Я хорошо видел эту стену, она была уже почти подо мной, когда авиетку качнуло и отбросило в сторону. Она как бы наткнулась на невидимый шарообразный барьер, скользнула по нему и пошла по касательной. Я ожидал чего-то подобного. Если все так тщательно ограждалось снизу, было бы нелепо оставлять все открытым сверху. Здесь, видимо, существовал какой-то магнитно-силовой купол, пройти который не так просто.
Я стал облетать вокруг. Теперь я видел вблизи квадратики и прямоугольники, выстроившиеся концентрическими кругами. Это были многоэтажные дома, если можно так назвать колоссальные каменные коробки, состоящие из каких-то ячеек. Каждая ячейка отличалась окошком, в котором беспрерывно вспыхивал и угасал свет. То он был ярким, то средним, то едва различимым; то он был белым, то голубым, то темно-красным. Таких окошек в каждом каменном небоскребе был миллион, и все они переливались, ежесекундно меняя яркость и цвет… Зрелище было завораживающее - оно гипнотизировало, притягивало своим беспрерывным мельканием - впечатление было такое, что это живет и дышит многомиллионный город, что за каждым таким цветастым окошком - чья-то судьба, чьи-то радости, тревоги… Но я понимал - здесь нет ни одного человека. И мне снова стало жутко.
Я летал вокруг города-спрута, раздумывая над тем, не вернуться ли мне обратно, и тут увидел, что в одном месте стена, опоясывающая город, разрывается и сквозь нее проходит движущаяся лента, по которой непрерывным потоком идут в город материалы - готовые ячейки (из них, видно, складывались дома), какие-то трубы с проводами, целые блоки приборов, закрытые чаны с жидкостями или растворами, металлические и пластиковые конструкции… Внутри города материалы автоматически сортировались, направлялись по разным каналам и потом, насколько я мог понять, доставлялись к местам, где автоматы быстро собирали из готовых ячеек все новые и новые небоскребы, мелькающие цветастыми окошками.
Широкая, метров пятнадцать, лента безостановочно несла в город материалы, а лента поуже выносила из города отходы. Все совершалось с поразительной чёткостью и точностью, особые контролирующие устройства, видимо, придирчиво наблюдали за каждым поворотом подаваемой детали, не давали ей сдвинуться с положенного места ни на сантиметр - механические лапы тут же поправляли ее, и все шло, как заведенное, дальше.
Я подумал о том, что эта беспримерная чёткость могла быть действительно образцовой, если бы во всем этом была хоть капля одушевленности, если бы здесь была хоть одна живая душа…
Живая душа! Лента… и живая душа! Ну, конечно! Это, пожалуй, единственная возможность. Я посадил авиетку вблизи конвейера, дождался, когда мимо проезжала ячейка на подставках, прыгнул на ленту и лег между подставками - так, что был прикрыт сверху деталью.
Я соскочил, как только лента прошла все заслоны, не дожидаясь, пока ячейку подхватят механические лапы. Соскочил, ощутил под ногами слегка шероховатое пластиковое покрытие - им был устлан весь город, - и меня охватило странное чувство… Все вокруг меня было творением человека - его разума, его гения, его действия, - и в то же время все это существовало теперь уже отдельно от человека, жило какой-то своей, собственной жизнью, было чуждо, а может быть, и враждебно человеку. Я даже не знал, ступала ли сюда нога человека, не я ли единственный из всех людей проник сюда…
Я шёл к центру, к тому самому очерченному тремя кругами центру, который я видел только одно мгновенье на экране. Сюда влекла меня неодолимая сила, убеждение, что именно здесь я найду разгадку этой странной тайны. Но чем больше приближался я к центру, тем труднее становилось продвигаться. Я начал сталкиваться с неким нарушением порядка - то проход был загроможден материалами, то лифт не работал, даже стали попадаться какие-то обломки.
Сначала это не очень затрудняло движение, но чем дальше, тем больше я встречал обломков, развороченных строений, а когда пересек последний круг, увидел, что надо перебираться через горы камней, металла, спутанных проводов… И все-таки я не останавливался, карабкался, проваливался, снова взбирался и упорно шёл вперед, чувствуя, что близок к цели.
"Вперед! - говорил я себе. - Еще немного! Совсем немного!"
В одном месте, перебираясь через обломки разбитого дома, я, видно, нарушил равновесие, и глыбы камней пришли в движение. Они начали сползать, падать, одна ячейка грохнулась возле меня и словно взорвалась - во все стороны разлетелись крошечные разноцветные кристаллы. Я весь был обсыпан ими, они были похожи на бусы, только у каждого была своя, особая, сложная форма. Я решил набрать пригоршню, стал собирать их, и тут увидел странный плоский блестящий предмет, вернее пластинку. Я подобрал ее и стал пробираться дальше, карабкаясь вверх по обломкам.
Когда я взобрался на самую верхнюю глыбу, день уже был на исходе, подступали сумерки, в их багрово-сером свете я и увидел центр. Это была груда поваленных небоскребов. В середине зияла огромная воронка, а вокруг нее, словно детские кубики, лежали поваленные друг на друга колоссальные каменные коробки. Они были мертвы, они были выворочены с корнем невероятной силы взрывом, но их окошки все еще мерцали - тусклым, безжизненным светом… Или это мне показалось?
В тот день я больше не мог оставаться там, уже темнело, и меня вдруг охватил страх, мне показалось, что я не выберусь отсюда. Уже в темноте я добрался до авиетки, заночевал в ней. На корабль я радировал, что все в порядке, вернусь через день - два. А следующим утром я полетел в город, нашел библиотеку и весь день провел там, просматривая их книги, газеты, журналы - благо, автоматы послушно Выдавали мне все, что я просил, по первому требованию. Потом я снова полетел к Спруту, я бродил по развалинам, подбирал обрывки магнитоленты, пленок, куски перфокарты. Я собрал все, что можно было унести с собой…
Перед тем как уйти, я снова взобрался на груду обломков и долго смотрел на чёрную обуглившуюся воронку, из которой все еще шёл запах гари. Я думал о судьбе того, кто сделал это…
Я вернулся на корабль, собрал людей, рассказал им обо всем, что видел. После долгих споров было решено, что мы разделимся на несколько групп. Одна займется изучением города-спрута. Другая будет изучать материалы в библиотеках, выберет оттуда все, что поможет восстановить истину. Третья, четвёртая и пятая обследуют всю планету, проведут съёмки.
Так мы и сделали.
Я периодически навещал каждую группу, но основное время проводил в библиотеке, которую нашел в первый раз. Я считал (и потом выяснилось - справедливо), что книги, газеты и журналы дадут больше всего материала для того, чтобы понять до конца, что здесь произошло.
Так мы работали без передышки около месяца.
А затем, уже на обратном пути, мы обработали все документы, сопоставили факты, и картина разыгравшейся здесь трагедии встала перед нами со всей очевидностью.
Они создали кибернетическое устройство с обратной связью, регулировавшее всю их жизнь, и на первых порах оно им действительно помогло. Постепенно они все больше, передавали Машине функции управления, и она разрасталась непомерно, превращаясь из большого дома в комплекс домов, а затем в целый кибернетический город.
Потом они сделали последний шаг, они отдали ей власть над каждым человеком в отдельности. И это погубило их окончательно.
Бы спросите, как это произошло?
На каком-то этапе Машина, в которую была заложена идея постоянного совершенствования, потребовала связи с мозгом каждого члена общества. Она мотивировала это необходимостью правильно регулировать их жизнь.
Так, например, после того как она стала выбирать сферу предпринимательства каждого, учитывая его данные, наклонности, возможности, стала выбирать сама - кому где жить, чем заниматься, - опять же из соображений наилучших возможностей предпринимательства - она пришла к выводу, что вопрос о нахождении человеком пары может наиболее рационально и правильно решить только она. Ну, в самом деле, может ли мужчина сказать, что он женится на той единственной женщине, которая из всех существующих на планете ему больше всего подходит? Может ли то же самое сказать женщина? А Машина могла - ведь в нее закладывались данные о каждом человеке. Первоначальные данные. Но для того, чтобы точно контролировать все изменения, происходящие с человеком, она должна постоянно, ежесекундно быть в курсе всех изменений. Отсюда появилось требование Машины о постоянной связи с мозгом каждого человека. Требование исходило из соображений о будущем - ведь речь шла о здоровом потомстве. Кроме того, Машина аргументировала свое требование необходимостью иметь постоянную информацию об изменениях в области знаний, в области эмоций, чтобы правильно регулировать конъюнктуру производства и рынка. Тем не менее они долго сопротивлялись, не соглашались на это, дискутировали очень много, я это видел по их газетам, но в конце концов согласились. К этому времени Машина играла уже такую роль в их жизни, они все уже так от нее зависели и так ей верили, что пошли и на этот, видимо, роковой для них шаг… Потому что, получив связь с каждым в отдельности, она получила и власть над каждым в отдельности. В случае надобности она могла уже воздействовать на каждого, используя свои собственные волны…
Вы спросите, как она это делала, каким образом? В книгах по этому поводу не было ни слова, возможно, об этом не принято было говорить. Но на всех картинках стали появляться люди с изогнутым металлическим гребнем, охватывающим затылочную часть головы. Гребень был блестящий, красивый, с зубцами по верхнему краю, и сначала я думал, что это украшение, вошедшее в моду. Но потом я обратил внимание - с этим гребнем не расставались никогда, он был на них и во время купания, и во сне, и дома, и на работе, он был на глубоких стариках и на годовалых детях. Его, видимо, получали при рождении и носили до смерти, к нему привыкали так, что без него человек чувствовал себя, как без одежды. Этот гребень, судя по всему, служил антенной, через него осуществлялась постоянная связь с Машиной…
С этого времени и пошло их порабощение. Сначала они этого не замечали. Они восхваляли Машину - им казалось, что она обеспечила им идеальные условия частного предпринимательства, при которых у всех равные шансы на успех и каждый достигает того предела богатства и благополучия, о котором он мечтает, и поэтому все одинаково счастливы, независимо от того, кто он - владелец предприятия, инженер или рабочий. Словом, они были убеждены, что Машина помогла им создать тот самый капиталистический рай, о котором столько фантазировали на земле, но создать который там еще никому не удавалось.
Между тем они постепенно превращались в огромную, разветвленную сеть роботов при этом гигантском кибернетическом мозге.
А когда поняли - было уже поздно, они полностью находились в ее власти. Не она обслуживала их - они обслуживали ее. Круг замкнулся.
Вы можете спросить, почему же не сбросили они с себя эти путы, ведь так просто - снял гребень и все. Но в том то и дело, что не так-то все это было просто. Видимо, с детства внушалась им мысль, что снять гребень - значит совершить тягчайшее преступление. Кроме того, они уже чувствовали себя беспомощными без нее, испытывали страх перед необходимостью самим решать какие-то принципиально важные проблемы…
А Машина уже решила, что планета для нее мала, что пора завоевывать Вселенную. Она уже именовала себя Солнцем Вселенной и решила, что все планеты должны вращаться вокруг нее. Каким-то образом она сумела воздействовать на магнитное поле системы и начала менять орбиту, захватывая другие, соседние планеты, превращая их в свои спутники…
Когда это ей удалось, она возомнила себя центром Вселенной, она решила, что все вокруг должно служить ей, понимаете, ОНА СОШЛА С УМА, Виктор!
Аллан встал, и не в силах побороть волнение, опять пошел по галерее. А мы с Юной сидели пораженные, подавленные его последней фразой. Чем-то леденящим повеяло на меня с экрана. - Бог знает, к чему все это привело бы, - продолжал Аллан, - но случилось то, что в конце концов должно было случиться: нашёлся человек, который преодолел власть Машины. Как он это сделал - не знаю. То ли набрался смелости и сбросил гребень, то ли сила человеческого разума в борьбе с Машиной выработала какой-то иммунитет, во всяком случае появился на свет человек, который видел всю нелепость происходящего, который думал над этим, а Машина узнать об этом не могла.
Он попытался пройти в ее логово и взорвать центр, управляющий людьми. Но она не допустила его, засекла, уничтожила. С тех пор она, видимо, стала ограждать себя - строить стену заграждения, силовой купол. Но чем больше она себя ограждала, тем больше было попыток прорваться туда. Я не знаю, сколько их было. Может быть, сто, может быть, тысяча - тех, которые жертвовали собой для спасения людей… Но в какой-то раз, в сотый или в тысячный, попытка, видимо, удалась. Человек прошел через все препоны, преодолел все хитроумные преграды, обманул всех электронных сторожей, проскочил через все ловушки и барьеры, он пронес в логово Машины атомный заряд, дошел до Центра, управляющего людьми, и рванул все это, превратил в груду развалин, разорвал цепи, которые Машина набросила на людей.
Аллан замолчал. Он подошел к краю галереи, поглядел на море, которое фосфоресцировало под нами, на причальные мачты, мигающие цветными огнями, и вздохнул, словно освобождаясь от пережитого.
- А люди? - спросила Юна. - Людей вы нашли?
- Нашли, - сказал он. - Сейчас я вам покажу. Включите экран.
Я нажал клавишу, и мы увидали бесконечный полутемный коридор. По стенам, с двух сторон, тянулись какие-то полки или нары, а на них лежали рядами странные длинные неподвижные предметы, напоминающие свернутые ковры.
- Дайте увеличение, - сказал он.
Предметы стали приближаться, ж вдруг я разглядел человеческое лицо, второе, третье, четвёртое…
Они все лежали на боку, вплотную друг к другу, видимо, для максимальной экономии места, и на затылке у каждого поблескивал металлический гребень.
- Они мертвые? - с трудом проговорил я.
- А это как считать, - сказал Аллан. - По-видимому, Машина готовилась к захвату новой планеты, это сопряжено с сильными ураганами, магнитными бурями, и людей она решила сохранить. Видите, как заботливо, как экономно она уложила их в подземных штольнях. Они сами спускались сюда, сами укладывались и погружались в летаргическое состояние. Она могла делать с ними все, что хотела…
- А теперь? Что же теперь? Ведь ее власти больше не существует?
- Да. Но и разбудить их некому. Она одна знала, как это сделать…
- Значит… Этот человек пожертвовал собой напрасно? Он их не спас?
- Я считаю, что спас, - сказал Аллан. - Спас от чего-то худшего. Пусть они еще не люди, но уже не рабы.
- Аллан, а есть какая-нибудь надежда? - Юна, волнуясь, заглядывала в его лицо. Он погладил ее гол осы и впервые за все это время улыбнулся.
- Есть надежда. Вот разберемся, что это за состояние, и попробуете прервать действие импульса, который она все еще продолжает посылать… - Потом он снова обернулся ко мне. - Я слышал, на юбилейной сессии будут слушать проект создания Всемирного Кибернетического Центра?
- Да, есть такой проект.
- Я вас очень прошу, Виктор, когда вы будете выступать по проекту, покажите им вот это!
И он кинул на пульт передо мной блестящий изогнутый гребень с высокими зубцами по верхнему краю…
Вызов
1
О, если бы покой маячил нам вдали
И мы когда-нибудь к нему прийти б могли!
О, если бы в веках, как зелень луговая,
Мы расцвели опять из глубины земли!
Голос Аллана звучал глухо, казалось, он срывался с утёса и падал вниз, туда, где под нами рокотало ночное море. Мы стояли почти на самом краю - стеклянные створки галереи были раздвинуты, буйное звездное небо обнимало нас со всех сторон, мы словно висели в нем, а под нами, невидимое, но ощутимое, неумолчно шумело море.
Аллак прислушался к его невнятному рокоту, потом спросил:
- Вы знаете, когда написаны эти стихи?
- Лет тысячу назад, наверно? Омар Хайям, если не ошибаюсь.
- Да… Но они могли быть созданы и две тысячи лет назад, и десять тысяч… Потому что этот вопрос волнует человечество с того самого дня, как человек стал осознавать себя и окружающий мир.
- Пожалуй, и сейчас этот вопрос не снят с повестки дня, - сказал я. - Да и вряд ли будет снят вообще, Наверно, есть вопросы неисчерпаемые. Каждое поколение отвечает на них по-своему. Но никто никогда не решит до конца. Вероятно, в нем, в этом вопросе, заложена вся движущая сила человеческого разума.
- Возможно. - Аллан нагнулся, подобрал со склона камешек и зашвырнул далеко в море. Мы долго ждали, но не услышали ни малейшего всплеска. Только ровный, вечный, невозмутимый шум моря. Камешек словно растворился во тьме. Словно его никогда не было.
- Вот так исчезал человек, - сказал Аллан. - Жил среди людей, ходил, работал, любил, творил - и вдруг исчезал бесследно, словно его никогда и не было. Оставались его дела, его дети, вещи и идеи, им созданные, а его самого уже не было, и нигде никогда он не повторялся. Это всегда было мучительной загадкой для людей, и это породило легенды и мифы во всех религиях - о загробном мире, о переселении душ - люди не хотели мириться с тем, что человек может исчезнуть бесследно.
- Вы говорите: "исчезал", "было", "не хотели мириться"… Разве сейчас не так?
- Не совсем так.
- Что вы имеете в виду? То, что мы знаем: нет загробного мира? Или знаем теперь уже наверняка, что нет жизни во всей солнечной системе, кроме Земли… Разве от этого легче? По-моему, еще острее мы ощущаем утрату, когда уходят в ничто живые люди. Почему они уходят? Куда? Простите, я, кажется, начинаю говорить словами вашего Омара Хайяма…
- Не надо извиняться, Виктор, - я почувствовал тоску в его голосе. - Эти слова каждый из нас произносит рано или поздно.
Светящаяся полоса мгновенно и бесшумно прочертила небосвод и так же мгновенно погасла.
- Вот так на фоне вечности выглядела в прошлом человеческая жизнь. Может быть, поэтому раньше считали, что это души умерших отправляются куда-то… - .Аллан посмотрел в небо. - Вчера исполнился месяц со дня смерти Валентина, нашего физиолога. Вы ведь знали его?
- Знал. Удивительно яркий был человек - разносторонний, талантливый. Что с ним случилось?
- Взорвалась установка, на которой он проводил испытания. Почему-то он оказался в камере, хотя мог быть у телеэкрана. Когда камеру открыли, в ней ничего не было - сработали аварийные клапаны и вытяжная система. Лишь тонкий слой пепла осел на стенках…
- Страшное дело!