Так оно и получилось. Кроме еще одной большой войны и множества мелких двадцатый век принес полезное и страшное в равновеликих долях: с одной стороны, квантовую теорию, авиалайнеры, компьютеры, химический синтез, телевидение, нейлон и инсулин, с другой - ядерные бомбы и ракеты, боевые ОВ, штаммы смертоносных вирусов и небывалый рост напряженности, ибо мир уже был поделен, но богатства и власть достались не всем. На Земле, с ее ограниченными запасами сырья, становилось голодно и тесно, и Изгой уже подумывал о том, чтобы подбросить пару-другую полезных мыслей насчет освоения Солнечной системы и производства синтетических продуктов. Но этого он сделать не успел: земляне сами додумались до генной инженерии, клонирования, термоядерного привода и всепланетной компьютерной сети. Не прошло и столетия с первой высадки на Луну, как экспедиции землян достигли Урана, Нептуна и Плутона, как на Меркурии, Марсе и Венере были основаны поселения, а в Поясе Астероидов начались промышленные разработки. Проблем не стало меньше, но, с учетом быстрого прогресса технологии, обширности Солнечной системы и огромности ее ресурсов, эти проблемы уже не угрожали существованию человечества. В принципе не угрожали - ни внутренние смуты и локальные войны, ни истощение рудоносных залежей, ни астероиды и кометы, которые, приблизившись к Земле, могли уничтожить цивилизацию и жизнь. Еще немного, думал Изгой, еще каких-то два или три столетия - и мы доберемся до звезд, заселим подходящие планеты, построим космические города и позабудем о склоках и войнах. Галактика огромна, места хватит всем, в том числе и новой звездной расе! Еще немного… совсем немного…
И тут появились фаата.
* * *
Изгой - вернее, Гюнтер Фосс и прочие его земные ипостаси, - не имел сведений о них более восьми столетий. Большой период времени для гуманоидных цивилизаций! За этот срок земляне продвинулись от берегов Европы до Плутона, от деревянных парусников до межпланетных кораблей, от жалких суеверий до истинной картины Мироздания. Фаата, однако, тоже не сидели на месте и не пребывали в стагнации. Это казалось очевидным с первых же минут, когда Изгой, под видом Лю Чена, поймал далекую вспышку аннигиляции и, пользуясь телескопом обсерватории "Кеплер", зафиксировал ее на снимках. Технология фаата превосходила земную, и, вероятно, их развитие тоже шло по нарастающей - как-никак, они пересекли Провал между галактическими рукавами! Само по себе это не слишком впечатляло - погрузившись в Лимб, корабль мог преодолеть огромные расстояния, но потребность в данном шаге была свидетельством того, что сектор фаата расширяется и сфера их интересов достигла Солнечной системы. В такой ситуации шансы землян создать свою империю падали до нуля, и, значит, они не станут в будущем противовесом фаата.
Самым страшным, по мнению Гюнтера Фосса, являлась их генетическая близость к земному человечеству. Если земляне и бино фаата могут давать потомство (в чем он почти не сомневался), поглощение расы людей высокоразвитыми пришельцами неизбежно. То, что землян миллиарды, а фаата немногочисленны, роли не играло: наверняка их корабль был оснащен банком спермы и инкубаторами для ускорения цикла воспроизводства. В евгеническом плане политика их лидеров была чрезвычайно жесткой, и Фосс полагал, что за восемь столетий она не изменилась: фаата репродуцировали правящую касту и несколько каст солдат и работников, напоминая тем пчелиный улей или других общественных насекомых. При этом физиологически они оставались людьми и сохраняли человеческий облик, в чем тоже таилась опасность: люди скорее поверят людям, чем странному существу-метаморфу.
Он бы их уничтожил, если бы мог. Но, кроме психологической неспособности к убийству, Фосс не обладал оружием, которое могло бы поразить фаата на космических расстояниях. Он действовал так, как положено Оберегающему: используя мощь и силу расы, с которой сроднился за долгие века, попробовал остановить пришельцев подальше от Земли, в Поясе Астероидов или за марсианской орбитой. Не исключалось, что на Земле он смог бы с ними справиться (имелись на этот случай запасные варианты), но тут не обошлось бы без разрушений и жертв. Земля с ее гигантским населением и городами-мегаполисами не очень подходила для космических схваток: удары плазмы и антиматерии убьют миллионы, не разбирая, кто прав, кто виноват.
Была, однако, надежда обойтись без этих чудовищных средств, перехватив управление кораблем фаата. Оно осуществлялось квазиразумной тварью, подобием биокомпьютера; это наследие даскинов, брошенное за ненадобностью, тем охотней подчинялось новым своим симбионтам, чем выше был их ментальный потенциал. Собственно, это обстоятельство выделило часть фаата в правящую касту, способную контролировать квазиразумных; все остальные служили их придатками, подключаясь к ментальной связи с помощью особого прибора - каффа. Землянам он не слишком подходил, но в арсенале Фосса-Изгоя имелось более мощное устройство, крохотная сфера-ментопередатчик, которую он телепортировал на корабль.
Случайность!.. - думал Фосс, отправив свой данайский дар. Вселенная полна случайностей, и тот, кто пользуется ими, - конечно, с разумной осторожностью! - будет в выигрыше. Крейсер землян, который случайно встретили фаата, был уничтожен, но на корабль взяли пленных - двух мужчин и женщину. Один погиб, сопротивляясь ментальному вторжению в свой разум, другую, после искусственного оплодотворения, поместили в инкубатор; остался третий, на удивление упрямый, озлобленный, однако совсем не глупый. Тоже случайность! Если использует ментопередатчик, то…
Но на этом счастливые случайности закончились: подчинить квазиразум Павел Литвин, протеже Изгоя, не сумел. Потом была схватка с земной флотилией, ее разгром и приземление в Антарктиде. Дела пошли по наихудшему сценарию, и Фосс-Изгой смирился с тем, что жертв не избежать. Он перебросил на корабль сиггу, контейнер с минироботами-пожирателями, Литвин активировал их и уничтожил квазиразумную тварь. Случившийся при этом катаклизм был ужасен… Сорок три миллиона погибших, сотни разрушенных городов, невосполнимые потери - древние храмы и дворцы, картины и статуи, фильмы и книги, памятники искусства… Но главное - сорок три миллиона! Однако Литвина он смог спасти, Литвина и женщин, Йо и Макнил, бывшую пленницу, носившую плод фаата.
На этом Гюнтер Фосс, репортер "КосмоШпигеля", поставил точку и растворился в небытии, а вместе с ним исчезли Лю Чен, астроном, Умконто Тлуме, дипломат, и Рой Банч, офицер наземной базы ОКС. Зато появились другие личности, семь или восемь, и среди них - Клаус Зибель, стажер Секретной службы, и чудо-хирург Хаим Дайян, специалист по носоглотке и гортани. В урочный срок Дайян сделал операцию Клаусу Зибелю; когда и где, в каком израильском подполье, осталось тайной, но результат был налицо: Зибель смог заговорить на фаата'лиу, языке пришельцев. Теперь его карьера была обеспечена: продвижение по службе, доступ к любым материалам, контакты с Литвиным и Йо, кураторство над отпрыском Эби Макнил и все остальное, имевшее хоть отдаленную связь с фаата и Гюнтером Фоссом, метаморфом… В качестве сотрудника Секретной службы он упорно искал себя самого, не забывая вовремя стареть и совершенствоваться в языке фаата, беседуя с юным Полом Коркораном. Что ты сказал, малыш? Т'тайа орр н'ук'ума сиренд'аги патта? Да, понимаю… Сиренд вылез на солнце и греется на теплых камнях… У меня хорошее произношение? Ну что ж, спасибо за похвалу. Айт т'теси… я рад…
Время уже не плелось, не тащилось, как в прежние века, а бежало вперед стремительным темпом: миг - и юный Пол не так уж молод, еще мгновение - и он офицер космофлота, женатый человек, потом - отец семейства. Две девчушки лезут на колени к дядюшке Клаусу, щекочут волосиками шею, рассказывают, перебивая друг друга, как встретили в саду то ли лягушку, то ли ящерку… Две женщины, мать Коркорана и его жена, смотрят на них с веранды, улыбаются, звенят посудой, собирают завтрак: у Эби в руках кофейник, у Веры - тарелка с пирожками… А где же Пол? Витает сейчас в космических безднах на пути к Ваалу или Сириусу, Телемаку или звезде Барнарда… И не Пол он вовсе, давно уже не Пол, а коммандер Коркоран, первый помощник капитана на крейсере "Европа"…
Что-то зрело в душе Клауса Зибеля, Оберегающего Земли, что-то отчасти человеческое, отчасти унаследованное от далеких предков, от печального родителя, которого он, должно быть, не увидит никогда. Такое сильное и непривычное чувство! Но, обращаясь к прошлому, к той своей половине, что оставалась изгоем-метаморфом, он понимал: то пробуждается древний инстинкт продолжения рода. Он, увечный, не мог его продолжить сам, даже если бы вернулся к истинной своей природе, но была иная связь, духовная, а не телесная, и он ощущал, как год от года эти связи крепнут.
Должно быть, он превратился в человека. Возможно, остался тем, кем был, но время одиночества закончилось.
* * *
- Спасибо, - сказал Коркоран. - Спасибо, что ты мне это рассказал. Я тронут твоим доверием.
Зибель, будто бы в знак благодарности, кивнул. Две или три минуты они сидели в молчании и тишине, потом Коркоран, бросив взгляд на таймер, протянул руку и включил интерком.
- Скоро смена вахты, Клаус. Скажи… все эти века… все эти безумно долгие столетия… у тебя никого не было? Ни друга, ни воспитанника, ни женщины?
- Нет, - произнес Зибель, - нет.
- Что-то теперь изменилось?
- Возможно. Я…
В вокодере устройства связи раздался шорох и сразу за ним - голос помощника Праа:
- За время моей вахты происшествий не случилось. Вахту сдала!
- Вахту принял, - отозвался Николай Туманов. - Там кофе приготовили, Селина. Еще горячий.
- Спасибо. Выпью с удовольствием.
Щелкнув клавишей интеркома, Коркоран посмотрел на Зибеля. Может быть, на Изгоя? Не все ли равно, подумалось ему. Не в имени суть и даже не в телесном облике. Доверие и понимание - вот что гораздо важнее.
На лице его друга блуждала улыбка. Склонив голову, он к чему-то прислушивался, словно голос Селины Праа еще звучал в маленькой тесной каюте.
- Я хотел сказать, что этот облик, - Зибель коснулся щеки, - не постоянная величина. - Если я стану моложе лет на десять… даже на двадцать… если я все ей расскажу… Как ты думаешь, она не испугается?
Теперь улыбнулся Коркоран.
- Не испугается. - Подумав, он добавил: - Айт т'теси… Я рад, что тебе приходят такие мысли.
Глава 5
Гамма Молота
Обсервационный зал "Европы" был огромен. Он находился на палубе "А", сразу за ходовой рубкой и централью управления, - пространство размером с футбольное поле, накрытое пленочным экраном, повторявшим контуры внешней обшивки. Сейчас зал казался окном, распахнутым в космос; в глубине экрана пылали чужие созвездия, и не верилось, что там, над головой, не прозрачный купол, а несокрушимая корабельная броня с десятками видеодатчиков. Коркоран, долго прослуживший на "Европе", помнил этот зал пустым, если не считать общих построений экипажа, адмиральских смотров и других торжественных случаев. Но в этот раз свободного места оставалось немного. В дальнем конце, у переборки, отделяющей рубку, мигал огнями пульт контроля МАРов - "филинов" на флотском жаргоне; посередине громоздились приподнятые на кронштейнах полусферы для визуальных наблюдений, связанные с телескопами, и другое оборудование научной группы; вдоль стен выстроились двумя шеренгами рабочие столы, четыре раздаточных автомата, санблок с переносным душем и несколько диванов. На одном кто-то спал - специалисты Исследовательского корпуса работали здесь не первые сутки и, похоже, не спускались на жилую палубу для отдыха.
Часть зала, отгороженная большими квадратными экранами, была оборудована для совещаний. Здесь стояли кресла из жесткого пластика, колонки голопроекторов, выносной терминал корабельного Ультранета и Болтун Бен - транслятор-переводчик, который, по мысли его создателей, был призван облегчить общение с фаата. Всю эту зону накрывало звукопоглощающее поле; Коркоран мог наблюдать, как у приборов суетятся астрофизики, ксенологи, лингвисты, но за незримый звуковой барьер не проникало ни слова, ни шороха. Они были тут на виду и в то же время в полной изоляции. Коммодор сидел, вытянув длинные ноги, Коркоран и Хоакии Ибаньес, глава научного сектора "Европы", стояли, посматривая на экраны, Асенов, эксперт-ксенолог, колдовал у терминала.
- Продолжайте, доктор Ибаньес, - сказал Врба, чуть наклоняя голову со светлым ежиком волос. Они отливали золотом, будто начальник экспедиции подобрал их специально в цвет шевронов и застежек своего мундира.
- Да, мой командир. Пожайлуста, седьмую схему… так, отлично… благодарю, сеньор Иван. - Ибаньес, смуглый темноглазый галисиец, отличался безукоризненной вежливостью на староиспанский лад: подчиненных называл сеньорами и коллегами, а старших и равных по рангу - донами и кабальеро. - Итак, перед нами система Гаммы Молота, результат трехдневных наблюдений. Час назад мы получили последние данные с "Африки" и "Азии" и с запущенных ими МАРов. Полагаю, кабальерос, что все интересные объекты обнаружены и их траектории уточнены. Вплоть до астероидов, которые можно найти с такого далекого расстояния.
"Три дня!.. только три дня! - подумал Коркоран. - Молодцы!" Научный сектор экспедиции был, безусловно, на высоте. Вслушиваясь в скороговорку Ибаньеса, он разглядывал мелькавшие на экранах схемы, графики и таблицы с параметрами планетных орбит. Вынырнув из безвременья Лимба, эскадра выполняла рекогносцировку окрестностей Гаммы Молота. Корабли дрейфовали в сгущениях кометной зоны, подальше от внешних планет; здесь, как в Солнечной системе, дистанция между центральной звездой и облаком Оорта составляла около светового месяца, но крупных роев было не два, а восемь - масса возможностей, чтобы спрятаться быстро и надежно. Кометы, немного пыли и камней, сцементированных застывшими газами, распределялись в облаке неравномерно, и пустые промежутки, зиявшие между роями, достигали сотен миллиардов километров. Однако лучшей возможности для скрытных наблюдений не представишь - на дальних расстояниях, в веществе роя, ни один локатор не найдет чужие корабли. Чтобы ускорить работу, "Азия" и "Африка" прыгнули к двум сгущениям по другую сторону местного светила, а МАРы выпускали выше и ниже плоскости эклиптики - это повышало точность результатов.
- Восемь планет, - сказал Ибаньес, демонстрируя очередную схему. - Восемь, если считать планетами три небесных тела в непосредственной близости от звезды. Очень небольшие - массы вдвое-втрое меньше, чем у Меркурия, а расстояния до солнца - четверть астрономической единицы. Это радиус орбиты третьего планетоида.
- Два первых, очевидно, не видны? - спросил Коркоран.
- Ненаблюдаемы - скажем так, дон капитан. Первый чуть ли не в солнечной короне, второй вблизи нее и очень мал. Элементы их орбит рассчитаны по возмущениям в движении третьего спутника. Учитывая наши задачи, эти тела не представляют интереса. Ни воды, ни атмосферы, сила тяжести около одной десятой "же", температура просто чудовищная… на поверхности третьего планетоида пятьсот по Цельсию… как минимум пятьсот.
Не представляют, молча согласился Коркоран: любая деятельность, строительство баз или добыча руд, затруднена и потому невыгодна. Врба, очевидно, придерживался того же мнения - повел рукой и произнес:
- Дальше, доктор.
- Дальше у нас, кабальерос, два вполне землеподобных мира с кислородными атмосферами. Полагаю, что четвертая, более теплая планета, это Роон, а пятая - Т'хар, но даже на нем климатические условия вполне приемлемы: средняя температура выше ноля. На Рооне - плюс восемнадцать… потеплее, чем на Земле… Расстояние до звезды - ноль семьдесят семь астрономической единицы, гравитация ноль девять "же", период вращения - двадцать восемь и три десятых часа, в году триста двадцать суток.
- Искусственные сооружения? - отрывисто спросил коммодор, переводя взгляд на Асенова.
Ксенолог пожал плечами:
- Ничего такого, сэр, что можно было бы заметить отсюда, из облака. Ни городов, ни крупных орбитальных сооружений вблизи планеты. И в радио-диапазоне они почти не светят.
- Согласно имеющимся данным, - негромко произнес Коркоран, - у бино фаата Третьей Фазы нет городов. Привычных для нас развлечений тоже нет. Нельзя ожидать, что мы поймаем какие-то теле- или радиопередачи с полезной информацией.
- Вам виднее, капитан. Вы у нас эксперт.
Врба повернулся к нему, его суровое лицо было по-прежнему невозмутимо, но краешки губ дрогнули - коммодор изобразил улыбку. По опыту общения с ним Коркоран давно уже знал, что Карел Врба зря улыбок не раздаривает. Собственно, он ничего не делал зря или просто так, и даже ментальный дар не всегда позволял уловить его намерения, намеки либо действия, которые последуют в ближайшую минуту. Как и положено хорошему военачальнику, Карел Врба был человеком неожиданным.
Но на этот раз его мысль казалась понятной: он вспоминал верфь DX–51, борт "Европы" и молодого лейтенанта-коммандера, явившегося в его каюту. "На вас возлагают большие надежды, Коркоран… Когда мы отправимся к звездным системам, где основали колонии фаата…"
Вот и отправились! Даже долетели! И что теперь?
- Мы вас слушаем, Ибаньес, - раздался спокойный голос коммодора.
- Шестой сателлит, а также седьмой - планеты марсианского типа. Атмосфера отсутствует, масса две десятых земной, камни, песок, безводная пустыня, низкие температуры… Но для устройства баз подходят.
- Астероидный пояс?