- Ну ладно, увидимся завтра. Инти-солнце.
- Возвращайся домой, Анку Виллара. Возвращайся скорее. До встречи!
До Новосибирска летели самолетом, всего два часа - недалеко. Потом перебрались на вокзал, и еще три часа ехали на электричке.
На дальней станции, где тайга подступала к самому полустанку, для них были оставлены лошади.
Алиса умела ездить верхом, это прояснили заранее. И это был самый быстрый и доступный способ - если, конечно, не считать воздушного сообщения - добраться до имата.
- Дисколеты, к сожалению, в дефиците, - объяснял Анквилла, - и потом, их часто не удается полностью скрыть. Лишняя легенда о летающих тарелках... Словом, в таких вот случаях, когда нужно доставить одного человека, и он не болен, не ранен, мы стараемся обойтись без вызова дисколета.
- Я с удовольствием проедусь верхом, - отвечала Алиса.
Они оседлали низкорослых выносливых лошадок рыжей и гнедой масти. Длинноногий Анквилла выглядел на своей кобылке смешно, как Дон Кихот на осле Санчо.
- Если пойдем быстро, к восьми будем уже дома. В крайнем случае вызовем помощь, и нас доставят быстрее, ночевать в тайге не будем.
- Ты не волнуйся, я сильная и умею ездить, - ответила Алиса, - я занималась в молодости.
Они то тихо ехали рядом, то пускали лошадок легкой рысью. Иногда Анквилла уходил вперед по узкой тропе, и Алиса ехала вслед за ним, пробиваясь через тайгу. На широких прогалинах и полях можно было двигаться рядом и разговаривать. Алиса расспрашивала проводника об имата.
- Все же удивительно, что вы построили город именно в Сибири.
- Мы несколько новых имата заложили. Шамбала ведь не резиновая, знаешь ли, - смеялся он, - и все новые города - в труднодоступных местах. Пока мы еще не можем открыться.
- А когда сможете?
- Подсчитали критическое число - когда нас будет по крайней мере десять миллионов.
- Но в мире амару больше!
- Да, но нужно хотя бы десять миллионов тех, кто сознает себя амару.
- Но здесь такой холод... как здесь жить?
- Нам это безразлично. У нас же нет сельского хозяйства, которое бы зависело от климата и почвы.
- Как эта имата, еще раз, называется?
- Лаккамири.
- Подожди... сейчас соображу... Лакка - земля, это ясно. Мири... Камири... богатая?
- Да, богатая земля, Лаккамири. Ты здорово соображаешь в языках! Выучишь ару за пару дней, точно.
К вечеру они подъехали близко к имата, по компасу, и тогда Анквилла стал посылать запросы по радио. Вскоре пришел ответ, и лан-генератор перешел в режим мерцания, так что они смогли увидеть имата - торчащую над деревьями верхушку пирамиды, и нырнуть под поле.
Анквилла всегда очень любил этот момент приближения, когда подходишь к имата на лошади или пешком, или на других наземных средствах передвижения. Лаккамири раскинулась на холме, и они ехали теперь по широкой дороге, идущей к воротам города - лан-поле накрывало имата с большим запасом, чтобы не приходилось выходить из-под его защиты, если хочется погулять в тайге.
Вначале ты видишь только верхушку пирамиды - энергостанции. Теперь их строят из железобетонных плит, но посторонний глаз был бы поражен сходством этой модели с египетской или мексиканской. Каменный исполин открывается все больше, и вот на очередном повороте ты уже видишь под ним аруапу - центральную площадь, и вокруг - спираль построек, веселые башенки, здесь их часто делают в русском стиле, пестреют и золотятся луковки над крышами домов, в зелени садов тонут синие и белые купола. Неспешно течет по садам общая для всех река, Верхний поток, впадающий под холмом в широкое синее озеро, по-северному спокойное и светлое.
А потом до тебя доносятся звуки - звонкий лай собак, крики играющих ребятишек. Задумчивый пересвист флейт. Плеск реки. Грудной женский голос, поющий старинную песню в саду. Взрев мотора где-то в мастерских, стук и грохот строительства на окраине. Чья-то импровизация на скрипке. Плач младенца. Радостная какафония весеннего вечера. Ты уже не видишь города, он слишком близко, его не разглядеть - зато на дороге возникают резные деревянные ворота - они ничего не закрывают, вокруг Лаккамири не построено стен, кроме лан-поля; эти ворота - просто арка, для красоты, они всегда открыты. Они приглашают. И там, за воротами, получившие твой сигнал, уже ждут близкие. Они не бегут навстречу - они просто стоят и ждут.
И ты въезжаешь в город.
10 июня 2010 года. Хаден. Клаус Оттерсбах, частный детектив.
Я вернулся из России довольно быстро.
Там мне пришлось пережить неприятные моменты. Группа поддержки ждала всю ночь, и всю ночь я мирно спал совершенно без сновидений. Впрочем, они решили, что я потерял сознание. Но медицинское обследование не дало результатов - повреждений на мне не было. На вопрос, как вышел подозреваемый из комнаты, я ответил, что несомненно, этот человек владеет гипнозом. Он и на меня воздействовал.
На следующее утро кто-то занес мне в номер конверт - в конверте оказалось российское свидетельство о смерти ребенка Лауры Шефер в больнице после автокатастрофы и временное российское же удостоверение личности девочки. Подумав, я решил не просвещать русскую полицию - они все равно не искали Лауру, она не русская подданная даже, им нет особой разницы. А в отношении меня Алиса с Анквиллой обещание исполнили.
Два дня я еще пытался найти их в городе - но совершенно безрезультатно. Они бесследно исчезли. В поисках мне помогала Ирина Соловьева, и в результате я чуть было не женился на ней, но мне удалось счастливо этого избежать. Ирина была разочарована.
Я вернулся в Хаден. Перевел официально свидетельство о смерти Лауры и со скорбным видом вручил Шеферше. Та с трудом, но сумела скрыть радость и облегчение. Дело было с моей стороны закрыто. Полиция, насколько я знаю, еще долго возилась, пытаясь что-то понять в гибели Шефера - но и они в итоге сдались.
Дело Макса тоже закрыли, списав на несчастный случай на работе. Он был хорошо застрахован, так что семья его прилично обогатилась и кажется, даже приобрела собственный дом на эти деньги.
Я получил от Шеферши приличный гонорар. На эти деньги я купил Киксу дерево для сточки когтей и выплатил остаток долга за "Ниссан". Я поговорил с Беатой по телефону напоследок - по-моему, она не очень расстроилась. И съездил с Джессикой на концерт Врачей. Но Джессика уже завела нового парня. Я тоже не очень расстроился по этому поводу.
Остаток гонорара я потрачу на туристическую поездку. Мне только нужно закончить еще два новых дела: одно по выяснению, куда внук девал деньги, которые ему дала бабушка на обзаведение машиной; второе - определить, спит ли хозяин крупной фирмы с секретаршей, или же отношения между ними чисто деловые (заказчица - жена хозяина). Словом, все как обычно.
Иногда по вечерам мне становится очень тоскливо. Я вспоминаю Анквиллу. Вернера Оттерсбаха. Я все хочу порасспрашивать о нем отца, но что он знает? Все то же - да, был у него дядя, умер во время войны.
Может быть, им просто стыдно рассказывать о Вернере?
Я снова и снова перебираю те события. Я знаю, что был прав. Я все делал и говорил правильно. Я бы повторил это еще раз. Но видимо, все же что-то в этом было не так. Не так - раз нестерпимая тоска то и дело накатывает на меня, и я готов отдать все, лишь бы еще раз увидеть Анквиллу. Договорить с ним - ведь мы не договорили. Понять его наконец.
Этот парадокс долго сводил меня с ума. Наконец я смог взглянуть на дело по другому. Во время этого дела я вел себя безупречно, не вопрос. То, что я сделал "не так" - видимо, лежит за гранью этого дела. В самой моей личности. В прошлом.
На эту мысль меня натолкнуло чувство обиды, которое заставил испытать Анквилла.
Он упрекал меня в том, что моя жизнь слишком благополучна, что я не знал горя, не был на войне - и потому не могу его понять.
Да, но ведь я сознательно отказался от войны, и до сих пор считаю, что правильно сделал: война - это мерзость. Желающим вкусить романтики оружия и насилия в нашем обществе открыты все пути. Хочешь - иди в бундесвер, нести людям в жарких странах свободу, демократию, высокоточные ракеты и гуманные пули. Хочешь - служи в полиции, защищай приличных людей от всяких преступников и экстремистов. Я уже был там одной ногой и отказался, потому что мне это было противно. И это тоже было правильно.
Но может быть, этого было слишком мало.
Сам Вернер Оттерсбах ведь не просто отказался идти на Восточный фронт, в отличие от дедушки Франца, который туда пошел. Впрочем, в то время и не пойти,отказаться - было бы подвигом, и такие люди тоже попадали в тюрьму или под расстрел.
А Вернер не просто отказался от войны, он вступил в войну - но на противоположной стороне.
Может быть, и мне следовало бы так?
Когда мы стояли там, в оцеплении - мы были на войне, но на этой войне есть и другая сторона. Почему мне даже не приходило в голову присмотреться повнимательнее к этим "экстремистам"? Подумать, кто они такие - а они ведь разные - чего они хотят и добиваются. Почему решаются пойти против полиции - хотя у них нет ни брони, ни оружия.
Это просто мысль из прошлого... Не могу сказать, чтобы у меня сейчас проснулся какой-то интерес ко всему этому. Сейчас меня другое слишком сильно мучает.
Но может быть, если бы тогда я тоже вступил в войну - не отказался бы, а перешел на другую сторону - может быть, теперь я понял бы Анквиллу?
Я передумал брать тур в Доминикану. Что я там забыл в самом деле?
Я решил поехать в Тибет. Самостоятельно купить билеты и отправиться туда. Денег у меня теперь должно хватить.
Вся моя квартира завалена эзотерической литературой, буддистскими трактатами, историческими и этнографическими сочинениями. Я покупаю их и беру в библиотеке. Во всех этих сочинениях речь идет о Шамбале. В конце концов, это единственный след, оставленный мне Анквиллой. Как в насмешку. Я знаю об амару очень много - но рассказывать это кому-либо бесполезно. Если я приду в редакцию или к ученым и начну вещать о втором разумном виде, о раскрытии тайн пирамид и Атлантиды - понятно, куда меня пошлют. А вещдоков никаких у меня не осталось.
И где найти амару - я при всем моем опыте детектива - даже не представляю.
Вернее, есть у меня еще одна ниточка - психолог Хирнштайн. Видимо, она же меня и просканировала на предмет генов амару. Но когда я выбрался к ней, выяснилось, что фрау доктор уехала в неизвестном направлении, а в практике теперь сидит другой психолог, понятия ни о чем не имеющий. Поиски Хирнштайн так же не дали результата.
Вот теперь я сижу и думаю - а может быть, Шамбалу можно найти? Сличив данные из многих книг и трактатов, я даже могу примерно определить в Тибете ее местоположение. В радиусе двухсот-трехсот километров. Это уже не так много, правда?
Конечно, многие пытались, искали, было много экспедиций. Даже Гитлер, говорят, пытался там найти что-то - очевидно, до него дошли слухи. Многие оккультисты только и мечтают попасть в эту Шамбалу. Но у этих многих нет моего таланта по части сбора и анализа информации. И вряд ли они могли так точно заранее определить район поиска.
Так что в конце лета я собираюсь совершить одиночную тибетскую экспедицию.
Вот только шансов у меня, честно говоря, немного.
Все серьезные буддистские источники говорят одно и то же: после мусульманского вторжения в Среднюю Азию в девятом веке нашей эры царство Шамбалы сделалось невидимым для человеческих глаз.
С тех пор только чистые сердцем могут найти к ней дорогу.
Выдержки из русского-аймара словаря (слова аймара в испанской транскрипции)
русский Аймара
вода Uma
воздух Thaya
деревня Marca
туда, там, тогда Kaya
год Mara
вверх, наверху Alaya
Дом Uta
Зуб Chaca
Огонь Nina
Брат Hhila
Игра Anata
Далеко Hhaya
Язык, речь Aru
Мачо Urku
Мать Taika
Рука Ampara
Ночь Aruma
Имя Suti
Скрытый Imata
Голубь Huturuncu
Быстрый Hanka
Кровь Wila
Солнце Llinti /Inti - кечуа
Трибуна/ораторское искусство aruapa
Один maya
Ядовитая змея katari
Ветер thaya
разделенный haljtayata
Солдат, защитник Ayahuiri
Змей, мудрый Amaru
богатый Kkamiri
земля Lakka