(совсем недавно)
Гиль Фриш наблюдал, как Якатль - астланин, сидящий на поводке у Пробуса - налаживает дружбу с пауком-птицеедом. Птицееды - великаны среди паучьего племени. А этот выглядел и вовсе исполином: сантиметров сорок в размахе лап.
От птицееда только что удрала добыча: глянцевая, словно покрытая лаком древесная лягушка. Взамен добрый Якатль поймал пауку кузнечика. Паук капризничать не стал, использовав подарок по назначению. После трапезы он забрался на подставленную ладонь астланина, посидел на ней, словно в раздумье - и взбежал Якатлю на плечо, где и устроил наблюдательный пункт. Счастливый, как ребенок, астланин рассмеялся и начал кончиками пальцев гладить мохнатого красавца. Как ни странно, паук не возражал.
Волоски, покрывающие тело и лапы птицеедов, ядовиты. Фриш об этом читал. То ли Якатлю попался безобидный экземпляр, то ли астлане были иммунны к яду пауков.
- У нас дома такой жил, - пояснил Якатль. - Мышей ловил.
Обычно астланин помалкивал, но сейчас на него снизошло общительное настроение. Общаться он был готов с кем угодно: с гематром, с пауком, с обоими сразу.
- У него волоски неядовитые? - спросил Фриш.
- Ядовитые! - широко улыбнулся Якатль.
- На тебя яд не действует?
Ответом Фришу была вторая ослепительная улыбка.
- Действует, - многие, беседуя с астланином, сочли бы его умственно неполноценным. - Знаешь, как щекотно?!
- Они! - донеслось с опушки рощи. - Они здесь!
- Здесь! - обрадовался астланин. - Они здесь!
Якатль задрал голову вверх, словно высматривая ангелов, спускающихся с небес. К глубокому сожалению астланина, увидел он лишь крону-зонтик драконового дерева. Снизу ветви кроны напоминали кубло толстых змей. Фриш вверх глазеть не стал. Он и так знал, кто им кричит и чего ждать. По дорожке к коллантариям уже бежал запыхавшийся Пробус.
- Бардак! Вопиющая безответственность!
- В чем дело? - спросил Фриш.
- Стоило оставить их без присмотра…
Помпилианец остановился, пыхтя и отдуваясь. На скамейку, опоясывавшую драконовое дерево, он садиться не захотел. Вместо этого Пробус начал возбужденно вышагивать взад-вперед, как модель на подиуме.
- Я, понимаешь, спешу!
- Он спешит! - подтвердил Якатль.
- Я бегу, лечу пчелкой - в мои-то годы!
Якатль всплеснул руками:
- В его-то годы!
- Я трачусь на гипер, звоню им, а они!..
- Что они? - спросил Фриш.
Не будь я гематром, подумал он, я бы его убил.
* * *
А что они? Как будто им оставили выбор.
На Пхальгуне коллант зависает. Пробус с Фришем и Якатлем улетают на Хиззац, искать девушку из кошмара, а оставшихся накрывает. Да, накрывает, и не ищите более подходящего слова.
Так цунами накрывает остров.
"Девушка из кошмара" не была фигурой речи. Словно догадываясь, что ее ищут, она шла, бежала навстречу, выбирая худшие из путей. Без спросу Энкарна де Кастельбро приходит в сны коллантариев, и сны, эти шлюхи из солдатского борделя, становятся общим достоянием - единый невыразимый ужас на пятерых. Вновь и вновь коллантарии оказываются в большом теле, зная заранее, что сейчас произойдет. И конечно же, рядом с постоянством родового проклятия возникает девушка. Она пытается что-то сказать, объяснить, потребовать, но губы ее лишь беззвучно шевелятся: пара синеватых червей. Звенящей тучей гнуса наваливается тьма. Булькает, закипает, пластается ломтями. Из муторного диссонансного хора, как из запертых чуланов подсознания…
Что возникало из темноты, они не помнят. Но коллантарии вскакивают среди ночи в холодном поту. Сарош слышит, как за стеной кричит рыжий невропаст. Рыжий первым и признается остальным в своих снах. Ответные исповеди не заставят себя ждать. Всем снится одно и то же, до мельчайших подробностей. Если где-то есть Общество анонимных психопатов, коллантариев там ждут с распростертыми объятиями.
- …хуже нет сидеть на жопе, - хрипло мурлычет рыжий невропаст, откупоривая бутылку с дешевой, косо приклеенной этикеткой. - Песня есть такая. Народная. "Хуже нет сидеть на жопе, лучше нет лететь стрелой…"
- Стрелой, - вздыхает Сарош. - Лететь стрелой…
Говорить о выходах в большое тело коллантарии избегают - по общему молчаливому согласию. К чему расчесывать язву? Даже от простого глагола "лететь" всех передергивает. Чуя за собой вину, вехден Сарош еще раз вздыхает и меняет тему:
- У меня огонь чахнет.
- Правда? - удивляется рыжий.
- Ага. Я его вскармливаю, а он чахнет.
Он сам не верит, что произнес это вслух. Внутренний огонь для вехдена - трудно найти дело интимней. Об огне говорят с сорасцами, чаще с семьей или врачом. С тех пор как коллант подвергся атаке роя квантовых москитов, Сарош соблюдает миллион запретов и ограничений расы Хозяев Огня с тщательностью параноика. Укусов насекомых вехденам следует избегать. С этим запретом из числа древнейших Сарош до последнего времени справлялся легко. На родных планетах мошкара сама сторонится Хозяев Огня. В чужих мирах - по-разному, но Сарош обычно решал вопрос. И вот, космический гнус плевать хотел на необходимость блюсти чистоту - в волновом теле Сароша искусали с головы до пят.
Да, это не комары. Да, флуктуация черт знает какого класса. Да, Сарош трижды устраивает себе очищение по строгому канону. Тысячу раз да! И все равно вехдену чудится: костер в его сердце теряет жар, рдеющие угли подергиваются сизым пеплом… Хочу в космос, признается вехден. Хочу, просто умираю. Боюсь, просто умираю. Эти "хочу" и "боюсь" погасят меня, развеют по ветру…
- Тьфу, гадость!
Рыжий невропаст утирает губы рукавом. Пойло снова булькает в стакан: до краев. Рыжий окидывает коллег вопросительным взглядом: кого угостить? Желающих нет. Пожав плечами, он заглатывает вторую порцию спиртного: густой багровой жидкости.
- Сироп, - выдыхает он с презрением. - Наливочка.
- Шестьдесят градусов, - уточняет, изучая этикетку, Анджали. Она местная, с Пхальгуны. Домой Анджали лететь не хочет. Ей проще в отеле, с коллантариями. - "Фени-махуа", ликер. Его пьют маленькими рюмочками. В чай добавляют, в кофе…
- Ма-а-аленькими, - передразнивает рыжий. - Рю-у-у-умочками! А нормальная водка у вас в продаже есть?
Анджали пожимает плечами: наверное, есть.
- Зачем тогда я твою "Феню-муху" взял?
- Дурак? - предполагает Джитуку. - Пижон?
Он ослепительно улыбается - это вудун умеет, как никто. Но улыбка скисает, как молоко на жаре, выцветает, гаснет. Паршиво, во всеуслышанье говорит улыбка. Извините, я пойду. Лоа вудуна грустит. Лоа хочет в волну. Лоа хочет, а Джитуку боится. Любая аномалия в колланте - угроза. Космос поблажек не дает. Паника, разрыв связей, и поплывут в бесстрастной мгле восемь ледышек, распялив рты в последнем крике. Джитуку видит себя: третий справа. Ну да, третий, с запрокинутой головой. У Джитуку начинают трястись губы. Кажется, что улыбка отняла у вудуна последние силы.
Магда наливает треть стакана ликера. Добавляет лимонной шипучки, горького тоника из самоохлаждающихся банок. Выпивает всю порцию залпом:
- Вполне.
Магда непьющая. От пива, и то отказывалась. Она делает себе второй коктейль, отходит к окну, смотрит на человеческий муравейник. Над городом взорвался гигантский калейдоскоп, цветные стекляшки усыпали улицы, обретя собственную жизнь. Пестро одетые люди: шафран и бирюза, пурпур и малахит, охра и аквамарин. Мимо гостиницы плывет сплошной поток, сквозь него чудом протискиваются мобили, квадроциклы и велотележки. Воздушное движение в восемь эшелонов - зрелище не для слабонервных. Аэромобы, антиграв-платформы, орнитоптеры - полет наспех, на честном слове, в безумной толчее. И еще - храмы. Над офисными центрами, сверкающими поляризованным плексанолом, над унынием древних небоскребов - оплывших свечек; над трущобами и дворцами, деловыми кварталами и спальными районами. Величие куполов: лазурь небес, сусальное золото, алмазные иглы шпилей…
Магда допивает коктейль. Никого в жизни Магда не хотела так сильно, как сегодня она жаждет опьянения. Ну где же ты?! Нервы, решает Магда. Жестокое волновое похмелье. Бывало, между вылетами колланта проходил месяц или два. Но все знали: очередной рейс состоится непременно. Рано или поздно коллантарии вырвутся из тюрьмы белковых тел, сбросят оковы косной материи. Скольжение по эфирным волнам, вспоминает Магда. Нырок в гравимагнитный тоннель. Щекотка от радиации квазаров. Она вспоминает и не испытывает ничего, кроме страха. Девушка из кошмара отравляет полет одним своим присутствием. Мы этого не ждали, вздыхает Магда. Не ждали, а теперь только этого и ждем. Напьюсь, ей-богу, напьюсь.
Если сумею.
Прошлую ночь Магда провела в номере рыжего. Они трудились, как каторжане в рудниках, до полного изнеможения. Отдыхали, раскинувшись на кровати, мокрые от пота - и вновь набрасывались друг на друга, словно изголодавшиеся звери. Оба надеялись: усталость поможет, подарит спокойный сон. Усталость обманула их: утром, в полшестого, Магда с рыжим превратились в кричащие будильники.
Магда делает третий коктейль. Она боится, что ее стошнит.
- Плохо дело, - говорит Анджали.
- А тебе, небось, лафа, - злится рыжий. Он пьян. - Ты же от страданий подзаряжаешься!
- От этих? - Анджали спокойна. - От этих - нет.
- Я тебя раздражаю? - интересуется рыжий. - От меня ты подзаряжаешься?
Из уникома гремит разухабистая плясовая. Рыжий дергается, как от пинка, хватает коммуникатор:
- Наши! Пробус… - он вчитывается в текст сообщения. - Летят на Китту. Парень сейчас там.
- А девчонка?
- Не знаю, не пишет. Наверное, с ним - где же еще?
- Летим, - командует Анджали.
- Куда?
- На Китту.
- Зачем?!
- Будем с ними. Мало ли…
- Точно! - Джитуку горой встает на сторону брамайни. - А вдруг что?
"Мало ли", "а вдруг что" - аргументы не выдерживают никакой критики. Но все оживляются, обступают рыжего, требуют, чтобы невропаст заказывал билеты на ближайший рейс, пять штук, первый класс… Они больше не могут. Полет в жестянке корабля - после свободы колланта это издевательство. Суррогат, жалкий эрзац. И все-таки…
* * *
Гиль Фриш кивнул:
- Это хорошо. Признаться, мне не терпится покончить со всем этим.
- Мне тоже! - взвизгнул Пробус. - Но могли бы и предупредить! Знаете, сколько я заплатил за гипер? Не знаете? И не надо - крепче спать будете. А они, сволочи, жируют в соседнем отеле!
- Разделите расходы на всех. Я согласен участвовать.
- Дорогуша, вы благородный человек!
- Когда они готовы стартовать?
- Да хоть через час!
- Я отправляюсь за Диего Пералем.
- Позвоните ему! Назначьте встречу! Нет, погодите, сперва надо все продумать… Якатль! Ни на минуту нельзя оставить! Что за дрянь у тебя на плече?!
- Это мой новый друг, - астланин просиял. - Он может ловить мышей…
Все время, в течение которого Фриш набирал номер эскалонца и ждал отклика, Пробус шумно радовался, что мышами коллант теперь обеспечен, а значит, голод им не грозит. Пробусу казалось, что пока он говорит, пока язык движется, связки колеблются, а гортань вибрирует - все в порядке. Когда долдонишь разную ерунду, можно не думать. Не вспоминать, что тебе снилось ночью. Не видеть мертвую девушку, требующую лететь на Хиззац, не смотреть на восемь ледышек, плывущих во мгле космоса, не слышать крика восьми распяленных ртов…
Если бы Спурий Децим Пробус умел, он бы сейчас молился.
II
- Прошу прощения, мар Штильнер. Я вынужден вас покинуть.
- Срочные дела?
- Да.
- У Джес бой через пятьдесят минут. Увидимся в ложе?
- Вряд ли.
- Возле площадки? Ну да, вам же надо…
Врать не хотелось.
- Увы, этот бой мне придется пропустить.
- Вы шутите?
Они оба смотрели на Диего: Давид и его зверь. Черные глаза; желтые глаза. Они ждали ответа. Пауза затягивалась петлей на шее. Время до срока, назначенного Фришем, еще оставалось, но Диего чувствовал, как песок минут утекает сквозь пальцы. Маэстро сжал кулаки: не помогло.
- Вы же ее тренер! - захлебнулся Давид.
- Тренер вашей сестры - мар Дахан. Я всего лишь спарринг-партнер. Передайте мои глубочайшие извинения сеньорите Штильнер.
- Вы…
- Мне правда очень неловко.
Диего направился прочь, ускоряя шаги. За спиной что-то говорил Давид, обращаясь то ли к предателю, то ли к зверю. Маэстро не слышал: кровь стучала в висках. Трудней всего было не перейти на бег. Я что, должен оправдываться перед мальчишкой?! Я, Диего Пераль?! Окраина парка, гостиничные корпуса. "Ба-ми-дел, - в такт ходьбе пульсировал мозг. - Ба-ми-дел…" Наглый щенок! В Эскалоне за такую дерзость вызывали на дуэль… Ущелье Бамидел. Площадка возле водопада Гри-Гри. Там Фриш назначил встречу. Коллантарии уже на Китте. Ждать не надо. Не надо. Не надо…
Господи, хвала тебе! - ожидание закончилось.
В окнах плавилось золото - солнце клонилось к закату. Четыре шага - вспышка, четыре шага - вспышка. Казалось, солнце следит за маэстро, скачет из окна в окно, стараясь не упустить человека из виду. На ходу Диего достал серебряный хронометр, щелкнул крышкой. В его распоряжении было чуть больше часа.
"Аэротакси, - сказал Гиль Фриш. - Семнадцать минут пути".
Успею, без слов ответил маэстро.
На стоянке аэромобов скучала одинокая машина: глянцевая, пузатая, с бронзовым отливом. Жук распахнул надкрылья боковых дверей, принимая в свое нутро пассажиров. Бородатый вудун залез первым, едва не потеряв вязаную шапочку. Следом, бранясь и охая, перли три толстухи: жены? любовницы? дочери?!
Диего замер, как вкопанный.
На веранде ресторана, стилизованного под бунгало, сидела донья Эрлия. Помпилианка тянула через соломинку ядовито-розовый напиток из высокого, завитого спиралью бокала. Она демонстративно смотрела мимо эскалонца. В том, что его заметили, у маэстро не возникло ни малейших сомнений. Заметили; вернее, ждали. Пара секунд ушла на борьбу с яростным желанием кинуться к аэромобу, за шкирку вышвырнуть вудуна, рявкнуть на дамочек, приставить водителю кинжал к горлу и скомандовать: "Гони!" Диего так живо представил себе эту вдохновляющую картину, что избавиться от наваждения стоило ему немалого труда.
Происхождение сыграло с маэстро дурную шутку. Житель Ойкумены, вкусивший благ цивилизации, не понял бы, в чем проблема. Такси можно вызвать по уникому. Не знаешь номеров транспортных служб? Обратись в справочную. Сообщи данные заказа, уровень комфорта и желательную сумму оплаты информателле, она вызовет машину. Разрядился коммуникатор? Портье за стойкой в любом корпусе отеля с радостью сделает заказ за тебя. В твоем распоряжении столько же вариантов, сколько возможностей имеет опытный бретер, решивший проучить на дуэли сельского олуха. Сейчас олухом был Диего Пераль, и, хватаясь за остатки своего жизненного опыта, он кинулся прочь от Эрлии Ульпии.
Дыши, велел себе маэстро. Дыши медленно и глубоко. Вдох-выдох, вдох-выдох. Теперь иди. Не беги, а иди. Еще одна стоянка располагалась в противоположном конце гостиничного комплекса. Время, твердил Диего, словно молитву. Время еще есть. Я успею. Отсветы солнца в окнах загустели, приобрели багряный оттенок. В кустах, за деревьями, в сумраке уединенных беседок маэстро чудились тени. Кто-то прятался, следил за ним, подбирался ближе, обкладывал со всех сторон, как волка во время облавы. Успокойся, дурак, злился Пераль. Там никого нет. На второй стоянке ты возьмешь извозчика, вы полетите в Бамидел…
Ба-ми-дел. Ба-ми-дел.
Ему преградили путь, когда до стоянки осталось сто метров.
- Добрый вечер! - улыбнулся Антон Пшедерецкий.
III
- Во-первых, это было красиво!
- В ваших устах такой комплимент ценен вдвойне.
- Втройне!
- У вас какая-то новая арифметика?
- Вдесятеро! Это не комплимент, а чистая правда.
- Тогда и считать надо по-другому, - с нарочитой серьезностью начала Джессика, и Пшедерецкий вскинул руки, капитулируя:
- Сдаюсь, госпожа Штильнер! По части расчетов я вам не конкурент.
Они сидели в кафе за тем самым столиком, где вчера - неужели вчера?! - Джессика слушала исповедь Диего Пераля. Вода в фонтанах оставила притворство, не пытаясь больше уподобиться раскаленной магме. Струи, подсвеченные закатом, превращались в выбросы яичного желтка. В зените, а лучше сказать, в кульминации, желток взбивался до состоянии пены. Облако мельчайших брызг трепетало: там вспыхивали и гасли крошечные радуги. Солнце Китты - голубой гигант - пожалуй, больше ассоциировалось не с желтком, а с белком, сваренным вкрутую до синевы. Но атмосфера планеты чудила на радость туристам, превращая утреннюю зорьку в бусы из бирюзы, а зорю вечернюю - в червонное золото.
Чуткий к настроению посетителей, бармен поставил блюз - древний, черный, шикарный. Спускаясь вразвалочку по пониженным ступеням, блюз спотыкался, загустевал, тянулся патокой. Под такой блюз надо плакать пьяными слезами, изливая душу кому попало.
На столике скучала бутылка наилегчайшего розового вина, какое нашлось в баре. Бутылка была оскорблена в лучших чувствах. Оба собеседника лишь пригубили из бокалов, верней, сделали вид, что пьют. Для Пшедерецкого на сегодня бои закончились, Джессике меньше чем через час предстояла еще одна схватка. У блюдечка со сладостями имелся шанс повторить судьбу бутылки - им пренебрегали.
- Зато на турнирной площадке я не конкурент вам!
- Всему свое время, - Пшедерецкий откинулся на спинку плетеного кресла, разглядывая вино в бокале на просвет. - У меня больше опыта, но опыт - дело наживное. Кстати, у вас ведь скоро бой? Если вы проиграете из-за меня, я застрелюсь. Честное слово, пущу себе пулю в лоб…
- Пулю? - усомнилась Джессика.
- У меня превосходная коллекция древних револьверов. Не знали? Однажды я покажу вам свои любимые экспонаты. Если не застрелюсь, конечно. Мне приятно ваше общество, но вам разве не нужно подготовиться к поединку? Собраться? Настроиться?
- Не нужно. Бой, который был - закончился. Бой, что предстоит - не начался. Он начнется, когда я выйду на площадку. Устраивать себе бой до боя - гарантия перегореть.
- Отличная метода! Завидую вашему гематрийскому хладнокровию.
- Это не я придумала. Это мне тренер посоветовал.
- Мар Дахан?
- Нет, маэстро Пераль.
- Что, так и сказал: "гарантия перегореть"?
- Маэстро Пераль выразился гораздо жестче. Скромной девушке не стоит повторять его рекомендации дословно.
- Солдатский юмор? - Пшедерецкий добродушно рассмеялся. - Мне нравится такой подход к спорту. Выходит, сейчас вы не бездельничаете, а выполняете рекомендации маэстро?
Если он планировал смутить девушку, то укол "ушел в молоко".
- И буду выполнять еще восемь с половиной минут, - не вставая, Джессика изобразила что-то вроде книксена. - Спасибо за помощь, благодаря вам я совмещаю приятное с полезным.
- В смысле?
- Мы с вами мило проводим время. Вы согласны? При этом я расслабляюсь и снимаю психическое напряжение. Вероятность моей победы в поединке увеличилась на ноль целых восемьдесят пять сотых процента.