- Бог мой! - всплеснул руками Пшедерецкий, едва не разлив вино из бокала. Он знал, что Джессика оценит точную выверенность этого движения, дождался благосклонного кивка и лишь потом продолжил: - Вести с вами светские беседы - истинное удовольствие. Но взять вас замуж… Бр-р-р! Участи вашего мужа я не пожелаю и врагу!
- Я уродина?
- Вы красотка! Но вы же все просчитаете наперед! Я, извините за вольность, еще только возьмусь за пряжку ремня, а вы уже будете знать, какие подвиги я совершу в постели. А измена! Да я и взглянуть налево не успею, а вы продиктуете мне адрес той, к кому я отправлюсь!
Джессика прыснула, прикрыв рот ладошкой:
- Вы преувеличиваете мои возможности.
- Преуменьшаю!
- Я расцениваю это, как грубую лесть! И она мне нравится.
- Вам по сердцу грубые мужчины? Варвары? Типа вашего сурового маэстро? Его методика, похоже, дает неожиданные результаты. Я это учту!
Пшедерецкий хотел развить шутку, но замолчал, увидев, что его собеседница не расположена поддерживать беседу в таком тоне.
- Вы ошибаетесь, - Джессика наклонилась вперед. Глаза ее опасно заблестели. Было неясно, что собирается сделать гематрийка: заплакать, поделиться сокровенной тайной или выплеснуть бокал в лицо Пшедерецкому. - Маэстро Пераль вовсе не груб. Ему сейчас очень тяжело. Вы видели, что он носит траур? У него погибла жена. Маэстро не в себе, мягко говоря. Я удивляюсь, как он вообще держится. Прилетел на Китту, тренируется, как сумасшедший, работает со мной…
- Мне очень жаль…
- Это достойно восхищения. Восхищения, а не насмешки.
- Я глубоко раскаиваюсь. Поверьте… - Пшедерецкий мягко накрыл ладонь Джессики своей. Девушка не отстранилась. - Вы ее знали?
- Жену маэстро Пераля? Видела пару раз, случайно. Она заходила на тренировку. Очень красивая женщина. Я даже…
Гематрийка осеклась. Слово "ревновала" осталось непроизнесенным.
- Они любили друг друга? - спросил Пшедерецкий.
- Да.
- Это говорят ваши расчеты?
- Любовь не считается. Я хочу сказать, - Джессика поджала губы, понимая, как ужасно звучит ее заявление, поискала лучшее, не нашла и закончила без экивоков: - Они очень любили друг друга. Это видно по тому, как он горюет.
- Мне очень, очень жаль… - тихо повторил Пшедерецкий.
Внезапно Джессике показалось, что ее собеседник сидит не здесь, за общим столиком, а валится в черную дыру на другом конце галактики. Она вздрогнула: откуда-то потянуло сквозняком.
- Я пойду к нему, - Пшедерецкий пристукнул кулаком. Блюдечко со сладостями подпрыгнуло, бокалы тоненько задребезжали. - Выражу свои соболезнования. Это будет правильно…
- Осторожней, - посоветовала Джессика. - Если что, не обижайтесь на маэстро.
- Что вы имеете в виду?
- После смерти жены он не вполне адекватен. К примеру, он принял вас за другого человека.
- Да? И за кого же?
Джессика промедлила с ответом. Диего Пераль просил ее забыть. Но гематрийка не умела забывать.
- Он не назвал имени. Просто учтите на всякий случай.
- Хорошо, учту. Простите, вам еще не пора?..
- Спасибо за бдительность, - Джессика усмехнулась уголками губ. - Я вас покину очень скоро. У меня в запасе…
- Джес! Извините, я помешал…
Последние слова Давида Штильнера были обращены к Пшедерецкому, обернувшемуся на голос с резкостью фехтовальщика. "А он знаком со зверями-модификантами", - машинально отметила Джессика, потому что при виде Голиафа чемпион даже не вздрогнул.
- Что, Додик?
- Мар Пераль хочет покинуть "Тафари".
- Срочно?
- Да. Ему позвонили.
- Кто?
- Не знаю.
Пшедерецкий переводил взгляд с брата на сестру - и видел одно лицо. Дело было не в сходстве близнецов. Лица Давида и Джессики застыли, утратили человеческую мимику: даже не маски - голосферы компьютеров. Скупое движение ртов - вот и все, что показывали эти мониторы случайному зрителю. Шел разговор двух гематров, который большей частью сводился к молчанию. За скобки выносилось столько, что в скобках оставался сущий пустяк. Сейчас никому бы в голову не пришло, что в паспорте отца этих молодых людей, как и в паспорте Антона Пшедерецкого, местом рождения значится варварский Сечень. Минимум слов. Максимум информации. От каждого слова, непостижимые для Пшедерецкого, выстраивались логические цепочки, дорожки причин и следствий. Они ветвились, обрастали вероятностями, соединялись, переплетались; отсеченные скальпелем гематрийской аналитики, рассыпались в прах и исчезали без следа.
- Его нельзя оставлять одного.
На принятие решения Джессике потребовалось семь с половиной секунд.
IV
- Добрый вечер! - улыбнулся Антон Пшедерецкий.
- Добрый! - рявкнул Диего. - Какого дьявола?!
- Простите, это вы мне?
- Нет, - Джессика потупила взор. - Это он мне.
Диего шагнул к девушке. Казалось, он намеревается сгрести ее в охапку и с маху ударить о ближайший столб. Когда маэстро заорал дурным голосом, это был рев мастер-сержанта Кастурийского пехотного полка, на чьей форме - сорок пуговиц, а в кулаке - сорок тысяч затрещин:
- Вон отсюда! Бегом!
- Я…
- Я кому сказал?! У тебя бой, дура!
- Вы…
- Вон!!!
Джессика набрала в грудь воздуха и вдруг завопила, как шальная:
- Дурак! Дурак безмозглый!
- Я? - задохнулся маэстро.
- Ты! Ты же без меня пропадешь!
- Я?!
- Ты! Ты куда собрался? Куда ты собрался, спрашиваю?!
Голиаф присел на задние лапы. С огромным интересом лигр вертел башкой, наблюдая за скандалом. Временами он шумно облизывался, словно никак не мог выбрать, кого съесть.
- Не твое дело! - бушевал маэстро. - Бегом марш!
Все напряжение, скопившееся в душе сеньора Пераля, требовало выхода. Оно ломилось наружу, это напряжение, оно разносило в щепки запертые двери, срывало засовы, ломало косяки и притолоку. Вряд ли маэстро сумел бы остановиться, даже если бы захотел.
- Иди дерись! Дерись, засранка!
- Как вы разговариваете с дамой?! - возмутился Пшедерецкий.
- Как надо! Вы что, не поняли? Она же будет переживать за меня! Переживать - там, на площадке! Беспокоиться, волноваться! Да ей в первую секунду воткнут…
Маэстро захлебнулся.
- Воткнут шпагу, - завершил он тусклым, механическим голосом. - Как в стоячую. Воткнут и не поморщатся. Вы должны понимать, кем бы вы ни были…
- Кем бы я ни был, - отрезал Пшедерецкий, - я понимаю. Вы совершенно правы, сеньор Пераль. Госпожа Штильнер, вы немедленно идете на площадку и не думаете ни о чем, кроме предстоящего боя. Это моя метода, и вы следуете ей без возражений.
- Хрена вам, - всхлипнула Джессика. - Хрена вам обоим.
- Уходите, - Пшедерецкий крепко взял девушку за плечо. - Желаю вам победы. Мы еще встретимся в финале. И не беспокойтесь, ради бога. О сеньоре Перале позабочусь я. Вы мне верите? Вот и славно. Сеньор Пераль, что вам нужно? Мобиль? Аэромобиль?
- Аэро… - прохрипел маэстро.
- Нет проблем, - его спаситель уже доставал уником. - Сейчас я вызову свой "Кримильдо" и отвезу вас, куда скажете. Сейчас…
- Куда вызовете?!
- Сюда. Тут полно места для посадки. Предвосхищая ваш вопрос: нет, водителя у меня нет. Машина прилетит сама. Вам известно такое слово: автопилот? В "Тафари" отличные диспетчеры…
За все это время Давид Штильнер не произнес ни слова. Можно было подумать, что молодой человек подражает хищному телохранителю: взгляд Давида методично переходил с сестры на одного мужчину, на другого, и так без конца. Гематр сказал бы, что Давид решает архисложную задачу. Варвар добавил бы, что в мире нет сложней задачи, чем проблема треугольника.
Есть такие треугольники.
V
Золото превращалось в бронзу.
Закат, великий алхимик, трудился над грядой кучевых облаков. Короли прошлого - скупцы, чахнущие над казной - сказали бы так: трудился наоборот. Драгоценный блеск гас, сменялся блеском иным, тяжелым и грубоватым. По краям облака успели подернуться темной зеленью патины. Кайма, похожая на пятна от травы, оставшиеся на одежде неряхи, спускалась ниже, чахла, увядала, приобретая цвет размокшей глины. Золото, бронза, глина - вечер брал Китту в прохладные ладони, как гончар берет кувшин, вертящийся на кругу.
- Бамидел, - сказал Пшедерецкий. - Я слышал, там красиво.
Диего пожал плечами:
- Возможно.
- Сейчас плохое время для прогулки. Ночь на дворе. На смотровой площадке никого нет. Все разлетелись по барам, пьют коктейли.
- Я не ищу компании.
- Дать вам свой номер?
- Зачем?
- Вдруг вы захотите вернуться?
- Если я захочу, я вернусь.
- И опять начнете искать извозчика? Мне не в тягость…
- Спасибо, не надо.
- Как знаете.
Верхний эшелон пустовал, "Кримильдо" не тратил время на лишние маневры. Квадратный монитор навигатора разворачивал карту местности, смещая изображение к западу. Внизу бегущей строкой указывался пункт назначения: ущелье Бамидел, водопад Гри-Гри. Диего оглянулся: вулкан Тафари исчез из виду. Там, где раньше торчал срезанный конус вулкана, клубилось зарево, как от пожара. Свет, исходящий от зданий, парков и ресторанов комплекса, конкурировал с извержением, легко прикидываясь катастрофой. Вот-вот лава хлынет вниз по склонам…
Спутник маэстро протянул руку, коснулся какого-то сенсора, и кормовое стекло утратило прозрачность. Дороги назад не было.
- Вы в курсе, что значит Бамидел? - спросил Пшедерецкий.
Диего мотнул головой: нет.
- С языка нголо это переводится как "Возвращение домой". Красиво, правда?
- Там кто-то живет?
- В ущелье?
- Да.
- Вряд ли.
- Тогда о каком возвращении идет речь?
- Вы - скучный человек, сеньор Пераль. Я бы повесился, окажись мы с вами на необитаемом острове. Лезть к поэзии с линейкой целесообразности… Вы из Эскалоны? Я бывал в ваших краях. Бахиа-Деспедида, Бухта Прощания - там что, прощаются круглые сутки? Нет, там купаются парочки, желающие уединения. Иногда дерутся, прямо на гальке.
- Парочки?
- Головорезы. Не притворяйтесь, что вы меня не поняли. Красивое название ценно само по себе, вне практического смысла. Ваш отец, кажется, литератор? Спросите у него, он подтвердит.
Бухта Прощания, мысленно повторил Диего. Не притворяйтесь, что вы меня не поняли. Отец-литератор. Намек? Случайность? В любом случае, мы сейчас наедине. Вцепиться ему в глотку? Рухнуть вниз, разбиваясь вместе с машиной?! И никаких шпаг, состязаний в мастерстве… Проклятье, еще неделю назад я бы душу продал за такой удачный случай. А теперь? Я опять готов продать душу, лишь бы никто не помешал моему взлету с коллантом. Эй, солдатик! Не слишком ли ты разбрасываешься душой? Смотри, доиграешься. Взлетишь, встретишься с Карни - и что твоя бессмертная душа будет делать?
Он не знал, что будет делать. Он даже думать об этом боялся. Спасать Карни? Как, болван? Кричать на все мироздание: "Боже мой! Возьми меня, воскреси ее!" - ну да, дружок, ты еще на том свете базар устрой… Взвесь, сочти, измерь: кто сколько стоит, равноценен ли обмен? Лучший выход - попросить коллантариев оставить их вдвоем во мраке космоса. Коллант полетит своей дорогой, а безвременно усопшие Диего Пераль с Энкарной де Кастельбро - своей. Вечный путь на Хиззац? Господи, хвала тебе во веки веков! Кара, разделенная на двоих - милость, подарок небес…
- Мы заходим на посадку.
- Хорошо.
- Пристегнитесь. Здесь может болтать.
- Как?
- Красная кнопка возле вашего колена.
Маэстро ткнул пальцем в кнопку. Змея ремня выползла из левого поручня кресла, скользнула по животу Диего - и нырнула головой вперед во второй поручень. Ощущение было неприятным. Маэстро опустил взгляд: ремня не было. Он вообразил себе ремень, сделав вывод из ощущений. На самом деле его держала мерцающая полоса тумана шириной в полторы ладони. Ремень прижал бы рапиру, которую Диего поставил между колен, к животу Пераля. Туман же рапиру игнорировал, целиком занятый безопасностью пассажира. Плохо понимая, зачем он это проверяет, Диего наклонился вперед. Туман пружинил, но до определенной степени. За границей, которую туман определял сам, полоса держала крепче стального обруча.
Силовое поле, вспомнил маэстро.
- Любите свободу? - рассмеялся Пшедерецкий. Краем глаза он внимательно следил за экспериментами Диего. - Успокойтесь, это ненадолго. Сядем, и контроль отключится.
- А если я не захотел бы пристегиваться?
- О, случилось бы страшное!
- Меня бы пристегнули насильно?
- Нет. Просто зуммер пилил бы нам мозги каждые пять секунд.
- Зуммер?
- Автопилот фиксирует, что пассажир не пристегнут во время посадки. Вот и напоминает…
Дикарь, звучало в ответе Пшедерецкого. Сеньор дикарь, мне нравится ваше простодушие. Продолжайте, не стесняйтесь.
- А во время взлета? - упорствовал Диего. Бессмысленный, конфликтный диалог, как ни странно, шел маэстро на пользу. Успокаивал, отвлекал от мучительных размышлений о собственной беспомощности. - Почему тогда зуммер молчал?
- Нас вели диспетчеры "Тафари". Проблемы исключались…
Машину тряхнуло. Дрожь корпуса передалась Диего: заныли зубы, в ушах объявились ватные затычки. Он сглотнул раз, другой: полегчало. Вибрация прекратилась так же резко, как и началась. "Кримильдо" шел вниз по спирали, сужая круги. Опускаться в ущелье, рискуя удариться об уступы базальтовых склонов, густо поросших можжевельником и влажными столетними мхами, не было необходимости. Смотровая площадка, откуда туристам открывались все семь каскадов Гри-Гри, располагалась в месте, удобном для подъездов и подлетов экскурсионных мобилей. К вершине первого, самого красивого каскада вел пеший путь - мимо полей сахарного тростника, где днем на радость зевакам, а главное, их детям, трудились специально нанятые для развлечения гостей Китты рабы-зомби. За отдельную плату турист мог подвергнуться нападению и всласть пострелять по "живым трупам" из древнего помпового ружья. Вечером, по окончании аттракциона, зомби снимали грим и тщательно дезодорировались, уничтожая вонь разложения. Затем они шумной гурьбой отправлялись в ближайший кабак - пропивать дневной заработок.
Черный ром быстро возвращал артистов к исходному состоянию зомби. Среди труппы была большая текучка кадров.
- Прибыли, - Пшедерецкий вскинул два пальца к виску. Он кого-то пародировал, но Диего не знал, кого именно. - Прошу на выход.
Дверца втянулась на крышу "Кримильдо". Салон заполнил шум близкой воды. Диего шагнул в сумерки, придерживая рапиру. Воздух зябкими пальцами вцепился в волосы, едва не сбив шляпу; полез за пазуху, шаря под колетом. Поясницу заломило от прохлады и долгого сидения в салоне. Диего до хруста прогнулся назад, снимая напряжение.
- Сколько я вам должен? - спросил маэстро.
Он знал, что не должен говорить о плате. Знал и не удержался.
- Обижаете, дон Диего, - чемпион полез следом, громыхнув шпагой о порожек. - Какая забавная коллизия! Вы обижаете, а я не обижаюсь. Не потеха ли? Впрочем, плату я с вас возьму. Я, право слово, не гематр, но человек практичный. Да посторонитесь же, ради бога! Иначе я оттопчу вам ноги…
Белый длинный кардиган до колен. Белые брюки с бритвами-стрелочками. Белая сорочка с отложным воротником. На манжетах - запонки: белое золото с лунным камнем. Белые спортивные туфли на ребристой подошве без каблука. Белое кепи с длинным козырьком. Рядом с Диего Пералем, одетым во все черное, Антон Пшедерецкий смотрелся живым воплощением контраста.
- Вот, - сильные пальцы легли на рукоять кинжала.
Узкий стилет, совсем не похожий на памятную маэстро дагу, вынырнул из ножен. Взмах, и стилет, пролетев десять метров, глубоко вонзился в один из воздушных корней баньяна, росшего на краю смотровой площадки. Со стороны площадки многочисленные стволы были аккуратно обрезаны ландшафтными дизайнерами, заботящимися об удобстве туристов. В итоге баньян служил живым обрамлением места сбора экскурсий, мини-парком для прогулок, не мешая при этом наслаждаться видами Гри-Гри.
- У вас только рапира, дон Диего. Я не хочу, чтобы вы обвинили меня в преимуществе.
- Вы честный человек, - без иронии заметил маэстро.
- Не вполне; вернее, не во всём. Итак, плата за услуги! Ответьте, дон Диего, откуда вы узнали про мои руки?
- Ваши руки?
- Я имею в виду биопротезы.
Белый призрак, купающийся в сумерках, взмахнул руками. Казалось, он хочет зазвенеть невидимыми цепями. В салоне машины по-прежнему горел свет. По площадке бродили тени, карабкались на людей, пятная белизну кляксами, а черное - бликами.
- Тогда, в спортзале, вы сказали: "Протезы! Твои руки, твои сильные руки…" Вы говорили не слишком внятно, но я все разобрал. Откуда вы узнали, что мои руки - это протезы? Если вы тот, кем я считал вас раньше, дон Диего, вы ничего не могли знать о протезах. Если же вы - кто-то другой… Объяснитесь, и я исполню ваше заветное желание.
- Вы знаете, чего я желаю?
- Вы желаете встретиться со мной один на один. Желаете отомстить или умереть. Если вы ответите на мой вопрос, я дам вам полное и окончательное удовлетворение. Если же нет…
- Что тогда?
- Тогда я просто убью вас, как собаку.