Глава 5
По бортовому хронометру наступило темное время суток, но заснуть Бой-Баба не могла. Обрывки мыслей мельтешили в мозгу: в часы бессонницы никогда не лезет в голову хорошее, но всегда - плохое, беспокойное.
Вот и теперь: память гоняла по кругу их вылазку на транспортере: как сели, как поехали, Питер Маленький остался в машине, они с Живых вылезли, пошли… набрели на пораженного… За стеклом шлема - воспаленные глаза, пунцовые от жара губы. Как тащили обратно. Питер ломается, как красна девица…
Какая-то мысль занозила, невнятная, недодуманная: что-то там было. В глазках Рашида… как он смотрел на раненого… сейчас не могла вспомнить, но чувство не проходило. Бой-Баба приподнялась на локте, нащупала на прикрученном к полу стуле сложенную по уставу одежду, сунула руку в прорезь нагрудного кармана. Достала карту памяти.
Покрутила в руках, подумала. Лежать - бесполезно, все равно не уснет. Бой-Баба встала, потянулась в ящик стола за планшеткой, сунула в щель карту памяти. Включила.
Зажегшийся экранчик тускло осветил отсек. Она попыталась открыть файл с данными чипа раненого поселенца, но прибор выдавал ошибку. Наверное, нужен специальный сканер, вроде тех, что стоят в поликлиниках и полицейских участках.
Тадефи, вспомнила Бой-Баба. Она студентка медучилища. Она должна знать, как открыть этот дурацкий файл.
Бой-Баба зажала карту памяти в руке, поднялась и как была, в застиранной трикотажной пижаме с пузырями на коленях, выскользнула в коридор. Ковровое покрытие грело клонированную кожу босых ног: как и обещали в больнице, чувствительность потихоньку возвращалась.
Третий отсек слева. Она поколебалась и постучала.
- Тадефи? Ты спишь?
Никто не ответил. Она прислушалась. За дверью шебуршало. Она постучала еще раз.
- Тадефи, впусти, пожалуйста!
Дверь приоткрылась. Высунулась взлохмаченная грива Живых.
- Ты чего?
Вот дьявол. Хоть провались сквозь землю.
- Нет, ничего, я пойду, до завтра терпит. - Бочком-бочком она стала отходить, когда дверь раскрылась. В проходе стояла Тадефи в форме.
Они впустили ее и выслушали все, что вертелось в ее голове за несколько бессонных часов. Помолчали.
- Карта памяти у тебя с собой? - спросил Живых. Она раскрыла ладонь, показала. Тадефи ссутулилась на краю койки, оперлась подбородком о смугло-розовый кулачок. Задумалась.
Наконец медик-стажер подняла голову и посмотрела на Бой-Бабу.
- Пошли, - сказала она. - Я вас проведу.
- Куда? - тупо спросила Бой-Баба.
Тадефи протянула руку и взяла у нее чип:
- Ты же хотела его считать? Так пойдем сейчас, пока медик дрыхнет. Заодно покажу вам кое-что, - она усмехнулась.
- Пойду оденусь сначала, - сказала Бой-Баба. - Не идти же мне так…
- А кто тебя там увидит? - хмыкнул Живых. Тадефи мотнула им бритой головой:
- Пошли все вместе, быстро!
Троица свернула за угол и двинулась по слабо освещенному коридору. Ковровое покрытие поглощало звуки шагов.
Бой-Баба шла сзади и смотрела им в спины. Господи, ну какая же она дура! Пусть они забудут, ну пусть они забудут, как она к ним вперлась, идиотка несообразительная! С другой стороны, а как ей было сообразить? На то и секс-депрессанты в таблетках выдают, чтобы избежать инцидентов…
- Чего отстаешь, пошли давай, - Живых оглянулся, протянул ей руку. Она сунула руки в карманы треников. Он пожал плечами и отвернулся.
Тадефи обогнала их и теперь в конце коридора возилась с магнитной картой возле двери медотсека. Красная лампочка равномерно вспыхивала над входом. Тадефи приложила палец к губам и озорно улыбнулась:
- Идите за мной, только тихо!
Они вошли в темноту, пропахшую карболкой. Направо, в глубине, отсвечивали никелем медицинские аппараты. Стажер поманила спутников налево, в лабораторию.
Но не остановилась, а, сделав знак двигаться тише, скользнула за следующую дверь, в отсек консервации. Там горел слабый свет. Тадефи поманила их и, не в силах больше сдерживаться, фыркнула. Показала рукой перед собой. Они подошли - и зажали себе рты, чтобы не свалиться на пол от смеха.
Один из аппаратов консервации был подключен. Датчики попискивали. Прозрачная крышка была закрыта, и на мягком противоожоговом покрытии матраса покачивалась жирная туша Рашида. Глаза закрыты, дыхания почти не слышно. Под крышку в тело Рашида уходили провода и катетеры.
- Он здесь каждую ночь спит, - зашептала Тадефи Бой-Бабе на ухо. - Говорит, замедляет процесс старения. И мне предлагал, кобель старый!
Живых только покачал головой. Тадефи выдворила их из блока консервации. Тихонько вышли в лабораторию, плотно прикрыли дверь, прошли из лаборатории в приемный кабинет, закрыли и эту дверь - и только тогда зашлись тихим сдавленным смехом.
- Ну Рашид! - еле выговорил Живых. - Даже с этой должности сумел выгоду поиметь!
Тадефи зажгла верхний свет и повернулась к Бой-Бабе:
- Где там твой файл?
Та протянула карту. Тадефи включила экран и принялась тыкать стилусом в иконки, подключаясь к медицинской базе данных. На экране высветилась всем знакомая иконка чипа индивидуальной идентификации. Тадефи ударила по ней стилусом, и иконка осветилась, замигала сначала красным, потом желтым огоньком.
Подождали. Желтый продолжал мигать.
- Глючит, - сказала Тадефи. - Вечно так. Общество Соцразвития экономит на оборудовании, даром что деньги под себя гребут.
Она перезагрузила файл. Иконка осветилась. Замигала. Красный огонек. Желтый.
- Нич-че не понимаю, - пробормотала Тадефи. - Может, это твоя карта глючит?
Тадефи вынула карту памяти и тут же вставила обратно. Нажала кнопку перезагрузки:
- Еще раз.
Желтый продолжал мигать, никак не сменяясь зеленым.
- Вот фиговина… - прошептал Живых.
Бой-Баба отстранила Тадефи. В голове стало проясняться. Неужели…
- Ребята, - тихо сказала Бой-Баба. - А ведь чип-то паленый.
- То есть? - впервые за весь вечер посмотрел на нее Живых. - Поддельный, что ли?
Она хмыкнула:
- Поддельный знаешь сколько стоит? У кого есть деньги на поддельный, тому на базу вербоваться незачем. А этот… - осеклась, - ну, не знаю… - Бой-Баба отвела взгляд.
Знала она все. В тюрьме просветили. Паленые чипы функционировали еще какое-то время после вылета с Земли, а потом дохли на самопальных индийских батарейках. Благо кто на базах будет чипы проверять? И цена умеренная: мелкой уголовщине по карману, особенно когда следствие подбиралось слишком близко. А она-то раньше думала: романтики, покорители космоса! А оказалось - люди, они везде люди…
- И все равно беглеца нашего жалко, поселенца-то, - сказала она на обратном пути.
Живых остановился. Посмотрел на коллегу.
- Думаешь, надо было его спасать? Может, он убил кого. Может, это ему от Бога карма такая, - усмехнулся в полутьме.
Бой-Баба хмыкнула:
- А может, наша карма была его спасти! А мы вместо этого…
- Но то, что мы даже имени его теперь не знаем, это точно не наша вина, - вмешалась Тадефи.
- Он знал, на что шел, - отрезал Живых. - Именно этого он и хотел. Чтобы никто его имени никогда не узнал.
На обратном пути Бой-Баба смотрела в спины Тадефи и Живых. Какое-то неудобное, обиженное чувство сидело комом в горле. С чего вдруг? Живых ей как брат, с самого училища вместе летают. Не иначе гормоны играют, решила астронавтка и дала себе слово с утра пойти к Рашиду за секс-депрессантами.
* * *
Наутро болела голова и никого не хотелось видеть. Меньше всего медика - разве только для того, чтобы свернуть ему шею. Но, взглянув на часы, Бой-Баба заставила себя одеться и, прихватив договор страховки, отправилась в медблок. Таблетки им выдавали на честность, но еженедельный анализ крови все равно сразу выявил бы откосивших.
На корабле жизнь вошла в прежнее русло. Вдалеке раздавались голоса, окрики, команды Майера. Колотили чем-то тяжелым по металлу. Проходя мимо ближнего дока, она наткнулась на охранника. Взлохмаченная седая грива колыхалась над вскрытой решеткой пола у самого прохода. Дядя Фима светил фонариком и всматривался внутрь, щурясь, как будто что-то искал. Чуть подальше капитан с Йосом заводили автопогрузчик. Дядя Фима поднял вспотевшую красную физиономию и еле заметно подмигнул.
До медблока оставалось два шага, когда в сиреневом полумраке впереди нарисовалась нескладная фигура. Бортинженер Кок шел неловко, сжимая в руке аптечный пакетик с нарисованной на нем змеей, обвивающей чашу. Проходя мимо, Бой-Баба кивнула. Кок остановился и жестом велел остановиться ей.
- Я из медблока, - он помахал пакетиком. - Хотел с вами поговорить. Давайте отойдем.
Бой-Баба шагнула в сторону, освобождая проход. Бортинженер встал рядом, сгорбившись под скосом полукруглого потолка. Руки мяли пакетик.
- Вчера, когда вы с вашим другом выходили на поверхность планеты… - он помолчал. - В каком состоянии был Питер? Вся эта история с зараженным не произвела на него слишком тяжелого впечатления?
Бой-Баба усмехнулась:
- Тяжелого впечатления. На Питера. Я так не думаю. Но она, безусловно, произвела тяжелое впечатление на раненого поселенца.
Бортинженер нетерпеливо пожал плечами:
- Он не член нашего экипажа. И случившееся - исключительно его собственная вина. Он должен был дожидаться нашего прибытия с остальными на базе.
- Уж они-то дождались, - кивнула Бой-Баба. - Нашей помощи им мало не показалось.
- И это тоже их вина, - авторитетно заявил Кок. - Они должны были понимать, что мы ничем не можем им помочь. Инструкция по охране здоровья и безопасности категорически запрещает астронавтам контакты с любого рода инфекцией.
Бой-Баба посмотрела на него долго.
- И вам, - сказала она тихо, - их ни чуточки не жаль?
- Конечно, я им сочувствую, - уверенно подтвердил бортинженер. - Я же человек, у меня тоже есть сердце. Но интересы Земли должны быть на первом месте. Именно поэтому мы должны соблюдать инструкцию, чтобы не занести заразу на нашу родную планету.
Кок замолчал. Поколебался:
- Видите ли… Питер очень сильно изменился со вчерашнего дня. Он со мной не разговаривает. Он молчит и смотрит в стену. - Его голос задрожал, и он закрыл глаза рукой. - У него что-то на душе…
Ну, если у Питера после вчерашнего что-то есть на душе, то еще не все потеряно… Вслух же Бой-Баба сказала:
- Вы хотите, чтобы я с ним поговорила?
Кок заколебался, с сомнением оглядывая ее.
- Я не знаю, чему может послужить разговор с… э-э… работником техперсонала…
Бой-Баба смолчала.
- Но я подумал: возможно, вы знаете что-то, чего не знаю я… что привело его в такое состояние… Вы уверены, что он не контактировал с зараженным?
Бой-Баба покачала головой:
- Никто с ним не контактировал. Если бы контактировали, может, он бы жив сейчас был.
Взмахом головы Кок отмел такую вероятность.
- Я настаивал, чтобы он показался врачу. Питер, то есть. Просто чтобы исключить вероятность…
- Так пусть покажется. Я, кстати, сама сейчас спешу…
Но Кок уже увлекся любимой темой:
- Меня это тоже волнует. А при моем диабете, знаете ли, волноваться нельзя. Искусственные бета-клетки очень чувствительны к стрессу.
Бой-Баба вздохнула: бортинженер умел любую беседу свернуть на обсуждение "своего диабета", и команда давно с этим смирилась.
- Самое лучшее, - сказала она, - предложить Питеру заглянуть в медблок. Пусть Рашид его посмотрит, для вашего же успокоения.
Кок задумчиво смотрел на стену.
- Да, - наконец сказал он, - пожалуй, так и сделаем. Я скажу ему заглянуть в медблок. Просто чтобы, как вы говорите, исключить вероятность…
Он оглядел ее еще раз. Церемонно поклонился и, не говоря ни слова, пошел прочь, помахивая пакетиком с лекарствами.
Он мог сколько угодно им махать, но весь экипаж был в курсе, что Кок с Питером эти самые секс-депрессанты спускают в унитаз.
* * *
Стоя перед входом в медблок, Бой-Баба нажала кнопку вызова. Помедлила.
Обычно приходилось ждать, даже если над дверью горел зеленый огонек "свободно". Может, Рашид медицинскими познаниями и не блистал, но все свободное время проводил в лаборатории за экспериментами, изготовляя разнообразные препараты и изучая их под микроскопом. Он как-то поведал Бой-Бабе, что намеревается пройти конкурс для соискания должности научного работника в фармакологических лабораториях Общества Социального Развития. Все самое интересное в медицине, по словам Рашида, происходит именно там. Особенно их последние разработки по "неограниченному продлению жизни". Ну-ну…
Бой-Баба подождала еще. Нажала кнопку, раз, другой. Толкнула дверь, и та легко отъехала в сторону.
- Рашид? - громко произнесла Бой-Баба, еще не переступая порога.
Тишина. Из-за закрытой двери лаборатории доносился размеренный чмокающий звук. Бой-Баба вошла. Огляделась.
В кабинете вдоль стен стояли плотным рядом надежно запертые белые шкафы с большим красным крестом на дверцах. В центре - письменный стол с экраном монитора, деликатно повернутым к креслу больного, чтобы ему было видно, что именно медик вводит в базу данных. В углу за занавесочкой - кушетка и батарея медицинских приборов. Дверь в лабораторию.
И никого.
- Рашид? - Бой-Баба постучала в дверь лаборатории. - Можно? - Просунула в голову дверь. - Я за таблетками…
Никого. Может, он в гигиенблоке? Она подошла, постучала. Потянула ручку в сторону. В темноте забелел унитаз. Пусто.
Дверь, ведущая из лаборатории дальше, в блок консервации, была приоткрыта. Тихий размеренный чмок доносился именно оттуда. Может, он еще не встал?
- Рашид? - повторила она и шагнула за дверь.
Никого.
Поблескивающие нержавеющей сталью капсулы консервации, опутанные проводами и шлангами, стояли посреди помещения. Их окружали отключенные приборы искусственного поддержания жизни. В данный момент, тьфу-тьфу, в капсулах никого не было.
Когда она возвращалась из последней экспедиции, после аварии в ящиках лежал весь экипаж, кроме нее и Живых. Вдвоем, накладывая друг другу перевязки и жгуты, на одних болеутоляющих, они довели и посадили умирающий корабль.
И корабль посадили, и сами сели: за непредумышленное убийство и нарушение протокола по охране здоровья и безопасности. Потому что двоим из ребят после аварии даже консервация не помогла…
Бой-Баба протянула руку и погладила скользкую поверхность капсулы. Слез не было - ни сейчас, ни тогда. Она вообще по жизни нечасто плакала. Чего плакать - надо дело делать… причем именно тогда, когда другие разнюниваются.
Астронавтка медленно прошла по рядам, вспоминая. Тогда ей не только проститься с товарищами не дали - она вообще до следствия так и не узнала, кто из них жив, а кто нет. И конечно же в их смерти была виновата только она. Как капитан. Их долг был подчиняться ее приказу. Она и не спорила со следователем. Да - приказала своему экипажу идти на смерть. Что еще говорить?
Только, если бы пришлось прожить тот день еще раз, зная заранее, что весь экипаж вернется в ящиках консервации, она бы все равно отдала тот же самый приказ: спасать команду чужого корабля…
Медленно вернулось сознание того, что она стоит как столб и что-то шепчет. Бой-Баба ухватилась за край ящика и огляделась вокруг себя.
Черная тень в углу привлекла ее внимание. Она пригляделась. Может, медик там за каким-нибудь столиком диссертацию кропает, а заодно и наблюдает ее неадекватное поведение? Чтобы потом доложить по инстанциям о ее психической неустойчивости и синдроме вины? Это вам не пять лет условно и разжалование в техперсонал. С такой записью в медкарте спишут подчистую, даже сортиры чистить в лунных отелях не дадут.
Она осторожно прошла за угол.
- Рашид?
Тишина.
- Рашид?
Медик не ответил.
Бой-Баба повернула голову.
Он все еще был там. В капсуле.
Голова повернута к ней.
Глаза, наполовину вылезшие из глазниц, вытекли ему на лицо - белое, с сиреневым отливом. Синий рот раскрылся в беззвучном вопле, обнажив почерневшие обломки зубов. Выдранная с корнем в агонии прядь немытых волос прилипла к губе.
Медик лежал на спине, наполовину высунувшись из капсулы консервации. Крышка была задвинута не до конца - она врезалась острым краем в его окровавленный живот. Кровь замерзла, и кожа медика была тверже камня: морозильная установка работала на полную мощность. Система консервации жизни издавала тихие ритмичные чмоки.
С белых кружков пластыря на волосатой груди медика свешивались оборванные в панике провода электродов. Он вытянул руки в стороны - видимо пытаясь выбраться из ящика, - да так и застыл, высунувшись до пояса наружу. Нижняя половина тела Рашида осталась под стеклом крышки, запутавшись в сети проводков и трубочек. Пальцы рук покрывала свернувшаяся кровь, сочившаяся из-под ногтей.
Бой-Баба осторожно пошла вокруг ящика. Бока и штанины медика были залиты кровью из разорванного давлением живота. В позвоночник снизу входили иглы, и капельницы мерно вкапывали в него свое содержимое.