- Меня превратно поняли. Я уничтожил бы себя самого, если бы заподозрил себя в сомнении. Моя преданность идеям Великого воистину не знает границ.
- Я так тебя и понял, Гиг, что твое послушание безгранично. По рангу решение принадлежит Орлану. Мы надеемся, Орлан, что твой приказ будет отвечать вдохновляющему духу прогрессивных разрушительных идей Великого, о которых так прекрасно говорил перед тобой Гиг.
- Можете быть уверены!.. Мое решение таково. Мы совершим еще два перехода по старой схеме, чтобы сохранить души пленных для последующего истребления в них всего человеческого, такова одна из идей Великого - внести в мозг пленных бациллы духовного гниения…
- Пусть эта побочная вредоносная идея Великого не заслоняет других его…
- Да, да, ты прав, пусть не заслоняет! Итак, если обстоятельства не изменятся, придется уничтожить пленных. Как практически это совершить? Я хотел бы послушать военных специалистов.
Один головоглаз засветил перископом:
- Отделить людей от крылатых. Без людей крылатые не опасны. Не забывайте, что с воздуха мы защищены хуже, а гравитация с каждым переходом падает и скоро они смогут летать.
- Отделяем людей от крылатых, - решил Орлан. - Дадим людям заснуть и во время сна истребляем их. После гибели людей ангелы и пегасы с ящерами не будут опасны. Мы расправимся с ними запросто.
- Великолепный план! - одобрил второй телохранитель. - Узнаю почерк Великого, недаром ты, Орлан, числишься среди любимых вельмож!.. Будь покоен, о твоей верности священным принципам зла и всеобщего уничтожения оповестят все органы Охраны Злодейства и Насаждения Вероломства…
Я вскочил, каждая жилка во мне вибрировала.
Вокруг простиралась мертвая металлическая равнина - золотые поля, свинцовые холмы, вверху постепенно разгоралось золотое небо, глухое небо, не соединяющее нас со Вселенной, а отгораживающее от нее, и к барьеру неба медленно подкатывалось крохотное, зловещее солнце. Только сейчас, не мыслью, а чувством я ощутил природу этого мира - он был убийственным!
Около меня сидел Ромеро.
- Почему ты так вскочили, дорогой друг? Вам снился важный сон?
- Да, этот… как вы его называете? Информационный!
- Я предпочитаю старинное слово - вещий. Перейдем для осторожности на прямой обмен мыслями.
Я рассказал Ромеро обо всем, что удалась разведать во сне. Ромеро закрыл глаза, задумался.
- Гротескность беседы, вероятно, плод вашей иронической природы, друг мой. Но похоже, что в стане врагов разлад… Если разрешите, я поговорю обо всем этом с капитанами кораблей. Такое совещание лучше провести мне, а не вам, ибо если за нами следят, то за вами - бдительнее, чем за любым другим.
- Я согласен. Действуйте.
Ромеро удалился, а я занялся Астром. Возле безжизненного Астра сидели Андре и Мэри. Она подняла на меня измученные глаза, и я понял, что сыну по-прежнему плохо. Я молча опустился в ногах у Астра.
- Ни разу не приходил в сознание, - сказала Мэри.
Я не ответил. Любое мое слово могло подействовать нехорошо. Ей было хуже, чем мне. Вскоре подошел Лусин, и только тогда я заговорил:
- Потолкуй с Ромеро, Лусин, он тебе кое-что сообщит.
- Уже, - ответил Лусин. - Подготавливаемся. Все так перемешаются, люди и ангелы, что никакой черт их не рассортирует. Остальное тебе сообщит Ромеро, - передал Лусин.
Я показал глазами на безучастно сидевшего Андре.
- О чем-то думает, не находишь? Такое впечатление, что ловит какую-то недающуюся мысль. А в дешифраторах на его излучениях одни шумы…
- Мозг не работает, - подтвердил Лусин.
Вдали показался Орлан. Я встал. Лусин крикнул ящера, но подошедший Труб объявил, что понесет Астра он. Лусин возразил, что Труб уже много нес мальчика, надо ему отдохнуть. Ангел запальчиво заспорил с Лусином. Я оборвал их спор:
- Понесу Астра я.
8
Астр не открыл глаз, когда я брал его на руки, но по лицу его что-то неуловимо пробежало. Дышал он быстро и часто, мелкими, не наполняющими легкие вздохами, но сердце стучало так сильно, что я ощущал руками его удары. В излучениях мозга было одно неясное бормотание: "ба, ба, ба…" Мозг повторял работу сердца, он переводил его стук на язык невысказанных слов.
Я занял место в голове колонны и, лишь пройдя сотню шагов, заметил, что не один. Справа от меня шагал Андре, слева - Мэри. Я поглядел на них и сказал Мэри:
- Лучше бы тебе идти позади.
- Я буду с Астром, - ответила она.
Андре, когда я досмотрел на него, боязливо отстал, но через минуту опять стал рядом. Я ему ничего не сказал.
Астр был тяжел, у меня онемели руки. Я боялся, что не смогу его долго нести, и знал, что никому его не передам, когда у него так нехорошо бьется сердце. За моей спиной встал Ромеро и тихо проговорил:
- Не оборачивайтесь, адмирал, я ориентирую вас мысленно в наших планах. Камагин опять настаивает на восстании, мы согласились с ним. В момент, когда Орлан подаст команду людям отделяться, мы набросимся на стражей и перебьем всех, кто не перейдет на нашу сторону.
Я выразил сомнение. Безоружные люди не справятся и с одним головоглазом. Возбудить сперва междоусобную схватку в стране противника и затем поддержать друзей - лишь такие действия могут иметь успех.
- Замысел ваш превосходен, Эли, но беда в том, что сами они вряд ли начнут драку между собою. Зато когда драку начнем мы, размежевание произойдет тотчас же. И вы ошибаетесь, что мы безоружны. Камагину удалось погрузить в авиетку некоторое количество индивидуального оружия - ручные лазеры, гранаты, электрические разрядники.
- Наше оружие против невидимок недейственно, Павел. Проклятые невидимки - вот что всего страшнее!
- Всего страшнее - бездействие, адмирал, надеюсь, вы согласитесь с этим. Кстати, вы обратили ли внимание на самодвижущиеся ящики? Осима утверждает, что в них запаковано боевое оружие. Не исключено, что содержимое ящиков, если их захватить, удастся использовать против невидимок.
- Да, если нам дадут захватить, распечатать, изучить, освоить… Много "если", Павел.
- Вы отказываетесь дать санкцию на восстание, Эли?
- Санкцию я даю. Кто поведет нас?
- Мы предлагаем Осиму, а в помощники - Петри и Камагина. Крылатыми будут командовать Лусин и Труб. Нападение произведем с воздуха, надо же использовать слабые стороны противника.
- Резон тут есть, конечно.
Ромеро отошел. Оранжевая поднималась выше, и от поверхности планеты плыл жар. У меня путались мысли. Я слышал чей-то шепот, кто-то пытался заговорить со мной.
Блеск грунта и неба становился резче, а мне казалось, что надвигаются сумерки. Я раньше не понимал смысла старинного выражения "потемнело в глазах", оно же вовсе не было языковой фиоритурой.
Я споткнулся, едва не выронил Астра. Мэри схватила меня под руку.
- Ты очень побледнел, Эли, - сказала она со страхом. - Я позову Лусина.
- Не надо, - пробормотал я. - Справлюсь.
Мне, однако, становилась хуже. Я перестал ощущать Астра, на руках лежала тяжелая вещь, а не живое тело. Надо было остановиться, вслушаться в его дыхание, сообразить, чем можно помочь. Но впереди прыгал Орлан, оттуда слышалось повелительное: "Скорей! Скорей!" - и я шел, сжат зубы, задыхаясь от ненависти к Орлану, повторяя про себя одну мысль: "Не упасть! Только не упасть!"
- Не смотри на него так - он живой! - проговорила Мэри.
- Не упасть! - повторил я вслух. Астр дышал мелко и часто, сердце билось тише, чем прежде, но отчетливей. И если бы не синева щек и рук, я подумал бы даже, что ему стало лучше. - Да, он живой, - сказал я Мэри.
До моей руки дотронулся Андре. Я посмотрел на него и понял, что к нему возвращается разум. Глаза его были скорбны, но не безумны.
- Дай… мне… - с трудом сказал он и показал на Астра. Он мучительно искал забытые слова, лицо его страдальчески морщилось от усилий. - Дай… я…
- Меня зовут Эли, Андре, - сказал я. - Вспомни: я твой друг Эли.
- Дай… - повторил он упавшим голосом. Он не вспомнил меня.
- Потом, Андре, - ответил я. - У меня еще есть силы нести сына.
Он больше не обращался ко мне и шел, опустив голову, рыже-красные локоны двигались, как живые, и закрывали лицо. Я знал, что сейчас Андре ищет слова, что слова не шли на язык, странный шепот в моем мозгу, показавшийся мне голосом разрушителя, исходил из глубин его черепной коробки. Я не обрадовался, так мне было все тяжело, я лишь сказал Мэри:
- Безумие его, кажется, постепенно проходит.
- Твой друг давно уже не безумец. И если ты дашь ему Астра, он его не уронит.
Отдать Астра я не мог даже Мэри.
- Ладно. Скоро привал.
На этот раз привал вышел длинный. Орлан куда-то исчез и долго не возвращался. Около меня присели капиталы и Ромеро. Осима с той же энергией и четкостью, с какими командовал кораблем, подготавливал мятеж.
Ручные лазеры были вручены во время раздачи еды, я тоже получил эту игрушку. Я говорю "игрушку", ибо против невидимок они неэффективны, хотя головоглазов поражали.
- Взять противника на абордаж, приставить пистолет к уху и хладнокровно опустить курок - так, кажется, воевали в ваши времена? - сказал я Камагину, усмехнувшись.
Он возразил, пожав плечами:
- В мое время уже сто лет не было войн. Мы сносили горы и осушали моря, колонизировали планеты и первые двинулись к звездам. У вас пробелы в истории, адмирал.
- Не сердитесь. Я не хотел вас задевать, Эдуард.
- Я иногда удивляюсь вам, но никогда не сержусь, - возразил он. В отповеди был намек, но я не разобрался в нем.
- Итак, две возможности: или сегодня ночью, или завтра утром, - сказал Осима. - У нас все готово, адмирал.
- Я бы на месте разрушителей выбрал ночь, а не утро, - заметил Петри.
- Перещелкать нас во время сна этичней.
- Этичней? - переспросил я, удивленный. - Не понимаю.
Он разъяснил с обычной своей флегматичной обстоятельностью:
- Судя по всему, что мы знаем о них, и по информации ваших снов, у них минус-этика. И все, что мы считаем отвратительным, у них возведено в доблесть. Органы Охраны Зла и Насаждения Вероломства, - разве вы этого не слыхали от них самих?
- Вы, кажется, думаете, что я реально присутствовал на совещании зловредов? Даже правдивая информация может облекаться в фантастические одежды… Откровение совершалось в бреду, не забывайте этого. Ромеро считает, что я и во сне иронизировал.
Петри не повышал голоса, но от своего не отступал. Он был невозмутимо упрям.
- Все что угодно можно объявить иронией и бредом, но не любовь зловредов ко злу и не их верность вероломству и подлости.
Золотое небо превратилось в черное. Оранжевая укатилась за горизонт. Вокруг лагеря пленных замерцали огни сторожевых головоглазов. Приказа об отделении людей от других пленников не раздалось.
Я оставил Астра на попечение Мэри и прошелся по лагерю.
Люди были перемешаны с пегасами и ящерами, чтоб по сигналу могли сразу вскочить на спины крылатых и мчаться в сражение.
Осиму и Петри я застал у драконов. Вместе с другими пленниками они прилаживали на спины ящеров ящики, набитые незнакомыми мне металлическими цилиндрами.
- Старинные ручные гранаты, - пояснил Осима. - Их было множество на звездолете "Менделеев", Эдуард некоторое количество их прихватил на "Возничий", а оттуда переправил на "Волопас". Основная масса гранат сдана в земные музеи, но эти послужат нам. Пользоваться ими просто, Камагин нам показывал.
Самого Камагина я застал у ангелов. Он беседовал с Трубом, перед ними лежал ящик с такими же гранатами. Труб радостно приветствовал меня. Ангел пылко рвался в бой.
- Лазеры ангелам раздавать не будем, - сообщил Камагин. - Эта техника им не по духу, но ручные гранаты и разрядники, по-моему, просто созданы для ангелов, так они ловко обращаются с этим оружием. Попади-ка вон в то пятнышко, Труб.
Труб схватил что-то с грунта и метнул в золотой самородок, тускло поблескивающий в свинцовой скале. Я испугался, что тотчас же разразится взрыв, и на шум сбегутся разрушители. Но Труб использовал для упражнений кусок золота, валявшийся под ногами. Все ангелы отличаются дьявольской зоркостью, а Труб и тут превосходил крылатых собратьев: один кусок золота вонзился в другой так прочно, словно они были приварены.
Труб гордо закутался в крылья.
- Зловредам придется несладко, когда мы нападем с воздуха, - объявил Камагин, сияя.
Я прошелся по сектору ангелов и ни одного не увидел спящим, все упражнялись в метании. И в отличие от обычного шума, царящего в любом сборище ангелов, здесь, на ночном учении, было мертвенно тихо, только влажные удары свинца о золото и золота о свинец нарушали кажущееся спокойствие.
- Люди шьют карманчики для ангелов, - информировал меня Камагин. - Каждый на пяток гранат, а привешивать карманчики будем под крылья, там они незаметны.
Во время ночной прогулки по лагерю я набрел на Ромеро.
Он мирно спал на золотом ложе, примостив под голову кусок свинца. Я уверен, что если бы его приговорили к казни, он не преминул бы хорошенько выспаться в последнюю ночь. "Больше случая для сна мне не представится, как же не воспользоваться этим, не так ли, дорогой друг?" - сказал бы он, наверно…
Еще одна встреча, уже не забавная, а зловещая, произошла в ту ночь. Я чуть не напоролся в темноте на Орлана.
Он шел без телохранителей, лицо его призрачно фосфоресцировало, он, видимо, как и я, обходил лагерь, но только снаружи. Я поспешно отошел, не завязывая разговора. В темноте, скудно озаренной перископами головоглазов, быстро погас его светящийся силуэт.
Мэри спала, обняв рукой Астра. Астр дышал, но очень слабо.
"Завтра, - говорил я себе, засыпая. - Завтра утром… Гравитация уменьшается…"
9
Утром Астр умер.
Меня разбудил крик Мэри. Вскочив, я выхватил из ее рук сына.
- Нет! - кричала Мэри, хватая себя за голову. - Нет, только не это!
Я качал Астра, звал, умолял услышать меня. Последним усилием жизни он раскрыл глаза, потом по телу его прошла судорога, и он вытянулся у меня на руках.
Он лежал, одеревенелый, холодеющий, всматривался в меня невидящими глазами, все эти дни и часы перед смертью он не открывал глаз, а сейчас, умирая, открыл их, чтобы в последний раз поглядеть на мир, - и не увидел мира…
На крик Мэри сбежались люди, рядом тяжело опустился Труб. Я держал Астра по-прежнему на руках, но глядел на Мэри. Она упала, захлебываясь слезами. А я снова думал о там, что мне природа отказала в этом скорбном умении - выплакивать свое горе.
Мои предки горевали и утешались рыданием, ликовали и открывали душу слезами, гневались и сострадали плачем, слезы омывали их души над трупами близких, в минуты ярости, над чувствительной книгой, от трогательного слова, от страшного известия, от неожиданной радости… А мне, их потомку, этой спасительной отдушины не дано, глаза мои сухи…
- Эли! Эли! - донесся до меня шепот Андре. - Эли, он умер?
По лицу Андре катились слезы.
- Он умер, Андре, - оказал я. - Он был на три года моложе твоего Олега.
- Он был на три года моложе моего Олега, - тихо повторил Андре. Он вслушивался в свои слова, будто их произносил кто-то другой, даже слезы от напряжения перестали течь. Потом он умоляюще протянул руки: - Дай мне его, Эли.
Я передал ему Астра и опустился за колени рядом с Мэри, обнял ее плечи, гладил ее волосы. Но я не мог обратить к ней ни одного слова утешения: любое слово прозвучало бы ложью - утешения быть не могло. Вокруг нас стояли друзья - молчаливые и печальные. Мэри наконец перестала плакать, вытерла лицо и поднялась.
- Что сделаем с ним? - спросила она устало. - Здесь хоронить негде.
- Будем нести, - ответил я. - Будем нести до места, где можно вырыть могилу или где мы с тобой сами умрем.
Труб с силой ударил меня крылом. Кипевшая в нем ярость вдруг вырвалась диким клекотом:
- Если вы не отомстите, люди!.. Одно, Эли, - мстить, мстить!
Я посмотрел на Астра, Андре покачивал его на руках, как живого, что-то шептал ему, тихо плача. Я сказал:
- Еще многие из нас умрут, Труб, прежде чем люди сумеют мстить. Когда эта возможность появится, им, я надеюсь, не захочется мести.
Я еще не видел вспыльчивого ангела в таком бешенстве. Он вздыбился надо мной, свирепо растопырил крылья. Он очень любил Астра.
- Ты не отец, Эли! Ты не отец своему детищу, Эли!
Мне стоило тяжкого труда ответить спокойно:
- Я уже больше не отец. Но я еще человек, Труб.
Только сейчас Ромеро и Лусин заметили, что Андре в сознании. Труб выхватил малыша из рук Андре. Лусин и Ромеро обнимали Андре, к ним присоединялись другие. Андре узнал Ромеро и Лусина сразу, а Осиму вспомнил, когда тот назвал себя.
Радость перемешалась с печалью, я видел счастливые улыбки и слезы горя, только сам не мог ни улыбаться, ни плакать.
Мне надо было подойти к Андре и поговорить с ним, от меня он вправе был от первого ждать поздравлений, но я не мог сделать над собой такого усилия и стоял в сторонке.
- Потом поговорите, - сказал Лусин, со слезами глядя на меня. - После восстания.
- Да, потом, - согласился я равнодушно. Нужно было собрать мысли, а мысли все не собирались. - Ты объясни Андре наше положение, но не пичкай сразу большим количеством новостей.
Я хотел забрать Астра, но Труб не дал. Когда Орлан подал команду к выступлению, он с Астром на скрещенных черных крыльях занял мое место впереди. Мы с Мэри шли за ним, то я ее поддерживал под руку, то она меня - дорога на этом переходе выпала трудная, мы с Мэри часто спотыкались. Труб нес Астра до привала, а потом положил возле нас. Астр был как в жизни, лишь потемнел и похудел, и мускулы тела стали тверже, он постепенно окаменевал, ссыхаясь.
Мы с Мэри лежали по один бок Астра, на другом ворочался и гневно вздыхал Труб. Мэри касалась меня плечом, ни разу до того я не чувствовал так больно и сильно нашей близости. Друзья в этот привал не подошли к нам, и я был им благодарен, мне было бы трудно разговаривать.
До вечера Астра нес я, а когда звезда стала склоняться и золотое небо забушевало красками, Орлан раньше обычного отдал приказ остановиться. Он позвал меня. Я положил Астра на грунт и обнял Мэри. Она прижалась головой к моему плечу. Она уже знала о восстании.
- Люди дальше будут двигаться отдельно от крылатых, - объявил Орлан. - Перестройку приказываю закончить до темноты.
Я хмуро вглядывался в Орлана и его телохранителей. Один из телохранителей был наш злейший враг, а другой, вероятно, друг, но ни по какой черте в их стертых лицах, как у статуй, пять тысячелетий пролежавших в земле, я не мог определить, кто из них кто. Орлан синевато фосфоресцировал лицом, был, как обычно, бесстрастно холоден.
- Будет исполнено! - ответил я и пошел к своим.
Тысячи глаз следили за мной - по ту границу лагеря перископы головоглазов, тайные глаза невидимок, разрушители-командиры, по эту - люди и крылатые друзья. Все движения вокруг оборвались, огромная горячая тишина простерлась над планетой. Осима и Камагин стояли возле рослых пегасов, Труб возвышался на голову над своими ангелами, Лусин восседал уже на спине дракона.
Все было готово к выступлению.
- Приказано разделиться! Очевидно, для нашей же пользы, - сказал я насмешливо. - Действуйте, как условились!
- За мной! - крикнул Осима, прыгая на пегаса. Пегас взметнул крылья.