Третий берег Стикса (трилогия) - Борис Георгиев 58 стр.


"С ним будет проще, - размышлял предусмотрительный эмиссар. - Что-то ни черта я в здешней жизни понять не могу, одни загадки. Не напороть бы глупостей. И болтовня его к месту, глядишь - получится выяснить, что к чему. К примеру, что это за ерунда была о плате за выход? Выход откуда? Нет же ограды!" Волков оглянулся, не слушая больше Матвееву трескотню. Шли они через парк. Справа узкая полоска берега - чахлые редкие деревца, вцепившиеся в каменистый краснозём обрывистого берега, но слева уже не сплошная зелёная ограда, а парк в английском стиле. Газоны, гигантские деревья с оранжевыми стволами - те самые, похожие на цветную капусту, - на фоне отвесных розоватых скал. Дальше на восток деревья стоят сплошной стеной и никакой ограды кроме древесных стволов… "Минутку. А зачем тогда ворота?" - спросил себя Волков.

Ворота, огромные, как створы старого марсианского грузового шлюза, перегораживали пустое шоссе, была рядом с ними и конура об одном окне, при взгляде на которую Волков припомнил словечко - сторожка. Когда подошли ближе, выяснилось, что есть, конечно, и стена: шестиметровая, сетчатая, - потому и не видна издали. Столбы кажутся древесными стволами и есть у серых этих стволов по две ветви: внутрь и наружу. И растянуты между ветвями витые проволочные гирлянды, должно быть, для красоты. А настоящих деревьев у ограды нет - песок, просека.

- Ну, где же ты, кровопивец?! - спросил вдруг Матвей, прервав рассуждения о преимуществах совместного путешествия. - Выходи, потолкуем.

Но из сторожки не вышел никто, только фыркнули над головой крылья мелкой птицы, когда нетерпеливый сатир стукнул дважды кулаком в стену хлипкого строения, как в барабан.

- Бухой, что ли? - проворчал он, стукнув ещё раз, затем отворил обитую железом дверь и сунул голову внутрь. Волков, последнего замечания спутника не уразумевший, подошёл ближе - стало интересно, что там такое в сторожке.

- Э, да тебя нет! - гулко, как в пустую жестяную бочку прогудел Матвей и скрылся за дверью. Долго размышлять, идти или не идти за ним следом, не пришлось - сатир выглянул тут же и возбуждённо проговорил:

- Ну, что встал? Давай быстрее, пока этот хрыч не вернулся! Бабки что ли у тебя лишние есть?

Рассмотреть обстановку караульного помещения Саше не удалось. Первое, что бросилось в глаза, когда мощная пружина двери втолкнула его внутрь, - лужа крови, и в ней след рубчатой подошвы. И ещё один кровавый след, смазанный, возле наружной двери. Кто-то поскользнулся, выходя?

- Мда-а, - раздумчиво тянул голос Матвея где-то за правым плечом. - Похоже, он не вернётся. Четвертак ставлю, пустили старому клопу кровь. Видал, как хлынула? Кто ж его так, а? Ножом по горлянке. Не иначе как те, серые.

Саша обернулся и вытаращил глаза на спутника, хладнокровно рассуждавшего об ужасных вещах, но тому было не до переживаний - деловито копошился у маленького столика, переступая через опрокинутый стул. Выдвигал и вытряхивал ящики, потрошил образовавшийся на столешнице ворох бумаг, бубнил под нос: "Всё забрали, сволочи, а здорово было бы…" - и пустые ящики бесцеремонно швырял на пол. Капитану "Улисса" стало муторно. Он выбрался на свежий воздух, стараясь не ступать в жирно-блестящие багровые лужи.

"Не поскользнулся никто, - сообразил он, увидев такие же полосы на крыльце у входной двери. - Тащили тело. Вон сколько следов на песке, все такие же рубчатые. Не помню, во что были обуты те белоглазые?"

Преодолевая отвращение, Саша пошёл по истоптанной песчаной площадке туда, куда вели следы, но далеко идти не пришлось. Отпечаток тела - положили зачем-то на песок, - и прямо от него невиданный след, как будто проползли огромные многоножки, да не как попало, а параллельными курсами, прямо к шоссе. Там, на твёрдом покрытии сороконожки отряхнули грязь - песчаные комки и кучки протянулись на несколько метров, отмечая направление бегства, потом следы оборвались. Не имея возможности установить, что произошло дальше с животным, унесшим убийц и жертву, Волков вернулся к проволочной ограде. Она не выглядела прочной, кроме того, можно ведь просто перелезть, цепляясь за сетку - капитан задрал голову, - и, хоть и неудобно будет хвататься за витые гирлянды, - Волков заметил на проволоке фестоны колючек, - но если очень нужно внутрь, зачем обязательно через ворота?

- Руку убери, молнией долбанёт! - крикнул с крыльца Матвей.

- Что за изуверство?! - возмутился Волков, отдёргивая руку. - Она под напряжением? Так ведь и убить можно кого-нибудь! Или зверь случайно забредёт. Тут что - нет животных?

- Есть. Забредают иногда всякие бараны, - сатир подмигнул, - кто сослепу, а кто и сдуру. Потом у сторожей бывает на обед жареная баранина. Ты, я вижу, совсем телёнок, ни хрена не знаешь?

"Это правда, - вынужден был согласиться эмиссар Внешнего Сообщества, - сдох бы сейчас за здорово живёшь, и "Афина" бы не помогла. Откуда ей знать, что проволока под напряжением? Пока сообразила бы, что к чему, дело, пожалуй, могло дойти до образования румяной хрустящей корочки. Самому ехать в Кий-город - думать нечего, если у них тут на каждом шагу такие сюрпризы. Этот ведёт себя уверенно, вон как следы разглядывает".

- Медведь, - поделился наблюдениями Матвей, рассмотрев следы многоножек на песке. Затем выпрямился и, не тратя больше времени на расследование обстоятельств убийства, пошёл быстрым шагом прочь от ворот, рассуждая на ходу:

- Почему-то оставили его за оградой. Раз медведь, значит белоглазые. И вот что я тебе скажу, Саша, пора нам мотать отсюда. Клопа старого почему они порешили, понимаешь? Нет? Да потому что меня поймали, а потом ещё и тебя. Поняли, кто пустил внутрь. И наказали сразу - это у них быстро. Или просто не захотели оставлять свидетеля. А медведя они за оградой бросили, потому как не хотели светиться, затем же и балахоны нацепили, на случай, если увидит кто. Да! Поэтому и представление устроили с кострами, чтоб выглядело всё натурально, как у иноков. Обычно-то они не церемонятся с такими как ты: ножом по горлу и все дела. Кого же они дожидались, а Саша? Ладно, поехали отсюда, пока они не вернулись и не привезли клопу смену.

"Что значит поехали?" - удивился Волков, но спросить не успел. Провожатый его внезапно свернул влево на заросшую тропку, лезшую вверх, петляя между невысокими хвойными остро пахнущими деревьями. Бурчал, поглядывая через плечо:

- Жаль не получилось по клоповнику толком пошарить, не иначе, была у кровососа там нычка. Слышь, может тебя туда отправить, ты поищешь, а я здесь подожду? Ладно, шучу я. Под ноги смотри, телёнок. Сейчас медведя моего найдём и рванём отсюда. Поди докажи, что это мы там внутри были. Одно плохо, волкодавы рожу мою видели, да и твою тоже.

- А волкодавы - они кто? - осмелился на вопрос Саша и тут же пожалел об этом. Новый знакомый посмотрел на него с подозрением и спросил полушёпотом, не сбавляя шаг:

- Ты откуда такой взялся? Или… Ты это брось, не люблю. Знаешь, что я с дятлами обычно делаю? Имей в виду, лишних ушей здесь нет, и (тут Матвей заговорил очень громко и внятно) всем известно, что волкодавы - надёжная опора княжеского престола, верные и неподкупные, не знающие сомнений стражи законности и порядка, крепкая броня, оберегающая подлый люд от ереси, гоев от изгоев, а власть государеву от дерзких посягательств северян и нечестивых пузырников. Они - мягкая длань, собирающая часть княжью с людей должных и подлых…

- Понятно, - перебил его Волков. Не потому, что прояснилась роль белоглазых в государственном аппарате Княжеств, а просто не хотелось слушать. Полезли неприятные ассоциации с художественной литературой, наверняка не имевшие ничего общего с действительностью; нельзя было давать волю эмоциям, на всё требовалось глянуть своими глазами. "Что ты его слушаешь? - уговаривал себя Саша. - Он всего лишь провожатый. И всё. И тоже, кажется, не в себе. Одни его рассуждения о медведях чего стоят".

- Фу-у, пришли, слава Неназываемому, - отдулся Матвей и смахнул пот со лба. - Упарился. Ну-ка, помоги разбросать ветки!

Саша огляделся в поисках веток, которые просили помочь разбросать, но просьбу понял, только когда сам его провожатый схватился за древесные лапы, скрывающие вход в какое-то строение. Даже не строение, а руины, с торчащими ржавыми прутьями, с остатками ворот на изъеденных коррозией рыжих петлях, кирпичное, дождями размытое до такой степени, что остатки дороги, ведущей от развалин вниз, приобрели терракотовый цвет.

- Медведь! - с гордостью проговорил Матвей, держа в левой руке крупную ветвь, а правой делая широкий хозяйский жест. - Ничем не хуже волкодавского! Да он и был раньше волкодавским, мне достался по случаю.

На Волкова уставились широкие блестящие фонари, ощерились зубы прямоугольной решётки. Блеснул стеклом выпуклый лоб кабины, но лишь увидев ребристый край дутого грязного колеса, капитан сообразил, что перед ним за зверь.

- Автомобиль! - выдохнул он слово, знакомое по старым книгам.

Глава четвёртая

Матвей повёл себя странно, услышав, как назвали его собственность: зашипел, потянулся растопыренной пятернёй, будто хотел зажать спутнику рот, лицо его мгновенно побелело, из глаз глянул ужас.

- Т-ч-т-с-в-с-м-с-п-т-л? - выдавил он, едва шевеля губами. Волков скорее догадался, чем понял - сказано было: "Ты что, совсем спятил?"

- А что такое? Я не так сказал? По-моему, такие штуки раньше назывались автомобилями. Я читал.

Перепуганный сатир дотянулся-таки трясущейся ладонью и зажал Сашин рот, и это решило дело, поскольку окончательно вывело из равновесия вспыльчивого капитана. Толкнув Матвея так, что тот споткнулся и сел, Волков заорал на него:

- Я читал, что эти рыдваны работали на нефтепродуктах! Автомобили! Автобусы! Танки, черти б их взяли! Что тебе из них больше нравится?! Я не так произношу?! Как надо?! Ав-то-мо-биль! Так правильно?! Что ты вылупился?!

Матвей дёргался, закрывался рукой и вид имел такой жалкий, что Сашин гнев как-то незаметно пошёл на убыль. Горло саднило от крика, Волков покашлял, сунул руки в карманы и смущённо поговорил:

- Что смотришь? Нечего было рот мне затыкать.

- Нечего? - зашептал Матвей, оглядываясь с опаской. - Да ты же на костёр наболтал, идиот. Тебя, если услышит кто, не просто сожгут, наизнанку сначала вывернут. За одно только то, что читал. Ремни из тебя резать будут, пока не дознаются, кто тебя читать научил, что ты уже прочёл, да кому рассказать успел. И меня с тобой заодно тоже… Разрази тебя Пярхунас, навязался на мою задницу.

Он не прикидывался, явно было видно - боится до смерти. Казалось бы, совершенно безобидные слова, но "читать" и "читал" сатир не сказал, а выплюнул и кривился при этом, как будто наелся горького. Не хотелось оставаться без провожатого, нужно было срочно выдумать что-нибудь, и Саша проговорил шёпотом:

- Послушай, Матвей, ну виноват я, прости. Не знал, что у вас тут… Я издалека, понимаешь? Пытаюсь разобраться, что у вас к чему. Успокойся, больше не буду орать. Ну не нравится тебе, когда твою телегу называют а… А как мне её называть?

- Мм-медведем, - проблеял Матвей, помимо воли отползая от склонившегося к нему опасного собеседника к стенке.

- Медведем так медведем, договорились. Ты пойми, я же сам не хочу неприятностей и лишнего шума. Мне бы до Кий-города добраться, понимаешь, и поговорить с вашим Кием. То есть я хотел сказать, с вашим князем. Хочешь, я вообще молчать буду? Чтоб не сболтнуть лишнего. Я же просто не знаю, что у вас тут можно, а что нельзя.

- Я думал, ты изгой, - лепетал Матвей. - А ты вообще. Из пузырников что ли?

- Из пузырников, - соврал наудачу Волков и потом только сообразил, что не очень-то и погрешил против истины. "Пузырниками они называют граждан Земли, - сообразил он. - Будем считать, что я пузырник, раз прилетел сюда по просьбе Джоан".

- Ага, - сказал Матвей и синие глазки его блеснули. Поднялся, отряхивая комбинезон от кирпичной крошки, глянул в сторону, потом покосился на Волкова и снова отвёл глаза. Почему-то успокоился сразу, и заговорил в полный голос:

- Так ты, значит, к нам того… В гости, значит, прибыл. Хочешь, чтоб тебя проводили в Кий-город. То-то я смотрю, волкодавы ждали кого-то.

- Ну да, я же тебе о чём и говорю! - обрадовался такому пониманию Саша.

- Очень хорошо. Рад помочь, - с неожиданным радушием заявил Матвей. - Но ты это… Поменьше всё-таки болтай по дороге. А то, знаешь ли, кто-то может… м-м… обрадоваться тебе больше, чем я. Если поговорить приспичит, говори по-русски, понял? Никаких чтоб этих…

Матвей снова скривился, как будто собирался выплюнуть горькое ненавистное слово, но смолчал. "Вот оно что! - понял Александр, - у них, выходит, иноязычные слова - табу. Понятно, почему его так передёрнуло, когда услышал об автомобиле. Всё, оказывается, просто".

- Я понял.

- А понял, так давай собираться, - распорядился сатир, возвращаясь к оставленному было командному тону. - Прибери ветки с дороги, я сейчас.

Он скрылся за машиной и стал чем-то греметь, недовольно ворча.

Ветки кололи руки, пальцы после них стали липкими и приятно пахли. Рассеянно перебирая знакомые слова, Волков решил, что иглы на ветвях - хвоя, значит деревья, росшие в изобилии на песчаном склоне, - сосны или ели. Может быть, кедры. Хвойных деревьев под марсианскими куполами не выращивали, ботаникой капитан "Улисса" не интересовался, определить породу с достаточной степенью достоверности не смог, а спрашивать не стал, не желая сболтнуть лишнего. Впрочем, долго раздумывать о ботанике не пришлось, Матвей подбросил новую пищу для размышлений. Грохнув чем-то в глубине разваленного гаража, выволок оттуда большую и довольно тяжёлую, если судить по его поведению, коробку, повозился у борта своей машины, крякнул, рывком подняв свой груз к воткнутому в медвежий бок жестяному раструбу и пустил туда тугую прозрачную струю из утконосой горловины.

- Помочь? - спросил, подойдя ближе, Саша. Понюхал воздух, припоминая. От прозрачной жидкости резко пахло… Да. На практикуме по органической химии, когда изучали углеводороды, капитану "Улисса" уже довелось ощутить такой же запах.

- Бензин? - поинтересовался он. - Или солярка?

Рука Матвея дрогнула, вонючая жидкость хлюпнула под ноги.

- Медвежья кровь, - буркнул он, выровняв горловину. Потом добавил раздражённо:

- Сказано тебе - молчи лучше. Из-за тебя вон чуть не половину разлил. Кровь это медвежья, понял?

- Понял, - неуверенно отозвался горе-эмиссар, думая про себя: "Всё равно непонятно: бензин или солярка? Навыдумывали эвфемизмов. Это же надо - медвежья кровь! Интересно, как они называют геликоптеры и аэропланы. Правда, есть русские слова "вертолёт" и "самолёт", но лучше я спрашивать не стану пока. Может быть, и нет у них тут никаких вертолётов и самолётов".

- Порядок! - заявил Матвей, когда медвежья кровь у него в канистре кончилась, мигом скрылся за машиной, там пусто грохотнуло железо.

- Ну, чего ждёшь? Лезь внутрь! - приказал он, появившись снова. Выдернул из борта жестянку, оказавшуюся обычной воронкой. Потом заорал с раздражением, заметив, что бестолковый подопечный пытается открыть дверцу:

- Да не на водительское, дубина! Справа садись!

Волков молча обошёл медведя с другой стороны и снова стал возиться с ручкой дверцы, дёргая её так и этак. Сзади что-то стукнуло и корпус машины присел на амортизаторах. Упрямая ручка подалась наконец-то, оказалось, её нужно было потянуть вверх. "А тут внутри ничего! - заметил про себя Саша, взбираясь на подножку. - Совсем как у меня в ботике, только приборов почти нет. Но сиденья удобнее. Места, правда, маловато, колени упираются".

- Сидушку под себя настрой, - посоветовал, забираясь в кабину, Матвей, словно мысли прочёл. - Внизу ручка.

Места, как выяснилось, вполне достаточно, чтобы устроиться в удобном кресле с комфортом. Между тем сатир, оказавшийся на поверку опытным водителем медведя, без дела не сидел. Дёргал за ручки, ёрзая в кресле, нажимал на педали, потом полез куда-то под… "Как это называется? Рулевое колесо?" - Полез туда рукой, что-то завыло, закашляло под полом, потом рыкнуло совершенно по-медвежьи, и всё в салоне диковинного аппарата задрожало от утробного рева.

- Укачивает тебя?

- Н-не знаю, - ответил капитан.

- "Не знаю!" - передразнил сатир, потом почему-то вздохнул. - А мне потом салон чистить. Слышь, Саша, ты если чего - кричи, чтоб остановил. Ладно, поехали.

И он совершил сложную манипуляцию рычагом, бывшим под его правой рукой. Волкова тряхнуло. Подняв глаза, он увидел, как стронулись с места и поплыли навстречу лапы неизвестных хвойных деревьев. Медведь выполз из своей берлоги и неторопливо покатил вниз, раскачиваясь и подпрыгивая на ухабах размытой дождями старой дороги. "Компенсатора инерции в нём нет, - машинально отметил про себя капитан Волков, прикусив язык, когда переднее колесо угодило в яму. - Еле ползёт, а трясёт его, как на вибростенде. И вытрясет, пожалуй, душу, если так будет всю дорогу".

Но медведь клюнул носом, накренился на повороте так, что пришлось ухватиться за подлокотник, словно нарочно для этой цели вделанный в дверь, справа мелькнуло между деревьями море, и тряска кончилась. Автомобиль пошёл плавно, наращивая скорость, по ленте прибрежного шоссе. Некоторое время Саша следил за водителем. Никак не получалось установить связь между его сложными, совершенно бессистемными движениями и поведением медведя на дороге. Матвей, ёрзая в кресле, нажимал обеими ногами попеременно на педали, вертел рулевое колесо, щёлкал какими-то переключателями и постоянно менял положение большой рукояти, при этом посвистывая и бурча под нос: "Не разогрелся ещё, тварюга", - и: "Опять вместо крови дерьма залил. Вот забьётся соплями, что тогда?". Добрую половину его действий и слов следовало признать ритуальными. Отчаявшись разобраться в управлении, капитан стал смотреть в окно. Дорога петляла, следуя изгибам прихотливо изрезанного берега, перебиралась через укрытые рваным зелёным пледом отроги невысоких гор. В прорехах покрывала - скалы, слева - всё та же выветренная зубастая гряда, справа - мысы, бухточки и до самого линялого горизонта - море: изумрудное, ультрамариновое, винноцветное, - лениво ворочаясь под солнцем, спало.

Назад Дальше