Школа наемников - Виктор Глумов

ТЕХНОТЬМА

Издательская группа ACT представляет книги из цикла "ТЕХНОТЬМА"

Андрей Левицкий, Алексей Бобл ПАРОЛЬ: "ВЕЧНОСТЬ"

Андрей Левиикий, Алексей Бобл КЛАНЫ ПУСТОШИ

Андрей Левиикий, Алексей Бобл ВАРВАРЫ КРЫМА

Андрей Левиикий, Алексей Бобл ДЖАГЕР

Андрей Левиикий, Алексей Бобл ПЕСЧАНЫЙ БЛЮЗ

Андрей Левиикий ВОИН ПУСТОШИ

Алексей Бобл ПАДЕНИЕ НЕБЕС

Алексей Бобл ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА

Виктор Глумов ШКОЛА НАЕМНИКОВ

Виктор Глумов

ШОКОЛА НАЕМНИКОВ

Иллюстрация на переплете Ивана Хивренчсо Логотип разработан Александром Соколовым

Курсант Леке из клана Омега заканчивает обучение. Ему пред­стоит стать офицером, получить под командование собственный отряд и занять достойное место в системе... Но сначала Лексу на­до пройти последнее, самое важное испытание: Полигон.

Полигон не просто опасен, он смертоносен. Эту территорию населяют не только мутанты, кошмарные порождения Пустоши, но и люди, которых Полигон сделал хуже чудовищ.

От того, сумеет ли курсант выполнить задание командования Омеги, зависит вся его будущая жизнь...

Глава 1

НИЧЕГО ЛИЧНОГО

а выезде из деревни Артур остановил сендер. На посту - никого, совсем обнаглели, даже на рев мо­тора не отреагировали. Перепились, что ли? Пришлось вылезать.

- Грымза! Рябой! - заорал он и пнул ржавые воро­та. - Ползуна вам в зад! Выпустите меня!

Из дозорной башни высунулась рожа. Кто это, Артур в темноте не разобрал.

- Сейчас-сейчас... - Затопали по лестнице, скрипну­ла клепаная-переклепаная дверь. - Чаво тебе эт на ночь глядя? Куды несёть?

- Твое дело за дорогой следить. Ты пьян? Второй где?

Грымза потеребил кучерявые волосы, похожие на

воронье гнездо, и махнул на металлические опоры башни:

- Дык там, холодно жеж!

- Дыхни!

И Грымза решительно шагнул вперед. И дыхнул. Луч­ше бы он стоял подальше - вонь была такая, что Артур отшатнулся. Дозорный, однако, оказался трезв. Скуко­жившись, Грымза засеменил к воротам. Лязгнул засов, створки отворились со ржавым скрежетом, утонувшим в реве движка.

Разбрызгивая грязь четырьмя огромными колесами, сендер понесся по дороге, зажатой между холмами. Еще несколько сезонов назад никто не мог вот так спокой­но разъезжать ночью по Пустоши. Только своих беспре- делыциков перестреляешь - новые объявляются. Артур не понимал, чем живут кетчеры; иногда казалось, что мирного населения на всех грабителей не хватит. Из­бавление пришло неожиданно: за соседним холмом омеговцы выстроили гарнизон, всю шушеру перебили, и Артуров отец зажировал. Постоялый двор, бордель, манисовая ферма... И землепашцев подмял: они ему - еду, он еду - омеговцам. И конечно, часть еды - тор­говцам "налево". Все не нажрется, все ему мало. Р-р-раз- дери его мутант!

Вдалеке появились штыри столбов, черные на фоне посеребренных луной облаков. Вот она, свалка. Свет фар выхватывал из темноты машины, смятые неведо­мой силой. Некоторые словно расплавились и распла­стались на земле огромными ржавыми пятнами, кое-где сквозь них пробивалась трава.

Артур затормозил, вышел из сендера, юркнул в бронированный самоход с провалившейся крышей, откинул люк в полу: схрон на месте - два дробовика, запас патронов и сухари. Да, сейчас вроде бы спокой­но, но вдруг набегут мутанты с юга? Когда было боль­шое нашествие, он прятался тут с родителями и с се­мьей Романа. Чудом тогда уцелели: ферму мутанты со­жгли, манисов угнали, животину под нож пустили и тут же съели. Хорошо, на полях что-то сохранилось, иначе фермеры, вернувшиеся на пепелище, с голоду перемерли бы.

Сплоченные одной бедой, Роман и Артур с тех пор друзья не разлей вода. В детстве их называли День и Вечер. Светловолосый улыбчивый Роман - Денёк, смуг­лый черноглазый Артур, соответственно, Вечерок. По­том они повзрослели и выросли из прозвищ, а контраст остался; правда, привычки, любимые жесты и слова сделались со временем общими, одинаковыми.

На свалке что-то скрипело, шуршало, потом раздал­ся лязг, грохот, истошно заверещала крыса. Артур, вы­лезая из самохода, вздрогнул, столько в предсмертном крике было отчаяния. На миг воцарилась тишина - обитатели свалки прислушивались, пытались понять, не грозит ли им опасность. Артур вынул пистолет - здесь всякое бывает, в прежние времена чуть ли не каж­дый день приходилось от кетчеров отбиваться.

Донесся мерный рокот движка. Роман едет. Рокот ближе, ближе... С выключенными фарами ползет, осто­рожничает. Фыркнув, двигатель заглох. В свете луны подъехавший сендер казался порождением свалки, да им и был по сути дела - огромные колеса, каркас, сва­ренный из труб... От сендера к Артуру метнулась тень.

- Роман?

- Я это, я. - Друг улыбнулся от уха до уха - блесну­ли крепкие ровные зубы. - Чего кислый такой? Может, по пиву? У меня кувшин с собой, хорошее такое пиво, забористое.

Если бы он знал, ах, если бы знал!..

- Я случайно услышал... Батя с Битым разговари­вал, - как можно спокойнее сказал Артур и замер, вы­жидая.

Роман подобрался, как панцирник перед прыжком. Будь у него шерсть - дыбом встала бы. Он пошуршал в кармане, вытащил бумагу. Свернув папиросу, чиркнул зажигалкой, затянулся. Красный уголек высветил его сосредоточенное лицо. Роман затянулся еще раз, выпу­стил дым через нос и только тогда переспросил:

- С Битым?

- Не догадываешься, о чем? - Артур сунул в рот тра­винку, разжевал и сплюнул - горькая. Он не курил, ему запах табака не нравился. И кашлять надрывно, как па­почка Шакал по утрам, не хотелось.

Роман щелчком отбросил самокрутку.

- Но... они же с отцом... Мы же здесь вместе прята­лись, кусок хлеба делили! - Голос дал "петуха".

- Хлеб-то делили, - проговорил Артур и зачем-то на­тянул на голову болтавшуюся за спиной шляпу, - а вот золото никак не поделят. Точнее, мой батя никак не по­делит. - И снова сплюнул.

- Ваша Олька малая чуть с голоду не померла, моя мамка ее грудью кормила, - продолжал Роман, будто не слышал. - И брата покойного, и ее... Как же?..

- Не знаю. Потому я и здесь. Завтра ночью за вами придут. За всеми. Так что будь готов.

Воцарилось молчание. Вдалеке завел трель сверчок, откликнулся второй. Ветер посвистывал в выпотрошен­ных салонах легковушек, колыхал истлевшие занавески самохода. С шелестом пронеслось перекати-поле. Заст­рекотал ползун. Роман шагнул к Артуру, обнял его и по­хлопал по спине.

- Спасибо, друг, я этого никогда не забуду.

- Что делать будешь? - Артур неловко высвободил­ся из объятий.

- Отец решит... Я пойду, да? И так времени мало. До встречи... или прощай. Сам понимаешь, больше можем и не свидеться.

- Удачи, друг!

Ссутулившийся Роман побрел к сендеру, обернулся и помахал воображаемой шляпой. Рыкнул мотор, и маши­на понеслась к холмам, над которыми плыла луна, то выныривая из-за туч, то прячась за ними.

Домой Артур не спешил. Во-первых, не хотелось ви­деть батю, Ингвара Хитрого, как он сам себя прозвал (все за глаза величали папаню Шакалом, и Артур был полностью с ними согласен. В открытую не нападет, размер не тот, а вот ночью подкрасться - это в его сти­ле). А во-вторых... Артур и сам не мог понять, что "во- вторых". Просто мерзкое чувство, будто он что-то те­ряет. Хотелось вымыться и уснуть.

Вдалеке взвыл панцирный волк, ему ответил второй, потом третий. Пора уходить, эти твари умеют бесшум­но подкрадываться.

Артур выжал газ и включил фары - свет полоснул по дороге, во мрак метнулась тень, сверкнув рубинами глаз. Проклятые мутафаги! Только ведь с Романом из­вели стаю. Придется деревенских пинками на охоту вы­гонять, а деревенские только в кабаке, за надежными стенами, смелые, не то что Роман.

Волки бежали за сендером на почтительном рассто­янии, а возле ограждения из сваленных и спрессован­ных остовов машин отстали. Артур помнил, как все вы­жившие после нашествия мутантов чинили забор, обма­тывали колючей проволокой; дети тоже участвовали, исколотые руки потом долго болели и гноились. Жал­ко было бросать хорошее место, всегда полноводный колодец; к тому же здесь останавливались все, кто ехал в Москву с востока и юга, со стороны Омеги.

Поначалу тяжко приходилось. Общими усилиями по­строили длинный одноэтажный дом, больше напомина­ющий барак: каждой семье по комнате, всего восемь се­мей. Сейчас в этом доме бордель. Потом за бараком со­орудили кузню, а при въезде, прямо возле дозорной башни, сарай для скотины, плавно переходящий в кры­тый навес для уцелевшей техники. Вскоре рядом вырос­ла гостиница, тоже похожая на казарму, и каждая семья принялась обустраивать свой быт. Штырь и Ян, отец Романа, застолбили участки неподалеку и перебрались туда, остальные покорились Ингвару. Еще жить негде было, ютились в хижине, а Ингвар где-то раздобыл сам­ку маниса, она отложила пять яиц, из них проклюну­лись три детеныша, так возродилась известная на всю округу манисовая ферма. Сейчас она под самым ограж­дением, подальше от жилья, потому что твари жутко во­няют. Помимо скотников с семьями и шлюх, в подчи­нении бати двадцать с небольшим охранников, а в га­раже - два самохода и четыре сендера. Появилась даже диковинная остроносая машина о трех колесах - бое­вой трицикл. Сколько манисов, мулов и овец на ферме, Артур не вникал.

На этот раз Грымза отпер ворота, едва к ним подка­тил сендер.

На площади у колодца трое бородачей в стеганых куртках с бахромой, шумно ругаясь, передавали друг другу флягу, запрокидывали головы - пили из горлыш­ка. Рядом, повизгивая, плясали пьяные шлюхи из бати­ного борделя. Всхрапывали кони у перевязи, замерли у обочины два чужих сендера; пулеметные точки с них сняли при въезде - таков порядок. В "Добром путни­ке" играл саксофон, мелодия лилась, не смешиваясь с воплями и бабьим смехом. Три сезона назад прибился на ферму колченогий дед, всего добра у него было - труба блестящая, саксофон этот. Ингвар Шакал послу­шал и проникся, велел деда не гнать и кормить, вот му­зыкант каждый день и развлекает торговцев, остано­вившихся на ночлег. Занятный дед, всю Пустошь объ­ездил. И город-улей видел, и Донную пустыню, много интересного рассказать может. Живет себе в ржавом са­моходе, лишь под вечер выползает. Сядет на пороге, на­тянет заплатанную фетровую шляпу, сунет в беззубый рот трубку и пускает кольца дыма.

- Арту-урочка! - На плече повисла потрепанная гру­дастая деваха, дохнула перегаром. - Давай с нами, кра­савчик!

Ругнувшись, Артур отшвырнул ее и зашагал к себе. Обитал он в небольшом домишке, прилепившемся к батиному. Старшему сыну по статусу положен свой угол, да у Ингвара и не уместишься: четыре жены, две рабыни и двенадцать маленьких детей. Артур жизнью отца не интересовался, путал имена сводных братьев и сестер, слыл разгильдяем. Но снискал славу умело­го бойца, а она ценилась больше, чем примерное по­ведение.

В комнате бормотала женщина. Не хватало, чтобы пришел кто-то из девчонок, не до них сейчас. Артур от­ворил дверь, шагнул внутрь. Светло-голубая рубашка, рыжие волосы собраны на затылке в пучок - Ирена. Шепчет что-то, нетопырей кормит. Обернулась, гляну­ла с упреком синими глазищами:

- Ты им есть давал? Смотри, какие голодные.

- Спасибо, что покормила, - сказал он, потянулся и зевнул. - Что-то устал я сегодня, в сон клонит.

- Понятно... Тогда до завтра?

- До завтра.

Выпроводив Ирену, Артур распахнул окно, уселся на подоконник и уставился на площадь: мужики уже разо­шлись, девок разобрали, а саксофон все играл и играл. Но вот и он смолк, будто по команде. Лишь ветряки со свистом рассекали воздух огромными лопастями. Луна спряталась, и на трех дозорных башнях зажгли прожек­торы. Плата, взимаемая с торговцев, сполна покрывала расходы на электричество.

В лачуге наемных охранников заскрежетало, засвис­тело, щелкнуло, и заиграла песня - Радио Пустошь включили. Надтреснутым голосом пели про свободно­го кетчера, проданного в рабство. Не закрывая окна, Артур улегся спать, долго еще ворочался. Успеет ли Ро­ман уйти? Вдруг нападение запланировано на сегодняш­нюю ночь? Разговор-то плохо слышно было.

Сны были тревожные, болезненно яркие. Романа убивали, Артур несся сломя голову, но не успевал.

Вздрагивал, просыпался, вырубался снова, и все повто­рялось с начала.

Ба-бах!

Артур вскочил с кровати, схватил пистолет; не до кон­ца проснувшись, в одних трусах метнулся к окну. Грохнул выстрел. Что это? Набег? Кетчеры? Ворота... ворота от­крыты! И ни одного трупа у въезда. Это как же? Пожри их некроз, почему дозорные не подали сигнал? Преда­тельство? Во двор с ревом вкатились сендеры. Застро­чил пулемет. Артур зашарил под кроватью, нащупал сиг­нальный пистолет, высунулся в окно. Один выстрел - и ракета озарит небо красной вспышкой, повиснет ис­кусственная "звезда", не успеют враги моргнуть, как на­грянут омеговцы. Улыбаясь, он нажал на спусковой крю­чок - осечка. Еще раз дернул - опять. И закружил по комнате, вспоминая, где заряд. Да на месте, где же еще! Сунул руку под кровать - ничего. Лег на живот, загля­нул - пусто. А ведь были, точно были еще три ракеты!

Артур двигался рывками, как во сне, и даже мельк­нула спасительная мысль: не проснулся, кошмар про­должается...

Бум-м! Задребезжали стекла. Взвизгнула женщина, визг оборвался хрипом. Оцепенение слетело, пробрало холодом. Набег. Предательство. На ходу натягивая шта­ны, Артур выскочил в коридор, толкнул дверь и при­жался к стене - в ковер напротив ударила дробь.

Мутафаг всех раздери!

Артур осторожно выглянул. Короткими перебежка­ми к дому спешили люди, их лица были скрыты банда- нами. Он выстрелил - налетчики попадали, открыли огонь лежа. К счастью, промазали. Артур, пригнувшись, рванул через коридор в комнату, к окну. Пусть думают, что в доме не один человек.

- Красавчик, прикрой! - крикнули из старого сен- дера, донеслась пальба.

Артур выстрелил сквозь стекло, осколки разлете­лись, один из бандитов взвыл и скорчился, второй уже бился в агонии. Дед-музыкант потряс ружьем и неожи­данно бодро метнулся к дому. Не успел, упал как подко­шенный.

Вокруг трещало и громыхало, орали люди; у въезда полыхала дозорная башня. Кони на перевязи беснова­лись, один сорвался и понесся к воротам. Захватчики осаждали лачугу отцовых наемников, оттуда огрызался пулемет. Перезарядив пистолет, Артур прижался к сте­не спиной. Высовывался на миг, ловил в прицел бан­дитов и жал, жал на спусковой крючок. Патроны вско­ре кончились. Взять патронташ! Совсем голова не ва­рит! Он влетел в спальню - и получил прикладом по затылку.

* * *

Между досками трещина. Луч солнца перед глазами - уже утро. Ощупывая дерево усиками, ползет рыжий му­равей. Артур лежит лицом в пол. Холодно. Тянет гарью. Рядом кто-то мычит.

Артур попытался осмотреться, перед глазами запля­сали разноцветные мушки. Что происходит? Встать! Он дернулся и понял, что связан. Пошевелил руками - за­пястья отозвались болью.

- Очухался? - В ребра слегка пнули.

Артур рывком перевернулся и остолбенел: над ним возвышался Грымза. Смотрит сверху вниз, во взгляде - торжество. А рядом... Рядом Обрез - правая рука Яна, отца Романа. Они в спальне Артура, в его собственной спальне, куда он ни за что не пустил бы вонючего Грым­зу. Сволочь, прямо на кровать своей грязной задницей уселся, ерзает по белью! Почему-то это оказалось са­мым обидным: не то, что по голове дали, не то, что свя­зали, а то, что предатели топчут пол его комнаты, лич­ные вещи лапают.

- Допрыгался, щенок? - ощерился Грымза, обшарил карманы кожаного жилета, вынул самокрутку и сунул в зубы.

Фрагменты сложились в картинку: испорченная сиг­нал ка, отцовские опасения... Нападение планировалось давно. Предупредив Романа, Артур дал сигнал врагам. Выходит, это батя наносил ответный удар, узнав о за­мыслах Яна. Понимание придавило могильной плитой, Артур до крови закусил губу.

- Чё, головушка болит? - позлорадствовал Грым­за. - А ты думал, всю жизнь волков тебе гонять да де­вок портить?

Обрез смотрел пренебрежительно, как на личинку ползуна. Артур дернулся, глянул с ненавистью и про­хрипел:

- Почему не пристрелили?

- Дык потому что ты, гнида, смерти не достоин. - Грымза покачал головой. - Все тебе было, все на таре­лочке - жри! Дык нет, рожу воротишь, шкура. Вот те­перь узнаешь, как эт дается... и жратва, и девки...

- Не велено тебя убивать, - буркнул Обрез.

- Какое благородство. - Артур поджал губы и отвер­нулся.

Мысленно он тысячу раз освободился, свернул шею Обрезу, а Грымзе вспорол живот и намотал его кишки на кулак. Как там батя? Мертв? Или узнал, что получил удар в спину? Правильнее было поймать пулю и сдох­нуть... А еще правильнее - сдохнуть вместо тех, кто по­гиб по его вине... Это ведь он собственными руками! И свою жизнь разрушил, и чужие...

- Позови Романа! - приказал Артур Грымзе.

Того аж перекосило:

- Командуешь? Дурная привычка, отвыка-а-ай. И вол­ком-то не смотри, да? Я-то что, об меня все ноги выти­рали, а вот ты... Вот уж повезло Шакалу с сыночком! Уж какая он сволочь, но ты его переплюнул!

Броситься на них, убить, уничтожить... Пусть ниче­го уже не исправить, пусть пристрелят, но хотя бы по­пытаться!

Неужели Роман знал? Вот тебе и единственный род­ной человек. Больше чем друг... да какое там - больше чем брат! Из всех двенадцати братьев-сестер Артуру ни один дорог не был, отец - вообще чужой человек, он мать в могилу свел: зачем старая жена, когда вокруг столько молодых тел? И получается, единственный на всей Пустоши родной - Роман.

Правильнее было промолчать? Но как молчать, ес­ли знаешь, что завтра убьют друга? Жил бы себе даль­ше, охотился, сопровождал караваны... Вопрос только: кем бы себя чувствовал? Молчание - то же предатель­ство. Разрослось бы, как пятно некроза, и пожрало из­нутри. Либо физически подыхать, либо в Шакала пре­вращаться. Выбора не было, выхода не было.

Оставался малюсенький шанс, что Роман не знал или не успел предупредить друга. Тогда Артур из преда­теля превращался в жертву и даже с неким флером бла­городства... Если поверить, что Роман хотел предупре­дить его, а смертей и пальбы не желал...

С улицы донесся зычный бас Яна:

- Обрез! Где тебя носит? Сюда иди!

- Присмотри за ним, - приказал Обрез Грымзе и ис­чез за дверью.

Во дворе гомонили люди, рычали моторы сендеров. Понемногу нарастал непривычный мерный гул, вскоре он растворил в себе все звуки. Что это за машина? Са­моход? Вряд ли. Неужели омеговцы пожаловали на шу­мок? Шевельнулась надежда, что они накажут захватчи­ков. Шевельнулась - и замерла. Зачем? Им главное, что­бы поступали продукты в гарнизон. Кто поставщик - не важно.

Мотор заглушили, заговорили громче. Когото тащи­ли, этот ктото упирался и бранился. Причитала жен­щина, на нее цыкнули - умолкла. Артур надеялся услы­шать знакомые голоса - тщетно, только Ян рокотал, как та неведомая машина. Скрипнула дверь - в проеме образовался яновский прихвостень, кивнул на Артура:

- Приехали, тащи этого.

- Ну дык подсоби мне, глянь, какой он здоровен­ный! - возмутился Грымза.

- Иди ты манису в зад!