Мой собеседник дрожал и озирался, выказывая признаки крайней тревоги. Я не сомневался: в том древнем скарабее, столь часто возникающем в неизведанных по сей день тайнах египетской мифологии, имелось нечто, что было просто необходимо узнать, раз мимолетный взгляд на картуш с его изображением - а рисунок весьма походил на творения этого рода - произвел столь сильное впечатление на такого хладнокровного человека, как Пол Лессинхэм: его поведение, по моему разумению, говорило само за себя. Я решил, если возможно, дойти до сути прямо здесь и сейчас.
- Послушай-ка, приятель. Человек я простой и говорю без обиняков - это нечто вроде моей страсти. Ты так же без обиняков излагаешь мне сведения, меня интересующие, или я применяю против тебя свою магию, а в этом случае, по-моему, весьма вероятно, что тебе очень даже не поздоровится.
Я потянулся к рычагу и опять продемонстрировал электрический разряд. Он тут же затрясся вдвое сильнее.
- Хозяин, не знаю, о чем ты.
- Не лги мне… Ответь, по какой причине при виде изображения на листке Пол Лессинхэм весь позеленел да пожелтел.
- Спроси его, хозяин.
- Возможно, позже я именно так и поступлю. Но сейчас тебе держать ответ. Говори или берегись бури.
Я продолжил электрическое представление. Он гневно взирал на него, будто хотел остановить взглядом. Затем, словно устыдившись собственной трусости, неожиданно предпринял отчаянную попытку подавить свой страх - и преуспел сильнее, чем я ожидал или мне хотелось бы. Он взял себя в руки, призвав достоинство.
- Я дитя Исиды!
Я мгновенно понял, что он сказал это не для того, чтобы впечатлить меня, но дабы поднять себе дух.
- Дитя Исиды?.. Тогда мне очень жаль, что я не могу лично поздравить эту леди с таким отпрыском.
Стоило мне это произнести, как в его голосе зазвенела сталь, коей до этого не было:
- Молчать!.. Не ведаешь ты, о чем говоришь!.. Предупреждаю тебя, как когда-то Пола Лессинхэма: остерегайся, не переступай черту. Не уподобляйся ему, внемли мне.
- И чего я должен остерегаться - жука?
- Да, жука!
Если бы меня призвали к присяге, заставляя в присутствии свидетелей, к примеру, в адвокатской конторе, сделать заявление с описанием произошедшего, мне кажется, я бы и под страхом наказания вряд ли начертал на бумаге хотя бы слово. Никто не любит, когда его выставляют дураком либо когда он сам им выглядит; я до сих пор гадаю, действительно ли в том случае "дитя Исиды" пыталось меня одурачить. Видит бог, все, что я видел тогда, представлялось достаточно правдоподобным. Но чем больше с той поры утекает дней, тем сильнее я терзаюсь сомнениями, не было ли это умным манипулированием - так сказать, сверхъестественно изобретательным обманом - и ничем иным. Но если что-то в том и было, то - клянусь честью! - и впрямь есть многое на свете, что и не снилось нашим мудрецам. Это предположение открывает горизонты, непостижимые для здравого смысла.
Но так как я не под присягой и волен излагать события, как мне заблагорассудится, не опасаясь колес правосудия, то все произошло, кажется, следующим образом.
Я стоял спиной к столу, а гость был от меня метрах в трех. Горели все лампы, и вряд ли я не мог разглядеть, что творится прямо перед моим носом. Он ответил на мою издевку про жука тем, что повторил мое последнее слово и исчез - точнее, я увидел, как он на моих глазах обрел иную форму. Его свободное одеяние пало, но не успело оно долететь до земли, как из него появилось, или мне показалось, что появилось именно из него, чудовищное создание, похожее на жука, а сам гость пропал. Сразу оговорюсь по поводу размера. Когда я в первый раз увидел это существо, у меня сложилось впечатление, что оно с человека и стоит вроде бы на задних лапках, протянув передние в мою сторону. Но лишь только оно возникло передо мной, как принялось уменьшаться, да так быстро, что не прошло и нескольких секунд, как на полу лежал лишь ворох одежды, а на нем копошился воистину примечательный экземпляр жесткокрылого насекомого. Это был жук, наверное, сантиметров семнадцати толщиной и около тридцати в длину. Его панцирь сверкал ярко-зеленым золотом. Я отчетливо видел сложенные вдоль спины крылья, а так как они были слегка приподняты, я с секунды на секунду ожидал, что они распахнутся и жук взлетит.
Я был настолько потрясен - а кто бы не был? - что довольно долгое время никак не мог прийти в себя от изумления. Просто стоял и смотрел. Я знал о легендарных перевоплощениях Исиды, знал историю о вечном жуке, вышедшем из женского лона, и множество других сказаний, но то превращение, коему я сейчас являлся свидетелем, представлялось чем-то новым, чего не найти даже в мифах. Если человек, с которым я только что разговаривал, исчез, то куда он делся? Если это сияющее существо появилось вместо него, то откуда оно взялось?
Я с такой уверенностью рассказываю это, ибо стоило изначальному удивлению схлынуть, я обрел ясность рассудка. Я чувствовал себя исследователем, случайно наткнувшимся на потрясающее, эпохальное открытие. Я понимал, что должен всецело воспользоваться столь невероятным случаем и напрячь весь свой умственный потенциал. Я не сводил глаз с существа, стремясь запечатлеть его образ в памяти. Полагаю, если бы люди умели снимать изображение с сетчатки - а они когда-нибудь научатся это делать, - получилась бы прекрасная фотография того, что я увидел. Несомненно, это было пластинчатоусое насекомое, один из навозников. Если не брать в расчет его чудовищный размер, то все характерные признаки были налицо: выпуклое тело, большая голова, выступающий клипеус. Более того, гладкость головы и переднеспинки указывали на женскую особь. Столь же несомненно то, что не только размер жука был особенным. Глаза его казались не просто необычайно примечательными, они сверкали, будто изнутри подсвечивались огнем: каким-то неописуемым образом они напомнили мне моего исчезнувшего гостя. Окраска жука потрясала великолепием: он, словно хамелеон, играл оттенками по собственному желанию. Не менее любопытна была суетливость жука. Он находился в беспрестанном смятении и, будто пытаясь избежать столь пристального осмотра, с каждой секундой вел себя все более и более беспокойно. Как я уже упомянул, мне то и дело казалось, что сейчас он взмоет вверх и начнет кружить по воздуху.
Все это время я раздумывал, что бы мне такое использовать для поимки насекомого. Я даже не исключал его убийства, и, в общем-то, жалею, что тогда не попытался его прихлопнуть: у меня под рукой лежали десятки предметов, любым из которых я мог бы причинить ему существенный вред; однако в тот момент я видел только один способ заполучить его живым - накрыть большой жестяной канистрой из-под натровой извести. Она как раз стояла на полу слева от меня. Я, по возможности равнодушно, двинулся к ней, ни на миг не спуская взгляда со сверкающего чуда. Стоило мне пошевелиться, как волнение жука ощутимо возросло - он, так сказать, весь завибрировал от дрожи; засверкал всеми цветными чешуйками, будто покрытый множеством призм; принялся расправлять крылья, точно в конце концов решился воспользоваться ими. Схватив жестянку и отбросив ее крышку прочь, я кинулся вперед, не сводя глаз с намеченной жертвы. Крылья жука распахнулись, он должен был вот-вот взлететь, но опоздал. Не успел он оторваться от земли, как оказался под канистрой.
Оставался он под ней, пожалуй, лишь мгновение. В спешке я споткнулся и, пытаясь не растянуться плашмя на полу, был вынужден отпустить посудину. Но прежде чем руки мои оторвались от нее, она взмыла вверх, и пока я поднимался, жук, паривший в полуметре от меня, распухал и раздувался, пока не обрел прежних внушительных размеров, после чего будто облекся в человеческую форму, и в мгновение ока предо мной предстал, нагим с головы до пят, мой воистину разносторонний восточный друг. Отсутствие одежды открыло один поразительный факт: я глубоко заблуждался в вопросе определения его пола. У меня был не гость, а гостья, и, если судить по краткому взгляду, брошенному на ее тело, отнюдь не старая и не уродливая.
Ежели сие перевоплощение не изумляет, то дважды два - пять. Самый уравновешенный ученый наверняка утерял бы на время всякую невозмутимость и способность логически мыслить, будь он свидетелем столь скорой перемены, произошедшей под самым его носом. Я не просто лишился способности рассуждать - у меня перехватило дыхание: я мог только стоять, разинув рот. И пока я стоял, женщина, присев, подобрала свое одеяние и начала укутываться в него, после чего ретировалась в сторону двери, ведущей во двор. Завидев этот последний маневр, я в некоторой мере пришел в себя. Резко вскочив, я кинулся, чтобы отрезать ей путь к бегству.
- Стоять! - закричал я.
Но она была слишком быстра. Стоило мне приблизиться, как она открыла дверь и выскочила прочь; больше того, она захлопнула ее прямо передо мной. Я так волновался, что довольно долго нащупывал ручку. Наконец, я тоже выбежал из дома, но ее уже и след простыл. Правда, мне почудилось, что в дальнем конце двора темная фигура перелезает через ограду, и я ринулся туда с немыслимой скоростью. Вскарабкавшись на стену, я огляделся, но никого не было видно. Я прислушался, не убегает ли кто прочь, но царила тишина. Вся округа была целиком и полностью в распоряжении моего величества. Гостья испарилась. Я понимал, что лишь напрасно потеряю время, если брошусь за ней в погоню.
Я шел по двору обратно, когда Вудвилль, все еще пребывающий под покровом небес, очнулся и сел. Мое появление, кажется, пробудило его ото сна. Увидев меня, он протер глаза, зевнул и моргнул.
- Эй, где я? - спросил он не совсем без резона.
- Ты на земле - святой или проклятой: раздери меня черти, если я знаю, на какой из них! - но ты, брат, здесь.
- Господи!.. Что это со мной?! Понимаешь, голова раскалывается.
- Тебе меня ничем не удивить - ни тем, что у тебя есть, ни тем, чего у тебя нет: я уже наудивлялся вдосталь. Все, что тебе нужно, это капелька виски - да и мне тоже… только вот совсем не капелька! В моем случае поможет лишь бутылка, да и ее мало.
Я подцепил его под руку, и мы направились в лабораторию. А когда вошли, я закрыл дверь, запер ее на замок да еще засов опустил.
Глава 19. Леди в гневе
Дора Грейлинг стояла на пороге.
- Я сказала вашему слуге, что меня не надо сопровождать; к тому же я без тети. Надеюсь, я вам не помешала.
Помешала - чертовски помешала; и я едва не сообщил ей об этом. Она вошла в комнату, глаза сияли, она лучилась от счастья: даже невзрачные девицы весьма привлекательны в таком настроении.
- Так я мешаю?.. По-моему, да.
Не дойдя до меня метра три, она протянула мне руку; я не поспешил сердечно ее пожать, и Дора, покачав головой, состроила гримаску.
- Что с вами такое?.. Вам нездоровится?
Она не ошиблась: чувствовал я себя скверно. Так скверно, как может чувствовать себя вполне здоровый человек, и всякий, в ком есть хоть капля проницательности, сразу бы увидел это. В то же время, я не собирался показывать ничего подобного при даме.
- Благодарю, я совершенно здоров.
- Тогда, на вашем месте, я бы попыталась избавиться от такого совершенства; немного несовершенства пошло бы вам на пользу.
- Боюсь, я не из тех, кому вообще что-то идет на пользу: разве я не признался вам в этом вчера?
- Кажется, вы говорили нечто подобное - весьма любезно с вашей стороны напомнить мне об этом. Но не забыли ли вы кое о чем, что еще мне вчера сказали?
- Неужели вы и правда думаете, я помню все глупости, срывающиеся с моего языка?
- Ну спасибо… С меня довольно… Прощайте.
Она повернулась, будто собираясь уйти.
- Мисс Грейлинг!
- Да, мистер Атертон?
- Да, мистер Атертон?
- Что случилось?.. Что я сказал не так?
- Вы пригласили меня посетить ваш дом сегодня утром - не это ли вы назвали глупостью, сорвавшейся с языка?
Приглашение успело вылететь у меня из головы, я это понял - и лицо меня выдало.
- Вы про меня забыли? - Ее щеки вспыхнули, глаза сверкнули. - Простите за недогадливость: я должна была сообразить, что все это притворство и не стоит воспринимать его всерьез.
Она была на полпути к двери, когда я остановил ее: для этого мне пришлось взять ее за плечо.
- Мисс Грейлинг!.. Не судите меня строго.
- Мне приходится… Разве есть на свете что-то хуже, чем незваный - и нежданный - гость?
- Ну вот, еще и это… Если бы вы знали, сквозь что я прошел со времени нашего с вами вчерашнего разговора, вы бы нашли в себе силы смилостивиться надо мной.
- Правда?.. Так сквозь что вы прошли?
Я замешкался. Я, конечно, совсем не намеревался рассказывать ей, что на самом деле случилось ночью. Прежде всего, мне не хотелось выглядеть большим безумцем, чем я уже наверняка был в ее глазах, но в то же время у меня никак не получалось состряпать достаточно правдоподобную историю о деяниях моего ночного посетителя, не оставляющую сомнений в абсолютном здравомыслии рассказчика. Посему я уклонился от ответа - или попытался это сделать:
- Во-первых… я не спал.
Действительно - ни секунды. Когда я наконец попал в постель, "в агонии ужасной всю ночь пролежал", страдая от худшего из кошмаров - кошмара человека, мучающегося от бессонницы. Перед моими воспаленными глазами то и дело возникала странная фигура Безымянного существа. Я часто смеялся над рассказами о людях, видевших привидений, - и вот я сделался одним из таких людей. Ощущения мои не стали приятнее, когда мне почти удалось себя убедить, что если только у меня получится сохранить обычное для ученого наблюдателя отношение к предмету, я, по всей вероятности, разгадаю тайну моего восточного друга, и его экземпляр из отряда жесткокрылых будет пришпилен - огромнейшей булавкой! - к куску - к чудовищному куску! - пробки. Было жутко вспоминать, как мы с ним блефовали друг перед другом - в очередной раз доказав, что в подобной игре цивилизация обычно терпит поражение.
Дора не могла прочесть все это по моему лицу, но она что-то заметила - ее взгляд потеплел.
- Вы утомлены. - Кажется, она мысленно пыталась найти собственное объяснение происходящему. - Вас что-то беспокоило. - Она оглядела просторную лабораторию. - Вы провели ночь в этой… пещере мудреца?
- Именно.
- Ох!
В ее односложном восклицании таилось много смыслов. Не дожидаясь приглашения, она села в кресло - гигантское и древнее, обтянутое шагреневой кожей и способное вместить полдюжины таких, как она. Скромно приютившаяся в нем девушка выглядела милым воспоминанием, живым и немного осовремененным, о женщинах былых времен. Ее невинные серые глаза, казалось, понимали больше, чем хотели выразить.
- Как так вышло, что вы забыли о своем приглашении?.. вы не желали моего прихода?
- Ничего подобного.
- Тогда почему забыли?
- Я не забыл.
- Не выкручивайтесь… Что-то здесь не так… скажите, что именно… Я пришла слишком рано?
- Отнюдь нет… вы не могли прийти слишком рано.
- Спасибо… Когда вы делаете комплимент, даже такой сдержанный, как сейчас, кажется, что вы не обманываете… Я пришла рано… точно, рано, но я все равно хочу пригласить вас на обед. Я сказала тете, что я вернусь домой вместе с вами.
- Вы слишком добры ко мне, я этого не заслуживаю.
- Возможно. - Она едва не впала в патетику. - Я думаю, что к некоторым мужчинам женщины относятся лучше, чем они того заслуживают. Не знаю, почему так. Наверное, это им нравится. Как странно! - Вдруг ее голос изменился - стал суше. - Вы забыли, зачем я здесь?
- Ничуть: я не такой негодяй, каким кажусь. Вы пришли полюбоваться демонстрацией моей милой выдумки для умерщвления собратьев. Однако ситуация такова - нынче я не в настроении: я успел надемонстрироваться по горло.
- Что это значит?
- Ну, к примеру, я убил кошку Лессинхэма.
- Кошку мистера Лессинхэма?
- Потом едва не покончил с Перси Вудвиллем.
- Мистер Атертон!.. К чему такие разговоры?
- Я говорю правду. Стоило мне случайно положить одну вещицу не на свое место, как он чуть не умер - избежал этого почти чудесным образом.
- Умоляю, перестаньте даже упоминать о подобном… Слышать этого не желаю.
Я удивленно воззрился на нее.
- Не желаете?.. Я думал, что вы пришли на это посмотреть.
- Господи, что вы хотели мне показать?
- Ну, по меньшей мере мне пришлось бы убить еще одну кошку.
- Вы полагаете, что я сидела бы и смотрела, как убивают кошку ради… доказательства?
- Не обязательно кошку, но кого-то мне надо было бы убить: как продемонстрировать смертельные возможности оружия без такого рода экспериментов?
- Неужели вы вообразили, что я пришла сюда посмотреть, как кого-то убивают?
- А зачем тогда?
Понятия не имею, что в данном вопросе могло ее возмутить, однако, заслышав его, она вся заполыхала.
- Затем, что я дура.
Я застыл от изумления. То ли она не с той ноги встала, то ли я - то ли оба вместе. Вот сидит она тут и честит меня на чем свет стоит, а я-то, кажется, ни в чем не виноват.
- Вам нравится потешаться за мой счет.
- Я бы не посмел. Вы столь опрометчиво судите обо мне.
У меня не было настроения пререкаться. Я сделал шаг в сторону. Она тут же подскочила ко мне.
- Мистер Атертон?
- Да, мисс Грейлинг.
- Вы на меня сердитесь?
- С чего бы? Если вам нравится смеяться над моей глупостью, вам и карты в руки.
- Но вы не глупый.
- Нет?.. И вам не смешно.
- Вы не глупый… сами знаете, что нет; это я сглупила, когда попробовала вас в этом убедить.
- Как вы добры ко мне… Но, боюсь, я плохой хозяин. Хотя вы пришли сюда не за опытами, у меня есть и иные вещи, которые вас, наверное, позабавят.
- Почему вы продолжаете заноситься передо мной?
- Заноситься перед вами?!
- Вы всегда задираете нос… сами знаете, что это так. Иногда я вас почти ненавижу.
- Мисс Грейлинг!
- Да! Да! Ненавижу!
- В конце концов, что в том противоестественного?
- Все потому, что вы говорите со мной… будто я дитя, а вы… ох, даже не знаю, кто… Ладно, мистер Атертон, очень жаль, но мне пора вас покинуть. Мне чрезвычайно понравился этот визит. Остается лишь надеяться, что я не показалась вам слишком навязчивой.
Она вылетела - "вылететь" это единственно подходящее здесь слово! - прочь из комнаты, прежде чем я успел ее остановить. Я нагнал ее в коридоре.
- Мисс Грейлинг, умоляю вас…
- Пожалуйста, не надо меня умолять, мистер Атертон. - Она встала как вкопанная и повернулась ко мне. - Я сама найду выход, как уже нашла вход, однако если это сейчас невозможно, не будете ли вы столь любезны хотя бы не разговаривать, пока я не покинула ваш дом?