть?
Он одевался, собираясь выйти на улицу. Во-первых, нужно было где-нибудь перекусить, во-вторых, просто прогуляться. Надоело сидеть дома на консервах, уткнувшись в экран монитора или телевизора, либо общаясь с Моделью, которая любила попудрить мозги. Нет, чтобы рассказать о замыслах Создателя, об истинном построении Вселенной, о месте в ней человека: клоп он или чуть больше, - тут её не допросишься. Требовала конкретики, но как только доходило до оной, начинала вешать лапшу.
- Давай поиграем, - отозвалась Модель. - А во что?
- Я тебе буду на кого-нибудь показывать, а ты будешь говорить - настоящий он или не настоящий, - сказал Робинсон. - Только да или нет.
- Идет, - согласилась Модель.
Робинсон поместил Модель в нагрудный карман и вышел, заперев дверь на два замка.
Огромный город ударил, сжал до размеров горошины, перемешал с прочими горошинами, от которых была одна суета. Как-то не привык Робинсон ходить в многолюдной толпе, где того и гляди врежешься в какого-нибудь бегемота или какой-нибудь умник наступит сзади на каблук, где трутся, пихаются, болтают и чавкают жевательной резинкой.
Стадо. Чаплин здорово продернул толпу, проведя параллель со стадом. Робинсон, хоть и был молод, любил фильмы с Чаплиным, предпочитая их дурноватым комедиям типа "Тупой и еще тупее". Забегаловки попадались на каждом шагу, но они были забиты. Почему-то вдруг все одновременно рванули в забегаловки. Робинсон зашел в полупустое кафе. Здесь было подороже, поэтому свободнее.
Сел за столик, заказал у миниатюрной официантки шницель по-венски и пива. Огляделся, спросил у Модели, показав глазами на неподвижного лысого бармена-битюга:
- Да или нет?
- Нет, - уверенно пропищала Модель. - Я посчитала на улице: пять процентов нет.
- Иди ты, - сказал Робинсон. - Не может быть.
- Хочешь верь, хочешь не верь, - ответила Модель.
Бармен пошевелился, перевел окуляры на Робинсона, вновь застыл.
- Что он на меня уставился? - процедил Робинсон.
- Изучает, - ответила Модель. - У тебя физия, извини меня, Джон, как у квазоида. Малоподвижная, вдумчивая.
- Это тебе надо сказать спасибо.
- Пожалуйста.
- Он тебя не засёк?
- Нет.
Выкушав шницель и выпив два бокала доброго пенного пива, Робинсон направился к выходу. Когда он проходил мимо бармена, тот, понизив голос, интимно произнес:
- Мальчиков не желаете?
- Привет от Мамаута, - сказал Робинсон и подмигнул.
- Какого к черту Мамаута? - спросил вдогонку бугай. - Пудрят тут мозги всякие.
Уже на улице Робинсон сказал:
- Что-то ты путаешь, голубушка. Какой же он квазоид?
- Придуряется, - убежденно пропищала Модель. - Уж можешь мне поверить. И Мамаута он знает, и Жулио Костреца, и Фердинанда.
- Вот-вот, - обрадовался Робинсон. - Давай-ка вот про этих троих поподробнее. Сядем вон в том скверике на лавочке, народу там мало, тарахти себе и тарахти.
Он прошел в разбитый между домами сквер, не сквер даже, а маленький парк с ухоженной травой и густыми деревьями, довольно неожиданный здесь, в царстве стекла, бетона и нагретого асфальта. Сел на свободную скамейку.
- Троица эта - всё, что осталось от первых опытов Эрияура, - неспешно начала свой рассказ Модель Мироздания. - Самые жизнеспособные. Тогда еще Эрияур мыслил другими масштабами, масштабами демонов, уицраоров, големов, вот и наплодил великанов полон остров. Эти-то трое оказались помельче других, сидели себе, не рыпались, в пещере, потому и выжили, а прочие кто как помер. Поживи-ка на голых скалах, когда в силу размеров некуда спрятаться. На кого аэроплан свалился, под кем пустота разверзлась, кто в океане потонул, но в основном перебили друг друга. Из-за гонору. Из-за апломбу. Я - самый умный, я - самый сильный, ну и так далее, не мне тебе говорить.
- Я что - спесив? - лениво уточнил Робинсон, который слушал, закрыв глаза.
- А то, - сказала Модель. - Так вот, эти здоровущие-то друг дружку перебили, а эти, что помельче, которые промеж больших в главные не лезли, остались. Для них и житие в пещере было доступно, и перелеты на транспортных кораблях. Но они тоже не маленькие, вон дегили какие. Восемь футов росту, сэр, это вам не баран чихнул. Эрияур понял свою ошибку и перешел на человеческий стандарт, так что теперь среди квазоидов эти трое самые здоровенные. И самые башковитые. Кто они есть изначально? Изначально это нержавеющая сталь, белковая масса, электроника. Никакой одухотворяющей матрицы, но живительная сила семени Гагтунгра, его эйцехоре, что много лучше, чем нуждающиеся в подзарядке батареи. Как ты помнишь, Джек, у разделанного тобою квазоида были батареи. Эрияур первым на земле сделал жизнеспособных, умеющих самообучаться гомункулусов, и тут перед ним можно снять шляпу. Но тут же её надеть, потому что эйцехоре есть эйцехоре - добра, справедливости и всепрощения от этих гомункулусов не жди. Ты не заснул?
- Что? - спросил Робинсон, который одновременно слушал и думал, и открыл глаза. - Как можно?
Из них троих, продолжала Модель, Мамаут самый сильный и самый преданный. Он у Эрияура правая рука. Распоряжается лабораторией, когда Эрияур наклюкается. Жулио Кострец - личность особая. Половину своего времени живет среди людей, половину проводит на Черном Острове. Хитер, свою естественную способность общаться с нечистью обрядил в магические одежды. Достать из воздуха яйцо или бокал с шампанским ему раз плюнуть. Является членом ряда мистических орденов и масонской ложи, в связи с чем накоротке с мировыми правителями. Через него Эрияур выходит на президентов и премьер-министров. Ну и, наконец, Фердинанд. Это типичный пахан, связанный с прочими паханами. Не раз надирал задницы самым строптивым, которые не хотели ему подчиняться. И облавы на него были, и в засаду попадал - всех проучил. Как не проучить, если пуля тебя не берет, а силы в тебе, что в тракторе. Так что Эрияур контролирует и воровской мир.
- Ну, ладно, - сказал Робинсон. - Силы они, конечно, порядочной, тут я не спорю. Но швырять камни на две мили - это уже слишком. Этого я не понимаю.
- А что понимать-то, если рычаги стальные? - ответила Модель. - К тому же, если в ладах с гравитацией.
- Вовсе не в ладах, - возразил Робинсон.
- Именно что в ладах, - сказала Модель. - Зачем, думаешь, Эрияур экспериментирует с гравиволнами?
- Вот оно что, - пробормотал Робинсон. - Ну-ка, ну-ка, расскажи мне про эти эксперименты. И вообще, что там, на острове, за странные излучения?
Нужно было ловить момент. Модель разболталась и могла выдать то, о чем обычно предпочитала помалкивать.
Модель ответила не сразу. О чем-то думала, что-то переваривала, наконец разродилась: