- Ты хочешь сказать, что остался бы с Ди, если бы она заявила, что наложит на себя руки, если ты уйдёшь?
- Я… я не знаю. - Аарон начал мерять шагами комнату, отбрасывая с дороги валяющиеся на полу предметы. - Возможно.
Голос Кирстен отвердел.
- И, я полагаю, ты принял во внимание её чувства, когда начал встречаться со мной?
- Я не хотел делать ей больно.
- Но ты сделал бы больно мне, если бы передумал и решил бы остаться с Дианой.
- Тебе я тоже не хотел делать больно.
- Кому-то из нас всё равно было бы больно.
Аарон к этому моменту пересёк комнату полтора раза. Он стоял на дальнем краю, глядя в стену, серо-жёлтую, как и в его прежней квартире. Не поворачиваясь к Кирстен, он прошептал:
- Наверное.
- Ты сделал то, что должен был сделать.
- Нет. Я сделал то, что хотел. Огромная разница.
- Послушай, - сказала Кирстен. - Это всё теория. Она не сказала тебе заранее, что покончит с собой, если ты уйдёшь. - Она поднялась со своего кресла и пошла к Аарону; длинные ноги легко несли её через комнату. - Или сказала?
Аарон резко развернулся к ней; она остановилась в двух метрах от него.
- Что? Нет, конечно, нет. Боже, я бы все сделал по-другому, если бы она сказала.
- Ну, тогда ты не можешь себя винить. - Она снова двинулась к нему, сокращая разделяющее их расстояние, но, заметив, как затвердело его лицо, тут же остановилась. - Такое случается, - сказала она, помолчав.
- Я никогда не был знаком ни с кем, кто потом совершил самоубийство, - сказал Аарон.
- Мой дед, - тихо сказала Кирстен. - Он стал старый и больной и не захотел ждать смерти.
- Но Диане было ещё жить да жить. Она была молода и здорова. Ведь она была здорова, да?
Кирстен задумалась.
- Ну, я её не видела с тех пор, как вы расстались. Вероятно, да. До следующего планового обследования было ещё несколько месяцев, но по результатам предыдущего с ней всё было в порядке. О, были признаки того, что со временем у неё может развиться диабет 2-го типа, так что я на всякий случай начала для неё выращивать клонированную поджелудочную, но помимо этого ничего. И ЯЗОН говорит, что в её медицинской телеметрии не было ничего достойного упоминания. И это вообще-то не удивительно. В конце концов, она не прошла бы отбор в экспедицию, будь у неё что-то серьёзное. Мир не видел ещё такой здоровой группы людей.
- Тогда сомнений нет. - Руки Аарона, всё ещё засунутые глубоко в карманы, сжались в кулаки, которые обрисовались под натянувшейся тканью. - Она покончила с собой, потому что я от неё ушёл.
- Ты не можешь знать наверняка, что это так. Может быть, это был просто несчастный случай. Или может быть она сошла с ума и не соображала, что делает.
- Она не баловалась ни наркотиками, ни током. Она даже не пила - кроме единственного бокала шампанского на нашей свадьбе.
- Не вини себя, Аарон. Без предсмертной записки мы никогда не узнаем, что случилось на самом деле.
Предсмертная записка! Я быстро просмотрел всё, написанное Дианой - теперь я уже жалел, что уничтожил последние её рабочие документы - и провёл лексикографический анализ, чтобы посмотреть, смогу ли я сымитировать её стиль. Шестой класс по Флешу-Кинкейду, индекс Ганнинга 9, средняя длина предложения 11.0 слов, средняя длина слова 4.18, среднее количество слогов в слове 1.42. Несмотря на любовь к разорванным инфинитивам и употреблению слов в кавычках без особой на то причины, Диана писала кратко и понятно, что, в общем-то, удивительно для учёного - худших писателей, чем они, ещё поискать - к тому же по жизни весьма словоохотливого.
Я посадил одну из своих подсистем за составление соответствующего письма, но отменил задачу раньше, чем она была завершена. Все принтеры на борту являются моими периферийными устройствами. Если предсмертная записка всплывёт сейчас, мэр Горлов захочет знать, почему я не попросил о помощи сразу, как только узнал о том, что Диана задумала.
- С запиской или без записки - всё и так очевидно, - сказал Аарон.
- Мы не можем знать наверняка, - сказала Кирстен. - Это мог быть несчастный случай.
- Раньше ты была уверена, что она покончила с собой, - сказал Аарон. - Ты даже пыталась в этом убедить меня.
Мне кажется, что Кирстен была обижена и даже, может быть, испытывала ревность по поводу того, как тяжело Аарон переживал смерть своей бывшей жены. Она должна была ему это сказать, извиниться за ту мелочность, что заставила её быть такой чёрствой с ним, когда они поднялись на борт "Орфея", чтобы забрать тело Ди, но она, как и Аарон, плохо умела справляться с чувством вины.
Вместо этого она продолжала наседать, пытаясь - так мне, по крайней мере, показалось - зародить в Аароне утешительное сомнение в причинах гибели Дианы, крошечную неуверенность, которая удержала бы его от погрязания в мыслях о своей ответственности.
- Вспомни, в этом деле по-прежнему много непонятного, - сказала она, подойдя, наконец, к нему вплотную и, после секундного промедления, обняв его руками за шею. - Мы всё ещё не знаем, откуда взялся такой высокий уровень радиации.
- Это вопрос для физиков, тебе не кажется? - в голосе Аарона слышалось раздражение.
Кирстен не отставала, убеждённая, как мне казалось, что находится на правильном пути к тому, чтобы преодолеть этот приступ самообвинения.
- Нет, правда. Ей пришлось бы провести снаружи несколько часов, чтобы стать настолько горячей.
- Может, какая-нибудь космическая воронка, - неуверенно сказал Аарон. - Может, с её точки зрения она провела снаружи несколько часов.
- Ты хватаешься за соломинку, милый.
- И ты тоже, чёрт возьми! - Он оторвал от себя её руки и повернулся к ней спиной. - Да какая разница, что там за радиация? Главное, что Диана мертва. И я убил её точно так же, как если бы воткнул ей нож в сердце.
9
Я ненавижу глаза Аарона Россмана. Когда человек один в комнате, я обычно узнаю́, с кем разговариваю, по четырёхзначному шестнадцатеричному идентификационному коду, передаваемому медицинским имплантом. Однако когда людей много, и некоторые из них говорят одновременно (и поэтому многие демонстрируют физиологические признаки, сопровождающие речь) я часто вынужден визуально идентифицировать говорящего. Конечно, для опознания по лицу я пользуюсь изощрённой системой распознавания образов. Но человеческие лица так часто меняются. Меняется не только их выражение - усы и борода появляются и исчезают, меняется причёска, цвет волос, с помощью химической терапии или контактных линз может измениться цвет глаз. Чтобы справляться со всем этим я держу в памяти объект-образ каждого члена команды. Подпрограмма распознавания срабатывает каждый раз, как я фокусируюсь на каком-то лице. Она обновляет информацию об опознанном человеке, записывая туда его текущие особенности. С Россманом было легко почти во всех отношениях. За то время, что я его знаю, он всегда был чисто выбрит и подстрижен коротко, на длину, которая была модной в Торонто среди мужчин его возраста примерно за два года до нашего отлёта. Цвет его волос никогда не менялся - так мало людей, повзрослев, сохраняют песочный цвет волос, что я не удивляюсь его решению оставить их естественный цвет. Кроме того, ему лучше ловить момент, пока есть возможность: экспресс-анализ его ДНК показывает, что его волосы начнут седеть лет через шесть - примерно когда мы доберёмся до Колхиды. Зато он сохранит густую шевелюру до глубокой старости.
Но его глаза, эти чёртовы глаза: они зелёные? Да, до определённой степени, при определённом освещении. Или голубые? И это так, снова-таки в зависимости от освещения. Карие? В его радужке определённо есть коричневые прожилки. А ещё жёлтые. И охряные. И серые. Моя подпрограмма распознавания мечется от одного заключения к другому, иногда по нескольку раз за время разговора, раздражающе обновляя атрибут "цвет глаз" у объекта-образа. Ни с кем другим на борту у меня не было такой проблемы, и иногда я подолгу вглядывался в эти глаза, ища, высматривая, удивляясь.
Я выполнил полный библиотечный поиск на предмет человеческих глаз. Художественная литература особенно часто содержит ссылки на глаза как источник информации о характере человека, о его текущем внутреннем состоянии. "В его глазах таилось веселье". "Колючие карие глаза наполняла ярость, ненависть, решимость". "Наивный взгляд". "Приглашение в тлеющих глубинах её глаз". "Её глаза стали пустыми от горя".
Когда они плачут, да, я это вижу. Когда их глаза расширяются от удивления - что, кстати, происходит очень редко, независимо от того, насколько сильное изумление они испытывают - это тоже понятно. Но эти невыразимые свойства, эти краткие озарения, которые, по их словам, они там видят… Я посвятил много времени попыткам найти корреляцию между движениями глаз, частотой морганий, степенью раскрытия зрачка и прочего с какой-либо эмоцией, но пока не добился ничего. То, что один человек с лёгкостью читает в глазах другого, от меня ускользает.
Читать же Аарона было особенно нелегко, и мне, и окружающим его людям. Они также тратили много времени, вглядываясь его многоцветные глаза, зондируя их глубины в поисках открытия, откровения. Я вглядывался в эти глаза сейчас, в эти влажные желейные шары с хрусталиками и радужками и фоторецепторами - как мои камеры, только меньше. Меньше и, предположительно, не такие эффективные. Однако эти биологические глаза, эти продукты случайных мутаций и адаптаций, эти ненадёжные, хрупкие сферы, видели тонкости, нюансы и смыслы, которые ускользали от моих безупречно сконструированных, изготовленных и отрегулированных камер.
Прямо сейчас его глаза были сфокусированы на телеэкране, который показывал заставку трёхчасового выпуска новостей Коммуникационной Сети "Арго". Это был главный выпуск дня. Когда передачи только начались, главный выпуск транслировали в шесть вечера, в час ужина. Но это оказалось потерявшим смысл наследием земной городской культуры с её поездками на работу и с работы. Выпуск новостей передвинули на более раннее время, чтобы журналисты тоже могли насладиться вечерним отдыхом. Поскольку на борту мало что происходило, это казалось вполне разумным.
Аарон сидел на диване в своей квартире, обхватив рукой Кирстен. Он смотрел новости; я смотрел в его глаза.
Честь озвучивания заставки новостей принадлежала мне; сегодняшняя дата подставлялась в звукоряд автоматически.
- Добрый день, - произнёс мой голос под управлением какого-то из периферийных параллельных процессоров, - в эфире "Аргонавтические новости" за вторник, 7 октября 2177 года. С вами ведущий Клаус Кёниг.
На Земле Кёниг был спортивным комментатором в маленьком городке в Небраске. Он был достаточно речист для такой профессии, но в аргонавты мы его отобрали за его работу с детьми-инвалидами. Его лице, рябое, как рельефная карта Луны, заполнило экран.
- Добрый день, - сказал Кёниг голосом гладким, как из первоклассного синтезатора. - Главная новость дня - потрясшая "Арго" смерть. - Аарон выпрямился так быстро, что мои камеры, крупным планом снимавшие его глаза, созерцали теперь его грудь. Он не заметил слабого жужжания, с которым они снова отфокусировались на его зрачках. - Также в сегодняшнем выпуске: подготовка к празднованию четверти пути в четверг, дискуссия о Предложении Три и взгляд за кулисы на постановку театральной группой "Эпидавр" старой доброй пьесы "Армстронг, Олдрин и Коллинз".
Аарон мужественно смотрел, как за спиной Кёнига появилось изображение Дианы с волосами, собранными в асимметричный конский хвост с левой стороны головы. Под ним возникла надпись с её именем и, в скобках, годами жизни: 2149–2177. - Вчера в 4:44 утра посадочное судно "Орфей" был угнано доктором Дианой Чандлер, двадцати семи лет, астрофизиком из Торонто. Доктор Чандлер, по-видимому, расстроенная отказом своего мужа, Аарона Россмана, также двадцати семи лет, также из Торонто, продлить их недавно истекший двухлетний брачный контракт, предположительно совершила самоубийство. Мистер Россман является заведующим ангарной палубой нашего звездолёта.
- Господи… - сказал Аарон. Я расширил своё поле зрения. У Кирстен отвисла челюсть.
Кёниг продолжал:
- Репортёр Тэрасита Идэко поговорил с главный инженером И-Шинем Чаном о случившейся трагедии. Терри?
Крупный план рябого лица Кёнига сменился изображением Идэко и Чана; строка текста внизу экрана сообщала их имена. Чан по меньшей мере вдвое превосходил репортёра-японца габаритами. Голова Идэко едва доставала Чану до того места, где к бочкообразному туловищу крепилась нижняя пара рук.
- Спасибо, Клаус, - сказал Идэко. - Мистер Чан, вы присутствовали при возвращении "Орфея" обратно на "Арго". Расскажите нам, что произошло?
У Идэко не было микрофона. Они с Чаном просто стояли перед одной из моих камер и пользовались её видео- и аудио возможностями для записи интервью. Чан описал, с множеством технических подробностей, как ловили сбежавший челнок.
- Я не верю, - сказал Аарон почти беззвучно. - Я, блин, глазам своим не верю.
- Ты не можешь их винить, - ответила Кирстен. - Это их работа - рассказывать новости.
- Ещё как могу. И буду. Да, они должны были сообщить о смерти Дианы. Но самоубийство. И все эти вещи о моём браке. Это никого не касается.
- Горлов предупредил тебя, что они сделают из этого сенсацию.
- Но не такую. Не вторгаясь в мою личную жизнь. - Он убрал руку с её плеч и подался вперёд. - ЯЗОН! - рявкнул он.
- Да? - ответил я.
- Эта передача записывается?
- Конечно.
- Мне нужна копия в моём персональном хранилище, как только она закончится.
- Будет сделано.
- Что ты собираешься сделать? - спросила Кирстен.
- Пока не знаю. Но я этого так не оставлю. Чёрт побери, такого нельзя допускать. Это ранит людей.
Кирстен покачала головой.
- Просто дай пузырю сдуться. Раздувая вокруг него скандал, ты только сделаешь хуже. Люди скоро забудут об этом.
- Забудут ли? Никто ещё не умирал на борту. И маловероятно, что умрёт в будущем, да ведь? Это событие застрянет в памяти на годы. Каждый раз, как кто-либо посмотрит на меня, он будет думать о том, какой я бессердечный подонок, что довёл бедняжку Диану до самоубийства. Боже милостивый, Кирстен! Как мне теперь с этим жить?
- Люди не будут так думать.
- Да чёрта с два.
На экране снова появилось бугристое лицо Клауса Кёнига.
- К другим новостям. Сторонники и противники разделившего общество Предложения Три…
- Выключить! - каркнул Аарон, и я отключил экран. Он поднялся, засунул руки глубоко в карманы и снова начал ходить по комнате. - Боже, как они меня взбесили.
- Не волнуйся, милый, - сказала Кирстен. - Люди не обратят на это внимания.
- О, да. Новости смотрит восемьдесят четыре процента команды. Кёниг убил бы за такую долю аудитории в своём Мухосранске-в-Небраске, или как там называлась его дыра. Боже, да я ему зубы повыбиваю.
- Я уверена, что всё это прогорит очень быстро.
- Чепуха, Кирстен, ты сама знаешь, что это неправда. Ты не можешь сделать мир лучше своей маленькой ложью. Ты не можешь изменить реальность словами о том, что всё будет хорошо. - Их взгляды встретились. - Терпеть не могу, когда ты мне говоришь то, что, по твоему мнению, я хочу услышать.
Спина Кирстен напряглась.
- Не понимаю, о чём ты.
- О, да не надо. Ты всегда говоришь людям то, что, по-твоему, пойдёт им на пользу. Ты всё время пытаешься отгородить их от реальности. Так вот, у меня для тебя новость. Я предпочитаю реальность жизни в выдуманном мире.
- Иногда людям необходимо воспринимать происходящее по кусочку за раз. Это вовсе не значит жить в выдуманном мире.
- Здо́рово. Теперь мы ещё и психологи. Послушай меня. Диана мертва, и этот козлина Кёниг только что сказал всему "Арго", что она умерла из-за меня. Мне теперь придётся что-то с этим делать, и все твои добрые слова не смогут ничего изменить.
- Я пытаюсь помочь.
Аарон испустил долгий судорожный вздох.
- Я знаю.
Он посмотрел на неё и выдавил из себя грустную улыбку.
- Прости. Просто я бы предпочёл, чтобы всё это не становилось достоянием публики.
- Люди на борту имеют право знать, что происходит.
Аарон снова уселся и опять вздохнул.
- Все мне это говорят.
10
Четвёртая и последняя страница послания из созвездия Лисички была наиболее загадочной. В ней было порядка 10 бит - колоссальный объём данных. Общее количество битов, как и в случае с предыдущими страницами, было произведением двух простых чисел. Я попытался сформировать кадр, использовав большее из двух чисел как число столбцов, как это было в случае с остальными страницами. Никакого осмысленного изображения не получилось. Я изобразил электронный эквивалент пожатия плечами и потратил наносекунду на повторную сортировку таблиц. Потом я попробовал вторую конфигурацию, с бо́льшим числом в качестве количества строк. По-прежнему ничего узнаваемого. Пятьдесят три процента битов были нулями; 47 процентов - единицами. Но как бы я на них ни смотрел, они не складывались в осмысленную картинку, фигуру или диаграмму. И всё-таки эта страница послания с очевидностью содержала основную часть того, что инопланетяне хотели нам сказать, будучи на одиннадцать порядков больше, чем остальные три, вместе взятые.
Первой попыткой Земли послать сообщение к звёздам было Межзвёздное Послание Аресибо, отправленное к шаровому скоплению М13 16 ноября 1974. Оно состояло из всего 1679 битов - практически ничто по сравнению с последней страницей послания с Лисички. Однако эта горстка битов содержала: урок бинарной арифметики; атомные номера химических элементов, составляющих человеческое тело: водорода, углерода, азота, кислорода и фосфора; представление о нуклеотидной и сахарофосфатной структуре ДНК; количество нуклеотидов в геноме человека; численность населения Земли; фигурку из палочек, изображающую человека; рост человека в длинах волны, на которой передавалось сообщение; маленькую карту Солнечной системы, указывающую на третью планету как родину человечества; изображение радиотелескопа Аресибо в разрезе; размер телескопа в длинах волны.
Всё это меньше чем в двух килобитах. Конечно, когда Фрэнк Дрейк, автор этого сообщения, попросил коллег расшифровать его, они не смогли сделать это полностью, хотя каждый опознал по меньшей мере фигурку человека, похожую на то, что рисуют на двери в мужской туалет.
Смешно, но три первые страницы послания с Лисички были осень просты по сравнению с первой попыткой землян. Настроечный крест, карта планетной системы, Треногий и Щенок: я был уверен, что интерпретировал всё это достаточно точно.
Но четвёртая страница была сложной, напичканной данными, в сто миллиардов раз большей, чем пиктограмма Аресибо. Какие сокровища в ней содержатся? Может быть, это "Энциклопедия Галактика", которой мы так долго ждали? Космическая мудрость, отданная за просто так, даже без расхваливаний коммивояжёра?