* * *
Судя по таймеру на манжете комбинезона, прошло около двух часов. Макнил, притомившись, уснула, Литвин и Йо сидели на мягком полу, погруженные в молчание. Свет в отсеке померк, гулкая вязкая тишина окутала беглецов, угасла маленькая сфера в волосах женщины - видимо, ей было не о чем спрашивать Корабль. Казалось, молчание и тишина распространились вдаль и вширь во всём огромном судне и за его пределами, до Солнца, планет и далёких звёзд, но это было лишь иллюзией покоя. Ночное небо больше не являлось источником мечты и безмятежной красоты, и всякий взгляд в его просторы мог отразиться вопросами: кто ещё придёт из этих бездн?.. когда?.. с какою целью?..
Тонкие пальцы Йо скользнули в ладонь Литвина.
- Когда это кончится, и если мы будем живы, - шепнул он, - ты согласишься остаться на Земле?
- Чем бы ни кончилось, я останусь, живая или мёртвая, - ответила она. - Тхо не вернутся на Новые Миры, тхо проживут здесь жизнь и умрут на вашей планете. Когда придёт их срок.
"Когда же?.." - хотел спросить Литвин, но побоялся и стал рассказывать Йо о тихом Смоленске, дремавшем на берегах Днепра, о старой крепости с кирпичными башнями и зубчатыми стенами, о соборе, что высится у крутого спуска к реке, о цветущих яблонях и кустах сирени, дух которых окутывает весной городские улицы. Йо слушала, глаза её блестели, и что-то похожее на неумелую улыбку скользило по губам.
- Смо-ленск… - медленно произнесла она. - Смоленск - это город? Много домов в одном месте?
- Город, - подтвердил Литвин. - Улицы, площади, дома, и в одних живут люди, а в других работают, учатся, развлекаются. Над рекой - мосты, у берега - пристань, и можно сесть на корабль и уплыть к другому городу, к Орше, Могилеву и даже к Киеву. У вас есть города?
- Нет. Когда-то были, в эпохи Первой и Второй Фазы. Теперь нет.
- Почему?
- Если нет городов, то нечего разрушить. Населённые центры становились первыми жертвами Затмений.
- Где же вы живёте?
- Полностью разумные - на орбитальных станциях, таких же огромных, как этот Корабль, а тхо… - шарик каффа вспыхнул, - тхо в казармах. Да, казарма самый подходящий термин. Там есть…
Модуль ощутимо встряхнуло, и Йо замерла, приоткрыв рот. Тряхнуло снова. Макнил заворочалась, открыла глаза, приподнялась на локте.
- Что?..
- Не иначе как с Третьим флотом схватились, - хрипло произнёс Литвин, упёршись взглядом в стену. - Корабль, поясни! Что происходит?
"Отстрел боевых модулей".
"Таких, как наш?"
"Нет, больше и мощнее. Они стартуют с наружной обшивки".
Стена перед ним растаяла. Он снова увидел девять земных крейсеров, кольцом окружавших Корабль, и угловатые аппараты, что поднимались с его поверхности. Десять, двадцать, тридцать… Он потерял счёт. Эти машины фаата также имели форму коробки со срезанным углом, но были гораздо крупнее, чем модуль, где он прятался. Ему показалось, что в длину они такие же, как "Сахалин", самый мощный рейдер Третьего флота, но много больше его в сечении. Этот рой летающих канистр выглядел бы смехотворным, если бы не маячившее в памяти видение аннигилятора.
Боевые модули расходились двумя веерами в секторах пространства выше и ниже плоскости эклиптики. Кольцо земных кораблей, охвативших пришельца, вдруг сделалось подвижным, завертелось, роняя длинные яркие струи огня; выхлопы дюз тянулись к звёздам, затмевая их сияние. Эта карусель стремительно набирала скорость, и через чуткие глаза видеодатчиков Литвин рассмотрел, как поворачиваются орудийные башни, подрагивают стволы метателей плазмы и свомов, как в тёмных каналах ракетных портов блестит металл. Прошла, должно быть, секунда - и стая серебристых стрелок оторвалась от корпуса "Сахалина" и ринулась в темноту. Не прекращая смертоносного кружения, выпустили ракеты "Памир" и "Ланкастер", за ними - "Сидней", "Фудзи" и другие крейсера. Залп, залп, и снова залп… Стреляли не по модулям, по Кораблю пришельцев, а эта мишень была такой огромной, что миновать её снаряды не могли.
- Пол! - выкрикнула Эби. - Что ты видишь, Пол?
- Нашу смерть, - ответил он и крепче стиснул руку Йо.
Раскрылись шлюзы для сброса истребителей. Облако "грифов" и "коршунов", казавшееся в первый миг бесформенным, выхлестнуло четыре острия. Они врезались в строй врагов, и сотни ало-фиолетовых вспышек замелькали во мраке - били из лазеров и свомов. Потом широкий багровый язык слизнул три истребителя, дотянулся до кормы "Сиднея", и крейсер исчез в фонтане пламени. Разлетевшиеся обломки или, возможно, залпы УИ накрыли модуль фаата, но он не взорвался, а стал разваливаться на части, будто разрубленный невидимым клинком. Три других аппарата, прорвавшись сквозь заслон "коршунов", атаковали "Ланкастер". Тьма вновь отступила перед багряными струями огня, они сошлись на крейсере, в самой середине, но за мгновение до этого "Ланкастер", будто смертельно раненный зверь, успел ударить из плазменных пушек. Там, где потоки плазмы и антиматерии пересеклись, вспыхнула ослепительная звезда, затем рванул термоядерный реактор. Раскалённая туманность возникла на месте крейсера и боевых модулей, её края бешено вращались, вытягивались в пространство скрюченными оранжевыми пальцами, словно желая вырвать клочья тьмы.
Глядя на эту картину вселенского апокалипсиса сотнями глаз, ужасаясь, страшась и торжествуя, Литвин в каком-то уголке сознания отсчитывал оставшееся время. Оно утекало с пугающей быстротой; он знал, что с дистанции в сто километров ракетный залп настигнет Корабль через двадцать шесть секунд и, вероятно, разнесёт его на части. Для астероида средних размеров этого бы хватило, но если звездолёт уцелеет после первого удара, то за ним последуют второй и третий. Похоже, в арсеналах Корабля не было перехватчиков, а силовой экран вряд ли выдержит атаку. Пятьсот ракет без малого, сто сорок тысяч мегатонн… Он попытался представить, что будет с Кораблём, но воображения не хватило. Впрочем, напрягать фантазию не стоило; смерть окажется мгновенной, и лейтенант-коммандер Павел Литвин был к ней готов.
Он ещё успел заметить, как "Памир", извергавший струи плазмы, столкнулся с модулем фаата, как эскадрилья УИ сгорела в багровом выбросе аннигилятора, как ринулись в бой "Суздаль", "Викинг" и "Волга", как их истребители строем креста ударили противнику во фланг. Затем пол под ним дрогнул и вместе со стенами начал раскачиваться вверх и вниз, из стороны в сторону, будто Корабль превратился в древнее морское судно, ставшее игрушкой бури. Теперь Литвин не видел, как идёт сражение, не видел тёмных угловатых модулей и маневрирующих крейсеров, пламени их дюз и крохотных мошек-истребителей; яростный свет ослеплял его, и на мгновение подумалось, что Корабль вдруг погрузился в центр новосотворенной звезды. Он услышал испуганные крики женщин и сам застонал, не в силах избавиться от этого страшного сияния, выжигавшего мозг. "Конец! Ударили ракеты!.." - мелькнула мысль, но его агония все длилась и длилась, и ни Корабль, ни его тело не рассыпались в прах. Он был ещё на этом свете, а не в преисподней; тряска, чудовищный огонь, вздохи Йо и Эби, но больше - ничего…
"Корабль! - воззвал Литвин. - Что творится, во имя Галактики?"
"Включено защитное поле. Оно поглощает энергию ядерного распада".
"Сто сорок тысяч мегатонн?!"
"Сто тридцать восемь и шесть десятых", - сухо проинформировал Корабль, и в тот же миг угасло сияние и прекратилась вибрация.
Но большинства крейсеров и истребителей Третьего флота Литвин не увидел. На месте адмиральского фрегата и прикрывавших его "Волги" и "Викинга" расплылось такое же раскалённое облако, как поглотившее "Ланкастер"; исчезли "Сахалин", "Нева" и "Фудзи", а с ними - "коршуны" и "грифы"; от грозной карусели могучих машин, круживших вокруг Корабля, остался только разреженный газ. Три десятка боевых модулей фаата висели в пространстве, слизывая багровыми языками редких мошек-истребителей, и за этим заслоном мчался к Кораблю последний крейсер - может быть, "Тибурон" или "Рейн". Орудия его молчали. В потемневшей броне, с оплавленными башнями и шлюзами, он шёл на таран, шёл в безнадёжную атаку, как воин разбитой армии, не желавший признать поражения. Два модуля лениво развернулись ему навстречу, плюнули огнём, и в темноте вспыхнуло облако плазмы.
- Они уничтожили Третий флот, - мёртвым голосом сказал Литвин. - Двенадцать наших кораблей… тринадцать, считая с "Жаворонком"… Перебили чёртову уйму народа…
Он сбросил башмаки и начал стаскивать комбинезон. Его движения были неторопливыми, словно он репетировал какую-то медленную пантомиму.
Эби тревожно пошевелилась.
- Пол! Ты в порядке, Пол? Что ты хочешь делать?
- Немного развлечь наших хозяев. Ещё подумают, что мы совсем беспомощны… - Шлёпая босыми ногами, он направился к контактной плёнке. - Йо, милая, уходи! Забирай Эби, и уходите на палубу! А лучше в транспортную сеть или какой-нибудь тихий угол. По твоему усмотрению, ласточка.
- Я никуда не…
- Абигайль Макнил! Кажется, вы ещё лейтенант десанта?
Гнев прорвался в его голосе. Йо молча помогла Макнил подняться, схватила за руку и повела к входной мембране. Кафф в её тёмных волосах то разгорался, то тускнел; похоже, она о чём-то спрашивала Корабль и не могла добиться ответа.
Они ушли, и Литвин, подождав минуту, влез в тесные объятия плёнки. Отчего-то он знал, был уверен, что в этот раз у него получится; перед глазами плавали то "Ланкастер" с "Памиром", исчезающие в багровом облаке, то разбитый корпус "Жаворонка". Мышцы его затрепетали, и что-то под ногами откликнулось ответной дрожью. Усилием воли он изгнал видение мрачных пространств за бортом Корабля, в которых уже не было земного флота, а только расплывались рдеющие алым газовые облака. Будто бы сам по себе включился экран и перенёс его внутрь огромного цилиндрического ангара, чудовищной трубы с висевшими в ней аппаратами. Она тянулась в обе стороны, как минимум на километр, но расстояние словно исчезло для Литвина; он мог разглядеть с поразительной ясностью каждую машину.
Трепет внизу сделался сильней - аннигилятор оживал. До двигателя Литвин и не пытался дотянуться, двигатель был ни к чему, бежать было некуда. Уже некуда… И если бы он мог, то всё равно бы не сбежал. В бегстве не было чести.
Ему казалось, что где-то внутри, в этом странном механизме или в самом его теле, рождается огненный шар. Он подогревал его собственной яростью, пестовал обидой - с флотом расправились так легко! Символ земного могущества был распылён в холодной пустоте, и только он мог отомстить за поражение. От этой мысли жаркая сфера нагрелась и расширилась, вобрав в себя плоть Литвина, словно он становился огненным джинном, драконом или иным чудовищем. Он чувствовал, что больше не может удерживать это пламя, этот палящий жар и должен его выплеснуть - прямо перед собой, в стену ангара, усеянную сотнями машин.
"Не надо этого делать, - предупредил Корабль, и Литвину почудилось, что его бесплотный голос окрашен ужасом. - Не надо!"
"Отчего же? - мысленно ответил он. - Ты ведь, кажется, любишь сильные эмоции. А у людей есть чувство, которое слаще жажды творчества и радостнее любви. Ты с ним ещё не знаком. Имя ему - месть!"
Шнур багрового огня ударил в стену, испепелив десяток модулей. Страшная боль пронзила Литвина, но, готовый к ней, он не застонал, не вскрикнул, а только пробормотал сквозь зубы:
- Я тебе обещал небо в алмазах? Ну, смотри! Смотри!
Ему удалось ударить ещё дважды. Потом он потерял сознание.
Глава 15
В космосе и на Земле
Имена кораблей одно за другим гасли на тактическом экране: "Сидней", "Ланкастер", "Нева"… "Сидней" был первым среди погибших; "грифы" не смогли остановить аппарат пришельцев, и поток багрового огня ударил в корму, прямо в реактор, защищённый многослойной броней. Впрочем, крейсер она не спасла - вспышка, взрыв и раскалённое облако газа, расплывшееся в пустоте… Три чужака атаковали "Ланкастер", два - "Неву"; помимо численного превосходства они выглядели маневреннее и быстрее земных кораблей. Не говоря уж об их оружии! Наблюдая за боем, Тимохин понял в первые секунды, что преимущество не на его стороне. Эти дьявольские машины оказались на удивление увёртливыми и смертоносными, хоть не имели ни ракет, ни плазменных метателей, ни чего-то подобного лазеру; единственным средством нападения был пучок антипротонов, накрывавший мишень с большой дистанции и убийственной точностью. Его энергия и плотность, как доложили аналитики, были настолько огромными, что вызывали аннигиляцию ничтожного количества частиц, плававших в вакууме.
Равным по силе оружием Тимохин не владел, и потому его главной ставкой были ракеты. Главный калибр, триста мегатонн, автоматический выход на цель и, для верности, три залпа… Флотилия успела отстреляться до схватки с кораблями чужаков, и оставалось только ждать - ждать, когда огромный звездолёт вспыхнет в ядерном пожаре. Его уничтожение было бы победой, такой же несомненной, как гибель самого Тимохина и половины Третьего флота, - он понимал уже, что чужаков наличной силой не сдержать. То был его просчёт, и он молчаливо согласился, что платой за ошибку будет жизнь. Жизнь адмирала и жизни людей, которых он привёл сюда, слишком уверенный в мощи своих крейсеров.
Башни "Ланкастера" полыхнули огнём, яркие плазменные шнуры скрестились с потоками антиматерии, и ослепительный свет взрыва заставил Тимохина зажмуриться.
- Три! - произнёс один из офицеров. - Он забрал с собой троих!
- Уничтожена "Нева", - доложил другой.
Брови Тимохина сдвинулись.
- Потери УИ?
Ответил коммодор Шенгелия:
- Они растут, сэр. Семнадцать процентов… девятнадцать… двадцать три…
- Восемь секунд до удара ракет, - послышался голос наблюдателя.
"Целых восемь секунд…" - подумал Тимохин. Космический бой быстр, скорости огромны, оружие сокрушительно… За восемь секунд можно выиграть битву. Или проиграть…
"Памир", тяжёлый рейдер с экипажем двести двадцать человек, исчез во вспышке яростного пламени, столкнувшись с кораблём фаата; рассеялся газовым облаком "Фудзи", мёртвая "Парана" плыла в темноте, распадаясь на части. "Сахалин" ещё сражался, бил из лазеров и свомов, и в верхнем секторе небесной сферы оборонялись "Тибурон" и "Рейн", окружённые десятком кораблей пришельцев. Тимохин понял, что ещё немного - и он потеряет эти крейсера.
- Атакуем, - распорядился он. - "Викинг" идёт к "Тибурону", "Суздаль" и "Волга" - к "Сахалину". Сбросить истребители!
- Выполнено, сэр. Машины в пространстве.
Ускорение прижало Тимохина к креслу, и в тот же миг Вселенная, корчась в муках и безмолвных стонах, породила новую звезду. Фильтры пригасили её свет, сделали призрачной тенью на экранах, но даже так она была страшна. Раскалённые массы ворочались в её глубине, вспухали на поверхности чудовищными алыми горбами, истончались протуберанцами, бросали во тьму клочья светящейся плазмы; казалось, что мир, ещё недавно подобный обсидиану с редкими искрами звёзд, вдруг превратился в огненную преисподнюю.
- Цель поражена! - выкрикнул офицер-наблюдатель.
Штабной отсек взорвался на мгновение гулом торжествующих голосов, затем воцарилась тишина. Звезда, рождённая ядерным взрывом, тускнела, протуберанцы и плазменные волны улеглись, энергия рассеялась в пустоте роями стремительных квантов. Периферийная область уже не слепила приборы и глаза людей, и сквозь прозрачное марево локаторы нащупали и передали на экраны видение огромного цилиндра. Неповреждённый и несокрушимый, он висел перед "Суздалем", точно дракон, явившийся из бездн Галактики. Святой Георгий поразить его не смог.
- Шестнадцать градусов к Северному полюсу, - раздался голос офицера. - Противник, два корабля!
- Атакую, - ответил по громкой связи капитан фрегата, но эта команда прошла мимо сознания Тимохина. Сейчас он слышал другое - то, что было сказано Гюнтером Фоссом, этим странным репортёром "Шпигеля", на чилийском астродроме ОКС. Его слова вдруг вспомнились с поразительной ясностью, какая приходит к человеку перед смертью: "Не применяйте ракеты и свомы, адмирал, защитное поле их отбросит… Попробуйте вскрыть его лазерами, внезапным ударом на полной мощности. Но опасайтесь…"
"Опасаться?.. Чего опасаться?.." - подумал Тимохин, глядя, как растут на экранах два тупорылых корабля. Затем огонь и мрак поглотили его.