Ее волновала не историческая загадка сама по себе, а скорее личная причастность к всеохватному мировому процессу, который всякий раз проявлял себя по-иному: звездами в непроглядной ночи, трепещущей радугой, кованой медью заката. Смыкавшие суровый круг зубья как бы вобрали в себя и ширь небес, и таинство зодиака, вернув им терпкий забытый привкус языческих тризн. Каждый камень здесь был самоцелей, и каждый камень походил на надгробье.
- Что это? - едва слышно спросила она, хоть и не ждала ответа, потрясенная до глубины души.
- Великий батыр и его дружина, - вполне буднично разъяснил Сандыг. - Так старики говорят.
Анастасия Михайловна только головой покачала.
Подойдя к обелиску, она увидела высеченные на нем рунические письмена. Почти такие же, как ей открылись однажды на замшелой скале возле каменных лабиринтов Карелии. И здесь, и там ощущалась ускользавшая от сознания глубинная суть, беспощадная, вещая… При мысли о том, что никто и никогда не сумеет прочесть эти тайные глубоко процарапанные знаки, становилось как-то не по себе.
Плотное облако, холодно вспыхнув окрайкой, наползло на солнце и погрузило долину в густую тень. Повеял холодный, пронзительный ветер, погнав через степь вырванную с корнем верблюжью колючку. Обелиск почернел, погасли его непрочитанные руны, а выбеленная сухая трава засветилась голубоватым, нежным, как пух, свечением. И так тихо сделалось в мире, что Анастасия Михайловна услышала взволнованный стук своего сердца. Ей настолько захотелось вдруг увидеть мужа, прижаться губами к головкам детей, что даже слезы навернулись.
- Поедем, - прошептала она, пряча переполненные глаза.
На другой день, трясясь на вездеходе, Лебедева рассказывала, разумеется с юмором, о своих похождениях Северьянову.
- Зачем тебя туда понесло? - возмутился Дмитрий Васильевич, когда она поведала ему о некоторых подробностях переправы. - Ты отдаешь себе отчет в своих поступках? Вас могло перевернуть к чертовой матери!.. И машину жаль.
- Но ведь обошлось без инцидентов. - Анастасия Михайловна благонравно потупилась. - Я, конечно, ужасно перепугалась, но не показала и вида. Ты меня хвалишь?
- Мы о чем с тобой договорились, Тася? - непривычно менторским тоном осведомился Дмитрий Васильевич, постукивая пальцем по откидному столику с картой. - О чем, я тебя спрашиваю? - Он закусил губу и прикрыл глаза.
Вездеход покачивало, все вокруг дребезжало, и Лебедевой показалось на миг, что Дима не просто переигрывает подобающую случаю роль, но совершенно всерьез клокочет от злости. Она не знала, что его жестоко терзает боль в желчном пузыре, расходившемся от постоянной тряски.
- Что с тобой? - Она отчужденно взглянула на него.
- Сильных ощущений захотелось на старости лет? - Он задержал вдох, видимо, совсем ее не слушая. - Беда мне с тобой, больше никуда не поедешь.
- Опомнись, Дима, - нахмурясь, предостерегла Анастасия Михайловна. - Не перегибай. Проявил трогательную заботу, и ладно. Давай лучше о деле поговорим.
- Прости, мать. - Он шумно выдохнул и облегченно помотал головой. - Схватило чегой-то… Так о чем мы с тобой ведем речь?
- Тебе плохо?
- С тобой мне всегда хорошо. - Северьянов отер со лба холодный пот. - Значит, вытянули вас за одно место на берег? Считай, что тебе повезло, и, ради Бога, не лезь во всякие дыры. Договорились?
- Я учту твои пожелания, Дмитрий Васильевич.
- Вот и прекрасно. А дальше что было?
- Дальше ни-че-го, - отчеканила Лебедева. Рассказывать о потрясении, испытанном при виде рунических мегалитов, окончательно расхотелось.
- Ни-че-го, - повторил за ней Дмитрий Васильевич. - Это ты верно сказала. Иногда я сам удивляюсь, до чего у нас, бродячих людей, странная жизнь. Вечно в дороге, всегда в пути. Все остальное лишь промежутки. Ни нормальной семьи у нас, по существу, нет, ни налаженного быта. Едим всухомятку, живем мечтами о возвращении. Даже подумать как следует и то некогда. Все мимолетом. Отсюда и вечное наше верхоглядство, пристрастие к авантюрам, инфантилизм.
- Это что-то новое. - Лебедева с удивлением взглянула на Дмитрия Васильевича. Она знала его много лет, но таким, как сейчас, видела впервые. - Насчет дороги я, быть может, с тобой и соглашусь. Мы, если хочешь, даже думать привыкли от одного телеграфного столба до другого. Что же касается всего остального - извини, не понимаю. Инфантилизм какой-то еще выдумал!
- Скажешь, нет? - Он хитро прищурил глаз. - Взять хоть тебя. О возрасте деликатно умалчиваю.
- И правильно делаешь.
- Но ведь ты до неприличия инфантильна!
- Чушь!
- Генеральша, доцент, а все Тася! - Северьянов засмеялся. - И через тридцать лет такой останешься. Как вас зовут, бабушка? - прошепелявил он, скорчив смешную рожу. - Тася!
- Так это для тебя, - не выдержав, фыркнула Анастасия Михайловна и добавила со значением: - Ди-ма!.. Надеюсь, мы всегда будем друг для друга Димами и Тасями? - подчеркнула она, согнав улыбку. - Сколько бы нам ни было лет.
- Да, конечно… Как там Светка? Ты давно ее не видела?
- Ужасно! - Лебедева виновато всплеснула руками. - Все дела, понимаешь, дела, наша вечная московская закрученность… Она, конечно, совершенно правильно сделала, что ушла от этого скобаря, но, по-моему, это здорово ее подкосило.
- Ничего, - Северьянов успокоительно покачал головой. - Перемелется - мука будет, надо дать ей время зализать раны. Вы, девочки, живучи, как кошки.
- И не стыдно?
- Ни капельки. А все потому, что я, мать, всегда обо всех помню. Я, да будет тебе известно, Светке сюрприз приготовил.
- Какой?
- Не скажу. Это пока тайна.
- Даже от меня?
- Просто сглазить боюсь, Тася.
- Тогда и вправду лучше молчи.
- Ты когда хочешь улететь?
- Первым же самолетом.
- Отчего так торопишься? Мы ведь даже с тобой и не загуляли как следует. В пятницу будет прием на правительственном, так сказать, уровне. Оставайся.
- В Москве догуляем, у меня дети, семья… Соскучилась, понимаешь. А работу свою я, Дмитрий Васильевич, выполнила, теперь слово за твоими геологами.
- Да знаю я, как ты работала, - отмахнулся он с обычной небрежностью. - Все уши прожужжали: "Анастасия Михайловна", "Анастасия Михайловна"… Венгры от нее без ума, чеха она очаровала. Суперзвезда, а не женщина.
- Да, я такая.
- Но твоему Дугэрсурэну я выдам по первое число. Голову откручу прохиндею!
- Не смей, Дима! Он ни в чем не виноват. Я сама напросилась.
- Но зачем? Зачем тебя туда понесло? Там же еще конь не валялся. Даже буровую не завезли.
- Если честно, не знаю. Дурацкая любознательность. Хотелось порасспросить на месте, самой во всем разобраться. А если уж быть до конца честной, я поехала из-за керекссуров. Иной возможности увидеть их у меня не было.
- Так ведь не твое это дело, Анастасия Михайловна! Не твое. Ишь туристка выискалась на мою голову.
- Ты целиком и полностью прав, Дима, но так уж вышло, прости. К тому же во всей этой кутерьме есть и своя хорошая сторона. У меня появилась идея.
- В самом деле? Еще до анализов, до всего? - Северьянов заинтересованно поднял брови, но вездеход в это время опять крепко тряхнуло, и он опять сжался, обозначив желваки, не думая ни о чем, кроме чашки горячего сладкого чая. Термос, перекатывавшийся в железном желобе, был безнадежно пуст.
- Думаю, что кое-что смогу сказать тебе еще до анализов, - твердо пообещала Лебедева. - Подниму материал, проверю как следует, посоветуюсь с Игнатием Сергеевичем. Если все действительно пойдет так, как мне кажется, то я выдам тебе диагностический признак. По крайней мере косвенный.
- И на том спасибо.
- Значит, мы обо всем договорились?
- Конечно, все материалы будут направлять на кафедру на твое имя… У меня к тебе еще одна маленькая просьба, Тася… В конце лета мы устраиваем у себя в СЭВе совещание по известной тебе проблеме. Я бы хотел, чтобы ты выступила.
- Если будет с чем.
- А это уж от тебя зависит, золотце. Одним словом, я на тебя крепко рассчитываю.
XV
Над Приморским кружил устойчивый антициклон, и солнце палило немилосердно. Проплавав около двух часов в маске в подводных "цехах" комбината, Светлана Рунова не заметила, как сожгла спину. Пришлось занять у заводских водолазов тельняшку. Она хоть и стесняла с непривычки движения, зато согревала в холодных слоях, вклинившихся узкими полосами.
Все нужные ей пробы диатомовых и планктона Светлана взяла, но Юра предложил осмотреть мидиевые садки, и она, преодолевая озноб, снова полезла в море. Отказать "водяному человеку" было никак невозможно, да и самолюбие не позволяло. Юра чутко страховал ее снизу, каждый раз поднимаясь навстречу, когда она четким заученным движением шла в глубину. Забрав очередную пробу, он провожал ныряльщицу дружелюбным взмахом руки и зорко следил, пока не исчезало за трепещущим зеркалом золотистое пламя волос. Плавала Светлана Андреевна виртуозно, и Юра прощал ей пренебрежительное отношение к аквалангу.
В воде обросшие гроздями мидий канаты напоминали обугленные столбы. Светлане казалось, что она скользит вдоль запутанных ходов сгоревшего лабиринта, где остались одни искореженные колонны, еще поддерживающие эфемерную, отмеченную точками поплавков кровлю, откуда струился неверный раздробленный свет. Призраки завладели затопленным пепелищем. Где-то в темных углах клубились, подобрав осыпанные бляшками щупальца, спруты, растворяясь в мутном сиянии, всплывали пульсирующие купола медуз. Даже суетливые жадные рыбки, сновавшие вдоль ракушечных друз, казались похожими на рогатых химер.
Светлана попробовала было поиграть с крохотным чудовищем, да жаль - не хватило дыхания.
Конечно, с аквалангом было бы куда сподручнее, но утром сжатый в баллонах воздух чуть не довел ее до дурноты. Явственно примешивался запашок паленой резины. Светлана понимала, что ощущение, скорее всего, было субъективным, вызванным общим недомоганием, но от акваланга пришлось отказаться.
- Дерет кожу, - капризно поежившись, объяснила она.
Опасения марикультурщиков были вполне оправданны. Плантацию неистово осаждали морские звезды. В кристальной воде, чуть курящейся солнечным туманом, они горели ядовитыми насыщенными цветами, которые безуспешно искал Ван Гог в часы безумия.
Дышащие приоткрытые щели раковин приманили всю королевскую рать. Колючие солнечники, декадентски утонченные малиново-красные лизастроземы - никто не остался глух к сладкому запаху трепещущей в створках плоти. Вездесущие патирии ухитрились пролезть даже сквозь ячеи сетей.
Сине-кобальтовые с алой, как чума, мозаикой узора и оранжевыми венцами глаз на концах лучей, они неторопливо ощупывали моллюсков, выискивая слабину. Их строгая безупречная геометрия бросала вызов хаосу природы. Любую звезду можно цеплять на муаровую ленту или вешать на шею. Орден с сиамскими рубинами на синей эмали. Загадочная кабалистика океана.
На вид они казались нежными, как атлас. Но впечатление было обманчиво. Светлана не раз держала в руках этот живой наждак, которым сподручней всего драить медяшку на корабле. Истинное лицо звезды всегда обращено к грунту, ядовито-оранжевое, беспокойное, хищное. Сверху звезда кажется неподвижной, снизу беспрерывно шевелится рядами оранжево-розовых присосок. Они сходятся в математическом центре фигуры, у ротового отверстия, где скрывается желудок, которому нипочем режущие кромки устриц и мидий, их капканоподобные створки, что еле удается разжать ножом.
Дыша через трубку у самой поверхности, Светлана долго наблюдала за тем, как сиреневый хищник разделывался с гигантской мидией. Звезда обнимала моллюска всеми своими лучами. Сотни присосок натужно пытались разжать сомкнутые створки. Мидия сначала не поддавалась усилиям облегающего ее разноцветного мешка. Но звезда терпеливо продолжала осаду и добилась в конце концов своего. Когда смыкающий створки мускул ослабел, ей удалось просунуть внутрь раковины луч и молниеносно забросить туда свой желудок. И началось "переваривание вовне". Закончив трапезу, звезда втянула желудок обратно. Не случайно тяжеленные грозди белели мертвым жемчугом пустых створок. Плантация заметно пострадала от непрошенных гостей. Оградить ее могла лишь сплошная мелкоячеистая сеть.
"Ни опрыскать какой-нибудь ядовитой дрянью, ни пугала поставить", - подумала Светлана Андреевна.
Она дала знак подниматься, напоследок нырнула, растирая покрывавшиеся пупырышками ноги, и, выбросив из трубки фонтанчик, поплыла к лодке. Все, что могла, она сделала. После анализов в лаборатории ей, быть может, и удастся наметить наиболее обильные питанием зоны для будущих ферм. Что же касается защиты от хищников, то это не ее компетенция.
Вечером в местном Доме культуры состоялся вечер встречи с работниками рыбозавода. Светлану Андреевну, Неймарка и Сережу Астахова секретарь райкома посадил за стол президиума, а сам устроился в полупустом зале, где, кроме марикультурщиков, явившихся в полном составе, и непременных пенсионеров, сидело несколько молодых работниц. Присутствовало, конечно, и все местное руководство.
Открытие прошло с надлежащей торжественностью. Гостям, словно кинозвездам перед премьерой, вручили цветы. Охарактеризовав с традиционно преувеличенной похвалой каждого из научных сотрудников, Наливайко захлопал в ладоши, подав пример остальным, и предупредительно помог установить стенд с заранее подготовленными наглядными пособиями. Это сразу задало деловое, можно даже сказать академичное, направление, и Светлана скоро освоилась с обстановкой.
По праву старшего вечер открыл Неймарк.
- Мы собрались здесь, дорогие друзья, - начал Александр Матвеевич задушевно-будничным тоном опытного лектора, - для того чтобы обменяться мнениями насчет нашего с вами будущего и будущего наших детей… Как полагаете, прокормит океан человечество в двадцать первом веке или же нет? - задал он вопрос после краткой паузы, оглядывая поверх очков темный по сравнению со сценой зал.
Публика, однако, безмолвствовала.
- Я вас спрашиваю, - ободряюще кивнул профессор, обращаясь непосредственно к Юре, сидевшему в первом ряду. - И вас тоже, - улыбнулся хорошенькой работнице с грудным младенцем на коленях. - И это, товарищи, не праздный вопрос. Поэтому подумайте хорошенько, прежде чем ответить… Итак, каков будет ваш приговор? - Дав аудитории необходимое время, он требовательно устремил на "водяного человека" указующий перст.
- А вот и нет! - запальчиво выкрикнул крепко сбитый парень с затейливой татуировкой на обеих руках.
- И почему вы так считаете? - мгновенно среагировал Неймарк.
- Уловы падают.
- Вы совершенно правы, товарищ! Но ведь и вы правы, дорогие мои коллеги - марикультурщики! Все сейчас зависит от нас, от выбранной нами стратегии, от того, насколько разумно мы поведем себя… Вот какая вырисовывается примерно картина. Уловы падают. Это правда. Но все дело в том, что почти все дары моря человек берет в традиционных районах континентального шельфа. Открытый океан все еще остается целиной.
- А можно вопрос? - подняла руку девушка в первом ряду.
- Пожалуйста.
- В океане уже все-все открыто?
- Земная кора живет. Все возможно.
- А как насчет Атлантиды? - послышался голос. - Она была все-таки или нет?
- Это особая проблема. - Неймарк задорно взглянул на Рунову. - Мы, как говорится, оставим ее на закуску…
- Можно научить дельфинов охране рыбных стад! - радостно выкрикнул Юра. - Такие "подводные овчарки", как показали многочисленные опыты, хорошо понимают, что хочет от них человек.
- Это все будущее! - неожиданно ополчилась на него энергичная девица в защитном костюме студотряда. - Дельфины, реакторы и даже обещанная сетка, про которую мы слышим уже второй год… Но сейчас, я спрашиваю, сейчас что нам делать? Как защитить мидию и гребешок? Может, товарищи ученые подскажут? - Она с торжеством огляделась по сторонам и выжидательно уставилась на президиум.
- Что ж, мои молодые друзья, - прервал нависшую над залом настороженную тишину Неймарк, - вы вправе потребовать от нас практических рекомендаций. К сожалению, ни я, ни мои коллеги специально не занимались проблемами марикультуры, но, как говорится, назвался груздем… - Он выразительно развел руками. - Словом, я попытаюсь дать вам конкретный совет. В Приморье часто идут дожди. Пресная вода лежит на поверхности долго не смешивающимся слоем. Для раковин она опасности не представляет, зато для хищников-звезд совершенно губительна. Короче говоря, почаще вытаскивайте свои веревки. Ополаскивайте…
Ответом ему были благодарные аплодисменты молодежной бригады.
- Вот тебе и единый наряд, - шепнул Наливайко директору рыбозавода. - Их ожидает дополнительная, причем очень нелегкая работенка, а они хлопают, радуются… За тобой эта сетка, учти.
Вознагражденный восторгом зала, Неймарк подвел итог.
- Акванавты доказали, что человек может жить и успешно работать на глубине. Очевидно, в будущем мы сможем хорошо освоить прибрежные районы, ограниченные глубинами в сто метров, и создать опорные пункты на значительно большей глубине. Такое расширение обитаемой зоны плюс аквакультура превратят океанское дно в фабрику изобилия. Вот почему все-таки правы те, кто говорит, что океан сможет обеспечить продовольствием многие миллиарды людей. Все зависит от подхода к проблеме, от всех людей и каждого отдельного человека. А теперь прошу поднять руку, кто голосует за развитие аквакультуры?
Голосование, как и следовало ожидать, вышло единогласным.
- В таком случае, - профессор успокоил оживившуюся аудиторию, - сразу же после короткого отдыха мы заслушаем нашу замечательную Светлану Андреевну Рунову, кандидата биологических наук, старшего научного сотрудника геологического факультета МГУ. Мы действительно слишком уж воспарили в мечтах о будущем, а она вернет нас, как тут уже совершенно правильно призывали, к реальности. Я имею в виду начальную точку любых исследований по биологии моря. Первичное звено всех пищевых цепей.