Подобного грубого намека было достаточно даже мне. Я молча проводил ее до крыльца; без единого слова отрясла она прах дома моего с ног своих.
Ох и натворил я дел. Я думал об этом, пока стоял у двери и смотрел ей вслед: удалялась Дора с такой огромной скоростью, что я не осмелился спросить, не кликнуть ли ей извозчика.
Мне начало казаться, что это как раз тот случай, когда, мягко говоря, необходимо прогуляться по набережной; я только-только вернулся в дом одеться потеплее, как подъехал экипаж, из которого вышел старый Линдон.
Глава 20. Удрученный отец
Мистер Линдон был взволнован: по нему сразу видно, когда это так, потому что, волнуясь, он начинает потеть, а как только он вышел из экипажа, то сразу снял шляпу и принялся вытирать платком ее подкладку.
- Атертон, мне надо с вами поговорить… очень серьезно… где-нибудь без свидетелей.
Я сопроводил его в лабораторию. У меня правило не принимать в ней гостей; это все же мастерская, а не игровая - там принято уединяться, однако с недавних пор все мои порядки превратились в пустой звук. Стоило Линдону очутиться внутри, как он начал пыхтеть и нервничать, утирать лоб и выпячивать грудь, будто его распирало от чувства собственной важности. Затем он заговорил во всю мощь своего голоса, отнюдь не тихого:
- Атертон, я… я всегда видел в вас как бы… сына.
- Вы очень добры.
- Всегда считал вас человеком… рассудительным; таким, что даст разумный совет, когда тот… весьма… и весьма желателен.
- Это тоже очень любезно с вашей стороны.
- И посему я не стану просить извинения за то, что пришел к вам в… как бы это сказать… в тяжкое для моего семейства время, в тот час в истории Линдонов, когда совершенно необходимы… необходимы деликатность и здравый смысл.
На сей раз я удовлетворился кивком. Я уже предвидел, к чему идет дело; так сложилось, что мне легче сохранять ясность ума в беседах с мужчинами, а не с женщинами: с первыми мне намного легче понять, на каких позициях я стою.
- Что вам известно об этом типе, о Лессинхэме?
Я знал, что Линдон заговорит о нем.
- Не больше, чем остальному миру.
- А что о нем известно остальному миру?.. Таков мой вопрос! Крикун, ханжа, пустозвон, выскочка - вот что о нем знает весь мир. Этот человек - политический авантюрист: в погоне за славой, сомнительной и преступной, потакает прихотям своих соотечественников. Он начисто лишен достоинства, совершенно беспринципен, ему чужды всякие устремления настоящего джентльмена. Что вы знаете о нем, помимо этого?
- Я не готов допустить, что вообще был в курсе изложенного вами.
- Ну нет, все это для вас не ново!.. не мелите ерунду!.. вам по нраву покрывать этого типа! Я от своих слов не отказываюсь - никогда не отказывался и не собираюсь… Что вам известно о нем самом, а не о его политической карьере: что вы знаете о его семье… о личной жизни?
- Хорошо… знаю я не очень много.
- Ну конечно!.. все мало что о нем знают! Этот человек как гриб - точно, как поганка! - выскочил откуда-то однажды ночью, не иначе, как из грязной канавы… Так-то, сударь, ему не только ума не достает, он и вести себя не умеет, даже притвориться не в силах.
Линдон довел себя до исступления, и лицо его покрылось не слишком приятной на вид мешаниной алых и пурпурных пятен. Он бухнулся в кресло, разбросал полы пальто, раскинул руки и продолжил начатое:
- Семейство Линдонов представлено, на данный момент, одной юной… леди… моей дочерью, сэр. По ней судят обо мне, и ее долг следить за тем, чтобы обо мне не судили превратно, - так-то, сударь! Больше того, но это пусть останется между нами, сэр, она обязана выйти замуж. Мое состояние только мое, и мне не хотелось бы, чтобы его заполучил по той или иной причине один из моих братцев. Ума у них не палата, и… и мне, как ни крути, родство с ними чести не делает. Дочь моя, сэр, может выйти замуж за кого угодно - как ей будет угодно! В Англии не найдется никого, ни пэра, ни сэра, кто не оценил бы чести взять ее в жены… Я так ей и сказал… да, сударь, так и сказал ей, хотя вы… вы наверняка подумали, что уж ей-то и говорить об этом не требуется. Однако что, по-вашему, она сделала? Она… она взяла и… не могу сдержаться и не назвать это так… взяла и связалась с этим типом, с Лессинхэмом!
- О нет!
- Говорю вам, да!.. богом клянусь, такого я не желал. Я… я не раз предупреждал ее, что он негодяй; приказывал… приказывал ей забыть про него раз и навсегда. Но, как… как вы видели вчера вечером в Парламенте… перед всеми членами Палаты общин, после всего пустого вздора, что он нес там, без единого проблеска здравого смысла или предложения, способного… способного выдержать критику, она вдруг ушла с ним, так нарочито и… позорно взяв его… под руку, тем самым презрев… да, презрев собственного отца… Как чудовищно для родителя - для отца! - терпеть подобное обращение от своего отпрыска.
Бедолага до блеска натирал лоб носовым платком.
- Пришел я домой и… и высказал ей все, что думаю… уж поверьте мне на слово… рассказал, что думаю о нем… я с ней не миндальничал. Бывают в жизни случаи, когда надо говорить начистоту - и это один из них. Я раз и навсегда запретил ей приближаться к этому типу, даже показывать, что узнала его, если на улице вдруг встретятся. Я совершенно серьезно объяснил ей, что он законченный негодяй - вот так и не иначе! - что он замарает всякого, кто коснется его хоть предлинным шестом… И что, вы думаете, она ответила?
- Не сомневаюсь, что обещала слушаться вас.
- Как же, сударь!.. Боже ты мой!.. Вот как, оказывается, вы ее знаете!.. Она сказала, и, клянусь всем святым, по тому, как она это сделала и… чем продолжила, всякий бы подумал, что это она мать, а я ее дитя - она сказала, что я… я ее огорчаю, что она во мне разочаровалась, что времена нынче не те… да, сударь, времена переменились!.. что в наши дни родители не русские крепостники, нет, сэр, - отнюдь не крепостники!.. сказала, ей жаль, что ей приходится идти мне наперекор, да, сэр, так вот она выразилась, ей жаль, что она мне наперекор пойдет, но вопрос решен, она не откажется от столь долгой и ценной для нее дружбы просто из-за моих… моих необоснованных предрассудков… и… и… и… короче говоря, она послала меня к черту, сударь!
- А вы…
Я чуть не спросил, пошел ли он, - но вовремя сдержался.
- Давайте взглянем на все это как люди светские. Что вы имеете против Лессинхэма, если не считать его политических воззрений? - спросил я.
- В том-то и дело, что ничего такого я не знаю.
- Но разве это в некотором смысле не говорит в его пользу?
- Не понимаю, с чего вы это взяли. Я… я не стану скрывать от вас, что навел… кое-какие справки. Он не был членом Парламента в течение шести лет, хотя сейчас там повторно - выскочил, точно черт из табакерки. В первый раз он избирался в Гарвиче - округ от него не отказался, и много же хорошего он ему принес! - но как вышло, что он начал представлять это место и где он был до избрания, кажется, никто не имеет ни малейшего понятия.
- Разве он не был известным путешественником?
- Никогда об этом не слышал.
- Не изучал ли он Восток?
- Это он вам рассказал?
- Нет… просто интересуюсь. Ну, по-моему, раз ничего плохого о человеке неизвестно, дело оборачивается в его пользу!
- Милый мой Сидней, не говорите вздор. Это всего-навсего доказывает, что сам он никто и из себя ничего не представляет. Был бы он кем-то выдающимся, мы бы о нем хоть что-нибудь слышали - хорошее или плохое. Я не хочу, чтобы моя дочь вышла замуж за человека, который… который… возник из ниоткуда, и все это просто потому, что мне нечего ей возразить. Чччч-черт побери, да я б ее скорее за вас отдал.
Стоило ему это произнести, как сердце мое гулко забилось. Мне пришлось спрятать глаза.
- Боюсь, об этом не может быть и речи.
Он прервал свою тираду и покосился на меня.
- Почему?
Я почувствовал, что если не буду следить за языком, то мне конец - к тому же, вероятно, судя по его настроению, конец и Марджори.
- Дорогой мой Линдон, не в моих силах выразить, как я вам благодарен за ваше предположение, но мне остается лишь повторить, что - к несчастью - ни о чем подобном не может быть и речи.
- Не понимаю, по какой причине.
- Так вышло.
- Вы… вы достойная партия, верьте мне на слово.
- Боюсь, так и есть.
- Я… я хочу, чтобы вы сказали моей дочери, что Лессинхэм отпетый негодяй.
- Я понял… Но осмелюсь предположить, что если мне придется использовать то влияние, которое, по вашему мнению, я имею на мисс Линдон, наилучшим образом и не потерять его, вряд ли у меня получится изложить факты яснее, чем это делаете вы.
- Мне все равно, как вы все изложите: излагайте как угодно. Только… только я хочу, чтобы после вашего разговора она возненавидела этого типа; я… я… я хочу, чтобы вы расписали его во всей красе; честно… честно говоря, я мечтаю, чтобы вы его раздавили.
Пока Линдон продолжал сражение со своим языком и каплями пота на лбу, вошел Эдвардс. Я повернулся к нему:
- В чем дело?
- Мисс Линдон, сэр, желает увидеться с вами - наедине и немедленно.
В ту минуту мне показалось, что явилась она немного не вовремя, а вот Линдон пришел в восторг. Он принялся запинаться и заикаться:
- Т-т-то что надо!.. л-л-лучше и быть не могло!.. п-п-приглашайте ее сюда! М-м-меня спрячьте… все равно, где… за ширму! В-в-влияние на нее используйте; п-п-поговорите с ней хорошенько; с-с-скажите все, как я велел; а в… в… в нужный момент я выйду, и потом… потом будет странно, если мы все не уладим.
Это предложение ошеломило меня.
- Но, дорогой мой мистер Линдон, боюсь, я не могу…
Он оборвал меня:
- Она уже близко!
Не успел я опомниться, как он скрылся за ширмой: я никогда не подозревал, что он так проворен! - только-только я рот открыл его окликнуть, как в комнату вошла Марджори. В ее осанке, лице и глазах было нечто такое, от чего мое сердце неистово забилось: она выглядела так, будто вся жизнь изменилась и радость покинула ее.
Глава 21. Ужас в ночи
- Сидней! - воскликнула она. - Я так рада наконец вас увидеть!
Может, она и была рада - а вот я, в тот момент, не считал себя готовым разделить эту радость с ней.
- Я предупреждала вас, что если меня постигнет беда, я приду к вам, и… несчастье случилось. Такое престранное.
У меня все тоже было престранно - и обескураживающе. Вдруг мне в голову пришла идея, как перехитрить ее подслушивающего отца.
- Пойдемте в гостиную, там вы мне все расскажете.
Марджори отказалась перемещаться:
- Нет… я расскажу все здесь. - Она огляделась, что показалось мне весьма подозрительным. - Именно в таких местах делятся историями, похожими на мою. Здесь необычно.
- Но…
- Никаких "но"! Сидней, не мучайте меня… я не хочу никуда идти… разве вы не видите, что я загнана в угол?
Она уже успела сесть в кресло, но после этих слов поднялась, взмахнула перед собой руками, выказывая чрезвычайное волнение: движения ее были столь же нервными, как и речь.
- Что вы на меня так смотрите? Думаете, с ума сошла?.. Мне и самой так кажется… Сидней, могут ли люди неожиданно лишаться рассудка? Вы человек разносторонний и даже немного врач, пощупайте мой пульс - вот! - и скажите, не больна ли я!
Я взял ее за запястье: сердце быстро билось, но я и без того видел, что ее лихорадит. Я подал ей стакан. Она подняла его на уровень глаз:
- Что это?
- Лечебный отвар моего приготовления. Вы, наверное, никогда этого не замечали, но временами в голове моей буря. Я пью его в качестве успокоительного. Вам он не повредит.
Она выпила все до дна.
- Мне уже полегчало - да, полегчало; вы настоящий доктор… Ладно, Сидней, надо мной едва не разразилась гроза. Вчера вечером папа запретил мне разговаривать с Полом Лессинхэмом - и это только прелюдия.
- Вот-вот. Мистер Линдон…
- Да, мистер Линдон… мой папа. По-моему, мы едва не поссорились. Знаете, он говорил какие-то несусветные вещи… но он всегда такой… склонен говорить несуразицу. Он лучший отец на свете, но… не в его характере любить по-настоящему умных людей; этот старый добрый сухарь-тори никогда таких не привечал; я всегда считала, что именно поэтому он так к вам привязан.
- Благодарю, вероятно, поэтому, хотя подобная причина никогда не приходила мне в голову.
С самого появления Марджори у меня, я только и делал, что думал о сложившейся ситуации. Взвесив все, я пришел к выводу, что ее отец, пусть он и скрывается за ширмой, имеет не меньше прав услышать мнение дочери, чем я, к тому же не исключено, что горькая истина из ее уст поможет прояснить ситуацию. Вряд ли это ухудшит жизнь девушки. Я не имел ни малейшего понятия, что было настоящей целью ее визита.
Она, как мне показалось, неожиданно сменила тему:
- Рассказывала ли я вам, что произошло вчера утром… о случае с незнакомцем?
- Ни слова не проронили.
- Значит, только собиралась… Мне сейчас кажется, что это он накликал несчастье. Нет ли какого-нибудь суеверия, связанного с бедами, что обрушиваются на того, кто приютит бездомного бродягу?
- Надеюсь, что нет, иначе человечности конец.
- Я думаю, что есть… чувствую, что не может не быть… Ладно, слушайте, что стряслось. Вчера утром перед завтраком - между восьмью и девятью часами, если быть точной - я выглянула в окно и увидела, что на улице толпится народ. Я послала Питера узнать, в чем дело. Он вернулся и рассказал, что там упал человек. Я вышла взглянуть на несчастного. В самом сердце толпы на земле лежал мужчина, и если бы не изорванная в клочья тряпка, когда-то, по-видимому, бывшая плащом, он оказался бы совершенно голым. Его всего покрывала грязь, и пыль, и кровь - жуткое зрелище. Знаете, я когда-то проходила краткий курс первой помощи пострадавшим, и мне подумалось, что раз вроде бы никто желания вмешаться не выражает, а человек все равно что при смерти, я могу попробовать применить знания на практике. Я тут же опустилась рядом с ним на колени; как вы думаете, что он мне сказал?
- Спасибо.
- Не угадали… Странным, треснувшим голосом он прохрипел: "Пол Лессинхэм". Я ужасно перепугалась. Я услышала, как совершенно незнакомый человек, в таком состоянии и именно таким образом, произносит имя Пола - передо мной, а не кем-то другим! - и это ошеломило меня. Полицейский, придерживающий его голову, заметил: "Он в первый раз что-то сказал. Я-то думал, он умер". Незнакомец заговорил опять. По телу его прошла судорога, и он вскрикнул, невероятно искренне и громко, так, что вопль достиг ушей всех на улице: "Берегись, Пол Лессинхэм, берегись!" Наверное, это глупо с моей стороны, но сложно описать, как на меня подействовало все вместе взятое: его слова и то, каким манером они были сказаны. Ну, не буду вдаваться в подробности; я приказала принести его в наш дом, искупать и уложить в постель, а сама послала за доктором. Врач не смог ничем помочь. Он сообщил, что незнакомец, кажется, страдает от некоего каталептического припадка; по-моему, он, как и я, счел этот случай весьма любопытным.
- Вы рассказали отцу, что у вас в хозяйстве прибавление?
Она взглянула на меня - удивленно.
- Видите ли, если у вас такой отец, как мой, - ответила она, - не стоит выкладывать ему все сразу. Есть случаи, когда необходимо повременить.
Мне подумалось, что старому Линдону будет полезно услышать подобное мнение.
- Вчера вечером, после того, как мы с папа обменялись кое-какими любезностями - надеюсь, что они удовлетворили его, так как все обернулось не в мою пользу, - я пошла навестить больного. Мне сказали, что за все время он ничего не выпил и не съел, просто лежал и молчал. Однако стоило мне приблизиться к кровати, как он начал проявлять признаки возбуждения. Приподнявшись на подушке, он заговорил, как будто выступая перед обширным собранием; мне не передать то жуткое впечатление, какое производили его голос и лицо: "Пол Лессинхэм!.. Берегись!.. Жук!.."
Я вздрогнул, услышав это.
- Вы уверены, что он сказал именно так?
- Это совершенно точно. Полагаете, я смогу это забыть, особенно после того, что случилось дальше? Его слова и сейчас звенят у меня в ушах… они неотступно меня преследуют.
Она руками закрыла лицо, словно стараясь отгородиться от чего-то перед ее глазами. Я сильнее и сильнее убеждался, что необходимо разузнать о связи Апостола с его восточным другом все от и до.
- Вы не могли бы описать незнакомца, этого вашего больного?
Я не был уверен, правильно ли догадался, кто этот джентльмен; ее слова развеяли сомнения, но вместе с тем поставили передо мной иные загадки.
- Кажется, ему за тридцать, но нет сорока. У него светлые волосы и неухоженные рыжеватые бакенбарды. Он очень худой, одна кожа да кости; доктор говорит, он голодал.
- Значит, светловолосый с рыжеватыми бакенбардами. Вы уверены, что они не накладные?
Она распахнула глаза.
- Конечно, они настоящие. С чего бы им быть другими?
- Он не показался вам… иностранцем?
- Точно нет. Выглядит он как англичанин, да и говорит так же, и, скажу я вам, он не из низов. Не буду отрицать, есть в его речи, в том, что я слышала, нечто очень странное, необычное, но не чужеземное. Если он и страдает от каталепсии, то от такой, что мне в новинку. Вы когда-нибудь сталкивались с ясновидцами? - Я кивнул. - Мне кажется, он в некоем трансе. Доктор, конечно, посмеялся, когда я это при нем предположила, но мы-то знаем, что за птицы эти врачи, и я по-прежнему думаю, он в именно таком состоянии. Когда он заговорил вчера вечером, мне почудилось, что он находится, как это принято называть, под гипнозом, и что тот, кто его загипнотизировал, заставляет его говорить против воли: слова срывались с его губ, как будто нечто мучительно их выдавливало.
Обладая определенными знаниями, я поразился, к какому замечательному умозаключению она сумела прийти благодаря одной только интуиции; тем не менее, я решил не показывать ей, что это так.
- Милая моя Марджори!.. вы же гордились тем, на каком коротком поводке держите свое воображение!.. не позволяйте себе делать скоропалительных выводов!
- Неужели сам факт того, что я горжусь этим, не подтверждает мою неспособность говорить что-то наобум; как же вы не понимаете? Послушайте. Когда я ушла от одра того несчастного, предварительно послав за сиделкой и поручив ей ухаживать за ним, и вернулась в свою спальню, мною овладела абсолютная уверенность в том, что над Полом нависла ужасная, непостижимая, но от этого не менее реальная опасность.
- Не забывайте, вечером вы переволновались, к тому же повздорили с отцом. Слова больного стали кульминацией произошедшего.
- Именно так я все себе объяснила… точнее, старалась себе внушить, потому что, хотя это нехарактерно для меня, я потеряла способность рассуждать логически.
- Определенно.
- А вот и нет… по крайней мере не в том смысле, что вы вкладываете в это слово. Сидней, вы можете надо мной смеяться, но меня посетило совершенно неописуемое ощущение, едва ли не осознание, что я нахожусь рядом с чем-то сверхъестественным.
- Чепуха!