Дралларские тюрьмы славились негостеприимством. Хороших мест в городе для демонстрации своих талантов бродячими жонглерами, менестрелями и тому подобными имелось ограниченное количество. Некоторые были намного лучше других. То, что он в своем сравнительно малом возрасте сумел обеспечить одно из наилучших, являлось данью удачи и стойкости старой Мамаши Мастифф. Она с детства зарезервировала ему небольшой помост рядом со своей лавкой, отгоняя других предприимчивых циркачей криком или выстрелом, как требовали случай и сила покушавшегося на место конкурента. Мамаша Мастифф было, конечно, не настоящее ее имя, но все называли ее именно так. Включая Флинкса. На рынках Драллара настоящие имена употреблялись редко. Они плохо служили для отождествления личности и слишком хорошо для сборщиков налогов. Поэтому каждого нового обитателя быстро награждали подходящим именем. Мамаша Мастифф, например, имела поразительное сходство с земной представительницей семейства собачьих того же названия. Его дали в порядке юмора и приняли с плохой миной, но тем не менее приняли. А ее язвительный характер дополнял физическое сходство.
Этот мужчина-мальчик был сиротой. Вероятно, невольным, как и большинство ему подобных. И все же, кто мог сказать? Не проходи она в то время мимо загонов для рабов и не взгляни случайно туда, она бы никогда не заметила его. По причинам, которых она так никогда полностью и не поняла, она купила его, вырастила, направила учиться ремеслу, как только он достаточно подрос. К счастью, его театральные наклонности обнаружились в очень ранней стадии, наряду с другими талантами. Поэтому проблема выбора ремесла разрешилась сама собой. Он обладал острой и несколько мрачной наблюдательностью и поэтому сделался своим собственным талантливым учеником. И к лучшему, потому что циркачи постарше всегда становились в его присутствии нервозней, чем хотелось, провозглашали его неподдающимся обучению и предоставили самому себе.
Она также внушила ему, что в Дралларе независимость всегда была намного важнее, чем неосязаемая мысль. Она была имуществом, даже если не лезла в карман или сумку и поэтому ценилась как таковая. И все же, когда он поймал ее на слове и переехал жить отдельно, печаль долго не отставала от нее, как слой краски. Но она никогда не открывалась из страха продемонстрировать слабость. Ни в словах, ни в лице. Его подгоняли любовно, но твердо, во многом, как юных птиц. К тому же она знала, что для нее конец может наступить в любое время, и хотела, чтобы он задел его жизнь как можно легче.
Флинкс снова почувствовал в душе мягкую боль, как от обложенного сахаром зонда: сознание, что Мамаша Мастифф доводилась ему матерью только посредством сочувствия, а не рождения. Отцом его был случай, а наследием удача. О своих истинных родителях он ничего не знал. В его карточке имелось больше пробелов, чем обычно, она не сообщала ничего, даже самой элементарной родословной. Помесь проявлялась в его длинных оранжево-рыжих волосах и оливковой коже. Причина его сиротства навеки останется столь же неясной, как и лица его родителей. Он позволил потоку городской жизни войти в его мозг и затопить неприятные мысли.
Один турист, более проницательный, чем большинство его собратьев, заметил однажды, что идти через большой центральный рынок Драллара все равно, что, стоя в низком прибое, давать лизать себя терпеливым волнам. Флинкс никогда моря не видел, так что сравнение это оставалось неясным. На Мотыльке вообще было мало морей и никаких океанов. Только бесчисленные озера ослепительной голубизны, по сравнению с которой лазурь казалась жалким подражанием.
Планета с необычайной быстротой выходила из своего последнего ледникового периода. Быстро уменьшающиеся ледники оставляли ее поверхность словно изрытой оспой от сверкающей ляпис-лазурной глади озер, прудов и больших водоемов. Почти ежедневные дожди поддерживали уровень воды, установленный первоначально отступающими ледниками. Драллару случалось располагаться в исключительно сухой долине, хороший дренаж и отсутствие ливней (а потому и грязи) были одной из главных причин роста города. Сюда купцы могли явиться торговать своими товарами, а ремесленники ставить мастерские, не страшась, что их будет смывать каждый третий месяц.
Испарение - осадки круговорота воды на Мотыльке - отличались также от подобных явлений на многих в остальном схожих планетах челанксийского типа. Появление пустынь предотвращалось отсутствием любых настоящих горных хребтов, перегораживающих путь обремененному влагой воздуху. Отсутствие океанских бассейнов и общая неровность местности так и не дали шанса возникнуть крупной системе стока воды. Реки на Мотыльке имелись в таком же бессчетном количестве, как и озера, но были по большей части небольшими по длине и пропускаемому объему воды. Поэтому вода на планете распространялась по ее поверхности довольно ровно, за исключением двух больших ледяных шапок на полюсах и полушарных остатков крупных ледниковых систем. Мотылек представлял собой Великие Прерии Земли с хвойными деревьями вместо кукурузы.
Полиритмичный речитатив зазывал торговавших в разнос товарами с тысячи миров, образовывал рваный контрапункт к сравнительно ровному гомону и ропоту толпы. Флинкс прошел мимо знакомой галантерейной лавки и, проходя, обменялся с ее владельцем короткой тайной улыбкой… Этот почтенный рослый блондин среднего возраста только что закончил продажу пары курток из шкур дурфарса двум броско одетым инопланетянам… по цене в три раза большей, чем они стоили. В его голове лениво проструилось еще одно изречение: "Те, кто прибывает в Драллар не готовыми купить шкуру, неизбежно покупают".
Подобные вещи не оскорбляли хорошо продуманных этических постулатов Флинка. Это была не кража. Меха и древесное волокно, древесина и вода были Мотыльком. Разве можно украсть семечки у помидора? Продавец был счастлив от своей продажи, покупатели довольны своей покупкой, а разница все равно пойдет на поддержание города в виде мероприятий по улучшению быта и взяток. Кроме того, любой инопланетянин, могущий себе позволить поездку на Мотылек, вполне был в состоянии, черт возьми, позволить себе платить по местным ценам.
Планета эта была по большей части довольно открытой. Правительством служила монархия, атавизм более ранних времен планеты. Историки находили ее странной и изучали, и она лишь номинально нагоняла страху на своих граждан. Мотылек внезапно и без подготовки швырнуло в водоворот межзвездной жизни, и он выдержал этот трудный переход - как быстро выяснили несостоявшиеся заезжие культуртрегеры. Но на планете, где основная масса туземного населения состояла из кочевых племен, следующих за кочевыми носящими мех животными, проявлявших редкую драчливость при потере названных мехов, представительное правительство оказалось бы крайне неудобным. А церковь, естественно, не вмешивалась. Советники даже себя не считали составляющими правительство и, следовательно, и подумать не могли навязывать таковое другим. С демократией на Мотыльке придется подождать, пока кочевники не позволят себя сосчитать, снабдить индексами и ярлыками, занести в картотеки, а это казалось делом далеким-предалеким.
Было хорошо известно, что Королевское Бюро Переписи ежегодно публиковало цифры, скорее, комплиментарные, чем точные. Главными промыслами планеты являлись продукты леса, меха, туризм и ремесла. В бескрайних лесах планеты изобиловали носящие мех существа всех мыслимых видов (и несколько немыслимых). Даже насекомые были покрыты мехом, чтобы укрыться от вездесущей воды.
В лесных землях произрастали главные разновидности твердой и мягкой древесины, включая много уникальных и неклассифицированных видов, таких как некая периодически отмирающая древесная губка. Когда на Мотыльке поминали "зерно", оно не имело никакого отношения к муке. В гигантских озерах водилась рыба, которую приходилось ловить с модифицированных барж, снаряженных забрасываемыми киборгами лесками. Широко цитировалось, что из всех планет Галактики настоящие неподдельные рыбы имели равный шанс уйти домой с рыбаком, а не наоборот. А охотники только начинали открывать этот аспект потенциальных возможностей планеты… по большей части оттого, что уходившие в огромные леса неподготовленными хранили тревожное молчание.
Драллар был столицей и самым большим городом. Благодаря удачным галактическим координатам и просвещенной налоговой политике сменявших друг друга королей он стал теперь межзвездной расчетной палатой для товарообмена и коммерческих сделок. Все крупные финансовые дома имели здесь по крайней мере филиал штаб-квартиры, зарезервировав свои более пышные представительства для более цивилизованных планет. Монарх и его чиновники были не больше чем номинально коррумпированными, и король присматривал за тем, чтобы народ не задавили репрессивными правилами и постановлениями. Не то чтобы это делалось из любви к простому человеку. Просто это было хорошо для бизнеса. А не будь бизнеса, не было бы и налогов. Нет налогов - значит, нет правительства. А нет правительства - значит, нет и короля - положение дел, которого текущий монарх, Его Сушайшее Величество Король Деве Ног Ка XXIV, старался избежать.
И потому Драллар можно было почувствовать также обонянием.
Вдобавок к местным жителям, в Дралларе занимались бизнесом полсотни других разумных рас. Для поддержания гладкой пульсации этого скопления коммерции требовалось фантастическое разнообразие органического горючего. Поэтому сам центральный рынок окружала кажущаяся бесконечной серия закусочных, автоповаров и ресторанов, образовавших в действительности одну огромную непрерывную кухню. Конечная комбинация ароматов, производимых этими заведениями, сливалась в не повторявшуюся больше нигде в известной галактике атмосферу. На более рафинированных торговых перекрестках такие экзотические миазмы держали бы, как приличествует, под замком. В Дралларе же не имелось для разложения никакого озона. Хлеб насущный для одного являлся для другого наркотиком. А наркотик для одного мог вызвать тошноту у другого.
Но благодаря какой-то случайности химии, или химии случайности, испарения так хорошо смешивались в естественно влажном воздухе, что любое потенциально вредное воздействие сводилось на нет. Оставался только вечно кружащийся густой запах, щекотавший горло и оставлявший не ожидавшие того рты в состоянии непрерывного слюноотделения. Всякий мог получить обманчиво полный и сытный обед, просто посидев часок в центре рынка и вдыхая воздух. Не много других мест в рукаве приобрели то, что можно лучше всего описать как обонятельную репутацию. И это правда, что гурманы прилетали из такой дали, как Земля и Процион, всего лишь для того, чтобы посидеть на окраинах рынка и устроить долгие и бурные состязания, участники которых пытались опознать обрывки ароматов, выносимые наружу влажным ветерком.
Причина кругового расположения данных заведений была простой. Любой бизнесмен мог подкрепиться на окраинах рынка, а затем погрузиться в водоворот коммерции без необходимости беспокоиться о том, что важную сделку прервет внезапный порыв, скажем, едкого дыма прего от горящих дров дерева бан. Большую часть дня огромный круг служил восхитительно хорошо, но в обеденные часы пик он заставлял рынок больше, чем когда-либо, походить на это проницательное туристское сравнение с морскими отливами и приливами.
Флинкс остановился у лотка старого Кики, продавца сладостей, и купил пирожок с тиском. Эта стряпня готовилась на основе крепкого местного гибридного зерна. Внутри он начинялся кусочками фруктов, ягодами и маленькими недавно созревшими мясистыми орехами парма. Законченный продукт затем обмакивали в чан с тепловатым золотистым медом и давали ему затвердеть. Он был жестким в зубах, йо, ах! что творил с небом! У него имелся один недостаток: плотность. Кусать тиск было все равно, что жевать старую изоляцию скафандра. Но он обладал высоким содержанием энергии, орехи парма являлись слабым наркотиком, а Флинкс испытывал нужду в слабом стимуляторе перед выступлением.
Но превыше голосов и запахов, превыше всего Драллар можно было увидеть.
Сооружения на рынке были довольно низкие, но за пределами продовольственных полумесяцев виднелись древние стены, остатки Старого Города. За ними и среди них были рассеяны здания, где имела место коммерция поважней. Именно здесь-то и текла живая кровь Мотылька, а не в живописных ларьках ниже. Каждый день в темных задних комнатах и конторах этих старых и новых строений обменивались продукты экономики дюжины миров. Там находились рестораны для гурманов, обслуживающие богатых спортсменов, возвращавшихся с озер и воротивших нос и закрывавших окна от плебейских испарений, наступавших на них с продовольственных ларьков внизу. Там чучельники занимались своим шумным искусством, набивая шкуры пушистых яксмов и крепя к щитам кошмарные черные головы рогатых демонических дьяволов.
За ними поднимались многоквартирные дома, где жили средние и низшие классы. Те, что победнее, отличались малочисленными окнами и потрескавшейся штукатуркой, а те, что поблагополучней, - чудесными многоэтажными фресками, нарисованными бродячими художниками, и блестящей лазурной черепицей, сохранявшей в домах тепло зимой и прохладу летом. Еще дальше поднимались изолированные скопления башен богатых инурбов с висячими садами и террасами из укрепленного хрусталя. Они высоко воспарили над шумом и гамом обыденности, искрясь при каждом утреннем тумане, словно усыпанные самоцветами жирафы.
А из центра города поднимался, господствуя над всем, огромный дворец правителя Драллара. Короли поколениями добавляли к нему новые постройки - сектор здесь, крыло там, каждый налагал на дворец отпечаток своей личности. Там жили король Деве Ног На и его двор. Иногда король поднимался на самый высокий минарет и там, сидя с комфортом на медленно вращающейся платформе, наблюдал на досуге невообразимый муравейник, составлявший его владения.
Но самым прекрасным у Мотылька был не Драллар с его сверкающими башнями и разноцветными гражданами, не бесчисленные озера и леса, не великолепные и разнообразные существа, обитавшие в них, а сама планета. Именно это и привлекло первоначально людей к данной звездной системе. Окольцованные планеты встречались достаточно редко.
А Мотылек был крылатой планетой.
"Крылья" и дали ей название и сделали ее уникальной в Рукаве. Они, несомненно, когда-то являлись совершенным кольцом сатурновского типа. Но когда-то в далеком прошлом они сломались в двух местах - возможно, в результате гравитационного напряжения или смены магнитных полюсов. Наверняка никто сказать не мог. В результате получилось незавершенное кольцо, состоящее из двух огромных полумесяцев из камня и газа, окружавших планету с двумя разделяющими их большими разрывами. Ближе к планете полумесяцы сужались, но, уходя в пространство, они благодаря уменьшающейся гравитации развертывались в естественную форму веера, образуя таким образом прославленный эффект крыла. Они также достигали куда большей толщины, чем древние кольца Сатурна, и содержали более высокий процент флюоресцентных газов. В результате с обеих сторон планеты возникали две гигантские маслянисто-желтые треугольные фигуры.
Не случайно, наверное, единственную луну Мотылька нарекли Пламенем. Некоторые считали это название банальным, но никто не мог отрицать его уместности. Она была примерно на треть меньше земной Луны и находилась почти вдвое дальше. У нее имелась одна специфическая характеристика. Она не "горела", как, казалось бы, предполагало ее название, хотя и светила достаточно ярко. Фактически некоторые почувствовали, что ярлык "луна" совершенно непригоден, так как Пламя вовсе не вращалось вокруг своей родительской планеты, а шествовало вместо этого впереди нее вокруг солнца приблизительно по той же орбите. Поэтому два названия прижились. Морковка, манящая вперед усыпанного самоцветами осла, никогда не могущего достать ее. К счастью, открывшие эту планету устояли перед импульсом назвать эти две сферы в честь последнего изречения. Подобно столь многим вывихам природы, они отличались слишком необыкновенным великолепием, чтобы подвергнуться такой насмешке.
Крыло на стороне Драллара виднелось Флинксу только как тонкая светящаяся линия, но он встречал его изображения, снятые из космоса. Сам он никогда не бывал в космосе, но посетил много приземлявшихся в порту кораблей. Там, путаясь под ногами старших членов экипажа, он внимательно слушал, как они рассказывали повести об огромных кораблях с КК-двигателями, курсировавших по темным и пустым местам небесного свода. Поскольку эти чудовищные небесные суда никогда, конечно же, не касались почвы планет, он лично никогда их не видел. Такую посадку никогда бы не стали производить, кроме как при крайне чрезвычайных обстоятельствах, да и в этом случае никогда на обитаемую планету. КК имел на носу гравитационный колодец небольшого солнца, подобно пчеле, несущей пыльцу. Даже съежившись до крошечных размеров, необходимых для совершения простой посадки, это поле защитит огромный корпус корабля. Оно также выдолбит существенный кусок планетной коры и вызовет всевозможные нежелательные природные явления вроде цунами, ураганов и тому подобного. Поэтому челночные корабли поменьше сновали туда-сюда между судном и землей, перевозя людей и товары, в то время как сами гигантские транспорты оставались в ссылке бескрайней черноты и холода.
Он хотел отправиться в космос, но еще не нашел для этого законной причины и не мог оставить Мамашу Мастифф без всякой опоры. Несмотря на беспрестанные крики, утверждавшие ее доброе здравие, ей было сейчас сто с лишним. Мысль оставить ее одну ради увеселительного путешествия его не привлекала.
Он поплотней натянул на плечи плащ, почти похоронив Пипа в складках густого толстого меха. Постольку поскольку это касается населенных людьми миров, Мотылек не являлся исключительно холодной планетой, но, разумеется, был и далеко не тропическим. Он не мог припомнить ни одного случая, когда его не приветствовал бы при пробуждении липкий и влажный туман. Он был надежным, но мокрым спутником. Здесь меха использовались больше для укрытия от воды, чем для защиты от лютого холода. Да, бывало и холодно, но без морозов. По крайней мере, снег выпадал только зимой.
Пип тихо зашипел, и Флинкс начал рассеянно скармливать ему изюмины, выковыривая их из пирожка с тиксом. Змей жадно глотал их целиком. Он бы и губами чмокал, будь они у него. А так - выскочил длинный язык и погладил щеку Флинкса деликатным прикосновением алмазного резака. Радужная чешуя мини-дракончика, казалось, сияла сильнее обычного. По какой-то причине он особенно любил изюм. Может быть, ему пришлось по вкусу содержащееся в нем железо.
Он бросил взгляд на плюсовое окошко своего личного картометра. Он не на мели, но и не купается в роскоши. О да, определенно настало время пойти поработать!
Из-за прилавка своего киоска с разнообразными товарами, выставленными напоказ, Мамаша Мастифф дружески торговалась с парой маленьких усыпанных самоцветами туристов-транксов. Она это делала виртуозно.