– Утром лежат тувлюх с женой на кровати, – заговорил Ихуси. – Молодожены в медовый месяц. Жена голая, ноги развела, проветривает. Вдруг в окно залетела пчела и села к ней на лобок. Поползала-поползала, а потом – шмыг в дырку! Женщина испугалась, заплакала. А тувлюх еще сильней испугался. Скорей побежал к соседу. Сосед был лекарь-таха. Прибегает тувлюх к лекарю, кричит: спаси молодую жену! Рассказал все, а таха говорит – ладно, знаю, как помочь. Только способ опасный и тебе может прийтись не по нраву. Тувлюх умоляет: что угодно делай, только спаси молодую. Пришел лекарь к ним, разделся, банан свой медом намазал. Говорит: "Сейчас я начну его в то место погружать, куда пчела залетела. Она учует мед, сядет на него, тут ее и вытащу". Ладно, соглашается тувлюх, только бережней. Жена совсем молодая, а у тебя вон какой толстый! Конечно, успокаивает таха, я же не насильник, а врач. Забрался на женщину, начал погружать. Сначала осторожно, неглубоко, потом все быстрее, все глубже. Жена тоже раззадорилась, плакать перестала, стонет от удовольствия. Смотрит тувлюх – лечение какое-то странное получается. "Эй, – кричит он лекарю, – ты чего там творишь?" А тот не останавливается, даже быстрее движется и отвечает: "Спокойно, сосед! План изменился! Утоплю заразу!"
Дикое ржание диверсантских глоток заметалось под сводами тоннеля. Сам подавальщик первых блюд хихикал тоненько, подвывая, похрюкивая и разбрызгивая слюну, как и полагается слабоумному. Американец же гоготал отрывисто, будто из автоматической пушки строчил.
– Теперь моя очередь, – сказал Ирвин. – Тоже про тувлюхов. Идет ООНовец по джунглям, смотрит – тувлюх сидит на дереве, и сук под собой пилит. Весь в поту, так старается. Эй, мужик, окликает его ООНовец, ты же упадешь. Тувлюх оглянулся на него, ничего не ответил, дальше пилит. Ну, ООНовец ушел, а тувлюх пилил-пилил, да как рухнет! Встал, шишку на лбу потер и говорит: э, шаман, однако!
Ихуси снова с готовностью захихикал, а Вадим только усмехнулся. Упоминание о шамане пришлось уж больно некстати. Только, кажется, начал забывать о Мвимба-Хонго, а тут Ирвин со своим глупым анекдотом.
Американец заметил перемену его настроения и предложил:
– Теперь твоя очередь, чувак!
– Я ничего не помню, – начал отнекиваться Косинцев, но Ирвин наседал:
– Давай-давай. Сам же говорил про моральный климат. Теперь вот и улучшай его, а то живо демоны повылазят.
– Ну ладно. Только это не анекдот, а реальный факт. Если человек шесть лет и девять месяцев будет без остановки выпускать кишечные газы в какую-нибудь емкость, а потом их подожжет, то взрыв будет, как от атомной бомбы.
– Эх, жалко, я свои не собирал, – хохотнул Ирвин. – Сейчас бы уже для газозаправочной станции накопил. Машины заправлял бы, деньжищ заработал... – Он шумно потянул носом воздух и ткнул Ихуси в бок пальцем: – Зато ты, мужик, времени не терял, да? Наверное, хочешь дворец Волосебугу подорвать?
Подавальщик испуганно замотал головенкой:
– Нет, что ты, здесь всегда так пахло. Это же канализация.
– Ври больше! – продолжал подзуживать его развеселившийся Ирвин. – Только нас не проведешь. Мы все про тебя знаем. Ты ведь дурачком только прикидываешься. А на самом деле мавротопский шпион и диверсант, как и мы. Правильно я говорю, Вадим?
Косинцев хмыкнул и дернул плечом. Жест можно было понимать и как отрицательный и как утвердительный. Он начал сомневаться, что подначки Хэмпстеда удачны. Нагнать страху на слабоумного легко. А что делать, если он от ужаса дорогу забудет или в обморок хлопнется? Возись с ним потом.
То, что произошло в следующий момент, оказалось куда хуже самых скверных предположений. Ихуси вдруг остановился, пронзительно вскрикнул, подскочил, будто подброшенный пружиной, и с разворота залепил сильнейший удар ногой Ирвину в грудь. Тот охнул и улетел в темноту. Загрохотала по камням слетевшая каска. А шустрый без меры подавальщик первых блюд уже подскочил к Вадиму и хлестнул его пальцами по глазам. Мгновенно ослепший Косинцев почувствовал, как у него отбирают фонарик и "Тавор". Он наугад сунул кулаком туда, где предполагал наличие Ихуси. Кулак провалился в пустоту. Тут же совсем с другого направления послышалось клацанье взводимого автоматного затвора, а затем – холостой щелчок бойка. Вадим с ревом бросился на звук, но получил стволом под ребра и утратил всякое желание ловить проклятого подавальщика. Ноги подкосились, и сержант сел на пол. Под задницей что-то подалось, упругое как губка. И такое же мокрое.
Тем временем автомат вторично щелкнула спуском. Опять зря. Откуда было Ихуси знать, что магазин пуст? И до чего же здорово, что командование ОАТ вручило лазутчикам незаряженное оружие!
Поняв, что расстрелять большого белого массу Вадима и его приятеля не удастся, предатель выругался на незнакомом гортанном языке и, кажется, шваркнул бесполезным оружием о стену. Зашлепали по нечистотам быстро удаляющиеся шаги.
– А ну стоять, зараза мавротопская! Урою козла! – заорал над ухом Вадима Ирвин, однако преследовать беглеца не стал. Вместо этого он подхватил Косинцева под мышки и начал поднимать на ноги. – Давай, чувак, вставай. Хватит рассиживаться. Почки застудишь.
– Сбежал? – отдыхиваясь и моргая, спросил Вадим. Глаза слезились жутко, хорошо еще целы остались. – А куда? Я что-то сослепу не разобрал.
– Обратно, в сторону дворца. Слушай, сержант, как бы он нас не заложил.
– Вряд ли рискнет. Сообразить должен: если нас схватят, мы на первом же допросе о нем все расскажем. И про то, как в суп пакостил, и про мясо ворованное. Да и про все остальное...
– Я еще и от себя что-нибудь прибавлю, – пообещал Ирвин. – Такого прибавлю, что ой-ой-ой!
Вадим вытер набежавшие слезы, задумчиво пробормотал:
– Это что же получается, он на самом деле мавротопский секретный агент? Настоящий замаскированный разведчик, не то что мы?
– Похоже на то, – согласился Ирвин и начал ногой вылавливать из ручейка каску. Та плыла по течению, будто кораблик, медленно вращаясь и покачиваясь с боку на бок. Когда непотопляемый головной убор был извлечен, американец тщательно обтер его о лишайник и снова водрузил на голову.
– Да-а, нечего сказать, повезло нам с тобой, – протянул Вадим.
– Ага. Как утопленникам.
– Я не в том смысле. Повезло, что живы остались. Он ведь мог нас тут прирезать, словно кроликов. Чирк ножичком поперек глотки – и готово. Вон какой проворный! Настоящий профи. Зато мы всякую бдительность потеряли. Даже не обыскали его. Последняя деревенщина мы с тобой, брат, а не диверсанты. Тувлюхи!
– Да кто ж знал, что этот Ихуси такой крутой? Слабоумного-то изображать у него очень здорово получалось. И в супницу он мочился. Разве настоящий диверсант позволит себе такие глупости? Если застукают, без разговоров из дворца вышибут. Вся операция этой самой супницей и накроется.
– Действительно, ерунда какая-то, – согласился Вадим. – А может, он и впрямь с придурью? Только этого даже его мавротопское начальство не знает.
– Ладно, чего уж теперь-то над этим голову ломать... Давай решать, как дальше быть.
– Выбираться надо. Помнишь, этот гад говорил, что следует идти, никуда не сворачивая. Вот и пойдем.
– Как можно верить словам шпиона? Наверняка ведь соврал!
– Ну, тогда нам крыш... – начал Вадим, однако тут же прервался. – Слушай, Ирвин, об этом лучше не говорить и не думать.
– Легко сказать. Да у меня других мыслей просто нету. Как оглянусь, как увижу эти стены с мокрицами, мох этот, так ужас накатывает. Почему он светится, мать его? Вдруг радиоактивный? Облучимся, так никакие хухум-трусы не спасут.
– Ерунда, – отмахнулся Вадим, – подумаешь, радиация. Вылечимся. В миссии ООН знаешь, какой госпиталь? Лучший на планете. Я там лежал после ранения. Врачи классные, оборудование современное. А медсестра одна, Наташа, – это просто ангел и ураган в одном теле. Любого калеку, хоть облученного, хоть кастрированного так раззадорит, обо всех проблемах забудешь.
– Наташа? Здорово! – обрадовался Ирвин. – Она русская, да? У меня русских девушек никогда не было. Ребята рассказывали, они какие-то особенные. Страстные, нежные и покорные. Правда или брешут?
Вадиму вспомнилась Эльза. Ни страсти, ни нежности у нее отродясь не водилось. Да и покорность скорей походила на лень или безразличие. Впрочем, разве Эльза русская? Вроде бы она говорила, что наполовину латышка.
– Конечно, правда, – не стал он разочаровывать приятеля. Да, пожалуй, и себя тоже. – Наши женщины самые лучшие. Уж я-то знаю. Много где побывал, сравнить есть с кем.
– Везет тебе с бабами, – сказал Ирвин завистливо. – Зейла вон тоже тебя любит, а она целый капрал.
– И тебе повезет. Ты же видный мужик. Одни мускулы чего стоят. А вспомни орбитальную станцию! Кого Лолита выбрала, разве меня? Не забыл еще проказницу Лолу?
Физиономия Ирвина тотчас приобрела самодовольное выражение. Вадим различил это и понял, что глаза не только восстановились после нападения вероломного Ихуси, но и привыкли к скудному свету, исходящему от подвальной растительности.
– Нам бы только выбраться отсюда, – добавил он. – Тогда так загуляем, что вся Малела вздрогнет.
Вадим за ремень поднял автомат, брошенный мавротопским шпионом. Приклад у него расщепился, погнутая прицельная планка нелепо торчала вбок. С "Тавора" текло. Косинцев раскачал его и без сожалений зашвырнул подальше. Там шлепнуло, кто-то испуганно пискнул, глухо зацокали по камню коготки.
– Крысы, – с омерзением проговорил Вадим. Этих тварей он ненавидел. – Пойдем, брат. А чтоб было не грустно и не страшно, давай анекдоты рассказывать. Только сначала витаминчиков отхлебнем.
Напиток из шиповникового сиропа пришелся весьма кстати. Он согрел пищевод и чуточку успокоил нервы. Сделав по нескольку хороших глотков, друзья двинулись в направлении предполагаемого выхода. Ирвин заговорил:
– Собрался как-то тувлюх на рыбалку...
* * *
Довольно скоро желание рассказывать анекдоты и вообще переговариваться прошло. Диверсанты сообразили, что Ихуси, может статься, никуда и не сбегал. Крадется небось за ними с опасной бритвой наперевес и ждет момента, чтобы прикончить. В самом деле, зачем шпиону живые свидетели его злодеяний? А болтовня – отличный указатель их передвижения. Да и сами они за разговорами могут не расслышать опасности.
Тем временем грязный ручеек, вдоль которого следовали воины-освободители, мало-помалу превращался в настоящую речушку. То там, то тут из щелей между пятиугольными плитами просачивались струйки влаги и вливались в общий поток. Пахло от него уже значительно менее противно. Видимо, жидкость, профильтрованная землей и камнем, была сравнительно чистой. Светящийся лишайник покрывал теперь весь пол тоннеля сплошным ковром, за исключением центральной части, которая была занята ручьем. В воду этот мох спускался почему-то не слишком охотно. Зато кое-где умудрялся вскарабкаться невысоко на стены. Ступать по пружинящему, мерцающему ковру было даже приятно.
Вернее, было бы приятно, кабы не одно "но". В лишайнике кто-то обитал, и были это явно не насекомые. То и дело в нескольких шагах перед друзьями спутанные волосинки начинали вибрировать и шевелиться. Словно под ними, плотно прижимаясь брюшком к полу, кто-то пробегал или проползал.
"Хорошо, если крысы, – думал Вадим. – То есть ничего хорошего в крысах, конечно, нету. Но это хоть привычная, земная мерзость. И от людей, как правило, крысы держатся подальше. Хуже, если невидимые твари – какие-нибудь новолиберийские гадюки".
Он представил этих пресмыкающихся, вечных обитателей подвалов. Плоских, длинных, безглазых, похожих на глистов-переростков. Или наоборот – толстеньких, тугих, вроде гигантских опарышей. Наверное, у них бледная желтовато-серая кожа с синюшными пятнами. И тонкие, круто загнутые, выдающиеся вперед клыки. Клыки эти нужны им, чтобы охотиться на крыс. А при случае и на людей.
Помимо воли вздрогнув, он опустил взгляд вниз, на собственные ботинки. Те были хорошие, крепкие и высокие, почти до колена. Непромокаемые, с анатомической стелькой и титановой пластиной в подошве. В них можно без опаски ходить по любым колючкам и даже гвоздям. "Жаль только, что в голенищах нет титановых пластин", – подумал Вадим. Он скосил глаз на ноги Ирвина. Башмаки американца были поплоше, изрядно потертые, а в одном месте немного разорванные. Что поделать, парню не посчастливилось перед вылазкой в президентский дворец отхватить новую обувь. Впрочем, титановая пластина в подошве и анатомические стельки имелись и у этих обшарпанных дерьмодавов.
– Смотри! – вскрикнул вдруг Ирвин, резко остановился и дернул Вадима за рукав. – Глянь, что это?
В голосе американца звучал страх.
– Где? – Косинцев ухватился за рукоять штык-ножа.
– Да что ты башкой-то вертишь! Вон, шагах в пяти, в воде. Плывет...
Действительно, в нескольких метрах впереди из воды торчала какая-то штуковина. Вроде изогнутого крючком пальца. "Палец" был черным, с поперечными желтыми полосками и, кажется, с глазками. От него расходились "усы" потревоженной воды – "палец" плыл, неспешно удаляясь от диверсантов.
– Змея! – враз сообразили оба.
– По-моему, это хухум, – выдвинул предположение Ирвин.
Удивляться бойкости его ума не приходилось. Ведь он гораздо ближе Вадима был знаком с главным деликатесом кухни таха.
– Похоже, – согласился Косинцев. – Откуда бы ей тут взяться?
– Ну, это просто. У президента Волосебугу, как известно, целый питомник этих священных гадов. Оттуда и сбежала, небось. Точнее, уползла.
– Точно! Как я сам не сообразил...
– А еще меня тупым считаешь!
– Неправда, ты сам себя так обзывал! – возмутился Вадим. – В "Корпусе мира", помнится. А я говорил, что тебе нужно мыслить стратегически. Теперь вот начал, и результат сразу заметен! А ну-ка, прояви воинскую смекалку еще разок, скажи – ядовитые хухум или нет?
– Вроде нет.
– А точнее?
– Точнее ты у нее самой спроси. Я не серпентолог, а простой солдат.
– Ладно, будем считать, что безвредна. Не серпентолог он, едрена Мона...
Они зашагали дальше. К удивлению диверсантов, никаких примыкающих к тоннелю ходов, ответвлений и перекрестков, обещанных Ихуси, им так и не встретилось. Лишь кое-где из стен были удалены каменные брусья. Из пятиугольных отверстий тянуло то теплой сенной трухой, то наоборот – стылой и влажной прелью.
Ради любопытства Вадим с помощью штык-ножа вырезал кусок лишайника и зашвырнул в одну такую дыру. Мерцающий свет озарил комок тряпья, похожий на восточный тюрбан. Оттуда сверкнуло несколько пар маленьких красноватых глазок. Рядом с "тюрбаном" было разбросано множество мелких косточек – не то рыбьих, не то змеиных. По-видимому, это было чье-то гнездо, причем с детенышами. Через секунду из глубины логова выскочила яростно пищащая тварь. Плоская как у мопса морда воинственно скалилась мелкими и редкими зубками. Тварь метнулась к выходу из дыры. Вадим инстинктивно отшатнулся. Зверь, однако, не стал нападать – ограничился тем, что вытолкал из норы световой лишайник.
Рассмотреть животное толком не удалось, да не очень-то и хотелось. Крыса, она крыса и есть. Будь хоть новолиберийская с плоской мордой, хоть земная с вытянутой.
Чем дальше они продвигались, тем чаще им встречались плавающие и ползающие по лишайнику хухум. Людей они практически не боялись. Видимо, привыкли к почтению со стороны киафу.
– У-у, разлеглась. Посмотри, наглая какая! Наших бы сюда привести, – забормотал Ирвин, увидев феноменально жирную змею, устроившуюся на бережку ручья.
Из пасти гадины свешивался в воду крысиный хвост, шея была раздута. Хухум переваривала ужин. Похоже, змеи и крысы с мордами мопсов образовали здесь симбиоз. По старому доброму принципу: кто успел, тот и съел.
– Они б тебе устроили курорт, падла, – добавил американец и автоматом ловко сбросил пресмыкающееся в воду. Та, лениво извиваясь, поплыла прочь.
– Кого наших? – поинтересовался Вадим.
– Таха, конечно.
– С каких это пор таха стали для тебя "нашими"?
– С тех самых, – уклончиво ответил Ирвин.
– Нет, ты конкретно доложи, рядовой Хэмпстед, – насел на него Вадим. – Что это еще за вихляния в сторону от генерального курса? Забыл, какое у нас задание? Не миловаться с мятежниками, не угощать их змеями, а Черного Шамана завалить.
– Слушай, чувак, затрахал ты меня со своим заданием! – взорвался вдруг американец. – Разве не ясно, что мы его уже провалили ко всем дерьмовым чертям? Задача стояла: ликвидировать Мвимба-Хонго, чтобы предотвратить поход его армии на Малелу, так? А сейчас ОАТ уже в городе. Значит мы, во-первых, не выполнили приказ. Во-вторых, продались мятежникам за метикалы. В-третьих, напали на твоего друга-водителя в "Крокодильих яйцах". В-четвертых, отказались сегодня сдаться офицеру KFOR. К тому же устроили в президентском дворце погром! И как на это отреагирует наше, мать его, командование, абсолютно ясно. Стратег гребаный!.. Уж мне ли Велтенбранда не знать? Запишут в предатели, контракт разорвут и вышибут на Землю без единого цента. А то и вообще в лагерь перевоспитания упекут. Мне-то что, в Гуантанамо пару месяцев в баскетбол поиграю. А вот ты в своем русском ГУЛАГе живо здоровье подорвешь.
Вадим на слова о жутком ГУЛАГе пренебрежительно усмехнулся. Было дело, разговаривал он с парнями, которые в лагерях перевоспитания побывали. Нормальное местечко, рассказывают. Здоровый климат, здоровое питание, здоровый труд. В выходные – свидания с родными и близкими, иногда увольнения. Спортивные секции... Не всякий санаторий такие условия предоставляет. Единственный минус – какие-то воспитательные процедуры. О них говорили уклончиво, без подробностей. Видимо, малоприятная штука. Однако никого эти процедуры в инвалидов не превратили. Скорей наоборот, навсегда отбили желание совершать преступления. А кто такой преступник, если не нравственный калека?
Рассмотрев его улыбку, Ирвин перестал кипятиться и завершил речь довольно мирно:
– Так что хватит ссылаться на старый приказ. Нужно заново придумать, как жить дальше.
– "План изменился!" – процитировал Вадим. – "Утопим заразу?!"
– Тьфу! – плюнул в раздражении Ирвин, но потом губы его запрыгали, нос сморщился и он хохотнул. – Ну да, вроде того.
– Эх, не нужно было с мавротопским шпионом ссориться. Попросили бы политического убежища, зажили бы припеваючи. Я бы хухум разводил на экспорт. Ты бы тоже чем-нибудь полезным занялся. Например, кишечно-газовую станцию завел бы, или "живой" кожей торговал. Прибыльное дело!
– Опять шутишь, – с некоторым сомнением сказал американец. Он почему-то замедлил шаг, приложил руку к верхней части груди, начал ее мять и тереть.
– Иронизирую, – отозвался Вадим. – Хоть тебе это слово, вероятно, незнакомо.
– Сейчас как дам по шее, – вяло пригрозил американец, после чего окончательно остановился.
– Отставить давать по шее! Не сметь увечить старшего по званию.
– Мы сейчас равны, – пробормотал Ирвин глухо, словно из последних сил. И вдруг, согнувшись пополам, рухнул на колени.
В тот же миг раздался отвратительный булькающий звук. Затем еще и еще. Обтянутые мокрой гимнастеркой плечи Хэмпстеда вздрагивали, голова в голубой каске ныряла вниз, точно американец что-то клевал. Его рвало.