Гровс был уже возле люка. Стоя с каменным лицом, он подождал, пока все собрались вокруг него, а затем начал вручную открывать замок, разгерметизируя люк.
– Замок обесточен, – объяснил он. – Где–то короткое замыкание.
Люк скользнул назад. Воздух со свистом вырвался наружу, и Гровс шагнул вперед. Остальные, толпясь, последовали за ним. На мгновение все остановились в испуге и нерешительности, а затем начали спускаться по трапу на поверхность планеты.
На полпути вниз Мари споткнулась, но Джерети поддержал ее. Первым ступил на промерзшие камни один из японских рабочих–оптиков. Улыбнувшись, он махнул рукой:
– Все в порядке! Никаких чудовищ не наблюдается.
Мари попятилась.
– Посмотрите, – прошептала она. – Посмотрите на это сияние.
Поверхность планеты была бескрайней равниной, излучавшей зеленый свет. Мягкий, прозрачный, не дающий тени, он освещал лежащие вокруг камни.
– И так здесь всегда, – зачарованно сказал Джерети. – Я никогда не видал такого. – Он ткнул ногой промерзший камень. – Мы первые, ступившие сюда.
– Наверно, нет, – задумчиво ответил Гровс. – Когда мы снижались, я кое–что заметил. Я старался сесть как можно ближе, но не задеть. – Он взял на изготовку свой мощный излучатель. – Престон писал, что Диск, возможно, пришел сюда из другой системы.
Впереди возвышалась металлическая сфера с гладкой матовой поверхностью. Зеленые кристаллики замерзшего газа поблескивали вокруг людей, когда они осторожно шли к ней.
– Как, черт возьми, мы туда проникнем? – спросил Конклин.
Гровс качнул излучателем:
– Не вижу другого способа. – Его голос зазвучал в их шлемофонах. Он нажал на спусковой крючок и описал стволом круг. – Этот материал похож на нержавеющую сталь. Эта штука искусственного происхождения.
Конклин и Гровс пролезли сквозь дыру, которую излучатель проделал в металле. Ступив на пол, они почувствовали медленную пульсацию. Они оказались в помещении, забитом жужжащей аппаратурой. Наружу вырвалась струя воздуха.
– Нужно заткнуть, – сказал Гровс.
Они наложили заплату на дыру, проделанную излучателем, и принялись осматриваться.
– Добро пожаловать, – раздался тихий старческий голос.
Гровс вскинул оружие.
– Не бойтесь, – сказал старик. – Я такой же человек, как и вы.
Конклин и Гровс застыли на металлическом полу.
– Боже правый! – выдохнул Гровс. – Но я думал…
– Я Джон Престон, – сказал старик.
По спине у Конклина побежали мурашки. Зубы застучали.
– Вы сказали, что его корабль взорвался. Взгляните на него: ему добрая тысяча лет. А он должен был распылиться на атомы.
Тонкие, как бумага, губы дрогнули, словно соглашаясь, и из динамиков вновь раздался блеклый тихий голос.
– Я очень стар, – сказал Престон. – Я почти мертв и парализован. – Его рот искривился в подобии улыбки. – У меня артрит, вы это, наверное, знаете. И я где–то потерял свои очки. Поэтому вижу вас очень плохо.
– Это ваш корабль? – спросил Конклин. – Вы прибыли сюда раньше нас?
Старик кивнул. Его голову поддерживал бандаж.
– Он наблюдает за нами, – сказал Гровс. – Это страшно. Это неестественно.
– Как долго вы здесь? – задал вопрос Конклин древнему усохшему существу в ванне с питательным раствором.
– Извините меня, – ответил Престон. – Я не могу подойти и пожать вам руки.
Конклин заморгал.
– Похоже, он не услышал меня, – с тревогой сказал он.
– Мы представляем Общество Престона, – нерешительно начал Гровс. – Мы продолжаем вашу работу. А вы…
– Я так долго ждал, – прервал его старик. – Много тоскливых лет. Много, много длинных дней в одиночестве.
– Что–то тут не так! – с испугом воскликнул Конклин. – С ним что–то неладное.
– Он туг на ухо и плохо видит.
Конклин шагнул вперед, к нагромождению аппаратуры и сплетению проводов.
– Это не корабль. Это что–то другое, похожее на корабль, но не корабль. Я думаю…
– Я хочу рассказать вам о Пламенном Диске, – прервал его сухой голос Джона Престона. – Это именно то, что мне интересно. Именно то, что я считаю важным.
– Так считаем и мы, – сказал сбитый с толку Гровс.
Конклин взволнованно рассматривал гладкую внутреннюю поверхность сферы.
– Тут нет никаких двигателей! Эта штука не может летать! Это какое–то устройство типа сигнального буя. – Он резко повернулся к Гровсу. – Гровс, это буй. Я начинаю понимать…
– Вы должны выслушать меня, – продолжал Престон. – Я расскажу вам о Диске.
– И это не единственный буй, – сказал Конклин. – Этот принесло сюда, притянуло гравитационным полем планеты. Их, должно быть, тысячи, точно таких же.
Он медленно подошел к Гровсу.
– Мы имели дело не с кораблем, а с целой серией буев. Каждый направлял нас к следующему. Мы следовали по цепочке буев на всем нашем пути сюда, шли от одного к другому.
– Чего бы вы ни хотели, – непреклонно продолжал сухой голос, – выслушайте то, что я вам скажу.
– Заткнись! – крикнул Конклин.
– Я останусь здесь, – сказал Престон медленно и с болью, тщательно подбирая слова. – Я не решусь уйти. Если я…
– Престон! – завопил Конклин. – Сколько будет дважды два?
– Я ничего не знаю о вас, – упорно продолжал голос.
– Повторяй за мной! – потребовал Конклин. – У Мэри был барашек, его шерсть была белой как снег!
– Прекрати! – сказал Гровс; он был на грани истерики. – Ты спятил?
– Поиски были долгими, – продолжал бормотать монотонный скрипучий голос, – и ничего не дали. Совсем ничего.
Конклин расслабился. Он направился назад, к заплате в стене сферы.
– Он не живой. Это не ванная с питательным раствором. Там какая–то субстанция, на которую проектируется видеоизображение. Видео– и аудиозаписи синхронизированы так, чтобы получилась точная копия. Он умер сто пятьдесят лет назад.
В тишине продолжал звучать сухой тихий голос Престона. Конклин отодвинул заплату и выбрался наружу.
– Идите сюда, – махнул он остальным. – Заходите.
– Мы слышали по шлемофонам все ваши разговоры, – сказал Джерети, войдя внутрь. – Что все это значит? Черт возьми, при чем тут Мэри и барашек?
Он увидел копию Джона Престона и замолчал. Остальные вошли следом за ним, волнуясь и затаив дыхание. Один за другим они входили и останавливались, увидев старика, услышав его тихие слова, продолжавшие звучать в разреженном воздухе сферы.
– Запечатайте дыру, – приказал Гровс, когда вошел последний человек, японский оптик.
– Это он? – с сомнением спросила Мари. – Почему он так говорит? Словно повторяет… молитву.
Конклин положил свою тяжелую гермоперчатку на плечо девушки:
– Это только изображение. Он оставил сотни таких, а может, тысячи. Разбросал в пространстве, вокруг. Чтобы привлечь корабли и направить их к Диску.
– Значит, он мертв!
– Он умер давным–давно, – ответил Конклин. – Судя по его виду, он умер очень старым. Вероятно, через несколько лет после того, как обнаружил Диск. Он знал, что когда–нибудь сюда прилетят корабли. Он хотел привести один из них сюда, в его мир.
– Он, наверное, не знал, что будет создано Общество, – грустно сказала Мари. – Он не представлял, что кто–нибудь еще отправится на поиски Диска.
– Не знал, – согласился Конклин. – Но он знал, что сюда полетят корабли.
– Как жаль…
– Не поддавайтесь отчаянию, – сказал Гровс. – Мертва только физическая оболочка Джона Престона, и эта оболочка не самое главное.
– Наверное, вы правы, – согласилась Мари и просияла. – Это что–то изумительное, что–то вроде чуда.
– Молчи и слушай, – мягко сказал Конклин.
И все они замолчали и прислушались.
– Это не бессмысленное движение, – говорил бледный образ старика.
Его подслеповатые глаза были устремлены на группу людей; он не видел их, не слышал их, не знал об их присутствии. Он обращался к тем, кто был в тот момент, когда он это говорил, очень далеко от него.
– Не животный инстинкт делает нас беспокойными и неудовлетворенными. Вот что я скажу вам: самое возвышенное, что есть в человеке, – это потребность расти и идти вперед… открывать новое… развиваться. Достигать неизведанных территорий, приобретать новый опыт, эволюционировать. Отбросить рутину и повторение, отказаться от одуряющей монотонности и стремиться вперед. Постоянно идти дальше…
Мир, который построил Джонс
Глава 1
Температура в Убежище колебалась от 99 до 101 по Фаренгейту. В воздухе ленивыми волнами перекатывались клубы пара. Всюду били горячие гейзеры, и "почва" представляла собой зыбкую поверхность теплой слизи, состоящей из воды, растворенных солей и какой–то ноздреватой кашицы. Останки лишайников и простейших окрашивали и уплотняли влажную пену, падавшую отовсюду и покрывавшую влажные скалы, губкообразный кустарник и какие–то сооружения. Виднелся тщательно разрисованный задник: унылое плоскогорье, возвышающееся над бурным морем.
Без сомнения, Убежище было создано по образцу материнского чрева. Трудно было отрицать это сходство – да никто и не отрицал.
Луи угрюмо наклонился, сорвал какую–то бледно–зеленую поганку, растущую под ногами, и раздавил ее в пальцах. Под влажной органической оболочкой оказалась пластмассовая сетка: гриб был искусственным.
– Могло быть и хуже, – заметил Фрэнк, глядя, как Луи отшвырнул гриб. – Хорошо еще, что не пришлось за все это платить. Федправу эта штука, наверное, стоила миллиарды.
– Театр какой–то, – злобно сказал Луи. – Ну зачем все это? Почему угораздило родиться именно здесь?
Фрэнк ухмыльнулся:
– Ты что, забыл, что мы высшие мутанты? Мы ведь сами решили так много лет назад. – Он ткнул пальцем туда, где за стеной Убежища был виден другой мир. – Мы слишком чисты для него.
Снаружи на прохладной постели тумана раскинулся полусонный ночной Сан–Франциско. То здесь, то там ползали редкие машины; пучки проводов, словно перепутанные членистые черви, вылезали из–под земли на станциях подземки. Перемигивались редкие огоньки офисов… Луи повернулся спиной к городу. Мучительно было видеть и сознавать, что ты здесь в ловушке, что тебя окружали всегда одни и те же люди. И тебе ничего не остается, как только сидеть тут да таращиться, подсчитывая годы, впустую проведенные в Убежище.
– Должна же тут быть какая–то цель, – проговорил он. – Хоть какой–нибудь минимальный смысл.
Фрэнк фаталистически пожал плечами:
– Военные игры, радиация. Повреждение генетического кода. Просто несчастный случай… как с Джонсом.
– Но нас оставили в живых, – подала голос Ирма, стоявшая за спинами мужчин. – Все эти годы о нас заботились, нас поддерживали. Ведь для чего–то им это было нужно. Должен же быть и для них в этом какой–то смысл.
– Ты скажи еще – предназначение, – съязвил Фрэнк, – или, к примеру, вселенская задача.
В Убежище, мрачном, окутанном паром резервуаре, их было семеро. Атмосферой служила смесь аммиака, кислорода, фреона и небольшого количества метана, насыщенная водяным паром и лишенная углекислого газа. Убежище сконструировали двадцать пять лет назад, в 1977 году, и старшие члены группы еще помнили свою прежнюю жизнь в механических инкубаторах. Сначала Убежище выглядело несколько иначе, но время от времени в его конструкцию вносились усовершенствования. В нем периодически появлялись рабочие, нормальные люди в герметичных скафандрах, за которыми тащились шланги и трубки – средства жизнеобеспечения. Чаще всего из строя выходила подвижная фауна, вот они и являлись ее ремонтировать.
– Если бы у нас была какая–то задача, – сердито буркнул Фрэнк, – нам бы сказали. – Лично он доверял специалистам Федправа, которые эксплуатировали Убежище. – Доктор Рафферти обязательно сообщил бы нам, и вам это известно.
– Что–то я не уверена, – сказала Ирма.
– Боже мой, – горячился Фрэнк, – они же нам не враги. Ну что им стоит уничтожить нас, стереть в порошок – но они же этого не сделали? В конце концов, они бы могли напустить на нас Молодежную лигу.
– Они не имеют права держать нас здесь, – запротестовал Луи.
Фрэнк зевнул.
– Если мы выйдем отсюда, – терпеливо, будто обращаясь к детям, проговорил он, – мы умрем.
На верхней кромке прозрачной стены торчал вентиль давления и шли ряды клапанов безопасности. Слабые струйки едких газов просачивались внутрь и смешивались с привычной влажностью воздуха.
– Чувствуете запах? – спросил Фрэнк. – Вот что вас ждет снаружи. Холод и смерть.
– А тебе никогда не приходило в голову, – спросил Луи, – что этой дрянью, которая оттуда сочится, нам морочат голову?
– Это каждому из нас приходило в голову, – ответил Фрэнк. – И через каждые пару лет. Мы давно уже стали параноиками, мы уже готовимся к побегу. Только зачем куда–то бежать, если можно просто выйти. Никто нас не держит. Мы спокойно можем выйти из этого парового котла, только помните: снаружи нам не выжить.
В сотне футов, возле прозрачной стены, застыли остальные четверо. Голос Фрэнка долетал до них глухими, искаженными звуками. Гарри, самый младший из всех, посмотрел в сторону Фрэнка. Он прислушался, но не смог разобрать ни слова.
– О’кей, – нетерпеливо сказала Вивиан, – пошли.
Гарри кивнул.
– Прощай, чрево, – пробормотал он. Протянув руку, он нажал на красную кнопку, вызывающую доктора Рафферти.
– Наши маленькие друзья, похоже, опять словно белены объелись. Они решили, что им все позволено. – Рафферти повел Кассика к подъемнику. – Это будет для вас интересно… по крайней мере сначала. Не удивляйтесь, кое–что вас может поразить. Они совершенно другие, я имею в виду психологически.
На одиннадцатом этаже показались первые элементы Убежища, специальные насосы, которые поддерживали атмосферу в нужном состоянии. Доктора в белом резко выделялись среди затянутых в коричневую униформу полицейских. На четырнадцатом этаже Рафферти вышел из лифта, Кассик последовал за ним.
– Они звонили, звали вас, – сообщил Рафферти один из врачей. – В последние дни они чем–то сильно встревожены.
– Спасибо, – ответил он и обратился к Кассику: – Их можно наблюдать на этом экране. Я не хочу, чтобы они вас видели. Лучше им не знать, что здесь полиция.
Часть стены отодвинулась. Открылся сине–зеленый, весь в вихрях тумана ландшафт Убежища. Кассик видел, как доктор Рафферти через шлюз прошел в этот искусственный мир за стеной. И в ту же минуту его высокую фигуру окружили семеро странных, крохотных, похожих на гномов существ как мужского, так и женского пола. Все семеро были сильно возбуждены. Хрупкие, как у маленьких птичек, грудные клетки вздымались от волнения. Пронзительно крича и отчаянно жестикулируя, уродцы что–то объясняли доктору.
– В чем дело? – оборвал их Рафферти. Он задыхался в смрадных испарениях Убежища, пот капал с покрасневшего лица.
– Мы хотим выйти отсюда, – пропищало существо женского пола.
– И мы уходим, – заявило другое существо, по виду мужчина. – Мы уже решили, и вы не можете держать нас здесь взаперти. Вы не имеете права.
Некоторое время Рафферти что–то им объяснял, потом резко повернулся и вышел обратно через шлюз наружу.
– Это уж слишком, – пробормотал он Кассику, потирая лоб. – Я выдерживаю там не более трех минут, начинает действовать аммиак.
– Вы хотите дать им попробовать? – спросил Кассик.
– Подготовьте Фургон, – приказал Рафферти своим помощникам. – Пусть будет наготове, чтобы подобрать их, когда начнут падать. – Кассику он объяснил: – Фургон – это как бы железное легкое, специально для них. Большого риска не будет: хоть это и очень хрупкие создания, но мы будем наготове и подберем их раньше, чем они успеют себе навредить.
Не все мутанты решили покинуть Убежище. Четыре фигурки нерешительно пробирались вдоль прохода к эскалатору. Позади, сбившись в кучку под защитой родного чрева, осталось трое их товарищей.
– Эти трое – реалисты, – заметил доктор Рафферти. – Они и возрастом постарше. Вон тот, покрупнее, темноволосый, который больше всех похож на человека, – Фрэнк. С молодыми всегда больше хлопот. Придется применить постепенную акклиматизацию – очень уж хрупкие у них организмы, – чтоб не задохнулись или не умерли от остановки сердца. – Он продолжил с тревогой: – Я бы хотел, чтобы вы очистили улицы. Их никто не должен видеть. Хотя уже час поздний и народу там немного, но на всякий случай…
– Я позвоню в районную полицию, – согласился Кассик.
– Сколько времени это займет?
– Несколько минут. Из–за Джонса и этих сборищ полиция всегда наготове.
Рафферти облегченно вздохнул и быстро вышел, а Кассик принялся искать телефон районной Службы безопасности. Он быстро нашел его, соединился с отделением в Сан–Франциско и отдал распоряжения. Пока он разговаривал, отряды воздушно–десантной полиции уже стали собираться вокруг здания, где находилось Убежище. Кассик не клал трубку до тех пор, пока не установили уличные заграждения, а потом пошел искать Рафферти.
Четверо мутантов спустились по эскалатору вниз. Пошатываясь, робко, почти на ощупь, они пересекли вслед за доктором Рафферти вестибюль и подошли к широким дверям, ведущим на улицу.
Улица была совершенно пуста; полиция знала свое дело: Кассик не заметил ни одного пешехода, ни одной машины. Лишь единственный силуэт на углу нарушал однообразие серого пространства: там, с работающим мотором, стоял припаркованный Фургон, готовый следовать куда прикажут.
– Вон они, – сказал врач, стоящий рядом с Кассиком. – Надеюсь, Рафферти понимает, что делает. – Он указал пальцем. – Вон та, весьма недурная собой, Вивиан. Она самая молоденькая. Парнишка – это Гарри, очень смышленый, только неуравновешенный. А вот эти – Дайтер и его приятель Луи. Есть еще восьмой, ребенок, он в инкубаторе. Они про него пока не знают.
Всем четверым человечкам явно было не по себе. В полубессознательном состоянии, а двое чуть ли не в судорогах, они отчаянно карабкались вниз по ступенькам, пытаясь удержаться на ногах. Далеко они не ушли. Первым упал Гарри; пару секунд он шатался на последней ступеньке, а потом ткнулся лицом прямо в бетонную плиту. Его маленькое тело дрожало, он пытался еще ползти вперед. Остальные слепо ковыляли по тротуару, не подозревая о том, что их товарищ упал; они и сами были едва живы.
– Ну, – Дайтер судорожно глотнул воздух, – вот мы и выбрались.
– Мы сделали это, – отозвалась Вивиан. Устало опустившись на корточки, она отдыхала, прислонившись к стене. Через секунду и Дайтер растянулся рядом с девушкой. Он распахнул рот, как рыба на берегу, в горле у него клокотало. С закрытыми глазами он бессильно попытался встать на ноги. Рядом повалился Луи.
Потрясенные, ошеломленные неожиданностью столь жалкого финала, все четверо лежали слабо шевелящейся кучей на серой мостовой, еще судорожно дыша, еще цепляясь за жизнь. НИКТО уже и не пытался двигаться дальше; они уже забыли, зачем подвергли себя этому испытанию. Задыхаясь, отчаянно пытаясь сохранить остатки уходящего сознания, они слепо уставились на нависшую над ними фигуру доктора Рафферти.
Доктор помедлил немного, сунув руки в карманы.
– Сами виноваты, – холодно сказал он. – Хотите продолжить? – Никто ему не ответил, едва ли они услышали его слова. – Ваш организм не приспособлен к обычному воздуху, – продолжил Рафферти. – И к температуре. И к еде. И ко всему остальному.