- Отставить! - мастер-сержант, военная косточка, в тычки погнал хлюпика-маэстро прочь. - Приказы не обсуждаются. Возвращаемся, и точка!
- Возвращайся сам. Боишься оставить меня здесь? Не бойся, все в порядке. Тут не так уж плохо: ни котлов, ни смолы, - взмахом руки Карни обвела лес, степь, холмы. - Будешь навещать меня. Иногда, по выходным.
Шутка, понял Диего. Такая вот шутка.
- Со мной же ничего не происходит, пока тебя нет? Совсем-совсем ничего? Ну и хорошо. Стану жить одним днем - вечным выходным…
- Разговорчики! - окрик насквозь провонял фальшью, но у мастер-сержанта была дубленая шкура. - Донья Энкарна, вы отказываетесь мне помочь?
- Помочь? Как?!
- Кто из нас всегда добивается своего?
Он подхватил Карни: удивительно легкую, почти невесомую. Опустил на седло впереди себя, даже не заметив, что вынуждает девушку сесть по-мужски. И зашептал, забормотал в ухо, умоляя, заклиная, требуя:
- Хочешь вернуться? Хочешь?! Мало хочешь, слабо! Желание и действие - одно и то же. Я тебя тащу, а ты тащись, ладно? Вместе, вдвоем! У меня не получается, надо вместе…
Никогда в жизни Диего Пераль не говорил так много. Больше смерти он боялся остановиться, запнуться, умолкнуть. Следуя за маэстро, коллант перешел с шага на рысь, ударился в галоп.
- Мы поселимся в бунгало, на берегу океана. Я наймусь на верфи, охранником. Ты купишь мне полчаса молитвы. Сваришь суп, острый суп. Ты веришь мне?! Молчи, не отвечай. Молчи! Скачет всадник назад к балкону, сеньорита спешит навстречу…
Белая кобылица - рядом, не отстает. Лес смазался в полосу. Дорога бьется под копытами. Хвостом кометы уносится назад пыль. Вот и каменистая тропа. Глыбы базальта. Рой в небе. Синица в руках. Дрожит, просится на волю. Нет уж, мы хотим в клетку, это наша любимая клетка, мы в ней родились…
…потеряв равновесие, он упал на четвереньки, ударился коленями. Боль была ничтожной по сравнению с той, что жила у маэстро внутри, которую доктор Танидзаки извлекла на свет божий, очистив от всего наносного, как днище корабля - от ракушек.
Хиззац.
Вторая, десятая, вечная ошибка.
Энкарна де Кастельбро не вернулась с небес.
III
- Зачем вы приехали? - спросил дон Фернан.
- Прилетели, - исправил Пшедерецкий. - Зачем вы прилетели?
Не отвечая, Джессика смотрела на них обоих. Здесь, в монастырском саду, дон Фернан, маркиз де Кастельбро, и Антон Пшедерецкий, звезда спорта Ойкумены, менялись местами так быстро, что даже изощренный рассудок гематрийки опаздывал, стараясь уловить момент перехода. Я никогда не выиграю у него, подумала Джессика. У этого? Нет, никогда. Вот, я уже объединяю их в одного человека, как раньше. А он бьет без промаха, в самое уязвимое место.
- Зачем? - переспросила она.
- Выигрываете время? - дон Фернан улыбнулся. - Не надо, прошу вас.
Он едва держался в седле, но Джессике не казалось, что дон Фернан ранен. Поза, осанка, жесты говорили о другом. Контузия, предположила она. Сотрясение мозга. Ему надо лежать в постели. Тысяча таких, как я, не уложат его в постель.
- Хорошо, - кивнул Пшедерецкий. - Давайте, я сам. Выдвигать версии поведения гематрийки, выстраивать логику за нее… Есть ли лучший способ потешить гордыню? Начнем же! Вы намерены убедить меня прекратить игры в войну? Отказаться от сопротивления? Выйти в отставку? Вряд ли, вы слишком хорошо меня знаете. Итак, этот вариант отпадает.
Он сказал "меня", подумала Джессика. Вы слишком хорошо меня знаете. А прозвучало как "нас". Он все понял. Он понял, что я поняла, что он… Но почему он сказал "меня"? Чужие игры, чужая война…
- Вы хотите, - Фернан подъехал ближе, - спасти чемпиона? Уберечь талантливого спортсмена от кровавой бани? Я тоже этого хочу. Вы даже не представляете, сеньорита, как я этого хочу! Но спортсмен, осел драный, уперся, и все. Сперва он отказывался лететь на Террафиму, и нам пришлось устроить дуэль без секундантов. Теперь он отказывается покидать Бравильянку. Наотрез! Честное слово, лично у меня уже накопился десяток веских поводов бросить город к чертовой матери. Отпраздновать труса? Мне, маркизу де Кастельбро? Да сколько угодно! Я - очень прогрессивный маркиз, гранд нового поколения. Но спортсмен… Короче, и эту тему мы закрываем, как бесперспективную.
Позор, вздохнула Джессика. Он делает меня одной левой.
- Вы хотите, - сам того не замечая, Пшедерецкий массировал ладонью затылок. Шляпу он сдвинул на лоб. Похоже, его мучили головные боли, - воззвать к моему разуму? Вернуть мне здравомыслие? Объяснить, что в масштабе Галактики эта война - ноль, мизер?
Перо, украшавшее шляпу, защекотало дону Фернану нос. Маркиз выхватил платок из-за обшлага со скоростью, удивительной для контуженного человека, и чихнул согласно приличиям, в батист и кружева.
- Я согласен, - продолжил дон Фернан, восстановив равновесие. Манеры манерами, но чих едва не сбросил его с коня. - Рейтинг эскалонской кампании в топе гала-новостей ничтожен. Праздник для исторических реконструкторов, мучение для сеньора Пераля. Он смотрит новости? Часто? Я рад.
- Чему? - спросила Джессика.
- Пусть мучится. Такие друзья, как мы, радуются страданиям друг друга. Это вполне в духе комедий Пераля-старшего. Зачем вы прилетели сюда, Джессика Штильнер?
- Ну, хотя бы для этого, - она расстегнула пояс.
Пояс, вернее, поясную портупею она купила сразу по прилету в космопорт Сан-Федрате, в оружейном салоне "Espada", освобожденном от таможенных пошлин. Наверняка в Эскалоне портупея обошлась бы дешевле, но Джессика не хотела тратить лишнее время на поиск магазина. Два кожаных ремня: первый служил поясом, второй был подшит к первому. Трубка, куда вдевались ножны. Дублирующее крепление на середине спины. Удобная вещь: тяжесть оружия почти не ощущалась.
- Вот, возьмите, - Джессика протянула дону Фернану шпагу вместе с портупеей. - Возьмите, она ваша.
- Говорите громче, - попросил Пшедерецкий. - Я плохо слышу.
- Вы оглохли? Вам надо в больницу.
- Ерунда. Лекари говорят: через неделю пройдет. У них, коновалов, большой опыт. Вы просто говорите громче, и все.
Шпаги он не взял. Джессика держала все хозяйство - клинок, ножны, портупею - на весу, бросив поводья. Только бы лошадь не заартачилась, подумала она. Только бы не лошадь. Я чувствую себя полной идиоткой. И он, скотина, это знает. Он радуется. Такие друзья, как мы, продолжение следует.
Полковник Дюбуа, человек чести, вместе с гвардейцами отъехал назад, к перекрестку. Сдал назад эскорт губернатора осажденной Бравильянки. Джессика не сомневалась, что позже они вернутся. Комедии Пераля-старшего? Любимая мужская комедия: "Благородные враги, или Тысяча поклонов".
- Нет, не возьму, - нарушил паузу дон Фернан. Казалось, вняв совету говорить громче, Джессика все это время умоляла его принять шпагу обратно. Кричала, знаете ли, во всю глотку. - И не просите.
- Подарки не отдарки? Что за ребячество?!
- Отдарки. Я бы взял шпагу, пришли вы ее почтой. Посылка на мое имя, и я забираю подарок без колебаний. Но вы летите на Террафиму, ищете меня в оккупированной Эскалоне, едете в Бравильянку… Вы бессмертны? Неуязвимы? Или всего лишь безмозглая? Я, варвар, взываю к гематрийке, которую дикарка упрятала под сто замков! О да, паспорт, гражданство, вся мощь Лиги… Кто обидит дочь могучей, влиятельной, высокоцивилизованной расы? Да кто угодно! Случайная пуля, банда мародеров, лошади понесли, карета летит в пропасть…
Пшедерецкий наклонился вперед:
- Пороть вас некому!
- Некому, - согласилась Джессика. - Отец порет фундаментальную науку. Это так эротично! Мать умерла, я ее совсем не помню. Знаю лишь, что она, гематрийка под сотней замков, однажды сбежала из-под покровительства могучей, влиятельной, высокоцивилизованной семьи Шармалей… Сбежала, и к кому? К бородатому прожектеру, посмешищу среди ученых мужей. У мамы не было шпаги. Я да мой брат Давид - вот и весь подарок, который она сделала этому варвару. Зачиная нас, мама рисковала больше, чем я, разгуливая у стен Бравильянки.
- Вы немедленно…
- Хватит, - попросила Джессика обоих: маркиза и чемпиона. - Что за семейная сцена? Такое впечатление, что мы тыщу лет прожили в законном браке. Я взываю к вашему рассудку, вы - к моему… Вы глухой, я глухая, да? Забирайте вашу фамильную шпагу и…
- И что? Что дальше?!
Туше́, призналась Джессика. Я понятия не имею, что дальше.
- Позвольте мне, - вмешался полковник Дюбуа. - Я знаю, что дальше.
IV
- Вы в курсе, который час? - сварливо поинтересовался профессор Штильнер.
Гиль Фриш даже не взглянул на браслет:
- Четверть первого.
- Ночи! - уточнил Штильнер. - Да-с, ночи!
- Мы дико извиняемся за вторжение, - зрелище смущенного Пробуса было настолько чуждым всей логике бытия, что Штильнер попятился. Воспользовавшись оплошностью профессора, координатор колланта бочком протиснулся в апартаменты. - Простите, что тревожим, но нам… Поговорить бы нам, а? Потолковать, посудачить? Вы не спите?
- Уже не сплю!
- Ну вот, вы все равно не спите! Это, конечно, не оправдание…
- Как вы узнали, что я бодрствую?
- Полы, Адольф Фридрихович. Здесь очень скрипучие полы.
Ответ прозвучал дуэтом - от дверей и с дивана, стоявшего у окна. Гиль Фриш и Идан Яффе секунд тридцать смотрели друг на друга, потом Фриш отвел взгляд и заученным движением кивнул своему спутнику: все в порядке. Мар Яффе нам не помешает. И вообще, он в любом случае никуда не уйдет.
- Заговорщики! - рассмеялся профессор, наслаждаясь пантомимой. - Садитесь, будем чай пить. Ну-с, я вас слушаю, господа полуночники!
- Спасибо, душа моя! Большое человеческое спасибо! Я бы на вашем месте нас и на порог не пустил! В тычки бы, взашей, поганой метлой…
Пробус молол языком, как заведенный. Он сунул нос в чайник для заварки:
- Черный? Крупнолистовой? Высокогорный? На Хиззаце рай для чаеманов. Главное, места разведать, лавочки, и непременно на развес…
- Вы пришли обсудить торговлю чаем?
- Нет-нет, что вы! Это я к слову. Не знаю, как начать… Поймите, душа моя: все дело в нас, коллантариях. Не лично в нас с мар Фришем, а в тех нас, которые остальные. Мои коллеги места себе не находят! Шепчутся по углам! Планы строят, безумные планы…
- Они боятся?
Профессор вцепился пятерней в собственную бороду. Когда Штильнер начал мерить шагами комнату, каждый шаг сопровождался жалобой рассохшихся половиц.
- Боятся продолжать эксперимент? Выходить в волну? Да, я понимаю: девушка застряла, стая рыщет поблизости… Вот ведь закавыка! Повышение гонорара решит проблему?
- Вы неверно нас поняли.
Предоставив Пробусу возможность продолжить, мар Фриш извлек из буфета комплект чашек из грубой пористой керамики и занялся чаем.
- Совершенно верно! В смысле, неверно! Можно сказать, точь-в-точь наоборот!
- Не надо повышать гонорар?
- Надо! Это всегда надо. Но, душа моя, дело-то не в гонораре!
- В чем же тогда?
Пробусу удалось удивить даже алама Яффе. Ушлый помпилианец, меркантильный до мозга костей, вдруг заявляет, что дело не в гонораре?! Воистину, Ойкумена перевернулась!
- Они… мы… Мы же тоже люди! У нас же тоже нервы! Маэстро, бедолага, с его деточкой… Не были вы на орбите, профессор! А вот слетали бы, полюбовались - и содрогнулись бы! У нас сердца кровью обливаются! Да-да, сердца! У всех, даже у моего Якатля!
Пробус закашлялся. С опозданием до него дошло, как звучит упоминание астланина и сердца, обливающегося кровью, в одной фразе. Чай, поданный Фришем, пришелся кстати. Жадно припав к чашке, обжигаясь, давясь и булькая, Пробус выхлебал половину содержимого - и упал на стул, отдуваясь.
- Старый я дурак! Не обращайте внимания: меня, случается, заносит. Так вот, маэстро… Это ж такая пара! Это ж такая любовь! Вы засмейтесь, профессор, и я вас задушу, клянусь, задушу насмерть! Он ее с того света возвращает, она за него - с саблей на фага! Да что там сабля! Я думал, она ту дрянь голыми руками порвет… Нет наших сил смотреть, как они мучаются! Он ее тянет-потянет, а мы? Отвези-привези, стой, не отсвечивай. Стоим, не отсвечиваем. А душа-то болит! Душа мается! Боюсь я, профессор, наломают наши дров. У них же идеи! Они же в бой рвутся! В любовь, в самую середку!
- Идеи? - в глазах профессора зажегся интерес. - Ну-ка, с этого места в деталях…
Приняв из рук Фриша чашку, Штильнер сделал глоток, кивнул с одобрением и устроился в кресле.
- Ну, вы же сами говорили про целое? Про единое целое? Дескать, маэстро должен ощутить… Говорили?
- Говорил. Но не вам, - Штильнер нахмурился: седой грузный сыч. - Откуда вам это известно?
- Ой, да бросьте вы, профессор! Телепаты мы, телепаем как умеем… Короче, Сарош и предложил: надо бы маэстро сознание расширить! Ну, знаете, философия: я - не я, личное-безличное… Расширим, значит. Так, чтобы он ее от себя не отличал!
- Расширить сознание? Каким же образом?
- Есть, мол, средства. И Джитуку туда же: есть! Еще какие!..
- Средства? Выражайтесь яснее!
- Наркотики, - уточнил мар Яффе.
- Вы предлагаете накачать Диего Пераля наркотиками?!
- Не я! Сарош, болван, его идея! А мы с Фришем - бегом к вам! Только он "накачать" не предлагал. Сказал: подберем и препаратик, и дозировочку…
На лице Штильнера метровыми буквами было написано все, что профессор думает по поводу препаратиков, дозировочек и методов, предложенных Сарошем.
- Вы когда-нибудь ходили в волну пьяным? - с опасной вкрадчивостью поинтересовался он.
- Пьяным? - смешался Пробус. - Нет, душа моя, не хаживал. Так, выпивши: кружечка пива, рюмочка "Егерской"…
- В большом теле для вас что-нибудь менялось?
- Выходили медленней. А там, в волне… Нет, ничего! Как и не пил!
- Вот и ответ. Препаратики ничего не дадут, только выход замедлят. Это уж как пить дать, извините за каламбур! Я категорически запрещаю любые идиотские эксперименты! Так и передайте вашему Сарошу…
- Сами ему скажи́те, профессор! Они от нас с Гилем прячутся, секретничают. Видят, что мы не одобряем. Мы чего ночью приперлись? Ждали, пока народ спать уляжется…
- И скажу! Я ему так скажу, что чертям в пекле тошно станет! Ойкумена с овчинку покажется! А что еще за идеи предлагали ваши коллеги?
За такой интонационный переход Луис Пераль рукоплескал бы актеру целую минуту - или прогнал бы взашей, в зависимости от сценической ситуации.
- Глупости всякие! Глупости!
- Конкретизируйте!
- Магда предлагает ревность, - лаконично уведомил мар Фриш. - Анджали с ней согласна.
- Ревность? - Штильнер задумался. - Это как?
- Ну что вы, как маленький! Магда, значит, с маэстро шуры-муры, на глазах у деточки. А потом мы на планету, и деточка за нами. Чтобы, значит, Магде в волосы вцепиться, отбить своего…
- В волосы? Нет, не годится.
- Вот и я говорю: не годится! А еще они рой хотят к нам затащить! Ну, в коллант…
- Рой? Как?! А главное, зачем?!
Похоже, на последний вопрос у профессора имелся ответ, но он желал сперва выслушать версию коллантариев. Штильнер выбрался из кресла, сунулся к заварничку. За время разговора остатки чая настоялись так, что жидкость, льющаяся в профессорскую чашку, походила на смолу. Штильнера это более чем устроило: он предпочитал крепкие напитки и концентрированные вкусы.
- Зачем? - вздохнул Пробус. - Сотрудничество, гори оно огнем! Джитуку с Сарошем к нашим спасителям с утречка намылились. Ну, к другим коллантам… Мириться пойдут.
- Мириться? Вы успели поссориться?!
- Наши носы задирают. Мы же при любви, при великой, соучастники мы. А эти - боком, на подхвате. Ну, эти завидуют. Тоже хотят к любви поближе. Разругались в хлам…
Развивать тему ссоры помпилианцу не хотелось. Судя по всему, в задирании носов он принимал деятельное участие.
- Рассказывайте, - велел Яффе.
- Я лучше покажу, - Фриш выложил на стол коммуникатор. - У меня есть запись.
Гематр активировал сферу в режиме обзорника.