- Я понимаю, - поспешно заверил Малик. - Разве я про себя, Евгений Владимирович… Меня лично технический персонал волнует. Отпускные настроения и общая, никуда не денешься, неопределенность здорово сказываются на продуктивности. Участились, например, случаи невыполнения анализов.
- Нехорошо, Марлен Борисович, не дело.
- Чего ж хорошего? Мы вихревую камеру поставили, темпы наращиваем, а аналитики не поспевают… Может, на принцип личной заинтересованности нажать? Я бы включил кой-кого из девочек и, конечно, Бошарина в число авторов. Как вы на это смотрите? Мы тут с Кирой как раз новую серию статей готовим…
- Первый раз слышу, чтобы механики и лаборантки подписывали научные публикации, - развел руками Доровский. - Но почему бы нет, в принципе? Если вы считаете, что столь экстравагантная мера даст надлежащий эффект, у меня нет возражений. Валяйте…
По интонации, а еще более по устало-небрежному взмаху руки Малик лишний раз убедился, что шефу глубоко безразлично, кто подпишет очередную статью, где и когда она появится и как будет называться. Напечатав триста, а то и более трудов, он мог позволить себе не вникать в подобные мелочи. Но Ровнину, чье сердце счастливо замирало, когда он видел свою фамилию, набранную типографскими литерами, это показалось обидным.
- Погребу, пожалуй, Евгений Владимирович. - Он потянулся за портфелем.
- Куда вы рветесь? - удержал его Доровский. - Ведь вы на машине? Оставайтесь к ужину. Марья Васильевна может неправильно понять, если сбежите от ее грибов. - Он оживленно причмокнул. - Это же нечто особенное!.. Дарья утром нашла с десяток белых. Причем, не поверите, прямо здесь, на участке. Тугие, как теннисные мячи, один к одному! Представляете, что будет, если их порезать кружочками, слегка обжарить в масле, а после залить сметаной?.. Нет, Ровнин, для этого у вас не хватит воображения… Или хватит?
- Конечно, не хватит, Евгений Владимирович. Мне правда пора. Нужно еще заехать кое-куда, поискать сок для девок и вообще подшустрить по хозяйской части.
- Сок? - Доровский вздернул седые всклокоченные брови. - Какой сок вам нужен?
- Какой подвернется. Моим девахам без разницы.
- Тогда считайте, что он у вас в кармане. Марья Васильевна закатала несколько банок превосходнейшего вишневого сока. Получите целую бутыль. И без разговоров! Кстати, кроме грибков, ожидаются вареники с вишнями. Как вы относитесь к вареникам? Или даже это совершеннейшее творение, сваренное в вишневом сиропе, не способно пробудить вашу усталую фантазию?
- Способно, - сдался бедный Марлен, чувствуя, как потекли слюнки. После бледных сосисок и сиротского винегрета в столовке набросанная сочными мазками перспектива показалась особенно впечатляющей.
- Вот и отлично. - Доровский удовлетворенно расправил плечи, надолго устраиваясь в любимом кресле. - Тяпнем по рюмочке. От настойки на смородиновых почках, кажется, еще никто не отказывался?
- Уж как водится, Евгений Владимирович.
Малик улыбнулся, вспомнив, как прошлым летом Кира выловил всех карасей под восхищенные возгласы профессорской дочки. Негодование Доровского не знало предела. Он обозвал их тогда браконьерами и почему-то вивисекторами, запретив появляться на даче в осенне-летний период. К вечеру, однако, подостыл и даже отведал, ворча и стеная, запеченных в яичнице карасей.
- Как карасики, Евгений Владимирович, не отродились? - спросил Малик, когда Даша с вызывающим стуком водрузила на стол запотевшую банку.
- И не стыдно, молодой человек? Я бы на вашем месте прикусил язык!
- Уж кто-кто, а я тут абсолютно ни при чем! - откровенно рассмеялся Марлен. - Вы бы лучше с нее спросили, - мстительно кивнул он на удалившуюся Дарью.
- Все вы одним миром мазаны, - буркнул Доровский, наливая в стаканы. - Лучше уж пейте.
Вскипевший мелкими пузырьками мутноватый напиток, в котором болтались разбухшие изюмины, оказался на диво хорош.
- Почему Ланской не приехал? - удовлетворенно отдуваясь, спросил Евгений Владимирович.
- На море блаженствует, рыбку промышляет.
- Ишь ты!
- А что делать? У вас-то он уже всех переловил.
- Ладно-ладно. - Доровский строго пристукнул ладонью. - Когда возвратится?
- Скоро уже, на будущей неделе, надо думать.
- Тогда вы вот что сделайте. - Евгений Владимирович озабоченно прищурился, как бы оценивая неожиданно осенившую его идею. - Навестите-ка вы этого самого Пупкина! Побеседуйте, присмотритесь, словом, разведайте, что он за птица… Вы поняли меня, Марлен Борисович?
- Вполне.
- Тогда давайте соорудим партийку в шахматы. Сходите, пожалуйста, за доской.
- Что же все-таки с нами будет, Евгений Владимирович? - задал Малик мучивший его вопрос, бездумно разыгрывая привычный гамбит. - Кому отдадут лабораторию?
- Поживем - увидим. Пока я держу ситуацию под полным контролем. Лично для вас, думаю, ничего не изменится.
- Легко сказать!
- Или почти ничего. Защиту я вам с Ланским гарантирую. Вы, главное, не бездельничайте, а то знаю вас, охламонов…
- Мы не бездельничаем, - пробормотал Малик, поймав на вилку неприятельскую ладью. - Шах, Евгений Владимирович.
- Ладно, сдаюсь. - Потеряв качество, шеф утратил к игре интерес и признал себя побежденным. - Не играется что-то в жару… Значит, вы все поняли? Нужно как следует прощупать противника, но только культурно. Без склоки.
ХХ
Светлану доставили в райцентр на вертолете и поместили в районной больнице.
Вертолет вызвал Астахов, когда врач биостанции вынес заключение, что состояние пострадавшей критическое и требуется срочная госпитализация. Везти ее по приморским дорогам на "рафике" показалось рискованным. Ни подкожные инъекции адреналина и эфедрина, ни массированное искусственное дыхание существенного воздействия на развитие процесса не оказали. Больная бредила, пульс слабел, в сердце прослушивались фибрилляции. Сказывалась, очевидно, потеря времени. Ведь не менее четырех часов прошло прежде чем была оказана первая помощь. Да и то счастье, что совершенно выбившийся из сил Кирилл наткнулся в лесу на ребят с биостанции. С этого-то момента в его памяти произошел своего рода провал, временная отключка. С трудом удалось восстановить связность событий. Высвечивались, вспыхивая и замедленно угасая, отдельные пугающие фрагменты: ее бессильно свисающая рука, тонкая струйка, выброшенная из шприца, темное, медленно расползающееся пятно - то ли пролитое лекарство, то ли просто горячая вода. Набегая дымчатым фильтром, оно почему-то постоянно маячило перед глазами. И еще врезалась в мозг, прочертив круговые незаживающие бороздки, суматоха вокруг кислорода.
Сначала долго искали где-то на складах баллон, потом спешно подгоняли к редуктору трубки от акваланга. Кажется, все это происходило уже под гром вертолета, который завис над дорогой, взвихряя пыль. Вопреки каким-то инструкциям врачу удалось забрать кислород с собой. Нужно было через считанные минуты повторить инъекции, и он опасался непредвиденных осложнений.
Для Кирилла места в кабине не хватило, потому что высокий парень, принявший баллон, так и остался в зеленой машине, которая плавно оторвалась от земли, неуклюже развернулась хвостом вперед и как-то боком пошла над морем. Потом он узнал, что это и был тот самый Астахов - его тоже не сразу нашли, - у которого хранилась ракетница.
Возвращаться в лагерь мучительно не хотелось. Здесь, на биостанции, даже воздух пронизывало живое дыхание Светы, ее осязаемое присутствие, и было страшно нарушить хрупкую связующую нить. Напряженно ожидая вестей из этого доселе неведомого ему Приморского, на котором отныне сосредоточились надежда и тревоги, Кирилл жадно выспрашивал всех, кому так или иначе довелось соприкоснуться с проклятым крестовичком. Отзывы были самые разные. Одни считали, что все ограничится несколькими днями больницы, другие глухо пророчили длительный паралич, и становилось понятно, что их умолчание говорило о самом страшном. Но даже в таких отрывочных беседах таилась для него неодолимая притягательность. По крупицам вбирая слова утешения, он ненадолго успокаивался, преисполняясь горячей веры в благополучный исход.
Незаметно отгорел день. Впечатление, которое произвело на людей происшествие, потеряло свою остроту, растворившись в насущных заботах. Хочешь не хочешь, а надо было уходить. Докурив на ступеньках лабораторного корпуса последнюю сигарету, Кирилл спустился на дорогу. Здесь, уже на подходе к белому камню, его и догнал полный пожилой человек в тренировочном костюме и кедах, занимавшийся, судя по всему, оздоровительным бегом.
- Решили прогуляться? - спросил он, переходя на шаг.
- Да нет, просто возвращаюсь к себе в лагерь.
- Как, разве вы не отсюда? Но ведь это вы принесли вместе с Беркутом Светлану Андреевну?
- Я. - Кирилл замедлил шаг, припомнив, что, кажется, видел "бегуна от инфаркта" возле вертолета. - А вы здесь работаете?
- С вашего позволения. - Церемонно наклонив голову, представился: - Александр Матвеевич Неймарк.
- Морские ежи? - обрадовался Кирилл. - Мне о вас Светлана Андреевна рассказывала, - пояснил он, назвавшись.
- Бедная женщина! Только этого ей не хватало. Вы не знаете случайно, как оно произошло?
- К сожалению, знаю. Это случилось на моих глазах. Крестовичок оказался в куче водорослей…
- Подумайте, какая неприятность! - Неймарк озабоченно поцокал языком. - Вообще-то оно так и бывает. Крестовички всегда держатся возле зарослей. Их не было здесь года четыре, если не больше, а теперь, значит, нагнало. Придется временно воздержаться от моря. Без гидрокостюма ни-ни! С гонионемой шутки плохи.
- Как вы думаете, профессор, это очень серьезно? - с замиранием сердца осведомился Кирилл.
- Вы же видели, в каком она состоянии?.. Но будем надеяться на лучшее. Патогенное действие яда сказывается очень различно. Одни, как говорится, отделываются легким испугом, у других это протекает много сложнее.
- Но она… - Кирилл поперхнулся, не в силах выговорить до конца.
- Конечно же, нет, - понял его Александр Матвеевич. - Даже думать про это не надо… Однако последствия могут быть самые разные. По сути, гонионема единственное по-настоящему опасное животное в наших водах.
- А морской дракончик? - напомнил Кирилл.
- Не идет ни в какое сравнение, хотя ваша правда, он вполне заслужил свою дурную славу… В конечном счете все зависит от вовремя оказанной помощи. Хочется верить, что она не опоздала. Нам очень повезло, что отыскался этот баллон. Вот уж действительно счастливая случайность! Ведь у нас никто не работает с кислородом.
- Вы случайно не знаете, профессор, как лучше всего добраться до Приморского?
- Хотите поехать? Очень похвально, молодой человек! Мне тоже обязательно следует навестить Светочку. Мы ведь с ней старые приятели, хоть так и не принято выражаться в отношении женщин. Особенно юных… Думаю, что мы сообразим что-нибудь насчет машины.
- Тогда, если позволите, я подойду утром.
- Утром? - Неймарк на мгновение заколебался. - Впрочем, вы совершенно правы, утречком будет лучше всего! Давайте так и договоримся… Вы что, плавали вместе со Светланой Андреевной или по работе знакомы? - деликатно полюбопытствовал он.
- По работе, - с лаконичной твердостью ответил Кирилл.
- Ее многие знают, - удовлетворенно кивнул Неймарк. - Очень яркая женщина, очень… Значит, до завтра, молодой человек?
Придя в лагерь, Кирилл зашел к начальнику лагеря попрощаться. Отделавшись от неизбежных вопросов общими замечаниями насчет здоровья и аллергических особенностей местной флоры, естественно вымышленных, он оставил записку для Тамары, препоручив ей все свое барахло. Что и говорить, это было не слишком великодушно, но, обычно щепетильный до крайности, он словно оглох к угрызениям. Ничто не задевало его, кроме единственной сверхзадачи. Не таскать же за собой палатку в конце-то концов? И чехлы с охотничьим снаряжением были бы до крайности неуместны. Решив взять только самое необходимое да еще подводную камеру, чтобы загнать, когда подопрет нужда, он забрался в спальный мешок и, вопреки ожиданиям, провалился в беспамятство.
Но просыпался зато тяжело, продираясь сквозь разрозненные видения с таким громоздким ощущением беды, что дыхание перехватывало. О том, что ждет его в Приморском, даже думать боялся, заклинал непокорное воображение.
До поселка они с Неймарком добрались без всяких приключений. Опытный Александр Матвеевич догадался остановить "рафик" у райкома. Наливайко оказался уже в курсе событий. Из кратких замечаний его на пространные разглагольствования профессора Кирилл понял одно: слава Богу, жива! Хоть ночь прошла для медиков хлопотно и состояние все еще остается тяжелым, зажавшая горло стальная рука ослабила волчью хватку - жива! В больницу поехали вместе с секретарем, что существенно облегчило общение с медицинским персоналом.
Главный врач, пожилая румяная женщина с обесцвеченными гидропиритом волосами, никого до больной, конечно, не допустила, слегка обнадежив, что наблюдаются изменения к лучшему.
- Невзирая на то, что она все еще без сознания? - попытался уточнить Неймарк.
- Дыхание выровнялось, - объяснила главврач. - А это сейчас главное.
- Сердце? - Он продолжал обстоятельно расспрашивать.
- Пока без существенных перемен. Но сердце мы ей поддерживаем. Давление падает, вот что тревожно.
- Давление? - Александр Матвеевич сосредоточенно пожевал губами. - Отчего же давление? Значит, сердце все же справляется?
- Ох милый вы мой! - певуче вздохнула женщина и объяснила ему, как ребенку: - Борется сердце, изнемогает, потому как трудно ему. У больной наблюдаются патологические изменения печени.
- Это типично при подобных поражениях?
- К сожалению.
- Неужели ничего нельзя сделать? - не выдержал Кирилл. - Может, переливание крови. Так у меня первая группа!
- Все, что необходимо, мы делаем.
- Может, связаться с Москвой? - обратился Александр Матвеевич к Наливайко. - Директор Института тропической медицины мой хороший приятель, и я бы мог узнать…
- Да оставь ты в покое своего приятеля! - досадливо оборвал его Петр Федорович. - Как что, так сразу Москва! Мы здесь лучше их знаем, что нужно делать. Думаешь, первый случай такой? Как бы не так! Слушай лучше, что Анна Спиридоновна тебе толкует. - Он дружески подхватил врачиху под локоток. - Она не одного на моих глазах выходила. А в твоей тропической медицине они бы загнулись, так и знай! Правду я говорю?
- Случай непростой, - уклончиво ответила Анна Спиридоновна. - И пока не прошел острый период, трудно делать прогноз. На данный момент, говорю со всей ответственностью, непосредственной угрозы не наблюдается, а там посмотрим.
- Сколько он продолжается, острый период? - спросил Кирилл.
- Обычно дней пять… Потом можно будет провести все необходимые анализы и назначить лечение.
- Иные по полгода маются, - заметил Наливайко. - Вот же проклятый крестовичок!
- И часто у вас такое случается? - не отставал от Анны Спиридоновны неугомонный Неймарк.
- В плохие годы - три-четыре случая, а так крайне редко. Последнего больного - помнишь Арзамасова, Петр Федорович? - благополучно выписали три года назад.
- Но намучился он, бедняга, основательно!
- Да, довелось-таки повозиться. В печени возникли длительные и стойкие изменения.
- Ему даже пришлось на материк переселиться. Он, понимаете, водолазом у нас работал, а после такого камуфлета человеку на море делать нечего.
- Почему? - тревожно ловя каждое слово, осведомился Кирилл.
- Яд гонионемы обладает способностью вызывать анафилоксию - повышенную чувствительность - к повторному введению даже очень небольших доз того же токсина, - объяснила главврач. - Почти все смертельные случаи приходятся поэтому именно на повторное поражение. Так что выбирать не приходится. Уж очень велика степень риска.
- Значит, первичные?.. - попытался поставить точку Кирилл, преданно глядя на Анну Спиридоновну.
- С ними, разумеется, проще, - поняла она недосказанное.
- И на том спасибо, - нехотя отступил Неймарк, склонив голову.
- Куда вы теперь? - поинтересовался Наливайко, присев покурить в тени тополей. - Сразу назад или у нас погостите?
- Домой поедем, Петр Федорович, забот полон рот.
- Я бы остался, если можно, на несколько дней, - попросил Кирилл, упрямо сдвинув брови. - Здесь есть какая-нибудь гостиница.
- Гостиниц у нас в райцентре пока не построено, мил человек, - сообщил Наливайко. - Но устроить, конечно, можно. Турбаза сгодится?
- Буду очень благодарен.
- Значит, заметано… А с работы начальство отпустит? Астахов, я знаю, насчет этого строг.
- Я здесь на отдыхе, товарищ Наливайко, в лагере СКАН живу. Как говорится, сам себе хозяин.
- Тогда дело другое. - Петр Федорович посмотрел на часы. - Садитесь ко мне в машину, подброшу… Ну, в таком разе прощай, Матвеевич. - Он протянул Неймарку руку. - Звони, если чего понадобится, не стесняйся.
- До скорого, Федорович. Можешь не сомневаться, я позвоню.
- Сам из Москвы? - спросил Наливайко, усаживаясь рядом с Кириллом.
- Из Москвы, Петр Федорович.
- А по специальности кто?
- Химик, в научно-исследовательском институте работаю.
- Не по нашей, океанической, части?
- Ничего общего, к сожалению, но море люблю.
- Если бы не любил, не приехал… Вон оно как обернуться может, море. Жаль Светлану Андреевну, это же надо, чтоб так не повезло человеку.
Кирилл ничего не ответил, глядя в окно, за которым проносились розовые и голубые домики и тополя, тополя.
XXI
Герман Кондратьевич Гончарук вызвал машину и поехал в порт, где у тридцать восьмого причала стоял белоснежный красавец "Борей" с двумя мощными радиотелескопами в шаровых оболочках. Судно три дня как пришло из доков и было поставлено под загрузку. Контейнеры с оборудованием ждали своей очереди, составленные вдоль подъездных путей в замысловатые фигуры.
Машина остановилась возле трапа. Дружески поздоровавшись с вахтенным помощником, которого видел впервые в жизни, Герман Кондратьевич прошелся вдоль кнехтов. В зазоре между бетонной плитой причала и высоким бортом завороженно темнела вода. Туго натянутые полипропиленовые тросы с резиновыми дисками против крыс косо пересекали сумрачно подернутый синеватой пленкой мазута омут. Несло сыростью, сладковатым чадом солярки и тем особым железным холодком, что ощущается только в порту.
Над рубкой лязгала плохо смазанная поворотная стрела, опуская на палубу оранжевую крышку батискафа системы "Пайсис", намертво закрепленного на корме. Место для второго аппарата, отмеченное откинутыми скобами, было пока свободно. Его обещали подвезти только в начале будущего месяца, что нарушало весь тщательно разработанный график.
Убедившись, что окованные жестяной полосой ящики с новейшими магнитометрами уже опущены в трюм, Гончарук перешагнул через камингс и, грохоча по ступеням, сбежал на ют, где размещались лаборатории. У гидрохимиков и биологов моря еще конь не валялся. Столы и полки сплошь были заставлены нераспакованной посудой и приборами. В геофизической продвинулись значительно дальше. Бесчисленные напичканные электроникой блоки были размещены по своим кронштейнам, а всевозможные самописцы надежно принайтованы к переборкам. Единственное, что здесь требовалось, это вынести развороченную тару и провести генеральную уборку.