Допустим, ты ошибаешься, сказала логика. Помнишь, как ты упрямо считал объект телепатом? Что, если маятник в мозгу нашего высокоблагородия качнулся в другую сторону? И супер-обер-крысюк Вибий готов приписать объекту любые супер-пупер-таланты, которыми объект в упор не обладает?!
Крисп глянул на браслет-татуировку. До отлета "Мизерабля" оставалось сорок две минуты. Отлично! Не придется ломиться через гипер.
- Яффе откажется, - пять минут спустя заявил Марк Тумидус.
Соображения Криспа он выслушал, не перебивая.
- Откажется? Чудесно! Отказом он подтвердит мои предположения, - сперва Крисп хотел сказать "наши предположения", но в последний момент передумал. - Я в них уверен, но лишнее подтверждение только на пользу. Объект - варвар. Никто, и звать никак. Коллантарий? Яффе таких сотню за месяц настрогает. Если верны эти выводы, гематр согласится. Но если объект "Маэстро" - стержень эксперимента, ключевой элемент…
- Действуй, боец, - кивнул Тумидус. - Готовь запрос.
IX
- Маркизат, - вслух произнесла Джессика.
Там его маркизат, вспомнила она. Маэстро сказал о Пшедерецком: "Он спешит в Бравильянку, там он нужнее. Там его маркизат…" Гематры логичны, но не всеведущи. Джессика Штильнер понятия не имела, что значит слово "маркизат". Судя по конструкции слова, как структурной единицы языка, это нечто - частная собственность? территория? права и обязанности? - принадлежащее маркизу. О маркизах Джессика знала, что это ученый титул на Ларгитасе: в Ойкумене он соответствовал званию экстраординарного профессора, занимающегося смежными областями наук. Собственно, расшифровку титула ей первым поведал родной отец, профессор Штильнер, которому решением Королевского совета Ларгитаса за особые заслуги был присвоен титул маркиза.
- Да ну, ерунда на постном масле…
Антон Пшедерецкий в свободное от фехтования время так преуспел в смежных областях наук, что его заслуги высоко оценил Королевский совет Ларгитаса? Гематрийская логика, унаследованная Джессикой от матери, категорически отказывалась признавать за этой версией право на существование. Бурная эмоциональность, подарок отца, оперировала жестами, по большей части неприличными. Стыдитесь, велела логика страстям. Вот, смотрите: на Ларгитасе - барон, виконт, граф. На Хиззаце, в университете Бунг Лайнари: приват-доцент, доцент, адъюнкт-профессор… Стоп! Барон, граф! Отец на Сечене приятельствовал с графом Мальцовым…
Дальше все было проще простого. Проложив столбовую дорожку от титула ученого к титулу дворянина, Джессика мгновенно пришла к пониманию слов "маркиз" и "маркизат". Кто другой сказал бы, что еще проще было бы залезть в вирт, на поисковый сервер, но вход в вирт и голосовой запрос заняли бы у Джессики целую минуту, если не полторы, в то время как рассудок гематрийки решил вышеупомянутую задачу за полторы секунды. Реплика про ерунду еще висела в воздухе, а девушка уже пришла к финальным выводам.
Вот теперь милости просим в вирт:
- Террафима, Бравильянка, маркизат!
Результат Джессику разочаровал: ни одного упоминания о Пшедерецком. В окрестностях Бравильянки располагались три маркизата: Дос-Угас, Фронтейра, Кастельбро. Похороны, встрепенулась Джессика. Похороны невесты сеньора Пераля! Надпись на надгробии: Энкарна де Кастельбро.
- Энкарна де Кастельбро!
Виртуальный спиритизм сработал лучше лучшего: с объемного снимка на Джессику глядела покойница. Снимок был сделан в театре, во время представления: часть кадра занимала сцена, расположенная на заднем плане, и актер в короне, съехавшей набекрень. Искать другие снимки Джессика не стала: зачем?
- Маркиз де Кастельбро!
На нее смотрел Антон Пшедерецкий.
- Ошибка! Повторяю запрос: маркиз де Кастельбро!
Пшедерецкий улыбался. Над ним гирляндой выстроились медальки с предыдущими маркизами де Кастельбро: мрачными, надменными. Поперек груди чемпиона перо-невидимка издевательски выводило: "Фернан Иньиго Энрике Мария Хосе, маркиз де Кастельбро, граф Эль-Карракес. Гранд Эскалоны 1-го класса, с правом обращения к королю "мой кузен"…"
- Мой кузен! Ты слышала, Юдифь?
Юдифь слышала.
- Фернан Иньиго де Кастельбро, видео!
В вирте, этом хранилище галактического барахла, нашлась всего одна видеозапись. Ее сделал безымянный оператор-любитель на том же спектакле, во время которого фотограф поймал в кадр Энкарну де Кастельбро. Пшедерецкий (маркиз? дон Фернан?!) сидел в ложе рядом с аплодирующей доньей Энкарной (своей сестрой?!) и, кривя тонкие губы в улыбке, хлопал актерам - не ладонями, а кончиками пальцев. Звук от таких аплодисментов не вспугнул бы и муху. Судя по выражению лица Пшедерецкого, актеры должны были удавиться от счастья, что к ним снизошел гранд 1-го класса, имеющий право звать короля - его, понимаете ли, величество! - кузеном. Сказать по правде, Джессика никогда раньше не видела, чтобы Пшедерецкий вел себя в присутственном месте на манер высокородного хама.
У барьера, отделявшего ложу от партера, опустив руки на красный бархат, стоял пожилой мужчина в строгом камзоле без украшений. Гофрированный воротник из жестких белых кружев напоминал лаковое блюдо, отчего седая голова мужчины в свою очередь походила на кулинарный шедевр экстравагантного шеф-повара, приготовленный для банкета людоедов.
Звук был выведен в ноль. Сама не зная, зачем, Джессика прибавила громкости - и услышала, как голова на блюде в полной тишине произносит одно-единственное слово:
- Маэстро…
Маркиз, подсказала беспощадная гематрийская логика. Старый маркиз де Кастельбро с детьми. Фернану Иньиго Энрике Марии Хосе, графу Эль-Карракес, предстоит пережить сестру, похоронить отца, и лишь потом он из наследника превратится в сеньора, станет безраздельным господином маркизата под Бравильянкой. Выставив запись на круговой повтор, Джессика раз за разом проглядывала эпизод. Ученицу Эзры Дахана, способную выстроить поединок от начала до конца, ориентируясь лишь на исходную позицию соперника, интересовали аплодисменты молодого аристократа. Кончики пальцев вплотную к улыбке. Томное, еле заметное движение запястий. Плечи расслаблены. Локти твердо стоят на подлокотниках. Прямая спина…
Джессика уже видела этого человека. Он подарил ей шпагу перед отлетом. Его звали Антоном Пшедерецким, но ошибка исключалась - честь имею, дон Фернан, маркиз де Кастельбро. "Он был какой-то странный. Мне казалось, что я не узнаю́ его. Называл меня сеньоритой…"
Близнецы, предположила логика.
У логики были здравые резоны. Джессика не любила подшучивать над приятелями, изображая Давида, но Додик частенько разыгрывал подруг сестры, являясь им как Джессика Штильнер. В прошлом году это привело к грандиозному скандалу - Тая Рубинади, отменная рапиристка, в постели предпочитала женщин мужчинам, оказывая Джессике знаки внимания: столь же регулярно, сколь и безнадежно. Додик, сукин сын, тайком от сестры уступил Тае, притворяясь, что делает рапиристке грандиозное одолжение - и в итоге, черт бы побрал Додиково чувство юмора, довел несчастную до нервного срыва.
- Близнецы? Что скажешь, Юдифь?
Юдифь промолчала.
И то верно, согласилась Джессика. Спортсмен и гранд, внебрачный и законный, выросли на разных планетах, живут разной жизнью, но изредка встречаются, чтобы разыграть доверчивую простушку? Луис Пераль пришел бы в восторг от этого сюжета. Пьесы пьесами, но розыгрышем здесь и не пахло. Опять же, Пераль-старший специализировался на комедиях, а Джессика чуяла, что назревает драма, если не трагедия. Сейчас девушке очень хотелось быть настоящей, чистой гематрийкой, чтобы разобраться в происходящем только с помощью ледяной бритвы рассудка, без участия взбалмошной орды чувств.
Она понимала, что вот-вот совершит глупость, и не могла остановиться. "Шпага. Он подарил мне наследственную шпагу…" И следом, как очевидный вывод: "Он полагает, что не вернется. Не вернется вообще, никуда, совсем…" Почему он подарил шпагу мне, спросила Джессика логику. Если он хотел отдать шпагу маэстро, если знал, что тот не возьмет - почему я?
При чем здесь я?!
Дура, ответила логика. Не ты дура - я. Близнецы? Ничуть не бывало. Это раздвоение личности, девочка. Натуральное диссоциативное расстройство идентичности, и не спорь со мной. Тяжелая эмоциональная травма в раннем детстве, или экстремальное насилие, и диссоциация зашкаливает. Он видел в тебе себя - чувства варвара и разум гематрийки в одном теле. Ты - его надежда, дурочка ты набитая.
Почему?!
В тебе эти противоположности более-менее уживаются и даже помогают друг другу. Значит, и его конфликт имеет шанс на благополучное разрешение.
Он и так вполне благополучен!
Откуда ты знаешь, спросила логика, и Джессика не нашлась, что ответить. Она просто взяла в руки шпагу семьи Кастельбро. В движении самый взыскательный зритель, будь он трижды знатоком театра, не обнаружил бы и толики пафоса. Джессика Штильнер умела брать оружие в руки без лишних красот. Решение, думала Джессика. Я ведь уже решила, да?
Она не знала, что много лет назад, сразу после освобождения близнецов из рабства у Гая Октавиана Тумидуса, легата ВКС Помпилии, Лука Шармаль, дед Джессики и Давида, обратился за консультацией к лучшим психирам Ойкумены. Ему порекомендовали маркиза - судьба умеет шутить! - Трессау с Ларгитаса. Но маркиз был стар, болен и не принял заказа, посоветовав обратиться к баронессе ван Фрассен, восходящей звезде пси-медицины, прошедшей спецподготовку на Сякко. Осмотр произошел без ведома Джессики и Давида - закон разрешал подобную меру в отношении несовершеннолетних, пострадавших от кратковременного рабства. После осмотра баронесса ван Фрассен отметила, что патологических нарушений не видит, а значит, радикального вмешательства не требуется. В дополнение к диагнозу она уведомила Луку Шармаля, что по косвенным признакам может предположить у Джессики в будущем образование пастырского синдрома с повышенной созависимостью и элементами угоднического поведения…
Если опустить научную тарабарщину, ван Фрассен предполагала в пациентке гипертрофированную склонность к спасательству. Помочь, вытащить из передряги, оказать услугу, собрать деньги на лечение… Так рубцевалась рана, полученная в результате пребывания в рабстве. Отдайте внучку в спорт, сказала баронесса. Силовые виды; еще лучше, какие-нибудь единоборства. Это перенаправит эмоциональные потоки, распределит их, уравновесит.
Нет, ничего этого Джессика Штильнер не знала. Тайна, думала она, сжимая шпагу. Чужая тайна. Маэстро в курсе, но он будет молчать. Дон Фернан - брат его невесты, родич, близкий человек. А главное, я не нужна здесь, на Сечене, я лишняя…
Еще вчера, только-только прилетев и увидев маэстро, она поняла, что перед ней - человек, целиком поглощенный какой-то задачей. Непосильной задачей, невозможной и жизненно необходимой. Словно потребовалось взвалить на плечи целую планету, и крутись как знаешь! Вся пластика Диего Пераля криком кричала об этом. Присутствие Джессики, ринувшейся защищать маэстро от посягательств Великой Помпилии, мешало выполнению поставленной задачи. В первую очередь мешало потому, что она, Джессика Штильнер - женщина. Коллантарии-женщины не мешали, а Джессика - да, и точка. Раньше Джессику обрадовало бы такое неравнодушие маэстро к ее особе, но сейчас она даже не стала доискиваться до причин.
- Один билет до Террафимы, - скажет Джессика через пять минут и двенадцать секунд, глядя на заставку космопорта в сфере коммуникатора. Ей будет слегка неловко перед братом, которого она сорвала с Китты, но Джессика решит, что с Додиком она разберется позже, когда все наладится. - Класс люкс. Со мной будет домашнее животное. Разрешение на транспортировку оформлено. Какое животное? Рептилия, королевская кобра. Не беспокойтесь, она бесконфликтна. Юдифь, ты бесконфликтна? Полагаю, она проспит всю дорогу. Да, еще холодное оружие. Оформите пломбировку на время рейса. Нет, только холодное. Уверяю вас, больше ничего и никого! Счет вышлите на этот номер…
Баронесса ван Фрассен не ошиблась в диагнозе.
Контрапункт
Из пьесы Луиса Пераля "Колесницы судьбы"
Кончита:
Я смущаюсь!
1-й репортер:
Сеньорита!
Дело будет шито-крыто,
Все тип-топ, крутое шоу…
Кончита:
Я стесняюсь!
2-й репортер:
Хорошо же!
У стеснительных красоток
Рейтинг крепкий и высокий!
Кончита (с подозрением):
Рейтинг?
3-й репортер:
Есть такая штука,
Без неё не жизнь, а мука,
Если ты умом не вышел,
Рейтинг подними повыше,
Если ты урод порою,
Рейтинг пусть стоит горою…
Как у нашего поэта
С этим делом?
Кончита:
Дело это
У него стоит покамест,
Если помогать руками…
Репортеры:
Мы поможем! Мы подскажем!
Мы и снимем, и намажем,
И поддержим, и направим,
И ускорим, и восславим,
Воплотим и в сталь, и в камень,
Языком, душой, руками,
Завернем и в шелк, и в ситец -
Только, детка, согласитесь!
Кончита (решается):
Ах, теряю честь свою!
Что же дать вам?
Репортеры:
Интервью!
Глава пятая
Кое-что о любви
I
- Вы уверены, что она нас найдет?
С опозданием Диего понял, сколь двусмысленно прозвучал его вопрос. Кто "она"? Разумеется, маэстро имел в виду Карни. Но для коллантариев слово "она" вполне могло относиться и к флуктуации, рою космической мошкары, и к стае хищных жаб.
- Нисколько в этом не сомневаюсь.
- Правда?
- Конечно. До сих пор же находила?
Пробус был сама уверенность. Лишь подергивался уголок рта, да под глазом билась, трепетала синяя жилка. Улыбка? Гримаса? Нервный тик? О да, вопрос оказался не только двусмысленным, но и дурацким. Интересно, а кого имел в виду Пробус?
Маэстро насиловал собственный рассудок. Пытался сосредоточиться на пустяках, отвлекал себя игрой слов, случайными мыслями, пустыми разговорами. За всей этой мишурой в глубине души крысой в норе притаился страх. Все закончится хорошо, а значит, плохо. Они вернутся на Сечень, живы-живехоньки, пойдут пить чай или водку, лягут спать в постели со свежим, хрустящим бельем, с головой накроются одеялами, пуховыми одеялами в сатиновых пододеяльниках, детской защитой от демонов, притаившихся в платяном шкафу - предатели, лжецы, они окунутся в плотскую жизнь, как купальщица в озеро, а Карни останется здесь, в лживой иллюзии, в плену дьявольского театра, скрывающего черную адову бездну за раскрашенным картоном небес, в глухих карманах сцены…
Второй раз в жизни у маэстро дрожали руки. О, стыд! Двадцать лет назад зеленый новобранец Пераль трясся накануне первого сражения, не зная, чего боится больше - смерти или позора. И вот сейчас он трясется опять, перед несомненным безумством - очередной попыткой воскрешения Карни. Новобранец, криво ухмыльнулся Диего. Воистину комедия: я - вечный новобранец. Кто рискнет назваться мастер-сержантом в деле, способном посрамить святых угодников и устрашить отважнейших героев? Отец, тебе нравится эта реплика? Проклятье, я выражаюсь, как премьер-любовник в провинциальной труппе! И вокруг меня под стук кастаньет пляшет блудливая красотка Кончита из самой знаменитой пьесы el Monstruo de Naturaleza, стучит каблучками, поет грудным контральто:
А любовь
мелькает в небе,
Волну венчает
белым гребнем,
Летает и смеется,
и в руки не дается,
Не взять ее никак!
О Эскалона, красное вино!
- Отставить Сечень! - приказал вчера профессор Штильнер. Где профессор успел нахвататься словечек из военного лексикона, осталось загадкой. - Слушай мою команду! Вы следуете на Хиззац. Туда, куда летели изначально, после старта с Террафимы. Задача ясна?
- Хиззац, так Хиззац, - пожал плечами рыжий. Невропаст глядел в стол с таким напряженным вниманием, словно хотел взглядом провертеть в столешнице дыру. - А на кой черт нам туда лететь? Пляжами баловаться?!
Коллантарии нервничали. Кусали губы, отворачивались друг от друга, изо всех сил старались не задеть плечом или рукавом человека, стоящего рядом; Диего - в особенности. Все прекрасно понимали: шансов вернуть девушку нахрапом, с первой же попытки, было с гулькин нос. Тем не менее, разочарование оказалось чрезмерным, прямо-таки оскорбительным, толкающим на скверные поступки. Коллант превратился в пороховой склад: брось искру - взлетит на воздух.
- Сеньор Пераль и сеньорита де Кастельбро стремились на Хиззац. Убедите девушку, что вы высаживаетесь на Хиззац.
- Как?! Мы уже сказали ей, что летим на Сечень.
- Я знаю, как, - прервал рыжего Гиль Фриш.
Продолжать гематр не стал. Расспрашивать его было бесполезно.
- Зачем? - спросил Диего.
Он тоже не стал развивать мысль. Громоздить одну ложь на другую? Эту роль маэстро уступал профессору.
- Хиззац для доньи Энкарны - символ успешного завершения путешествия. Надо использовать ее душевное стремление. Пусть она решит: все препятствия позади, вы у цели. Создайте ей максимально комфортные психологические условия…
Ей, подумал маэстро. А мне?
- Вы уверены, что это сработает?
- Уверен?! - взорвался профессор. Лицо его налилось кровью, бакенбарды встали дыбом. Научное светило превратилось в дворового кота, почуявшего соперника. - В чем тут можно быть уверенным?! Кто я вам? Господь Бог?! Это же феномен! Уникальная ситуация! Мы движемся вслепую, на ощупь, методом проб и ошибок…
Поговорили, в общем.
В финале Штильнер обрадовал всех известием, что на Хиззац в действительности лететь не нужно. Достаточно притвориться, и баста. В космосе донья Энкарна все равно не отличит одну планету от другой. Главное, вера. Вера, дамы и господа, горами движет. Обогнете Сечень, зайдете с черного хода, пейзаж вокруг изменится - вот вам, девушка, и Хиззац. Когда лететь? Прямо сейчас? Нет, завтра. Вы нуждаетесь в отдыхе. Молчать! Никаких возражений! Нервы, голубчики, нервишечки, нервулечки следует поберечь. Покой - вот в чем мы нуждаемся в первую очередь.
Вдали, из "Колесниц судьбы", несущихся по краю обрыва, эхом откликнулся битый палками Федерико, шут гороховый:
Нет покоя
без встречи с милой,
Нет покоя
без блеска шпаги,
Рай ли, ад ли,
нигде покоя нет.
Ах, где найти покой?