"Милый, милый Тристрам, этот безумный мир так изменился, столько странных событий стряслось после нашего столь несчастливого расставания, что я не могу здесь сказать ничего особо для нас обоих существенного, только что я тоскую по тебе, и люблю тебя, и томлюсь по тебе. Я живу теперь с Дереком, но не думай обо мне из-за этого плохо: двум твоим сыновьям нужен дом (да, я искренне верю, они в самом деле твои). Может, ты уже пробовал мне писать, может быть, - твердо верю, - пытался связаться со мной, но знаю, до чего трудна жизнь. Твой брат был ко мне очень добр и, по-моему, искренне любит меня, но не думаю, будто до меня дойдет хоть какое-нибудь письмо, отправленное тобой на его имя. Ему надо думать о своей драгоценной карьере, у мужчины с детьми больше шансов продвинуться в Министры Плодородия, чем у мужчины ни с чем, вот как он говорит. Помнишь, когда мы были вместе, я обычно каждый день ходила гулять к морю, близ Правительственного Здания. Я по-прежнему каждый день это делаю, катая в коляске двух своих сыновей, с трех до четырех. Глядя на море, теперь ежедневно молюсь, чтобы море тебя мне вернуло. В этом моя надежда. Я люблю тебя, а если когда-нибудь сделала больно, прости. Вернись к своей вечно любящей Бетти".
Она сложила листок, сунула в конверт с тонким запахом, превосходного качества. Потом взяла изящную ручку и смелым мужским почерком адресовала конверт Тристраму Фоксу, эсквайру, БИ, Британская Армия. Просто шанс; в любом случае единственный способ. Что касается Армейской Канцелярии, - Дерек, может быть, самый могущественный, а может быть, великий лжец, - она сама однажды утром украдкой, после того самого ролика теленовостей, позвонила в Военное Министерство (домашний телефон был подключен к министерскому коммутатору), там ее без конца перебрасывали из департамента в департамент, наконец, слабый шотландский голосок признался, что служит в Армейской Канцелярии, но холодно сообщил, что частных лиц не информируют о расположении войск. Ни о чем, имеющем отношение к секретности. Но ее, сказала Беатрис-Джоанна, не занимают тонкости вроде расположения; у нее более фундаментальный вопрос, более онтологический. Голос со щелчком сурово отключился.
Дерек вернулся домой в шесть с улыбкой и с улыбкой полюбопытствовал, зачем она звонила в Армейскую Канцелярию. Разве она не верит ему, своему псевдомужу, разве она ему не доверяет? В том-то и дело: она ему не доверяла. Можно простить ложь и обман любовнику; мужу - вряд ли, даже псевдомужу. Однако она ему этого не сказала. Все-таки его любовь казалась какой-то бессовестной, - льстила, но Беатрис-Джоанна предпочитала такую любовь в любовнике.
И пошла с близнецами в коляске под зимним приморским солнцем, маленькой нянечкой в черном, кудахча, луной улыбаясь двум пузырившимся крошкам мужчинам в теплой вязаной шерсти, и бросила письмо в ящик на столбе, с белой от помета чаек крышкой. Все равно что бросить в море бутылку с письмом, поручив его этому абсолютно ненадежному почтальону.
Глава 2
- Ать, - рявкнул полковой старшина Бэкхаус, устрашающе вывихнув челюсть. - 7388026, сержант Фокс Т. Ать!
Тристрам как-то вприпрыжку промаршировал, отдал честь без изящества. Подполковник Уильямс за столом опечаленно поднял глаза; стоявший позади него смуглый адъютант болезненно усмехнулся.
- Сержант Фокс, а? - спросил полковник Уильямс. Это был симпатичный усталый седеющий мужчина, в данный момент в неуклюжих очках для чтения. Излучаемая им аура долгой службы была, конечно, иллюзорной: все солдаты всех новых армий были новобранцами. Но подполковник Уильямс, как все старшие офицеры, вел происхождение из старых либеральных полицейских сил, почти полностью вытесненных серыми; он был грамотным суперинтендентом Особого Отдела. - Фокс с немым "е" на конце, ясно, - сказал он, - как в "Книге Мучеников".
- Сэр, - сказал Тристрам.
- Ну, - сказал подполковник Уильямс, - встал вопрос о вашей компетенции в качестве сержанта-инструктора.
- Сэр.
- По-моему, ваши обязанности вполне недвусмысленны. Согласно СИКСу Бартлету, вы должны их исполнять адекватно. Вы, например, хорошо поработали в группе неграмотных. Вдобавок обучали основам арифметики, написанию рапортов, пользованию телефоном, военной географии и текущему положению.
- Сэр.
- И как раз с текущим положением возникли проблемы. Верно, Уиллоуби? - Он взглянул на адъютанта, который щипал себя за нос, перестал щипать нос и энергично кивнул. - Ну, посмотрим. Кажется, вы заводили с людьми какие-то дискуссии. Нечто вроде того, Кто Тут Враг и Что Вообще За Бои. Думаю, вы это признаете.
- Да, сэр. На мой взгляд, люди имеют полное право обсуждать, для чего они в армии и что…
- Солдат, - устало сказал подполковник Уильямс, - не имеет права на взгляды. Это установлено, правильно или неправильно. Думаю, правильно, раз установлено.
- Но, сэр, - сказал Тристрам, - мы, безусловно, должны знать, в чем участвуем. Нам говорят, идет война. Некоторые люди, сэр, отказываются поверить. Я склонен с ними согласиться, сэр.
- Неужели? - холодно сказал полковник Уильямс. - Что ж, могу вас просветить, Фокс. Идут бои, значит, должна быть война. Может, это и не война в древнем смысле, только я бы сказал, в организованном смысле, в смысле действия армий, война и бои - синонимы.
- Но, сэр…
- Я ведь еще не закончил, Фокс, правда? Что касается двух вопросов, кто и почему, это - и вы должны меня выслушать беспрекословно - не дело солдат. Враг есть враг. Враги - люди, с которыми мы сражаемся. А решение, с какими конкретно людьми, мы должны предоставить нашим правителям. Это абсолютно не касается вас, меня, Частных Сыщиков или Трудяг-Ищеек. Ясно?
- Но, сэр…
- Почему мы сражаемся? Мы сражаемся потому, что мы солдаты. Весьма просто, правда? За что мы сражаемся? Снова просто. Мы сражаемся, защищая свою страну, а в более широком смысле весь Англоязычный Союз. От кого? Не наше дело. Где? Куда нас пошлют. Теперь, Фокс, я уверен, все совершенно ясно.
- Ну, сэр, я…
- Очень нехорошо с вашей стороны, Фокс, будоражить людей, заставляя их думать и задавать вопросы. - Он, что-то бубня, изучил лежавший перед ним лист. - Я так понимаю, Фокс, вы очень интересуетесь врагом, боями и прочим?
- Ну, сэр, на мой взгляд…
- Мы собираемся дать вам возможность для более тесных контактов. Хорошая мысль, Уиллоуби? Вы одобряете, старший сержант? Я освобождаю вас, Фокс, от обязанностей инструктора с 12.00 текущего дня. Вы будете переведены из квартирмейстерской роты в одну из стрелковых рот. Уиллоуби, по-моему, в роте Б не хватает взводного сержанта. Хорошо, Фокс. Это сильно пойдет вам на пользу, приятель.
- Но, сэр…
- Отдать честь! - заорал полковой старшина Бахус, бывший сержант полиции. - Кругом! Бегом марш!
Тристрам вышел - левой-правой-левой-правой-левой - взбешенный, полный страха.
- Лучше сейчас же докладывайся, - более братским тоном сказал старшина.
- Что он имел в виду, - спросил Тристрам, - под более тесным контактом? На что намекал?
- По-моему, он имел в виду то, что сказал, - сказал старшина. - По-моему, скоро кого-то отправят на марш. Некогда будет учиться азбуке, никаких парт не будет. Ладно, сержант. Можешь идти.
Не очень похожий на солдата Тристрам потопал в канцелярию роты Б, звеня и гремя сапогами по металлическому настилу. Придаточный остров В6 был небольшим рукотворным участком, стоял на якорях в Восточной Атлантике, изначально предназначенный для устройства преизбыточного населения; теперь там компактно расположилась бригада. Естественным миром казалось лишь яркое зимнее небо да кислое серое море за круговой оградой. Эта бесконечная двойная преграда побуждала с радостью уйти в себя, в пустую дисциплину, в ребяческую подготовку, в теплую духоту барачных помещений и ротной канцелярии. Тристрам вступил на территорию роты Б, доложился старшине роты - глупому нордическому гиганту с распущенным ртом, - а потом был допущен пред очи капитана Беренса, командира роты.
- Хорошо, - сказал капитан Беренс, жирный белый мужчина с очень черными усами и волосами. - Хоть какое-то подкрепление роте. Вам бы лучше пойти доложиться мистеру Доллимору, командиру вашего взвода.
Тристрам отдал честь, чуть не упал, выполняя поворот, и пошел. Лейтенанта Доллимора, дружелюбного молодого человека в идиотских очках, с розовыми угрями средней степени тяжести, он нашел за обучением взвода названию ружейных деталей. Ружья (Тристрам знал, в древних до-атомных войнах были ружья), организация, номенклатура, процедуры, вооружение в новой британской армии - все казалось заимствованным из старых книг, старых фильмов. Ружья, подумать только.
- Курок, - говорил мистер Доллимор. - Нет, простите, боек. Затвор, ударник… Капрал, это как называется?
- Спусковой крючок, сэр. - Приземистый, средних лет сержант с двумя нашивками вскинулся, весь внимание, готовый прийти на помощь, как в данный момент.
- Сержант Фокс прибыл, сэр.
Мистер Доллимор со сдержанным интересом взглянул на характерное козыряние Тристрама и ответил причудливым собственным вариантом - быстро махнул ребром ладони возле своих бровей.
- Хорошо, - сказал он. - Хорошо, хорошо. - Лицо его оживилось в приливе вялого облегчения. - Названия деталей, - сказал он. - Можете приступать.
Тристрам в замешательстве осмотрел взвод. Тридцать человек сидели на корточках в спальне казармы, ухмыляясь, зевая. Большинство ему было знакомо; большинство ходило к нему получать зачатки грамотности; большинство до сих пор не знало азбуки. Другими рядовыми и младшими чипами этой армии были завербованные убийцы, уличные мальчишки, сексуальные извращенцы, сутенеры, идиоты. И все же в названиях ружейных деталей они все демонстрировали неплохие способности.
- Очень хорошо, сэр, - сказал Тристрам и схитрил: - Капрал!
- Сержант?
- Можете продолжать. - И пошел рядом с мистером Доллимором, направлявшимся в сторону своей столовой. - Что вы в действительности с ними делаете, сэр?
- Что делаем? Ну, не так уж много тут можно сделать, правда? - Мистер Доллимор подозрительно открыл рот на Тристрама. - Я хочу сказать, предписано лишь научить их из ружей стрелять, правда? О, и, конечно, по мере возможности держать себя в чистоте.
- Что происходит, сэр? - как-то резко спросил Тристрам.
- Что вы хотите сказать, - происходит? Происходит лишь то, что я вам говорю. - Они с металлическим грохотом, с искрами топали по открытой зимней палубе в Атлантике, по голому, изготовленному людьми острову.
- Я хотел сказать, - несколько терпеливее сказал Тристрам, - вы что-нибудь слышали о нашем вступлении в действия?
- В действия? Против кого? - Мистер Доллимор перестал топать, чтоб лучше приглядеться к Тристраму.
- Против врага.
- А, понятно. - Тон мистера Доллимора подразумевал наличие массы прочего, кроме врага, против чего можно вступить в действия. Тристрама целиком обуяло ужасное ощущение, что мистера Доллимора надо считать безвозвратно пропащим; а раз он безвозвратно пропащий, значит, взводный сержант его тоже. И тут, ровно в полдень, из громкоговорителей прошипело скрежещущее сообщение, синтетический горн протрубил благовестие, а мистер Доллимор сказал:
- Я просто не думал об этом. Я действительно думал, что это и есть какие-то действия. Думал, мы как бы что-то охраняем.
- Пойдем лучше посмотрим приказы по батальону, - сказал Тристрам.
Канцелярия подразделения их канцелярски развешивала, - одинокие флаги капитуляции, хлопавшие на атлантическом ветру, - пока они приближались к изготовленным заводским способом баракам (звякающим звоночками пишущих машинок) батальонной штаб-квартиры. Тристрам с ухмылкой кивнул, читая быстрей своего офицера.
- Ну вот, - сказал он.
- Ох, ох, вижу, - сказал мистер Доллимор с разинутым ртом. - Что это за слово? Ох, ох, ясно. - Все тут хрустящее, холодное, как салат, хоть и не такое съедобное. Приказ об отправлении из бригады: отправка шестисот офицеров и рядовых - по двести от каждого батальона, - для посадки на судно назавтра в 6.30. - Да, да, - энергично говорил мистер Доллимор, - и мы тут, видите? - Радостно тыкал пальцем, точно его фамилия стояла в бумагах. - Вот, второй батальон, рота Б. - А потом вдруг замер неловко в стойке смирно и сказал: - Возблагодарим теперь Бога, назначившего нам Свой час.
- Простите? - сказал Тристрам.
- Если мне суждено умереть, думайте обо мне только так, - сказал мистер Доллимор. Казалось, он в школе читал только оглавления из первых стихотворных строк. - Говорит он, ты ограблен, молодец, - сказал он, - ты убит, тебе конец.
- Похоже на то, - сказал Тристрам, хотя голова у него шла кругом. - Очень даже похоже.
Глава 3
Ночью были слышны гудки морского транспорта. Людей отослали спать в десять, напичканных какао и тушенкой, стерпевших досмотр ружей и йог, пополнивших недостачу в одежде и снаряжении, получивших множество обойм с боевыми патронами. После того как трое других рядовых были случайно застрелены насмерть, а старшина квартирмейстерской роты получил ранение мягких тканей ягодицы, раздачу отменили как преждевременную: войскам выдадут пули - строго для врага - в базовом лагере в порту назначения.
- Да кто же этот чертов враг? - спросил сержант Лайтбоди в тысячный раз.
Он лежал в койке над Тристрамом на спине, заложив руки за голову, сардонический симпатичный юноша с челюстью Дракулы. Тристрам писал письмо своей жене, сидя, обернув одеялом колени. Он был уверен, она его не получит, как был уверен, что не получила тридцать с лишним написанных писем, но писать ей было все равно что творить молитву, молитву о лучших временах, о нормальности, о приличном обычном домашнем уюте и о любви.
"…Завтра приступаем к действиям. Где - Бог весть. Верь, что мысли мои о тебе, как всегда. Мы скоро вновь будем вместе; возможно, скорее, чем думаем. Любящий тебя Тристрам".
Он написал ее имя на дешевом солдатском конверте, запечатал письмо; потом нацарапал на обороте неизменную приписку:
"Свинья, именующаяся моим братом, отдай это моей жене, лживый, не знающий любви ублюдок. Вечно ненавидящий Т. Ф."
Верхний конверт адресовал Д. Фоксу, Правительственное Здание, Брайтон, Большой Лондон, вполне веря, что Дерек принадлежит к типу, который всегда у власти на приспособленческий лад викария из Брея, какая б ни правила партия. Дерек вполне мог стоять за этой войной, если была война. Определение командованием "врага" было ложным.
- Знаете, что я думаю? - сказал сержант Лайтбоди, когда Тристрам к собственному удовлетворению ответил на его первый вопрос, про себя, но не вслух ни в коем случае. - Я думаю, нет никакого врага. Думаю, как только мы на тот транспорт погрузимся, его просто затопят. Думаю, на него сбросят несколько бомб, расколотят нас вдребезги. Вот что я думаю.
- Нет никаких самолетов-бомбардировщиков, - сказал Тристрам. - Летающих бомбардировщиков больше не существует. Они давно исчезли.
- Я в кино видел, - сказал сержант Лайтбоди.
- В очень старых фильмах. В фильмах о войнах двадцатого века. Те древние войны были очень сложными и изощренными.
- Нас потопят торпедами.
- Еще один устаревший способ, - сказал Тристрам. - Забыли? Никаких военных кораблей.
- Ладно, - сказал сержант Лайтбоди. - Тогда отравляющий газ. Они все равно нас достанут. Не дадут шанса хоть раз выстрелить.
- Возможно, - допустил Тристрам. - Они не захотят портить солдатскую форму, снаряжение или само судно. - Он одернул себя и спросил: - Кого, черт возьми, мы имеем в виду под словом "они"?
- Мне бы надо подумать, - сказал сержант Лайтбоди. - Под "ними" мы имеем в виду тех, кто жиреет, делая корабли, форму, ружья. Делают, уничтожают и опять делают. Продолжают все это опять и опять. Эти люди и ведут войны. Патриотизм, честь, слава, защита свободы - куча дерьма, вот что это такое. Цель войны - это средства войны. А враг - мы.
- Чей враг?
- Свой собственный. Попомните мои слова. Мы не доживем, чтоб увидеть, но теперь у нас эра войны без конца, - без конца, потому что она не затронет гражданское население, потому что война будет длиться в приятном далеке от цивилизации. Штатские любят войну.
- Только, - сказал Тристрам, - предположительно, до тех пор, пока могут оставаться штатскими.
- Некоторым удастся, - тем, кто правит, и тем, кто деньги делает. И, конечно, их женщинам. Не то что бедным сучкам, с которыми мы будем биться бок о бок, - если нам милостиво разрешат жить, то есть пока до другого берега не доберемся.
- С момента вступления в армию, - сказал Тристрам, - мне ни одна из запаса на глаза не попадалась.
- Из запаса? Тоже куча дерьма. Женские батальоны, вот что они устроили, целый полк, будь я проклят. Знаю, - в один моя сестра записалась. Пишет время от времени.
- Я не знал, - сказал Тристрам.
- По ее словам, они вроде бы вполне успешно делают точно то же, что мы. Черт побери, другими словами, кроме практики в стрельбе. Засекайте время, пока на бедных сучек бомбу не сбросят.
- А вы, - спросил Тристрам, - очень сильно возражаете против перспективы гибели?
- Да не так чтобы очень. Лучше уж неожиданно. Не хотелось бы лежать в койке и ждать. Если задуматься, - сказал сержант Лайтбоди, устраиваясь поудобней, точно в собственном гробу, - об этом деле насчет "дай мне пасть, как солдат" многое говорит в его пользу. Жизнь - просто выбор, когда умереть. Жизнь - это долгое промедление, так как выбор очень труден. Грандиозное облегчение, когда не приходится выбирать.
Морской транспорт взревел вдалеке, точно в насмешку над сим банальным афоризмом.