Не спрашивали об Агееве; не спрашивали о "Кара-Бугазе", на котором штурман Сайкин - с некоторых пор Ада начала его называть "мой Сайкин" - ходил к Марсу и обратно довольно регулярно; не спрашивали и о "Бригантине" - впрочем, о ее подходе всем уже было известно.
И никогда не спрашивали Ираиду Васильевну. Ни о чем.
А чтобы не почувствовала она, что ее обходят молчанием как-то по-особенному, Симона шутила: "Королям и начальникам космических станций вопросов не задают".
И тогда Ираиде Васильевне хотелось нагнуться - как тогда, в мобиле.
Собственно говоря, небольшой искусственный спутник, которым командовала Ираида Васильевна, не был самостоятельной космической станцией, как гигантская "Первая Козырева", предназначенная для приема кораблей, крейсировавших между искусственными спутниками Земли, Марса, Венеры и Сатурна, а также планетолетов-разведчиков, ходивших в сверхдальные рейсы с научно-исследовательскими целями. Еще давно, когда космическое пространство только начинало осваиваться, было создано около десятка сверхмощных ракет, способных преодолевать расстояние между планетами с одновременной посадкой на них. Но потом перешли к созданию кораблей двух типов: одни, межпланетные, летали только в Пространстве, другие, маленькие, словно муравьи, перетаскивали на Землю все то, что доставлялось межпланетчиками на промежуточные околоземные станции.
"Муравьи", как их прозвали и даже стали официально именовать, имели строго ограниченные зоны посадки. Огромная сеть радарных установок службы космоса немедленно засекла бы любого "муравья", если бы он попытался сесть в какой-нибудь отдаленной зоне.
Такие меры действительно были необходимы, и не только потому, что бесконтрольный вывоз сокровищ с других планет противоречил принципам, согласованным между странами. Биологическая угроза, которая неминуемо нависла бы над Землей в случае хаотических межпланетных рейсов, тоже была немаловажным фактором.
Но основным камнем преткновения были венериане.
Земное человечество не могло прийти пока к единому мнению: как же помочь совсем недавно возникшему человечеству Венеры?
Особая конвенция ограничила до минимума полеты на эту планету, категорически запретила вступать в контакт с венерианами, впредь до составления единой четкой программы взаимоотношений с ними.
Несколько десятков лет система околопланетных станций вполне оправдывала себя, и космическое строительство было направлено исключительно на увеличение числа межпланетных грузовиков и "муравьев". Ракеты прибывали непосредственно на космические станции, где проходили карантин, проверку двигателей и досмотр грузов сотрудниками Международной службы. Но однажды, почти одновременно, на "Первой Козырева" весь персонал, а также экипажи трех швартовавшихся ракет были поражены Цестой аробирой, занесенной, по-видимому, с Марса; а "Линкольн Стар" едва не погиб от взрыва вышедшей из управления ракеты, которую вовремя не успели отвести подальше. Тогда-то и было решено около каждой космической станции создать группу вспомогательных спутников, играющих роль таможенных станций.
Несмотря на то, что такие сооружения обычно создавались объединенными силами космических держав, строительство станций вокруг "Первой Козырева" почти целиком осуществлялось французскими инженерами. Вероятно, это было просто случайностью и ни в коей мере не отразилось ни на технической оснащенности, ни тем более на комфортабельности станций.
Зато названы они были по-французски: "Атос", "Портос" и "Арамис".
"Атос", самый малый из этой группы спутников, принимал пассажирские ракеты, "Портос" - грузовики, "Арамис" же, как наиболее оснащенная станция, был универсальным и поэтому контролировал нетиповые, очень устарелые или, наоборот, совершенно новые грузопассажирские и исследовательские корабли.
Подходившая "Бригантина" была из числа новейших американских моделей.
III. Дела домашние
Пол под ногами слегка дрогнул: это значило, что буксирная ракета отошла от "Арамиса". Симона поколдовала еще немного у пульта - Паола знала, что это убираются трапы, соединявшие ракету со станцией. Симона включила экран обозрения, и все принялись искать крохотную удаляющуюся звездочку. Паола покрутила головой, но не нашла. Ракета была небольшой, шла почти без груза - увозила всего четырех человек и кое-какие их вещи - и поэтому, пока включили экран, она была уже далеко. Ираида Васильевна и Ада смотрели внимательно - наверное, они-то ее видели. Паола повернулась, пошла к двери и услышала, что Симона тоже поднимается. Если Симона вставала или садилась, то это было слышно в каждом уголке станции.
- Ну вот, - сказала Ираида Васильевна (она очень любила это "ну вот" и даже Симону приучила), - теперь, девочки, до следующего отпуска.
Навстречу из коридора выполз "гном" с коричневыми плитками аккумуляторов. Паола подставила ему ногу. "Гном" подпрыгнул и шарахнулся в сторону. "У, тварь окаянная", - с ненавистью подумала Паола.
- Ну вот, - сказала за спиной Ираида Васильевна, - а теперь будем чай пить.
- Сколько по-здешнему? - спросила Паола.
- Двадцать сорок две, - ответила Симона, и Паола перевела часы: "Атос", "Портос", "Арамис" и "Первая Козырева" отсчитывали время по Москве. - А теперь попрошу минуточку внимания. Мои пироги!
- Ваши пироги? - поразилась Ираида Васильевна. - Я допускаю, что вы можете собственноручно смонтировать универсального робота, но испечь пирожок…
- Знают ведь, - засмеялась Симона, - как облупленную знают. Ну, признаюсь. Не я. Мама. Сунула на космодроме.
Мама - это была не совсем мама. Это была мать Николая Агеева. Все невольно перестали жевать.
- Ешьте, медам-месье, ешьте, - сказала Симона. - Связь была.
И каждому показалось, что именно это и было самым главным за последние несколько дней. Вот это далеко не достоверное известие, что агеевцы живы.
- Связь была великолепна. Приняли целых полслова: "…получ…" По всей вероятности, "благополучно".
- Строго определяя, это не связь, а хамство, - сказала Ада.
Ираида Васильевна улыбнулась и кивнула: ну конечно же, "благополучно". Другого и быть не может. Для таких людей, как Симона и Николай Агеев, все всегда кончается благополучно. Потому что они умеют верить в это неизменное "благополучно". И хотя сидящие за столом перебирают сейчас десятки слов, которые могли быть на месте коротенького всплеска, чудом принятого Землей, - все равно для Симоны из всех этих слов существует только одно.
"Если бы так было с ними… - думала Паола, подпершись кулачком. - Если бы два года не было связи с "Бригантиной"…
- Чай стынет, - сказала Симона, - можно приниматься за пироги.
- С чем бы это? - полюбопытствовала Ираида Васильевна.
- Настоящие русские. Посконные. Сермяжные. Что, я не так сказала? - Симона умудрялась выискивать где-то совершенно невероятные слова. - Вот, убедитесь. С грибами и с вязигой.
- Да, - задумчиво сказала Ада, - эпоха контрабанды на таможенной станции. И много их там у тебя?
- Хватит, - сказала Симона и ткнула кнопку вызова дежурного робота. - Надо припрятать на черный день - имею в виду гостей.
Дверь приподнялась, вкатился "гном". Он бесшумно скользнул к Симоне и остановился, подняв свой вогнутый, словно хлебная корзиночка, багажник. Симона принялась перегружать туда свои пакеты.
- Снесешь в холодильник, киса, - приговаривала она вполголоса, - да чтобы через неделю можно было достать не раскапывая лопатой… А то всегда завалишь…
Паолу немного раздражала манера Симоны говорить с роботами. Ну зачем это, если они все равно ничего не слышат?
Видно, и Симона думала о том же:
- Эх ты, черепаха навыворот. И когда я вас переведу на диктофоны? - Она нагнулась и стала набирать шифр приказа. - Говоришь с ним, как с человеком, а он… Кстати, какой у нас номер очереди на универсальный?
Паола вскочила:
- Я сама.
Схватила пакеты в охапку, побежала на кухню. Универсальный…
Когда-нибудь его доставят на станцию, и тогда "благодарю вас, мисс, но услуги стюардессы на станции больше не нужны".
Паола вернулась к столу, села пригорюнившись, - одной рукой подперла подбородок, другой поглаживала скатерть.
- Ну что, Паша, взгрустнулось? - Ираида Васильевна наклонила голову, одним глазом глянула Паоле в лицо. - Или, может, обленилась за отпуск? Работа в тягость?
- Да разве я работаю? Смеетесь! - Паола судорожно сдернула руки со скатерти, под столом стиснула кулачки. - Разве так должна работать стюардесса? Вот на пассажирских ракетах, если что случается - стюардесса разве с командой? А? Она с пассажирами. До самого конца.
- Еще ни на одной пассажирской ракете до "самого конца" не доходило, - улыбнулась Ада.
- Я, конечно, мало что могу, но ведь главное, чтобы люди чувствовали - о них заботятся, с ними рядом живой человек, а не такой вот паразит. - Паола кивнула на "гнома", все еще покачивавшегося за креслом Симоны.
Симона взорвалась:
- Прелестно! Господа, бумагу мне с золотым обрезом и лебединое перо. Мы пишем рекомендацию мисс Паоле Пинкстоун на предмет ее перехода на рейсовую космотрассу. И чтоб там без паразитов. Мисс не выносит представителей металлической расы.
"Ну зачем она так? - подумала Ираида Васильевна. - Она же знает, что на пассажирские ракеты берут только самых хорошеньких… Даже у нас. Уж такая традиция".
- Трогательно, - сказала Ада, - а мы, выходит, не люди? Нам не нужно человеческой заботы?
Паола вспыхнула.
- Ох, глупости вы все говорите!
Ираида Васильевна подошла к Паоле, тяжело опустила руки ей на плечи.
- Счастливая ты, Паша.
Паола вскинула на нее глаза, но Ираида Васильевна молчала, да говорить и не надо было, - все и так поняли, что, собственно говоря, осталось досказать: "Счастливая ты - тебе есть кого ждать". Все это поняли, и наступила не просто тишина, а тишина неловкая, нехорошая, которую нужно поскорее оборвать, но никто этого не делал, потому что в таких случаях что ни скажешь - все окажется не к месту, и всем на первых порах станет еще более неловко. И только потом, спустя несколько минут, все сделают вид, что забыли.
- А знаешь, откуда твое счастье? - Ираида Васильевна стряхнула с себя эту проклятую тишину, но не захотела, вовсе не захотела, чтобы все забывали, и улыбнулась грустно, и сложила руки лодочкой, и поднесла их к уху, словно в них было что-то спрятано, малюсенькое такое. - Вот когда мы были маленькими, играли в "белый камень":
Белый камень у меня, у меня,
Говорите на меня, на меня,
Кто смеется - у того, у того,
Говорите на того, на того…
- И какие льготы предоставляло наличие белого камня? - осведомилась Ада.
- Уже не помню… Вроде счастье какое-то.
- Да… - задумчиво сказала Паола. - До счастья я немножко не дотянула. Пинкстоун - это не белый камень.
- Все равно, - сказала Ираида Васильевна, - все едино - счастье, - и улыбнулась такой щедрой, славной улыбкой, будто сама раздавала счастье и протягивала его Паоле: "На, глупенькая, держи, все тебе - большое, тяжелое"; а та боялась, не брала, приходилось уговаривать…
- Вызов, - сказала Симона и резко поднялась.
Все пошли в центральную рубку. Паола собрала со стола, понесла сама, здесь, с половинной силой тяжести, все казалось совсем невесомым. Шла, мурлыкая, песенка прилипла:
Кто смеется, у того, у того…
Симона вышла из центральной, остановилась перед Паолой. Блаженная рожица, что с нее возьмешь?
- Дура ты, Пашка; вот что, - сказала она негромко.
Паола остановилась и уж совсем донельзя глупо спросила:
- Почему?
- Долго объяснять. Просто запомни: со всеми своими распрекрасными чувствами, со всей своей развысокой душой один человек может быть совсем не нужен другому. Вот так.
"Зачем они все знают, зачем они все так хорошо знают…" - с отчаяньем думала Паола.
Но тут взвыли генераторы защитного поля. Сигналов тревоги не было - видно, подходило небольшое облачко метеоритной пыли.
- Не осенний ли мелкий дождичек… - сказала Симона и побежала в центральную.
Паола повела плечами, словно действительно стало по-осеннему зябко, и пошла по коридору, как всегда, по самой середине, где под белой шершавой дорожкой - узенький желобок. Приоткрыла дверь своей каюты - потолок тотчас же стал затягиваться молочным искристым мерцанием. Не думая, протянула руку вправо, почти совсем приглушила люминатор. Оглянулась. Напротив, поблескивая металлопластом, - дверь одной из кают, что для "них".
Гулкое ворчанье под ногами усиливалось. Паола перешагнула через порог, неожиданно подпрыгнула - видно, Симона сняла энергию с генераторов гравиполя, и тяжесть, и без того составлявшая что-то около шести десятых земной, уменьшилась еще наполовину. Паола забралась на подвесную койку, поджала ноги. Она знала, что ничего страшного нет, что Симона напевает себе за пультом и ничего не боится, и Ада ничего не боится, и Ираида Васильевна боится только потому, что она всегда за всех боится, но внизу, в машинно-кибернетической, рычало, и ноги невольно подбирались куда-нибудь подальше от этого низа.
Паола подняла руку к книжной полке, не глядя вытянула из зажима алый томик Тагора. И книга раскрылась сама на сотни раз читанном и перечитанном месте:
"О мама, юный принц мимо нашего дома проскачет - как же могу я быть в это утро прилежной?
Покажи, как мне волосы заплести, подскажи мне, какие одежды надеть.
Отчего на меня смотришь так удивленно ты, мама?
Да, я знаю, не блеснет его быстрый взгляд на моем окне; я знаю, во мгновенье ока он умчится из глаз моих; только флейты гаснущий напев долетит ко мне, всхлипнув, издалека.
Но юный принц мимо нашего дома проскачет, и свой лучший наряд я надену на это мгновенье…"
Страха уже не было, а было повторяющееся каждый раз ожидание какого-то чуда, вызванного, как заклинанием, древней песней о несбыточной - да никогда и не бывшей на Земле - любви.
"О мама, юный принц мимо нашего дома промчался, и утренним солнцем сверкала его колесница.
Я откинула с лица своего покрывало, я сорвала с себя рубиновое ожерелье и бросила на пути его.
Отчего на меня смотришь так удивленно ты, мама?
Да, я знаю, он не поднял с земли ожерелья; я знаю, в красную пыль превратили его колеса, красным пятном на дороге оставив; и никто не заметил дара моего и кому он был предназначен…"
А станция все летела и летела вокруг Земли, и вместе с Землей, и вместе со всей Солнечной, и вместе со всей Галактикой, и вместе с тем, что есть все это все галактики вместе, и то, что между ними, и то, что за ними; и только, затихая, мурлыкали сигматеры первой зоны защитного поля, и только чуть посапывал регенератор воздуха, и только жемчужным, звездным блеском мерцал люминатор, и никаких чудес не могло быть на этом белом свете…
"Но юный принц мимо нашего дома промчался, и драгоценный камень с груди своей я бросила ему под ноги"
IV. Встреча в пространстве
- "Арамис", "Арамис", я - "Первая Козырева", связь, связь…
- Есть связь. Ада, возьми-ка связь, надоели до чертиков со своими информашками…
- Подтвердите готовность к приему американского планетолета НУ-17 "Бригантина".
Ираида Васильевна оперлась на Адино плечо, наклонилась над чашечкой короткого фона:
- Станция "Арамис" - "Первой Козырева": к приему планетолета НУ-17 "Бригантина" - готова. Начальник станции Ираида Монахова.
- "Бригантина" легла в дрейф на расстоянии шесть с половиной тысяч километров от вас, геоцентрические координаты…
- Сейчас соврут! - шепнула Симона и заслонила своими плечами широченный экран гравирадара. Радужная мошка выползла на его сетчатое поле.
"Первая Козырева" выдала координаты, и, как всегда, приврала. Симона отошла от гравирадара и наклонилась над Адой с другой стороны, так что все три женщины легонько стукнулись головами.
- Ламуйль, котик, это ты там порешь?
"Первая Козырева" невозмутимо продолжала:
- "Арамис", "Арамис", передаю вам связь с "Бригантиной". Корабль идет без повреждений, дополнительной бригады на прием не запрашивалось. Дежурный диспетчер Шарль Ламуйль, - и уже другим, сердитым голосом: - Да, это я. А что?
- С тебя пол-литра "Московской", за вранье. Когда Колька приземлится.
- А что, действительно была связь?
- А ты не знал?
- Знал, да как-то не верилось… Ну, берите "Бригантину".
"Первая Козырева" сошла со связи, из фона понесло писком, визгом и улюлюканьем.
- Чистый зверинец. - Симона подтолкнула Аду плечом, чтобы та освободила ей место. - А еще - Пространство.
- Симона, - мягко сказала Ираида Васильевна, - может быть, Аде пора самой принять хоть один корабль?
- Нос не дорос.
Ираида Васильевна тихонько вздохнула, - нервничает человек. И еще сколько кораблей ей принять, прежде чем вернется - или совсем уже не вернется - Николай Агеев.
И Симона понимала, что Ираида Васильевна жалеет ее, как всегда, и боится за нее, как за всех, и поэтому предлагает - хорошо, что еще не приказывает! - передать прием "Бригантины" Аде, дублеру по кибернетике и механизмам. Симона сердито фыркнула, и тотчас же из коричневого овала возник негромкий, тоже темно-коричневый баритон:
- …пеленг… Я - "Бригантина", я - "Бригантина", прошу пеленг.
Симона оглянулась - Паола сидела в дальнем углу, руки подложены под коленки, а ноги до пола не достают. Ишь как трогательно.
- Иди-ка поближе. Тоже мне - Золушка.
Паола легко перебежала через всю центральную, ткнулась носом в лохматый затылок Симоны. Та одной рукой включила тумблер автопеленга, а другую закинула за голову и поймала Паолу за короткую жесткую прядку; больно дернула - "ой!".
- Девочки! - строго сказала Ираида Васильевна.
Точка на экране двинулась и поползла к центру, увеличиваясь и теряя радужные оболочки. Корабль подходил к станции на своих маневровых двигателях. Планетарные были уже застопорены, потому что на них не только станцию проскочить можно, но и всю систему "Первой Козырева", и очень даже просто; а во-вторых, планетарное топливо стоило ой-ой-ой сколько, надо было беречь.
- Дорогие космонавты, - обратилась Симона к "этим проклятым капиталистам" с традиционной формулой приветствия, - рады поздравить вас с благополучным завершением рейса.
- Благодарю вас, мадам, - ответил красивый коричневый баритон. - Идем на сближение по пеленгу. Через четыре минуты начну торможение.
- Рановато, - сказала Симона. - Подойдите поближе. Как слетали?
- Благодарю вас, как всегда, - без происшествий.
- Везет. Занудное благополучие. А нас одолевает пыль.
- Рад за вас, мадам, если все обошлось без последствий. Одному из наших кораблей не удалось избежать некоторых неприятностей.
- А, "Киллинг". Слыхала. Сами виноваты. Курицы.