Но больше всего лично меня радует то, что на сей раз всё проходит без вмешательства кийнаков. Не то чтобы они были слишком плохи, но они непредсказуемы. Их мысли по особенному руслу текут - не так, как у людей.
Орекс говорил, что их магия была не такая сильная, как у рувимов, но и её хватило бы, чтоб окончательно всем нам испортить жизнь, если б люди с ними не поладили. В конце концов, у них доставало сил воевать против ибогалов с их излучателями и коврами-самолётами. В предыдущее Проникновение кийнаки пролазили вслед за яйцеголовыми на Землю и хороших воспоминаний по себе не оставили, а ибогалов долбили вплоть до Проникновения нынешнего, совсем их обескровили, вытрясли из них душу до такой степени, что додхарская цивилизация за последние тысячелетия не сделала вперёд ни шагу - наоборот, откатилась назад. Только нукуманам эта бесконечная война пошла на пользу. Они сразу сообразили, что применять против кийнаков трофейную ибогальскую технику бесполезно, а магия на них самих почти не действовала из-за особого строения у нукуманов мозгов. В итоге им удалось заключить с дикарями-магами сперва перемирие, а потом настоящий союз, и нукуманы радостно переключились на яйцеголовых. Им удалось отбиться от своих бывших повелителей, окончательно отстоять независимость и основать дюжину собственных королевств - с феодальным укладом жизни и таким же уровнем развития. Использовать традиционные ибогальские технологии они не желали, а создать нечто новое так и не смогли. Впрочем, ни один из нукуманов, с которыми мне довелось встречаться, несчастным не выглядел.
Кийнаки же лично для себя особых успехов не добились. Некоторые из них были для окружающих сущим наказанием, другие - очень даже ничего, но их погубил индивидуализм и нежелание объединиться друг с другом даже ради победы над яйцеголовыми. Воевать-то они с ними воевали, но все кланы действовали порознь, периодически опускаясь до усобиц по ничтожным, перед лицом общей опасности, причинам. Родственные им племена ойду и сарагашей не обладали особыми магическими способностями и не поддерживали кийнаков, держась особняком. Может, потому и уцелели. Они и на родной планете со своими продвинутыми сородичами не очень-то общались, не без оснований опасаясь диктата с их стороны.
Умники из Субайхи по поводу всего этого говорят, что на Додхаре определённо имел место затяжной конфликт между двумя цивилизациями, экологической и биотехногенной - с предсказуемым финалом.
Конечно, я не умник и не эксперт по предсказаниям финалов. Но даже мне понятно, что техника, био она или нет, в итоге всегда побеждает.
Яйцеголовые поставили жирный крест на кийнаках, вздохнули с облегчением и обратили свои взоры на нукуманов. Те, попрятав жён и детишек в подземелья своих замков, наточили мечи и приготовились к последней битве.
Как раз тогда люди открыли секрет перехода по планетам Великого Обруча Миров, попытались колонизировать Парадиз, и началось Проникновение.
Глава 5
Когда мясо сварилось, я вытащил из нашего тайника шампуры фабричного производства, раздобытые некогда в городе, и, насадив на них куски конины, приспособил над костром - обжариваться. Люблю с дымком. Решил, что сегодня вечером и завтра утром надо всё пережарить. Нас же Бобел из Харчевни выйдет встречать, а у него аппетит похлеще чем у Тотигая. Завтра опять пойдут лавовые поля, там дров днём с огнём не найдёшь.
Котелок я поставил охлаждаться на мелком месте в ручье, чтоб остыл бульон, подержал его там и отдал Тотигаю. В походе мы с ним харчуемся из одной посуды, чем я ничуть не брезгую. Керберы - они чистые. Более чистоплотны, чем наши собаки, да и зараза ихняя к нам не пристаёт.
Нукуманский жеребец оказался на вкус очень даже. Не часто доводилось мне пробовать додхарскую конину. Нукуманы своих коней берегут, относятся к ним с трепетом и уважением, которого, на мой взгляд, эти злобные монстры совершенно не заслуживают. На вид они красивы, ещё красивее земных лошадей. Высокие, сильные, выносливые, и могут не пить по неделе. Но своенравные, спасу нет. Протянешь такой животине горсть почек, угостить, а она уже норовит оттяпать тебе руку по локоть. Имхотеп говорил, что земные лошади произошли от нукуманских скакунов, которых ибогалы завезли к нам во время предыдущего Проникновения.
Пацаном я немало пообщался с умниками из Субайхи, наслушался их теорий, начитался всяких книжек, и в тот раз возразил Имхотепу, что лошади, мол, жили на Земле и раньше, что люди их приручили и одомашнили. Он ответил, что дикое животное одомашнить невозможно, если ты не умеешь его заклясть, а люди не умели. Или же нужно воздействовать на ДНК животного, как делают ибогалы. Они вывели нукуманскую породу от пегасов, а позже адаптировали её к земным условиям. То же самое яйцеголовые проделали и с керберами, убрав у них крылья, но керберы не прижились до конца, хотя и встречались на Земле ещё долго. Настоящие же дикие земные лошади просто постепенно вымерли, так и оставаясь дикими.
Тут я поинтересовался - а что с остальными домашними животными? Да то же самое, ответил Имхотеп. И коровы, и свиньи, и слоны с ламами - над всеми поработали в своё время ибогалы, только выводили их из местных пород. И когда люди говорят, что они кого-то там одомашнили, это значит лишь, что сперва ручные животные одичали, а потом они их заново приручили. Совокупность генов без вмешательства извне остаётся неизменной, и никакой заслуги в повторном одомашнивании нет.
Меня покоробило утверждение, что поганые яйцеголовые нас вроде как облагодетельствовали. Оставили нам всё готовенькое и ушли - нате, пользуйтесь.
Неправильно, сказал Имхотеп. Ибогалы - не благодетели, уходить не собирались. Они колонизаторы, и в прошлом проникли к нам с теми же целями, что люди на Парадиз в этот раз. Они не видели разницы между животными и людьми, иначе не разводили бы кентавров, и прочие, менее известные разновидности гибридов. Всё, что яйцеголовые делали, они делали для себя. Обучали людей строительству и земледелию, чтобы иметь более умелых и умных рабов. Вводили миролюбивые обычаи у диких племён, поскольку хозяевам невыгодно, когда рабочая скотина истребляет одна другую. Потом Проникновение завершилось, ибогалы на Земле оказались отрезаны от Додхара. Им волей-неволей пришлось приспосабливаться к новой обстановке, менять политику, чтобы не стать жертвами первого же бунта собственных рабов, искать союзников среди коренных жителей.
И не стоит забывать, напомнил Имхотеп, что в развитии человеческой цивилизации поучаствовали не только ибогалы. Кийнаки тоже спровоцировали развитие нескольких полноценных культур, а они искусством приручения животных владели в полной мере.
Позже инородцы смешались с земными народами или вымерли. А их помощники и надсмотрщики из местных ещё долго подражали бывшим господам, строили величественные сооружения, но уже без смысла и порядка, перебинтовывали детям головы, пытаясь придать черепам яйцеобразную форму, женились на собственных сёстрах… Но вытянутая форма черепа сама по себе не увеличит мозг вдвое и не изменит его свойств. Приёмы дрессировки не заменят искусства заклинания или умения управляться с ДНК. И пирамида, построенная наобум, не превратится в то, чем она должна быть. Представь себе точную копию автомобильного мотора, вырезанную из дерева - заведётся ли он?
Мне пришлось признать, что нет, не заведётся. И в остальном Имхотеп мог оказаться прав. Пытались ведь люди одомашнить африканских зебр? Ничего не вышло. А с первого взгляда дикая лошадь от зебры ничем не отличается. И по науке если смотреть - тоже не отличается. А вот поди ж ты…
Оставалось с приведёнными доводами согласиться, и это было нетрудно. Всё равно по Имхотепу выходило, что ибогалы, в конечном счёте, первостатейные гады, и я успокоился на сей привычной мысли. В том-то и дело, что они не видят разницы между животными и людьми…
Не успел я доесть первый шмат мяса, как Тотигай вылакал весь бульон, и теперь неприязненно смотрел на меня. Я сжалился и кивнул в сторону мешка с кониной. Кербер с достоинством поднялся, запустил в мешок лапу и выудил оттуда здоровенный ломоть. Бог с ним, пусть ест. Договор договором, но мне столько мяса не надо. До Харчевни остался один день пути. Пускай завтра нас встретит Бобел, но и ему не управиться со всем, что имелось, а мне сегодня будет меньше возни с варкой и жаркой.
Утолив первый голод, я выложил вымачиваться в ручей остальное мясо, оставив в мешке достаточно для того, чтобы Тотигай считал меня настоящим другом. Но завтра пусть не вздумает ныть, когда взвалю на него тюки… Вернувшись к костру, я снял мясо с шампуров и разложил над огнём новую порцию.
- Послушай, Элф, - сказал кербер, устав работать челюстями. - А правду говорят, что Имхотеп не кто иной, как один из уцелевших кийнаков?
Я не раз убеждался, что наши с Тотигаем мысли часто текут в одном направлении. Только что я думал про Имхотепа и кийнаков - и вот, нате пожалуйста. Но вопрос кербера меня немало удивил.
- Тебе должно быть виднее, - ответил я. - Ведь кийнаки - твои земляки, а не мои. Что касается меня, то я всегда считал Имхотепа человеком. По крайней мере, выглядит он как человек.
- Живьём я никогда кийнаков не видел, - возразил Тотигай. - И какие они мне земляки, если пришли на Додхар с Кийнака? Но запах у Имхотепа не такой, как у людей.
О владельце знаменитой Харчевни болтали всякое, и сам я знал за ним немало странного, но мне никогда не приходило в голову рассматривать вопрос с этой стороны.
Ребёнком он подобрал меня в мехране и привёл в свою обитель, которая больше всего напоминала величественный храм, но почему-то служила в качестве постоялого двора для бесчисленных скитальцев образовавшегося после Проникновения Нового Мира. Торговцы, трофейщики, нищие, странствующие бойцы; а кроме них - нукуманы, керберы, поводыри разгребателей, проститутки, калеки, обнищавшие фермеры… Бандюги, от которых отказалась даже их собственная шайка, бродячие проповедники, созерцатели - никто не знал у Имхотепа отказа. На путь до Харчевни у нас ушло больше двадцати дней по новому времени, и логично было предположить, что примерно столько же этот низенький лысый старик истратил на дорогу до места, где меня подобрал; но позже я убедился, что он не оставляет своё хозяйство и на день. Оставалось думать, что он или сделал именно для этого похода единственное исключение, или раздвоился.
Он никогда мне ничего не рассказывал, пока я не задавал вопрос. Ни разу не пригласил за стол, ни разу не приласкал. Вообще не обращал на меня никакого внимания. Так что приёмным отцом его можно было назвать только с большой натяжкой. В то же время, стоило мне попросить о чём-нибудь - он не отказывал. Подкармливал, когда мне не удавалось добыть обед самостоятельно. Давал что-то из одежды. Помог со снаряжением для моей первой экспедиции в город - мне исполнилось только двенадцать лет по земному счёту, но он меня не отговаривал, хотя далеко не все взрослые отваживались заходить в заброшенные со времён Проникновения города.
Я не раз слышал разговоры о том, что он один из кийнаков, но не придавал этому значения. И только теперь подумал, что так и могло быть. Фрески в замке нукумана Орекса изображали кийнаков существами, весьма похожими на людей, причём разных цветов кожи. Были среди них белокожие - высокие и бородатые; тоже белокожие, но низкорослые, коренастые; были узкоглазые, с жёлтыми лицами, похожие на японцев или монголов; чёрные, как африканцы и красные, как индейцы майя. Попадались изображения голубых кийнаков - очень неприятного оттенка, кстати. Орекс говорил, что они красили кожу. Когда я разобрался в нукуманском языке получше, то понял, что слово "красили" не совсем подходило к тому, что он сказал. Скорее, это означало: "умели придавать любой оттенок". Ну, и как это прикажете понимать? Меняли цвет, как хамелеоны?
Имхотепа я считал китайцем. Выглядел он как буддийский монах, а его лекарские приёмы отдалённо напоминали китайскую медицину, с азами которой меня познакомил один парень из Утопии. Лет семидесяти на вид, низенький, Имхотеп брил голову и ходил в длинном жёлтом облачении непонятного покроя. Впрочем, я не берусь с уверенностью сказать, как одевались настоящие буддийские монахи.
На лбу и щеках у него красовались кастовые додхарские иероглифы красного цвета, каких я больше ни у кого не видел.
- Ну, допустим, он кийнак, - сказал я, прожевав очередной кусок мяса. - И что дальше?
- Да ничего, - ответил Тотигай. - Просто это многое объяснило бы - что касается и его, и Харчевни.
- Почему бы тебе не спросить об этом самого Имхотепа?
- Ещё чего придумал, - недовольно буркнул кербер.
- Ага, поджал хвост! - сказал я.
Тотигай недовольно поморщился и с шумом втянул носом воздух, оглушительно фыркнув напоследок.
- Ты помнишь, что происходило сразу после Проникновения? - поинтересовался он, малость помолчав. - На вашей Старой территории?
- Слишком хорошо, - ответил я. - Но предпочёл бы забыть.
- И что было? - с жадностью спросил кербер. - Ты ведь жил в том самом городе, в который мы бесконечно таскаемся?
Иногда мне кажется, что главная причина, по которой Тотигай со мной ходит, это его неуёмное любопытство, преобладающее у него над всеми качествами в те периоды, когда он сыт. Когда Тотигай голоден, страсть к познанию сразу же уступает место стремлению набить брюхо.
- Сначала было землетрясение, - начал я. - Не очень сильное, так, балла четыре. Но трясло долго. Сперва все испугались, потом успокоились и вернулись в дома. В первый же день испортилась связь. Радио, телевиденье, Интернет - всё. Но временами связь налаживалась, и тогда по телевизору показывали невероятные вещи. Народ был в панике, но властям как-то удавалось держать ситуацию под контролем. Электричество у нас тоже было, потому что уцелела наша местная электростанция. Ты её знаешь, которая выше по реке. А на других Старых территориях творилось чёрт знает что. Кое-где электростанции отрезало от городов и посёлков, и они провалились на Парадиз. В других местах, наоборот, на Парадиз переместились города или их куски. Над Границами Соприкосновения висел густой туман, к ним никто не мог приблизиться, а кто отважился, тех просто испепелило на месте. У нас Граница проходила далеко, а на соседней Старой территории она разрезала пополам большой город… Был там?
- Да. В том месте все здания обуглены и рассыпаются в пыль. А дальше - сразу мехран.
- Вот… - продолжил я, подцепляя ножом ещё один кусок нукуманского скакуна. - Через неделю Границы стали проходимыми, и люди впервые увидели Додхар. Тогда и выяснилось, что у нас теперь два разных солнца, но дни ещё оставались прежними - на Земле свои, на Додхаре свои. А потом и началось самое плохое. Что-то случилось со всеми металлическими предметами. Они набрали в себя какую-то энергию. До них стало нельзя дотронуться, а к большим и подойти невозможно. Мелкие, типа монет - ничего, только пощипывало, когда коснёшься - как статический разряд. От большой чугунной сковородки уже могло прилично шарахнуть. Взрослый выжил бы, а вот мою сестру убило. Ей четыре года исполнилось… От вещей покрупнее убивало даже на расстоянии. Скажем, идёт человек по улице возле машины или стальной ограды - р-раз! - синяя молния в него, и он готов. Центральное отопление в многоквартирных домах и водопроводные трубы стали вроде высоковольтных линий. От них било метра на полтора. Понятно, что в квартирах многих поубивало. Электростанции встали, заводы тоже. Мы жили в частном секторе, в деревянном доме, но отца убило от колонки во дворе. И она никуда не исчезала, эта энергия. Десять раз возьмёшься за ложку - тебя десять раз и дёрнет. Народ всё побросал и рванул из города в леса и поля, а те, кто посмелее - на Додхар, в мехран. Около месяца к металлическим предметам нельзя было прикоснуться, многие погибли от разрядов, умерли с голоду или ещё с чего… Началась анархия, и люди шарахались друг от друга, как от чумы. А потом случилась настоящая чума, ведь повсюду было полно трупов. Бывшие наши государства вцепились друг другу в глотку. Остатки Индии набросились на клочки Пакистана - или наоборот - хотя, казалось бы, что им уже и делить нечего, ведь их спорные территории провалились в тартарары. Ну и остальные государства от них в этом деле не отставали… Но это произошло позже. А тогда, в самом начале, после смерти отца, мать увела меня из дома, спасаясь от синих молний. На нас напали какие-то подонки, хотели мать изнасиловать, но за неё вступился здоровенный дядька с вилами. Самое лучшее оружие в то время, потому что ручка деревянная, а сами железные. Воткнул он одному в пузо свои вилы, и чуть не поджарил его на них. Остальные, увидев такое, решили снять сексуальные притязания с повестки дня. Мы втроём ушли в мехран… Он был молодец, этот дядька. Прихватил из города рюкзак с консервами, завёрнутыми в одеяло, консервный ножик с деревянной ручкой и деревянную ложку. Оборачиваешь банку рубашкой, открываешь и ешь спокойно. Ещё у него был спальный мешок, расстёгивающийся сбоку. Мы его разворачивали, расстилали прямо под открытым небом и спали все рядышком. Дядька охотился со своими вилами на Земле на разбежавшихся из частных хозяйств коров и свиней, а ночевали мы на Додхаре. Месяца три дела шли нормально, мы уже собрались возвращаться в город, как тут обнаружилась эта звенящая зараза - ты же знаешь, что в панельных многоэтажках до сих пор лучше не ночевать. А поначалу любые бетонные конструкции с арматурой внутри работали как антенны. Посуди сам, сколько таких штуковин в любом городе. И перекрытия в кирпичных домах, и фундаменты в частном секторе… Да ещё всякие решётчатые хреновины из железа, вроде башенных кранов на стройках. Что за информацию они принимали и откуда - вопрос, но результат всем известен.
- А почему вы называете свои города просто городами, а не по названиям? - спросил Тотигай.
Я перестал жевать и призадумался. Действительно, а почему? Новые города называем полисами, а старые…
- Наверное, потому, что той нашей жизни больше нет и никогда не будет, - сказал я. - И названия прежние ни к чему. Умники из Субайхи верят, что всё можно вернуть обратно - они называют места и города по-старому. Но только там, в Субайхе, между собой. А пусть попробуют сделать так в другом месте, в той же Харчевне - быстро получат по соплям. Многим людям хотелось бы, чтоб Земля снова стала Землёю - без Додхара, но никто не хочет возвращения старых порядков. Обходимся же мы на своей Старой территории без правительства? Каждый и так знает, что нужно делать, и понимает, что в одиночку не выживешь. Если мы объединяемся для войны, то знаем, за что воюем: за себя, за свой угол, за свою землю, за безопасность на будущее - а не за какого-нибудь зажравшегося толстопуза или помазанника божия. Яйцеголовых мы считаем врагами потому, что они действительно враги - а не потому, что нам так сказали… Сейчас тоже полно всякого дерьма, но окунаться в старое никто не желает.
- И потому ты взял другое имя? - спросил кербер.