Американец хотел в очередной раз выразить протест по поводу мнимого командирства Вадима, но тут раздались выстрелы – поступила команда строиться.
– Соратники, друзья таха! – возгласил Черный Шаман. Слушали его не только воины-освободители, но и все поголовье деревенских жителей, включая детей. Многие женщины при этом печалились, а мужское население напротив ликовало. Чикулелцы сгрудились по краям опушки, на которой собралась освободительная армия. – Сегодня наши славные ряды пополнились еще тремя доблестными солдатами! Поприветствуем же их!
Таха загудели, вскинув руки с оружием. Кто-то даже пальнул в небо, но полковник Забзугу так свирепо вздернул АР-48, что повторить этот бравый поступок никто не решился.
Трое новобранцев с гордыми физиономиями переминались рядом с Онибабо и показывали средние пальцы дружкам, остающимся в деревне. Но отнюдь не все в Чикулеле разделяли гордость односельчан за своих собратьев-таха, вступивших в армию Черного Шамана. Несколько девиц на сносях выражали шумное недовольство и грозили небесными карами трем "кобелям", но утолить жажду мщения им не давали сородичи. Связываться с вооруженными солдатами никому не хотелось.
– Наша доблестная освободительная армия будет крепнуть с каждым шагом по этим угнетенным джунглям! – продолжал вещать Мвимба-Хонго. – Нас будут тысячи! И наконец мы войдем в Малелу, сметая жалкое отребье киафу на пути, будто слон – муравьев! Вперед, солдаты, к победному пиршеству ярости!
– Тысячи... Придется годами по лесам ходить, если такими темпами... – пробормотал бывший сержант, наклонившись к уху черного соратника, однако под тяжелым взглядом Забзузу тут же заткнулся.
Шаман вдругорядь выпалил в небеса и запрыгнул в джип.
Повинуясь взмаху Зейловой руки, Вадим ринулся к БТР. Капрал и Онибабо уже устроились на броне, причем капитан выглядел еще более мрачным, чем даже Забзугу. Того и гляди, пустит в ход личное оружие.
– Чего это с ним? – шепотом спросил Вадим у Зейлы, улучив момент.
– Полковник послал его следить за тобой, чтобы ты меня не соблазнил. Онибабо, ясно, ревнует к вам обоим.
– Ох, – только и сказал диверсант, располагаясь за рычагами.
Неровен час, гнусный толстяк Онибабо устроит зачет на знание Устава ОАТ, чтобы отыграться на бесправном солдате. Скольких тогда еще метикалов не досчитаешься? Страшно представить.
* * *
К вящей радости Вадима, утренний перегон обошелся без приставаний со стороны капитана Онибабо. Если домогательства Зейлы диверсант еще стерпел бы, хотя рассчитывать на такое счастливое событие не стоило, то сдача зачета толстому негру представлялась адской пыткой. К тому же Вадим наверняка провалился бы.
Расслабился диверсант только в тот момент, как капитан с тяжкими охами, потирая отбитую задницу, спрыгнул на почву и удалился на подмогу капралу Цаво, распределять пропитание. На этот раз никакой деревни по пути не оказалось. Или же Черный Шаман счел предыдущую стоянку чересчур разлагающей боевой дух армии.
Усталые воины ринулись разбирать продовольствие, которое выдавали из багажника джипа.
– А ты что же не торопишься, солдат? – с любопытством спросила Зейла. – Диета? Лечебное голодание?
– Ирвин прихватит, – отмахнулся бывший сержант.
– Значит, вы и правда любовники, как об этом толкуют?
– Еще чего! – возмутился Вадим. – Это маскировка. Уж и не знаю, как еще от вонючего Джадо избавиться. Может, пристрелишь его, командир?
– Так ты не гомик?
– Сказал же, что нет! Неужели непонятно? Терпеть не могу мужиков, зато женщин просто обожаю, – прозрачно высказался диверсант. – Особенно старших по званию.
– Молодец, – похвалила его Зейла и отправилась к пункту раздачи продовольствия, Вадим проводил ее долгим взглядом, а потом в тревоге стал высматривать соратника.
Тот отчего-то не торопился бежать к бывшему командиру с припасами, а напротив, суетливо пожирал сушеные фрукты и жадно пил из калебасы, ухитряясь не допустить до влаги братьев-таха. Он вполне освоился в этой самодеятельной армии, и смерть от голода ему не грозила. В отличие от Вадима.
– Салют, белый! – Возле сержанта нарисовался капрал Цаво. Одно ухо у него распухло и напоминало формой шоколадный пончик.
– Чего тебе? – осторожно спросил Вадим, помнивший, благодаря кому каптенармус приобрел это "украшение".
– Помочь хочу. Вся армия знает, что у тебя с девочками не ладится.
Вадим чертыхнулся. Вот так прославился!
– Но у меня есть для тебя могучее средство, – просиял Цаво и вынул из кармана заметно потерявшую в свежести кожу андроида. – Это именно то, что тебе нужно, друг. Знаешь, как помогает от любовной слабости? Отдаю за двести семь метикалов, то есть практически даром. Дешевле не могу, сам за столько же купил.
Вадим присвистнул. Против ожиданий, стоимость "живой" кожи неуклонно повышалась. Каждый обманутый таха не только избавлялся от фальшивки, а еще и наживался на товарище! "А может, этот лоскут реально помогает?" – задался диверсант вопросом, но тут же, как рьяный материалист, отверг нелепое предположение.
– Прости, друг, но у меня пока что нет такой суммы, – сквозь зубы, чтоб не рассмеяться, проговорил Вадим. – Спасибо за заботу.
– Жаль, – расстроился капрал. – В смысле, тебя жаль. Может, займешь у кого? Подержу товар для тебя до вечера, а потом уж не обессудь. Сам понимаешь, ночью такая штука дороже золота.
Вздыхая, Цаво удалился. "Лучше бы консервов принес", – подумал диверсант и со всей злостью голодного человека вперился взглядом в спину Хэмпстеда.
Похоже, ментальный гнев командира диверсионной группы был так силен, что Ирвин обратил на соратника внимание и с виноватым видом направился к БТР. Пока он шел, Цаво исчез из вида.
– Вот, держи, все что добыл, – вздохнул он и протянул Косинцеву калебасу и недозрелый ананас, твердый словно граната. – От сердца отрываю! Кстати, разузнал про демона. Мои братья таха говорят, он и впрямь кому-то привиделся в джунглях. Спьяну, должно быть.
– Кому именно? Надо бы расспросить на всякий случай.
– Неизвестно. Очевидец не признаётся. Небось, струхнул, что Черный Шаман его как паникера расстреляет.
Ирвин уселся на траву и помог Вадиму нашинковать плод. Тот оказался зеленым и хрустел на зубах, как редька, однако голод был сильнее всякой брезгливости.
– В другой раз будь добр сам озаботиться своим пропитанием, – ворчал Ирвин. – Половина армии и так считает тебя моим любовником, а другая половина наоборот, меня твоим. Уж и не знаю, что хуже. Я на это не подписывался, чувак! Я солдат и к тому же урожденный американец, а не какой-то противный педераст.
– Ага, вспомнил наконец родные корни! А то я уж было решил, что ты совсем перековался в таха.
– Это великие воины! Слушай, что-то мне расхотелось на белых обезьян из ООН батрачить. Мне Черный Шаман милее. Ты как хочешь, а я не стану его убивать, он мне деньги платит и вообще крутой парень. Не то что полковник Велтенбранд. Тот даже из автомата никогда не стрелял перед строем. Ему бы ни за что не доверили целую армию возглавить.
– Охренел, солдат? Знаешь, сколько тебе долларов отвалят, когда мы с задания вернемся? Не то что десять метикалов, которые ты к тому же на баб тратишь.
– Доллары? Да плевать я хотел на этот мусор. Вот метикалы – это валюта! За них любая дагонка со мной на край света пойдет.
– Ну, в рублях потребуешь оплату, как герой.
Ирвин в сомнении бросал в рот куски ананаса и смачно разгрызал их. Надо было искать другие аргументы, помимо финансовых. Очевидно, память предков и дикие негритянские гены слишком сильно давили на черного диверсанта.
– Порезвился бы с мое вчера, по-другому бы пел. Ладно, так и быть, помогу тебе адаптироваться, – пообещал добрый негр. – Метикалы – сила почище всякого доллара, чувак, это всякому ясно на Новой Либерии. Да тут на эти зеленые бумажки даже столетняя старуха не позарится. Кстати, даласи и лилангени тоже ценятся, быры еще ничего... Квачи уже так себе, почти как баксы, хоть и получше. Ну, про золотые кордобы, которые в титановом чемодане у Шамана, вообще молчу.
– Какой-то ты непатриотичный, братишка. Точно, перековался в таха.
– Поварился бы с мое в народе, тоже стал бы реалистом. А то у себя в бронетранспортере совсем от жизни оторвался.
Ирвин мечтательно откинулся на траву, подложив под голову ладони, Вадиму же было не до послеобеденного отдыха. Он углядел в толпе гомонящих воинов мерзкого Кваквасу. Враг вел себя, как всегда, подозрительно – а на этот раз так и вызывающе. Он о чем-то толковал под пальмой с самим капитаном Онибабо, и оба порой бросали в сторону БТР тяжелые взгляды. Особенно поразило Вадима, что толстяк не бил бывшего водителя по лицу и по рукам, когда тот утаскивал у него из-под носа очередной банан.
– Солдат, а ну-ка проснись!
– Не дождешься, сатрап, – сонно пробормотал негр.
Но Вадим жестоко растолкал соратника и скрытно объяснил тому ближайшую боевую задачу. Хэмпстед, он же фальшивый Чьянгугу, был очень недоволен самоуправством бывшего сержанта, однако внял его убеждениям и отправился на разведку под пальму капитана Онибабо.
Едва ложный таха удалился, как к Вадиму вальяжной походкой подошла капрал Зейла. Через плечо ее было перекинуто полотенце защитной расцветки. А может, и залепленное реальной грязью, понять было трудно.
– Слушай приказ командира, – властно сказал она.
Вадим вскочил и вытянулся во фрунт.
– Следовать за мной для помывки старшего по званию в проточной воде!
– Слушаюсь! – радостно отозвался Косинцев и направился в сторону ручья, неподалеку от которого притормозило воинство Шамана.
Бедра Зейлы, как ему показалось, раскачивались перед ним с избыточной амплитудой, и лоб Вадима покрылся испариной. Но он чувствовал спиной завистливые взгляды воинов и наверняка самого полковника, а потому шагал твердо и размашисто, как на плацу – дескать, он тут ни при чем. Однако продираться таким способом через густые заросли было несподручно. Пришлось волей-неволей перейти на диверсионный манер, чтобы не губить растительность. Сама капрал, собственно, тоже перестала изображать модель на подиуме. И все равно двигалась с весьма заманчивой грацией.
Минуты через три они добрались до излучины. Зейла споро разоблачилась, принудив к тому же и Вадима. Не обращая внимания на его возбуждение, она прыгнула в воду и с упоением принялась мылиться.
– Что же ты не пристаешь к командиру? – наконец спросила она, устав внимать сдавленному пыхтению солдата, который яростно натирал ей спину. – Неужели тебе нужен приказ?
– Не имею права! – отрапортовал тот. – Я рядовой.
– Знаешь, мне почему-то теперь верится, что ты бывший сержант и главнее меня по званию, – призналась Зейла и повела Вадима к берегу. – А это многое меняет.
– Гр-р-р-р... – с жаром согласился диверсант.
Но дальнейшего развития, к смертельной обиде Вадима на судьбу, ситуация не получила. Как только капрал протянула руку и ухватилась за резинку его трусов, из кустов возник взбешенный Забзугу. В гневе полковник был страшен. Дрожащей рукой, не спуская с Косинцева прицела АР-48, он нашарил в кармане гранату и стал пропихивать ее в подствольник.
Несостоявшиеся любовники впали в полный ступор. Стоит ли говорить, что всякий позыв у Вадима напрочь исчез? Если полковник почему-либо не убьет его, то уж потенции-то наверняка лишит на долгие годы.
– Ага, я говорил! – вскричал вдруг из соседнего куста второй непрошеный наблюдатель. – Мерзкий белый глист! У меня БТР отнял, а у вас подругу! Его надо немедленно отдать под трибунал!
С момента знакомства Вадима с проклятым лже-водителем Кваквасой это был единственный момент, когда диверсант готов был расцеловать врага. И даже, пожалуй, отдать ему все наличные метикалы. Излишнее рвение назойливого солдата спасло Косинцеву жизнь.
– А ну, на кухню! – рявкнул Забзугу и сунул гранату обратно в карман. – Немедленно чистить и жарить бананы! Мешок бананов! Тонну! Самого под трибунал отдам!
Квакваса моментально исчез в зарослях, даже сучок не хрустнул, а полковник мстительно наложил на Вадима штраф в размере двадцати монет. После этого он злобно приказал капралу одеться и проследил за ней плотоядным взором. Бывший сержант воспользовался моментом и также поспешил облачиться в форму, стараясь не попадаться командиру на глаза.
Его переполняли ненависть к вышестоящему начальству в лице Забзугу, а также страх за собственную мужскую силу, которую подорвали таким бесчеловечным образом. Слабым утешением ему стала мимолетная ободряющая улыбка Зейлы, которой она одарила Вадима в единственный благоприятный момент.
Словом, вскоре диверсант несолоно хлебавши вернулся на бивак. Однако показывать соратникам, что дело не сладилось, было глупо. Он с ленивым видом, начисто игнорируя смешки повстанцев, расположился в тени БТР. Внезапно вспомнив о капитане Онибабо, отыскал того взглядом. И тут же чуть не заорал благим матом!
Квакваса, оказывается, проигнорировал приказ полковника жарить тонну бананов. Сейчас он прятался среди воинов с толстым капитаном и... Ирвином! Все трое заговорщицки перешептывались и украдкой поглядывали в сторону Косинцева.
– Предатель... – потрясенно прошептал бывший сержант. – И этому грязному ублюдку я доверял свою жизнь и саму судьбу? А сейчас он сговаривается с моими врагами, как похитрее меня прикончить?..
Пожалуй, от таких горьких дум Вадим мог бы и свихнуться, но тут прозвучала автоматная очередь командарма. Могучий механизм освободительной армии разом пришел в движение, в том числе шестеренка под маркировкой "Косинцев". Ничего не видя за пеленой горькой обиды и несправедливости, Вадим забрался в жаркое нутро боевой машины и яростно утопил клавишу стартера. Движок дико взревел.
* * *
Остаток дня Вадим то бесился от злости на бывшего соратника, то вынашивал планы бегства под защиту родного контингента. Об убийстве Черного Шамана он не вспомнил ни разу. Когда на кону стоит собственная шкура, даже самый стойкий диверсант задумается, что дороже – жизнь или задание командования. А поскольку Вадим плоховато освоил диверсионные науки, то и думалось ему о главном.
Нога Зейлы, которую та благосклонно поместила в плотном контакте с плечом диверсанта, задавала дополнительный настрой, перпендикулярный самосохранению. Еще и на дорогу приходилось таращиться, чтобы не раздавить хвост освободительной армии таха! Словом, к ночному привалу Косинцев оказался так измотан морально, что выпал из БТР подобно мешку с бананами.
Зейла поглядела на изнуренного солдата, сочувственно покачала головой и удалилась, Онибабо – за ней. У капитана Вадим не вызывал пока никаких эмоций, кроме легкого недовольства, и это было хорошо. Ехать вдали от командарма и Забзугу, наслаждаясь ветерком и видами, толстяку, кажется, понравилось. Тем более он подстилал под зад подушку, реквизированную в Чикулеле. Чем не жизнь?
Зато диверсанту расслабляться времени не было.
– Дорогу! – орал Вадим, пробиваясь из последних сил к полевой кухне и суровому Цаво.
Негры пропускали его, будто смертника к последнему ужину. Но бывший сержант предпочитал не обращать внимания на жалостливые взоры обычно не знающих пощады воинов-освободителей. Выдавая Косинцеву пайку, капрал раздраженно сообщил, что ждать больше не собирается и после раздачи ужина продает "живую" кожу другому.
Вадим с угрюмым видом уселся под пальмой подальше от шумного праздника жизни, в который превратился поход на Малелу, и впился зубами в черствый плод хлебного дерева.
Всего-то он лишился! И жаркой ласки капрала, и дружбы соратника-диверсанта, и благоволения ревнивого полковника Забзугу. Даже вонючий гомосек Джадо уже не любит его, раз не подходит со словами ободрения и поддержки.
Жизнь впереди представлялась короткой и полной страданий.
– Так нет же, я не сдамся, – скрипнул зубами Косинцев. – Я им еще покажу, Наср побери...
Какой-то набожный негр, случившийся рядом, рьяно осенил себя крестом при этих словах, подумал и перекрестил также и Вадима. Несмотря на такие предосторожности, задерживаться рядом с изгоем он не рискнул и поспешно скрылся за кустами.
Вадим дожевал плод, закусил квелым бананом и отправился в обход по шумному стойбищу. Воины при виде будущего покойника почтительно замолкали и выражали соболезнование посредством мимики. Однако ободрять бывшего сержанта вербально никто не торопился. Видимо, все опасались подцепить вирус смерти, что поразил их соратника. Лишь один предприимчивый смельчак подскочил на минутку, чтобы предложить "живую" кожу всего-то за двести двадцать метикалов.
– Подумай, боец, зачем она мне теперь? – удивился Вадим. – На том свете бананы у всех мужчин и так будто каменные.
Пораженный логикой белого смертника, таха мелко закивал и шмыгнул прочь.
Наконец диверсант наткнулся на пятачок между кустами, где в компании с Кваквасой и парочкой других негров обосновался Ирвин.
– Чьянгугу, – зловеще сказал Косинцев, проигнорировав прочих. – Разговорчик имеется на пару минут... Отойдем?
– А не побьешь? – набычился бывший соратник.
– Этого я обещать не могу.
– Ладно, – пошел американец на мировую. – Только руки не распускать!
– Он не посмеет. Я с тобой, друг, – дерзко заявил Квакваса. Прочие воины заинтересованно взирали на сцену.
– Отлично! – обрадовался Хэмпстед, с опаской косясь на диверсанта.
– Нет уж, мы с тобой один на один разберемся.
– Ладно, парни, я сам, – нехотя промямлил предатель и двинулся прочь от новых друзей. Вадим последовал за ним со свирепым выражением лица.
Он твердо собирался начистить этому негодяю рожу или по крайней мере понять, какие гнусные мотивы им двигали. Но прощать измену бывшего боевого товарища Косинцев не собирался ни под каким соусом.
– Ну, что пристал? – громко и хмуро осведомился Ирвин, едва отдалившись от воинов-освободителей на несколько метров. – Больше не хочу иметь с тобой дела, проклятая белая обезьяна!
– Так-то ты запел, – прошипел в ответ Вадим.
– Да, у меня сейчас настоящие друзья! Они не дадут меня в обиду!
– Что ты несешь? – с тихой яростью спросил Косинцев.
– Что слышишь!
Негр испуганно огляделся, будто опасался внезапного нападения диких аборигенов, и стал пятиться от бывшего товарища в сторону лагеря. Как видно, находиться с ним с глазу на глаз перековавшемуся диверсанту было стыдно. Вадим попытался было ухватить его за одежду, чтобы учинить более пристрастный допрос, но солдат вырвался и удалился хрустя ветками. Косинцев только зубами скрипнул от бессильного гнева, в том числе на себя, что не сумел подвигнуть американца на откровенность.
Воины таха относились к нему одновременно с теплотой и с опаской. Примерно как к прокаженному родственнику. Поэтому он был вынужден расположиться на ночлег вдали от основной массы соратников, то есть в нескольких метрах от джипа командарма. Забзугу хоть и поморщился от такого соседства, но пожалел Вадима – видимо, полагал, что ничто уже не спасет его от мучительной смерти под разящим клинком ночного убийцы.
Собственно, Вадим и сам так думал. Слушая стрекот насекомых, он таращился в широкое звездное небо и старался почуять признаки приближения наемника. Однако скоро усталость взяла свое, и диверсант все же задремал.