Кирилл осторожно разгреб руками мусор. Среди бесформенных кусков штукатурки, сохранившей первозданную чистоту минеральных красок - на продырявленном потолке, стенах и даже обвитых чешуйчатыми драконами колоннах различались фрагменты росписи, - он нашел осколки тонкой фарфоровой посуды, огарки курительных палочек, ломкие почерневшие останки засушенных цветов.
В помещении пахло тоской запустения и прахом столетий. Бившие сверху косые лучи струями танцующей пыли ложились на заброшенный алтарь, где под кучей бесформенного хлама лежали последние жертвы, поднесенные неизвестным богам. Рассыпались цветы, выгорело коровье масло в лампадах, жадный ветер пустыни выпил последние капли воды из чаш. Умерли и сами боги.
Сохранился лишь запах. Развеянное почти до неразличимости бальзамическое дыхание курений, можжевеловой хвои и драгоценных смол, привезенных из далекой Индии или Тибета. Оно одно не покорилось хаосу небытия, пробуждая чужую смутную память о караванах, годами ползущих по ледяным кручам, и ослепительном великолепии празднеств.
Со двора долетало жалобное позвякивание колокольчика, чудом уцелевшего на змеином языке выгнутой крыши. Как зов погребенного прошлого, разбуженного порывом ошалелого ветра и вновь ускользавшего в свои недоступные грезы.
Кирилл подобрал обломок руки. Изящно удлиненные пальцы из древней черно-зеленой бронзы соединялись в колечко.
- Что это? - спросил он, любуясь неповторимым совершенством.
- Колесо закона, - объяснил Лобсан. - Вечный круговорот бытия.
- Бодхисаттва? Будда?
- Кто теперь может узнать.
Они вышли наружу. Синея к горизонту, застыли подернутые медной окалиной волны. Барханы вплотную подступали к полуразрушенным стенам. Львы у восточных ворот по горло увязали в песке. Засохшие лиственницы колюче топорщились сучками, спутанными посеревшими клочьями паутины.
- Отчего засохли деревья?
- Перестали поливать, вот и засохли. Дедушка говорил, что в шорохе лиственниц слышно дыхание вечности. Она пролетела, как сон. Часы остановились.
- Что же здесь все-таки приключилось? - Кириллу уже примерещились увлекательные истории, тайны, которые захотелось немедленно распутать.
- Ничего особенного, - равнодушно ответил Лобсан. - Люди перестали кормить лам, и они разбрелись. Тут неподалеку нашли овраг с человеческими костями. Мы их бульдозером засыпали. Раньше знаешь как хоронили умерших? Разрубали на части и скармливали хищным птицам. Остальное бродячие собаки доедали или волки.
- Не разыгрываешь? - усомнился Кирилл. - Зачем?
- Думали, что помогают душам скорее возвратиться в круговорот рождений. Еще мой дед так думал. А теперь нет, никто уже не верит в эти сказки. Дикость сплошная.
- Он жив?
- Дедушка? - Лобсан озарился благодарной улыбкой. - Он у нас еще крепкий. В прошлом году рысь подстрелил. Шапку мне сделал. Теплая!
- Всего два поколения, - Кирилл вновь принялся разглядывать свою находку, - и такие перемены! Просто не верится. Колесо закона, круговорот бытия…
- Старикам казалось, что течение жизни неизменно, и все повторяется, как циклы лунного календаря. Вон, гляди! Лобсан показал на позолоченное колесо на черепичной кровле ворот, поразительно напоминавшее морской штурвал. - Век за веком, оборот за оборотом. Собственно, так оно и было до революции. Зато нынче! - Лобсан запрокинул голову в небо, где радужно кружилась редкая ледяная пудра. - Как ракета! Прямо в пустыню ток привезли. В мезозой врубаемся турбобуром. Что ни день, то открытие.
- Жаль пока, что не по нашей части.
- Да есть он здесь, газ, я стопроцентно уверен. Сейсмология определенно литологические ловушки зафиксировала. Думаю, в аномальности строения дело. Может, висячие залежи? Глубже надо бурить, до самого палеозоя. Так и Корват считает, и наш профессор. Лично я верю.
- Поживем - увидим. Не знаешь, почему буровики замедлили проходку?
- Твердые породы пошли, гранит. Ничего, прорвемся. Ну что, засучим рукава?
- Ага, двинем. - Кирилл бережно упрятал осколок бронзы в карман ватника. - Керны, надо полагать, уже подтащили.
Он сам делал анализы, ограничившись для быстроты степенью восстановления. Наметившаяся закономерность по простиранию и глубине косвенно подтверждала слова Дугэрсурэна. Бурить следовало как можно глубже.
У вагончика их действительно поджидали ящики с образцами, заляпанными глинистым раствором.
- Граниты и есть, - подтвердил Лобсан, очищая рукавом шершавую матовую поверхность. - Гляди, как черные зерна сверкают. Мусковит!
- Чего?
- Слюда. Ты что, минералогию совсем не сечешь?
- Откуда? У нас на факультете и курса такого не было. А это белое что? - Кирилл подкинул на ладони увесистую болванку.
- Ну-ка покажь! - Лобсан попробовал поковырять ногтем. - Вроде похоже на диатомовый песчаник.
- На диатомовый, говоришь? - насторожился Кирилл. - Интересно. У тебя есть микроскоп?
- Должен быть. Тут одна ваша девушка спорово-пыльцевым анализом занималась. Пошли поглядим? - Лобсан кивнул на соседний балок. - Только в диатомах навряд ли много железа. Ты особенно не надейся.
- Мне для другого, - нетерпеливо воспламеняясь, заторопился Кирилл. - Давай по-быстрому!
Футляр с микроскопом был замкнут на ключ, но с помощью перочинного ножика легко удалось открыть хлипкий замочек. Глядя на неловкие движения Кирилла, которому редко приходилось пользоваться прибором, Лобсан молча отстранил его и взялся за дело сам. Подключив микроскоп к сети, он соскреб с керна тонкий меловой завиток и, загнав между стеклами, поместил на предметный столик.
- Теперь гляди, - сказал он, поймав увеличение. - Если понимаешь, конечно. Лично я как сдал эту муть, так и забыл. И вряд ли здесь отыщется атлас.
- Что так? - незаинтересованно спросил Кирилл, приникая к окулярам.
- В полевых условиях всякие там диатомы ни к чему.
Кирилл никак не откликнулся на пренебрежительное замечание Дугэрсурэна и вообще вряд ли расслышал его слова. В ярком молочном поле предстала флотилия галактических кораблей, остывших до мертвого холода в своем бесконечном полете. Изысканные топологические конструкции, знакомые до мельчайшей клепки пупырышков. Каприз случайности.
Жадный накат жизненного прибоя перекинул через пространство и время тонкую шелковинку, связавшую затонувший островок и пустыню, дно океана и недра земли. И здесь, и там когда-то сверкали под солнцем озера. Закончив свой цикл, они умерли на веки вечные, запечатлев свое странное сходство. Зачем? Почему? Не ответят мертвые камни.
Кирилл не удивился, хотя и не знал, что толкнуло его на отчаянный поиск. Это не он искал - смешно бы было искать! - тень Атлантиды. Его руками и памятью владели иные руки, иная память. Другие, зеленые очи заглядывали в окуляр через его плечо. Если и была между ними та неразрывная связь, о которой он помнил эти долгие месяцы, то это она себя проявила. Как безошибочный инстинкт, ведущий птиц в заокеанском полете. Как неумирающая надежда.
Непонятное пугающее молчание Светланы, обрывок разговора о ней и каком-то Гончаруке, случайно подслушанный Кириллом на кафедре, вызвали в нем противоречивую реакцию. Он замкнулся в себе, перестав бросать в белый свет телеграммы, почти уверясь, что больше не ждет и ничего не желает. Но какая-то тайная глубина все же не поддалась омертвению. Она и прорвалась теперь благодарной нежностью всепрощения.
- Нашел чего? - спросил Лобсан, нарушив долгое молчание.
- Так, ничего.
- Что-то все-таки видишь, раз прикипел?
- Фотоаппарат есть. - Кирилл нехотя оторвался от микроскопов, тронув пальцами устало сомкнувшиеся глаза.
- Не видно, - Лобсан пошарил по полкам. - Наверное, увезла.
- Достать сможешь?
- Попробую у ребят поспрошать. Почти у каждого камера.
- Мне "Зенит" нужен, зеркалка.
- Это-то ясно.
- Поищешь?
- Если надо, могу.
- Очень надо, Лобсан.
Оставшись один, Кирилл присел на голые нары. Поискав глазами, поднял кем-то забытую книжку. Но не читалось. Растревоженные мысли мешали. Наползали одна на другую, громоздясь, как льдины, и тонули в непроницаемой быстрине половодья.
Вернулся торжествующий Дугэрсурэн, вертя на закрутившемся ремешке кожаным черным футляром.
- Принес. - Он положил аппарат рядом с микроскопом. - "Зенит 3-М".
- То, что надо. Спасибо, отец!
- Пленка двести единиц, но спускового тросика нет.
- Как-нибудь перебьемся.
Кирилл сделал несколько снимков.
- Все же зачем тебе? - Лобсана мучило любопытство. - Идея какая пришла?
- Это не для меня. Для одного человека. Проявить есть где?
- Сандыг и проявит. Его игрушка.
- Вертолет не скоро ожидается?
- В начале недели должен быть. Последняя бочка солярки осталась. Начисто выжгли. Хочешь в Москву отправить?
- Как можно скорее. - Кирилл перемотал пленку и вынул кассету.
- Дней десять будет идти, не меньше.
- Что делать? От нас не зависит. А холодно тут! - Кирилл спрятал в рукава озябшие руки. - Пойдем погреемся?
- Можно. Профессор Майдар опять приехал. Все равно к нам завернет. Он сейчас на буровой.
- Волнуется старик.
- Все мы волнуемся. Как же иначе?
Майдар, с которым Кирилл познакомился еще в Улан-Баторе, подъехал уже в сумерках. Его утепленный "газик" с приспособлениями для движения по пескам на колесах остановился у самого крыльца, вспугнув хилого шакала, привлеченного духом вареной баранины.
- Ужинаете, молодые люди? - Он пригладил седую щеточку усов. - Достойное занятие!
- Садитесь с нами, товарищ Майдар, - пригласил Кирилл, вставая.
- Я уже перекусил немножечко на буровой, но лишний раз не помещает. Умный монгол всегда наедается впрок. Нет-нет! - заметил он движение Лобсана в сторону початой бутылки. - Почки не позволяют.
- Оказывается, и в Монголии есть болезни? - попытался пошутить Кирилл. - На таком мясе и молоке?
- Везде люди болеют, везде, - грустно закивал старый геолог. - Я вчера с товарищем Северьяновым разговаривал. Так он сказал, что Игнатий Сергеевич серьезно болен. Вот уж беда так беда.
- Опять? - вздрогнул Кирилл. - Как же это? - Он беспомощно заморгал. - Когда я улетал из Москвы, он уже поправлялся. К нему в больницу с работой ездили!
- Значит, ухудшение наступило. Бывает, - сказал Майдар.
- Состояние очень тяжелое? - спросил Кирилл в надежде на утешительный ответ.
- Северьянов говорит, очень. Он вам привет передавал, ваш Дмитрий Васильевич.
- Спасибо, - кивнул Кирилл.
- Корват поправится, - уверенно заявил Лобсан. - Я знаю. Он ведь такой… Настоящий батор!
- Два инфаркта - не шутка, - прицокнул Кирилл. - Притом он все так близко принимает к сердцу…
- Да, такой человек, не переделаешь, - с восточным фатализмом вздохнул Майдар. - Думаю, наш газ для него лучше всякого лекарства окажется. Сразу на поправку пойдет… Вы нового ничего не надумали?
- Мы тут посоветовались еще раз с Кириллом Ионовичем, - с важным видом высказался Лобсан, - и пришли к выводу, что действовать надлежит согласно первоначальному плану. Это подтверждается анализом степени восстановления сероцветов. Я принял решение продолжить бурение на седьмой и четвертой, а также возобновить проходку на одиннадцатой. Вплоть до палеозоя.
- Ты принял решение? - чуточку дрогнув уголком губ, переспросил Майдар. - И приказ о возобновлении проходки уже отдал?
- Я хотел сказать, - без тени смущения поправился Дугэрсурэн, - что принял решение внести такое предложение.
- Хорошо, - кротко согласился профессор. - Обсудим.
Пока не выключили свет, они втроем посидели над картой, прикидывая, в каких ловушках мог спрятаться сжатый под высоким давлением газ.
Остановился движок, и стало слышно, как воет на буровой бешено вращающаяся турбина, днем и ночью вгрызаясь алмазными коронками в гранитный чехол.
XXXVI
Прерывисто и низко гудел тифон в серой морозной мгле. Нарядно убранный флажками расцвечивания, под грохочущий в динамиках трансляции торжественный марш входил "Борей" в бухту Золотой Рог.
Экспедиция возвращалась с триумфом. Помимо полностью выполненной программы исследований на ее счету оказалось несколько интересных находок, расширивших представления о Мировом океане. Морфологи выделили неизвестную разновидность погонофор, геологи нашли шаровые лавы. Однако подлинной сенсацией явилось открытие в рифтовой зоне "черного гейзера". В нагретых почти до трехсот градусов грязевых фонтанах, бьющих из донных кратеров, удалось обнаружить неведомые бактерии. Поистине натиск живой волны не знал преград. Жизнь сумела приспособиться даже к около-критической воде, перегретой выше температуры воспламенения целлюлозы. Теперь казалось вполне вероятным, что она сможет существовать повсюду, где есть вода и минеральные соли. Например, на Венере, в каких-нибудь укромных углах.
Окрыленные успехом исследователи с особым нетерпением рвались домой. Светлана Рунова решила улететь первым же рейсом. Ее никто не встречал на причале, и некому было волноваться о ней в московском аэропорту. Когда, закончив обследование атолла, корабль вошел в международные воды, она послала Кириллу радиограмму, объяснив свое вынужденное молчание, но не получила ответа. За все шестнадцать суток пути от Фиджи до Владивостока ей не передали ни строчки.
И хорошо, думала спокойно вполне, что так легко все само собой разрешилось, исчерпало себя, пришло к логическому концу. Немного тошно было от собственной прозорливости и жалко несбывшегося, но знала, что это пройдет. Многое рано или поздно проходит. Светлана успокоилась, окрепла под тропическим небом, накопила запас прочности, необходимый в житейской борьбе. Все ей казалось теперь нипочем. И к странному ощущению, что тебя не ждет на берегу ни одна живая душа, она успела привыкнуть еще до того, как доставили на борт заказанный по радиотелефону билет.
Вместе с билетом Светлана получила оставленные в управлении порта деньги и конверт из плотной бумаги без обратного адреса. С удивлением взглянув на проштемпелеванную монгольскую марку, осторожно надорвала уголок.
В пакете лежало несколько фотоснимков с ее Astrionella Atlantis. И более ничего. Решив, что это милый розыгрыш кого-нибудь из знакомых, занесенных волей судьбы в Монголию, она собрала карточки и уже собиралась засунуть их обратно, как случайно заметила надпись на оборотной стороне: ""Чоноин-шорголга" ("Волчья колыбель"). Верхний мел. Они умерли за сто миллионов лет до нас". Почерк узнала, не успев осознать смысла прочитанного. Торопливо вывалив содержимое сумки на стол, нашла карандашную записку, переданную ей больничной нянечкой. Не терпелось сличить, хоть и знала, что ошибки не будет.
"Какая ж я дура, господи боже мой! - Она тихо всхлипнула, обезоруженная горячей волной и совершенно растерянная. - Какую чушь несла - вспомнить и то стыдно. Пять, десять лет… Только гарантии недоставало. Да откуда я знаю, что станется через год, через месяц? А он ждал, помнил. Да я мизинца его не стою! - Ее словно насквозь прожгло счастливым стыдом. - Чего боялась? Зачем заставляла страдать? - Коридорчик больничный вспомнился, испуганное лицо Кирилла и седина, так больно кольнувшая, на левом его виске. - Тогда и догнал он меня, сравнялся. Пусть будет все, как он захочет, - убежденно решила, ощутив покорную просветленность. - Я ведь женщина. Надо идти, куда поведут, верить надо. А если уже не зовет?.." И рассмеялась, не поверив, и рассыпала фотографии, как карты судьбы.
Такую и застал ее Гончарук, благодарно-зареванную, постучавшись в каюту. В бобровой шапке и коверкотовом зимнем пальто он показался поблекшим и старым. Она даже не сразу узнала его.
- Что с вами, Светлана Андреевна? - спросил с удивлением и тут же благовоспитанно перевел взгляд на застегнутый чемодан и коробки с коллекциями. - Успели уложиться? Зря, Светочка, зря. Неужели даже на банкет не останетесь?
- Рада бы, Герман Кондратьевич, да не могу, - просияла Светлана, виновато вздохнув. - Меня ждут.
- Тогда желаю счастья. Спасибо, как говорится, за службу. В Москве увидимся.
- У меня к вам просьба. - Светлана вручила ему незапечатанный конверт. - Вы, конечно, увидитесь с Наливайко… Передайте ему, пожалуйста. Здесь мои рекомендации насчет устричных и гребешковых плантаций. Я все-таки успела обработать собранный материал.
- А я и не сомневался. Спасибо.
- Это вам спасибо за все, Герман Кондратьевич!
- Рад, что не ошибся в вас, Светочка. - Он помог ей вынести вещи. - Шары, "черный гейзер", будьте уверены, об этом заговорят! Я ведь во все газеты послал…
- Мне тоже было очень приятно. - Она торопливо попрощалась и сбежала, стуча каблучками по железным ступенькам, на заснеженный причал, где уже дожидалось заказанное такси. Сейчас все ее помыслы занимала лишь одна, казавшаяся неразрешимой загадка: почему Кирилл очутился в Монголии?
- Вот и вы наконец, прекраснейшая! - обрадовался Неймарк, пританцовывая возле открытого багажника. - Давайте, давайте! - Он нетерпеливо выхватил коробки с кораллами. - Как бы вам не простудиться в одном-то плащике…
Холода она не ощутила, жадно глотнув морозного воздуха, хоть и странно было увидеть пар от дыхания, запорошенную снегом землю, обледенелые контейнеры. Над эстакадой кружилось вперемешку с голубями и чайками сытое воронье. Жаркое дыхание лагун, пироги и пальмы вспоминались уже как случайно навеянный сон. Возвращение в реальность прошло неотвратимо и жестко, отдавшись стуком захлопнутой дверцы, прощальным лязгом сомкнувшихся за машиной ворот, когда охранник в тулупе, проверив документы, повелительно и небрежно велел проезжать.
- Да, прямо в аэропорт! - подтвердила Светлана.
- Надеюсь, вы довольны итогом, очаровательница? - спросил Неймарк, с любопытством озирая преображенные зимой улицы. Клубы тумана, вырывающиеся из дверей магазинов. Мигающие светофоры на перекрестках. - Я так в полном восторге! Как в сказке побывал, даже не верится.
По-видимому, он переживал сходные ощущения. Но Светлана уже не прислушивалась к себе. Вычислив, какую ниточку следует потянуть, чтобы размотать волновавший ее клубок, она вспоминала московские телефоны, мечтая поскорее очутиться в своем Беляеве, казавшемся и желанным, и милым.
- У вас есть все основания ликовать, - без умолку бубнил охочий поболтать Неймарк. - Штамм, который мы подняли со дна, конечно же, не случайно оказался в горячем гейзере. Если бактерии будут размножаться в лаборатории, я имею в виду специальный автоклав, это явится крупнейшим открытием века. Придется отказаться от привычных взглядов на распространение жизни. Причем не только на Земле, но и в космосе. Со всей определенностью заявляю! Ее потому и не обнаружили до сих пор, что не искали как следует… Почему вы молчите? - Он ревниво покосился на ее застывшее в мечтательной улыбке лицо.
- Я думаю, Александр Матвеевич, - ответила Светлана, не сразу возвращаясь из своего далека, - над вашими словами. Очень интересная мысль.
- Вы в самом деле так думаете? - обрадовался Неймарк. - Впрочем, чему удивляться. Само собой разумеющийся факт. Так что примите мои поздравления.
- Мой вклад слишком незначителен. - Светлана только теперь догадалась, о чем он говорит. - Мы же совершенно случайно наткнулись на "черный гейзер", а все остальное прекрасно проделали без нас.