Кафе более 200 лет. Помимо русских классиков, здесь сиживал великий авантюрист Джакомо Казанова. Кафе роскошное – мраморные столики, фарфоровые чашки, картины на стенах, зеркала, скульптуры. Выпить здесь капуччино и съесть за стойкой бриошь не так уж и дорого. Впрочем, не будем говорить и о презренном металле, лучше о вечности и красоте.
Ансамбль Капитолийской площаци (сердце античного Рима) оформлял Микеланджело. Ее увенчала бронзовая статуя императора-философа Марка Аврелия. Площадь вымощена кирпичом и травертином, уложенным в красивый звездообразный круговой узор. Внизу Капитолийского холма лежит Форум – музей под открытым небом. Руины. Но какие руины!.. Камни сената помнят неутоленное тщеславие, злобную зависть, непримиримое соперничество, неуемное властолюбие и жестокость – обо всем этом можно прочесть в произведениях Цицерона и Плиния Младшего. Здесь закололи Цезаря. Здесь прозвучал сакраментальный вопрос: "И ты, Брут?.." Чего только не происходило в том далеком Древнем Риме! А сейчас тишина и все погружено в легкую фиолетовую дымку. Где-то кипят новые политические страсти, но будут ли они величественны и грандиозны, как минувшие? Увы, личности мельчают. Титанов больше нет. Мировая трагедия постепенно переходит в пошлый фарс, и это не только в России.
А вот и Колизей, многократно тиражированный на экране и на картинах. Въяве он поражает своей величественной суровостью. Огромный эллипс: высота 57 метров, 627 м по окружности. Стоишь перед этим заснувшим чудовищем, и в воображении возникают сцены, которые разыгрывались на арене Колизея: разъяренные звери, бои гладиаторов, а в ложах патриции, жаждущие зрелищ…
Разве знает Италия,
что она значит для нас?
Колизей, в черной оспе и ранах,
Прогибайся, круглись,
черный кратер, остывший у глаз,
Мы расскажем тебе
о великих вождях и тиранах.
Твой трехъярусный,
арочный вздрогнет
трехгорный каркас…
Так писал петербургский поэт Александр Кушнер. И действительно, нам, русским, есть что поведать даже Колизею: у нас были свои нероны и калигулы, свои вожди и тираны, рекой лилась кровь, и всегда было больше зрелищ (если под ними подразумевать события), чем хлеба.
Муза странствий и туризма влечет нас дальше. Арка Константина. Собор Санта Мария Маджоре. Пантеон. Площадь Навона. Здесь возвышается церковь Св. Агнессы и грандиозный фонтан Четырех Рек, сложная скульптурная композиция Джованни Лоренцо Бернини. Фонтанов в Риме множество, и один оригинальнее и монументальнее другого. Но, пожалуй, главнейший – фонтан Треви (1730-1770). Фонтан является одновременно фасадом Палаццо Поли и питается водой античного водопровода. Фонтан Треви знают почти все по фильму Феллини "Сладкая жизнь". Но в реальности он, конечно, ярче, переливчатее и мощнее, чем на экране. Вокруг него великое множество народа, зачарованно глядящего на его струи.
Есть поверье, что если бросить монетку в фонтан Треви, то обязательно вернешься в Рим. То и дело летят в воду металлические кружочки.
– А если у меня нет? – спросила почтенная соотечественница.
– Тогда бросайте облигации государственного займа, – ответил я.
Площадь Испании с ее знаменитой лестницей (135 ступеней) – так же, как и фонтан Треви, излюбленное место для съемок кинематографистов. На ней сидят. Курят. Разговаривают. Целуются. "Ла дольче вита!" Сладкая жизнь в Риме!..
Финал каприччо
Если бы я был музыкантом, то к своим заметкам- эссе приложил бы ноты Джироламо Фрескобальди,
чтобы прозвучало какое-нибудь томяще сладкое каприччо в знак прощания с Италией. О ней я не рассказал и тысячной доли того, что мог бы: края книжных страниц, как секира, отсекают все детали и подробности. А ведь еще был Ватикан! Со своими бесчисленными музеями: Этрусским, Египетским, Кьярамонти, залом Рафаэля и т. п. Гид ведет группу по бесконечной анфиладе залов и все время приговаривает: "А сейчас будет Сикстина Капелла". Раздавленные красотой и усталостью, мы бредем из зала в зал, но Сикстинской Капеллы нет и нет, а когда она наконец возникла, то все рухнули на скамейки и, задрав головы, стали рассматривать потолки. Лицезрением их мы занимались ровно 20 минут и, конечно, не могли оценить все детали творений Микеланджело, Рафаэля, Перуджино, Боттичелли и других великих мастеров. Фреска Микеланджело "Страшный суд" вконец придавила рашен-туристов. Но может быть, нам предстоит наш российский "Страшный суд", который будет пострашнее?..
После Ватиканских дворцов – собор Св. Петра. И опять шедевр за шедевром. Давящая, избыточная суперкрасота. Ею нужно наслаждаться часами, сутками, месяцами, тянуть и пить по глотку… а так варварски, как мы это делаем, конечно, ужасно. Но нет лир. Нет выбора. Извечное российское состояние…
И что в итоге? Повторю вслед за Сашей Черным:
Нанес я все визиты
Всем римским Аполлонам.
У каждой Афродиты
Я дважды побывал…
Нет, увы, не у каждой. А выборочно. Не посетил и замок Св. Ангела. Лишь видел в ночном небе Рима вознесенного над замком Ангела. Гид Элизабет пообещала: "Потом мы посмотрим, что он делает…" Не посмотрели. Не хватило времени и сил.
Так что же делает парящий над Римом Ангел? Что делают и как вообще живут итальянцы в Италии? Чтобы получить ответ, надо снова паковать чемоданы, покупать тур и "аванти!" – вперед.
Бандите д’аморо
Опять на дорогах Италии:
Порывисто дышит мотор…
Кирилл Померанцев
Вступление пикколо
Считается, что итальянский язык более приспособлен и мелодичен для объяснений в любви. Это язык сердца. Отсюда все эти сладкозвучные "Санта-Лючии" и бельканистые ариозо из Россини, Пуччини, Верди и прочих итальянских маэстро. В чем истоки? Может быть, в нежно-голубом итальянском небе? В яркой растительности? В общей атмосфере какого-то праздника жизни, когда не хочется воевать, а хочется именно любить, хотя, конечно, в истории Италии были и войны, и кровь, и жестокость? Наводили страх и ужас императоры Нерон и Калигула. Коварствовали Медичи. Неистовствовал Савонарола. Но в противовес гениям зла творили Катулл, Петрарка, Овидий, Рафаэль, Боттичелли, Леонардо да Винчи, которые словом и кистью воспевали гармонию мира, красоту и любовь…
Далекое эхо разговора с балкона
Не случайно именно в Италии возникла самая прекрасная легенда о любви – о любовном огне, охватившем юную Джульетту и прекрасного Ромео.
Джульетта обещала отцу, старому Капулетти:
Я постараюсь ласково смотреть,
Но буду стрелы посылать из глаз
Не дальше, чем велит мне ваш приказ.
Но каждый знает, что вспыхнувшая любовь, как река в весеннем разливе, способна снести все преграды. Ее не останавливают ни приказы родителей, ни соб
ственная осторожность. Любовь – это стихия… И вот перед балконом Джульетты Ромео просит:
О, говори, мой светозарный ангел!
И ангел заговорил. Ответил пылким чувством на горячее признание влюбленного юноши. Что было дальше? Дальнейшее хрестоматийно известно: не вынеся испытаний на тернистом пути любви, Ромео отравился ядом. Джульетта, поцеловав возлюбленного в отравленные губы, заколола себя кинжалом. Подошедший стражник сухо констатировал: "Ромео мертвый, и Джульетта рядом". И финальная фраза старого герцога:
Нет повести печальнее на свете,
Чем повесть о Ромео и Джульетте.
Обо всем этом нам поведал Шекспир. А роковая любовь разыгралась в небольшом итальянском городе Вероне. Но здесь требуется некоторое уточнение. Первый автор трагической истории Ромео и Джульетты – итальянец Маттео Банделло. Содержание его новеллы попалось на глаза английскому поэту Артуру Бруку, и он на эту душещипательную тему сочинил поэму. Именно на ее основе великий Шекспир (который, кстати, никогда не был в Италии) сотворил свою гениальную лирическую трагедию "Ромео и Джульетта". В 1597 году она появилась в печати с указанием на титуле, что трагедия шла много раз "под большие аплодисменты". Еще бы: вечно волнующая тема, что в Италии, что в Англии, что в России. А разве слова друга Ромео, Бенволио, не могли повторить в любом веке и в любой стране:
Увы! Зачем любовь,
Что гак красива и нежна на вид,
На деле так жестока и сурова?..
В XVII веке в Англии шекспировский том видели в библиотеке Оксфордского университета в числе тех книг, которые ради сохранности держали на цепи: страницы "Ромео и Джульетты", особенно сцена свидания на балконе, были зачитаны буквально до дыр.
Но что семнадцатый век! Возьмем двадцатый, который шествует путем своим железным, как выразился один русский поэт. Вроде бы сейчас не до сантимен-
тов, не до любовных вздохов и ахов. Ан нет! Любовь все та же, никак не меняется, все в тех же романтических одеждах ожидания, с пылкими словами и робкими касаниями…
Не забыта Верона. Не забыт балкон, на котором стояла Джульетта. Сюда, в сердцевину Италии, валом валят туристы, чтобы прикоснуться к вечной и негасимой любви. Кто не может приехать, тот пишет письма. Поклонники детективов пишут Шерлоку Холмсу, а влюбленные всех стран и народов адресуют письма Джульетте: ответь, помоги, посоветуй…
Проблему ответов на запросы решили просто, организовав "Club di Giulietta". Первым его секретарем в 1937 году стал синьор Солимани, скромный "портьере", охранявший дом Джульетты на Виа Капелло, 27. Затем его сменил местный историк и поэт Джино Бел- трами. Ныне секретарские функции исполняет женщина – Паола Селла. Она же врачует разбитые сердца влюбленных, скрупулезно отвечая на каждое письмо- SOS. Таким образом, "Клуб Джульетты" стал своего рода пунктом психотерапевтической помощи. Широким потоком идут письма из Америки, с Кубы, Ближнего Востока, из Китая и Гонконга. Более сдержанными оказались европейцы: лишь ручеек писем течет в Верону из Германии, Англии и Швейцарии.
Все хотят любви. Все жаждут взаимности. И все получают ответы из Вероны на бланке со штампом "La Segretaria di Giulietta". Говорят, что письма-ответы помогают обрести любовь. Старая истина: кто верит в чудеса, с тем чудеса и происходят. Как писал древнеримский поэт Гай Валерий Катулл:
Будем, Лесбия, жить, пока живы,
И любить, пока любит душа;
Старых сплетников ропот брезгливый
Пусть не стоит для нас ни гроша…
Дай лобзаний мне тысячу сразу
И к ним сотню и тысячу вновь,
Сто еще, и к другому заказу
Вновь на столько же губки готовь…
Эти строки Катулл посвятил красавице Клодии. Он называл ее Лесбией, сблизив со знаменитой Сапфо. А написано это стихотворение еще до наступления нашей эры, до рождения Христа.
Однако вернемся в наши дни, в Верону. Во дворе дома Джульетты стоит статуя шекспировской героини во весь рост. Существует поверье, что если прикоснуться к медной груди Джульетты, то это даст дополнительную любовную энергию и силу. Мне посчастливилось во время поездки по Италии заглянуть в этот дворик, тесно забитый туристами и любопытствующими. Правая грудь Джульетты отполирована до блеска. При мне ее сжимали, гладили, тискали стая японских студенточек и группа пожилых цветоводов из Голландии.
Джульетта стояла сконфуженная таким необычным вниманием к ней и вместе с тем печальная, с немым вопросом на устах: "И вот я здесь, но где же мой Ромео?"
Легион Ромео
О, Ромео!.. О, юный и прекрасный итальянец! Но почему юный? Еще Овидий, великий поэт "золотого века" римской литературы, сравнивал каждого любовника с солдатом, прибавляя при этом: "Для войны и любви одинаковый возраст подходит".
Так что не будем уточнять возраст, отметим лишь, что итальянец многолик. Нет определенного типа итальянского мужчины, тем более когда он вступает во владения Амура.
Достаточно бросить взгляд на историю. В XVI веке в Италии (в знатных, просвещенных кругах, разумеется) была распространена любовь возвышенная, основанная на платоническом воззрении на женщину как на божество, объект чистого поклонения. Но параллельно бытовала любовь чувственная, плотская, фривольная – достаточно углубиться в новеллы "Декамерона" Боккаччо, чтобы убедиться в полной раскованности чувств средневековых итальянцев. Помните одну из новелл, в которой дочь упрашивала своих родителей постелить ей постель на балконе, чтобы поутру она могла послушать пение соловья? Когда утром родители
зашли на балкон, то застали ее в объятиях юноши, а рука нежной дщери в любовном томленье сжимала "соловья", который прилетел к юной женщине в виде крылатого фаллоса…
Эротические оргии были весьма распространены в средние века. Не будем живописать историю нравов, всех любознательных отсылаю к сочинениям Эдуарда Фукса, изданным издательством "Республика".
Итальянские музеи искусства похожи на музеи любви
Музеи – это отраженное прошлое. А в этом зеркале можно увидеть образы любви. Картины, изображающие былых покорительниц сердец, знаменитых итальянок минувшего… И в прошлых и в нынешних пульсирует в каждой клеточке тела чувственность, но не грубая, переливающаяся через край, а нежная женственность, когда весь облик женщины как бы излучает ауру любви.
Любопытен собирательный портрет итальянки, созданный профессором Фрати: "Плечи как у немки, ноги как у славянки, характер как у француженки, походка как у испанки, профиль сиенский, грудь венецианская, глаза флорентийские, ресницы феррарские, кожа болонская и, наконец, миланская грация".
Похож ли этот портрет на тициановскую Венеру? Судите сами.
Знаменитые венецианские художники Тициан, Паоло Веронезе, Якопо Тинторетто – все они отдавали дань красоте женщин своего времени. Следует отметить, что эпоха славы и роскоши Венецианской республики выдвинула женщину на первый план. Одних куртизанок в 1514 году в Венеции было около 11 тысяч. Сколько требовалось для них золота, жемчуга, зеркал, мехов, кружев и драгоценных камней! А тканей? Никогда и нигде не было такого богатства и разнообразия тканей, как в Венеции XVI века, что и отражено на полотнах и гобеленах венецианских мастеров.
Известный драматург Гольдони в одном из своих сонетов просил своего друга, художника Пьетро Лонги:
Прекрасной, статной, сладостной собою,
Прелестной девы напиши портрет…
И художники выполняли заказ. Как сказала гид Ло- ридана: "Венеция – это персонаж женщины – полненькой, богатой…"
О, этот милый коверканый русский язык в устах гидов! "Сейчас мы будем делать музеи" – не правда ли, в этом есть какая-то прелесть? Гид по Флоренции Леон, статный старик с патрицианской осанкой, знакомя русских с произведениями Рафаэля и Джорджоне, назвал их картины "жирным искусством", очевидно, подразумевая под этим перенасыщенность красотою. Еще одно выражение Лео – о Мадоннах, которое лично мне понравилось: "Чудные женские личики". Мадонны – пристрастие любого итальянского художника. Самые знаменитые, конечно, Мадонны кисти Рафаэля, почти идеальные, небесные создания. Впрочем, у разных живописцев они разные. У Джованни Беллини, к примеру, Мадонны (а их множество) задумчивы и погружены в себя. Это созерцательные и тихие души. Но есть Мадонны и другие, с пылкой кровью. Блок писал:
Там – в окне, под фреской Перуджино, Черный глаз смеется, дышит грудь…
Мадонны, Венеры написаны так, что, как выразился итальянский гид, "хочется трогать тело".
Жил беспокойный художник.
В мире лукавых обличий –
Грешник, развратник, безбожник,
Но он любил Беатриче…
Эти слова Николая Гумилева о Данте Алигьери можно отнести практически к любому Мастеру. Они были живые люди и своих избранниц и натурщиц любили горячо и неистово. И эта страсть позволяла им создавать всепокоряющее и нетленное в веках искусство.
Клуб Казановы
Искусство – это сублимированная энергия. Творческий выброс любви, эротики, секса – как вам угодно, можно выбрать любое. Преображенное человеческое чувство в виде картины, скульптуры, здания, театральной постановки и т. д. Но это, конечно, совсем другая тема, поэтому вернемся к чувствам, которые не перевоплощаются в произведения искусства, но горячат кровь, делают жизнь разнообразной, динамичной и интересной. Это доказал своим примером знаменитый итальянец Джованни Джакомо Казанова. Рыцарь греха. Герой плоти.
Тонкий аналитик и психолог Стефан Цвейг в книге "Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой" сделал попытку проникнуть в тайну успеха великого соблазнителя. Вот что он писал о Казанове: "В этом крепком чувственном теле отсутствуют даже зачаточные формы моральной нервной системы. И в этом кроется разгадка легкости и гениальности Казановы: у него, счастливца, есть чувственность, но нет души. Никем и ничем серьезно не связанный, не стремящийся ни к каким целям, не обремененный никакими сомнениями, он может извлечь из себя жизненный темп совершенно иной, чем у прочих целеустремленных, нагруженных моралью, связанных социальным достоинством, отягченных нравственными размышлениями людей, отсюда его единственный в своем роде размах, его ни с чем не сравнимая энергия…"
И далее Цвейг пишет, что робкие юноши напрасно будут перелистывать мемуары Казановы, чтобы вырвать у мастера тайну его побед: искусству соблазна так же нельзя научиться из книг, как мало изучить поэтику, чтобы писать поэмы. "У этого мастера ничему не научишься, ничего не выудишь, ибо не существует особого секрета Казановы, особой техники завоевания и приручения. Вся его тайна – в честности вожделений, в стихийном проявлении страстной натуры…"
И оттого (продолжим цитату) "…каждая женщина, отдавшаяся ему, становится более женщиной, более знающей, более сладострастной, более безудержной;
она открывает в своем до тех пор равнодушном теле неожиданные источники наслаждения, она впервые видит прелесть своей наготы, скрытой дотоле покровами стыда, она познает богатство женственности…"
Мне это имя незнакомо:
Как это вкрадчиво: Джа-комо…
Как тяжкий бархат черный, –
Какая в этом нежность: Джа… да?
Так шепчет одно из юных созданий в пьесе Марины Цветаевой "Феникс", написанной летом 1919 года. Для Марины Цветаевой Казанова – символ любви, символ всепобеждающей плоти. И для многих на этой планете Джакомо Казанова – имя, олицетворяющее любовь, но не только конечный результат, а именно интригу любви, блестящим мастером которой он был. Казанова отлично знал женскую физиологию и психологию и умело пользовался своим знанием.
Каждый мужчина хочет быть Казановой, но, увы, не всем это удается. Что касается итальянцев, то они, можно сказать, прямые наследники венецианского авантюриста любви и поэтому из кожи вон лезут доказать, что превосходно владеют искусством увлечения и соблазнения женщин. Опять же, всегда есть стремление, но не всегда есть результат.