- Вовсе нет, хотя жаль, это не так. Как я уже сказала, я не сомневалась, ни капли не сомневалась, что Полу угрожает страшная опасность. Я не знала, какая, но была убеждена, что это нечто кошмарное, нечто такое, от чего тут же бросает в дрожь. Я хотела кинуться ему на помощь, даже не раз пыталась сделать это; но не могла, знала, что не могу: у меня не получалось и пальцем пошевелить ради его спасения… Ничего не говорите… дайте мне закончить!.. Я убеждала себя, что это нелепо, но сама себе не верила; глупо это или нет, но в комнате со мной находилось что-то ужасное. Я опустилась на колени и принялась молиться, но дар речи покинул меня. Я пыталась попросить Бога снять бремя с моего разума, но желания мои не складывались в слова, язык мой парализовало. Не знаю, сколько это продлилось, и наконец я поняла, что по какой-то причине Господь оставил меня бороться в одиночестве. Итак, я поднялась, разделась и легла в постель - и тут случилось самое худшее. В первом приступе страха я успела отослать горничную прочь, опасаясь и, кажется, стыдясь, что она увидит мой испуг. Теперь я бы все на свете отдала, чтобы позвать ее обратно, но я была беспомощна, не могла даже позвонить в колокольчик. Так вот, как я упомянула, я отправилась в постель…
Она замолчала, словно собираясь с мыслями. Слушать ее и думать о страданиях, ею перенесенных, было для меня нестерпимой мукой. Я отдал бы что угодно, лишь бы сжать ее в объятиях и отогнать все страхи. Я знал, что истеричность ей чужда и ее не так легко ввести в заблуждение, и, пусть это прозвучит невероятно, я был глубоко убежден, что даже самые дикие подробности ее рассказа являлись правдой. Выяснить, что именно лежит в их основе, было задачей, которую мне предстояло решить любой ценой и в кратчайшие сроки.
- Вы помните, что всегда смеялись над моей боязнью… тараканов, а появление майских жуков по весне вечно приводило меня в ужас. Как только я легла, я почувствовала, что в комнате что-то в этом роде.
- В каком роде?
- Там был какой-то… жук. Я слышала, как шелестят его крылья; слышала, как он жужжит; ощущала, что он кружится у меня над головой; спускается все ниже и ниже, приближаясь ко мне. Я спряталась; нырнула с головой под одеяло - затем почувствовала, как он шлепнулся сверху на белье. Ох, Сидней! - Она придвинулась. При виде ее побелевших щек и испуганных глаз сердце мое обливалось кровью. Голос ее казался эхом его привычного звучания. - Оно преследовало меня!
- Марджори!
- Оно пролезло между простынями.
- Вам это померещилось!
- Ничего подобного. Я слышала, как оно рыскает по одеялу в поисках прохода, а затем оно поползло ко мне. Я почувствовала его у себя… на лице… Оно до сих пор там.
- Где?
Она подняла указательный палец левой руки.
- Там!.. Не слышите, как оно жужжит?
Она принялась вслушиваться. Я последовал ее примеру. Это может показаться странным, но я тоже уловил, как жужжит какое-то насекомое.
- Да это пчела, крошка, она влетела в открытое окно.
- Хотела бы я, чтобы это оказалось просто пчелой, но… Сидней, неужели вы не ощущаете некое присутствие зла? Разве не желали бы вы выбраться отсюда, вернуться в лоно Господа?
- Марджори!
- Молитесь, Сидней, молитесь!.. А я не могу!.. Не знаю причины, но не могу!
Она обвила руками мою шею и в порыве безумного волнения прижалась ко мне. Я тоже чуть было не поддался ее неистовому возбуждению. Это было так непохоже на Марджори: я бы жизнь положил за то, чтобы избавить ее от мук. Она неустанно повторяла одно и то же, будто что-то ее принуждало к этому.
- Молись, Сидней, молись!
Наконец я подчинился ей. Это, по крайней мере, не должно было повредить нам - ни разу не слышал о ком-то, кто пострадал от молитвы. Я начал читать "Отче наш" - впервые за долгие годы. Пока священные слова, довольно неуверенно, сходили с моих губ, я заметил, что Марджори перестала дрожать. Стала спокойнее. Когда наконец я достиг последней строки "да избавь нас от лукавого", она отпустила меня и упала на колени у моих ног, произнося со мною хором:
- Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.
Молитва отзвучала, мы оба смолкли. Она - со склоненной головой и сцепленными ладонями; я - с затрепетавшими сердечными струнами: уже много-много лет не ощущал я подобного, это было едва ли не материнское прикосновение; смею признаться, что иногда она и впрямь протягивает мне руку, оттуда, со своего места промеж ангелов, дабы смягчить мое сердце, и ничего подобного я более не знаю.
Средь затянувшегося молчания я случайно перевел взгляд и обнаружил, что из своего укрытия за ширмой за нами подглядывает старик Линдон. Его крупное красное лицо так вытянулось от изумления и замешательства, что я, остро прочувствовав всю нелепость ситуации, с большим трудом удержался от смеха. Судя по всему, наш вид ничуть не разогнал туман в его голове, ибо он принялся заикаться, вероятно, думая, что шепчет:
- Она что… ум-ма л-л-лишилась?
Прошептал - наверное, прошептал - он это так, что его дочь не могла не услышать вопроса. Марджори вздрогнула; подняла голову; вскочила на ноги; повернулась - и увидела отца.
- Папа!
Вдруг ее батюшкой овладел неуемный приступ заикания:
- К-к-какого ч-ч-черта ту-тут п-п-происходит?
Ее ответ оказался достаточно откровенен - полагаю, что ее родитель нашел его ясным до рези в глазах:
- Это мой черед спрашивать, что тут происходит! Неужели вы могли - все время - действительно прятаться за этой… ширмой?
Если я не ошибаюсь, под прямым взглядом дочери старик сыграл труса - и попытался прикрыться взрывом страстей:
- Не… не смей г-говорить со мной по-подобным манером, ты не-неблагодарная девчонка!.. Я тебе отец!
- Конечно, вы мой отец, хотя до этой минуты я не подозревала, что мой отец способен тайком подслушивать.
От ярости он онемел - или, в любом случае, предпочел заставить нас поверить, что продолжает молчать именно по этой причине. Тогда Марджори повернулась ко мне - и, честно говоря, такого я желал меньше всего на свете. Смотрела она на меня совершенно по-иному, чем за миг до того: она стала не просто вежливой, она стала ледяной.
- Должна ли я сделать вывод, мистер Атертон, что все здесь происходило с вашего согласия? Что вы терпеливо выслушивали, как я без всяких ограничений изливаю вам душу, и - каждую секунду - знали, что за ширмой прячется человек?
Внезапно я остро осознал, что сыграл свою роль в этом подлейшем обмане, и мне захотелось вышвырнуть старого Линдона в окно.
- Не я все это затеял. Имей я такую возможность, я бы принудил мистера Линдона встретить вас лицом к лицу, когда вы пришли сюда. Но ваш несчастный вид заставил меня потерять голову. И, справедливости ради, вспомните, как я попытался увести вас в другую комнату.
- Но я вроде бы не припоминаю ни единого намека на то, что я должна последовать за вами по определенной причине.
- Вы мне и слова вставить не дали.
- Сидней! У меня в мыслях не было, что вы способны сыграть со мной такую шутку!
Когда она сказал это - и каким тоном! - женщина, которую люблю! - я был готов размозжить себе голову о стену. Что я за скотина так подло с ней поступать!
Поняв, что я разбит, она опять повернулась лицом к отцу, спокойная, холодная, величественная: совершенно неожиданно она вновь стала Марджори, которую я знал. Отец и дочь вели себя абсолютно по-разному. Если забыть про внешние черты, их несходство изумляло, и что бы там ни случилось далее, было ясно, что пострадает старик.
- Я надеюсь, папа, сейчас вы меня уверите, что это всего лишь недоразумение и что вы не имели ни малейшего намерения подслушивать у замочной скважины. Что бы вы подумали - и сказали, - если бы я попробовала шпионить за вами? Я всегда полагала, что мужчины очень щепетильны в вопросах чести.
Старый Линдон только и мог, что лопотать: ему явно не хватало сноровки обмениваться репликами с острой на язык девицей.
- Н-не разговаривай со мной т-так, девчонка!.. П-по-моему, ты сошла с ума! - Он обратился ко мне: - Ч-что за чепуху она тут перед вами несла?
- Что именно вы имеете в виду?
- Того дря-дрянного жука и б-Бог знает что еще… б-больные и ж-жуткие фантазии… н-начиталась бульварных книжонок!.. Никогда не думал, что мое дитя может п-пасть так низко!.. Итак, Атертон, прошу ответить мне начистоту… что вы думаете о ребенке, ведущем себя подобным образом? Кто способен п-притащить в дом безымянного бродягу и скры-скрыть это от отца? И з-заметьте, это не все! даже бродяга предупреждает ее, что Лессинхэм н-негодяй!.. Ну, Атертон, скажите, что вы думаете о девочке, которая так поступает? - Я пожал плечами. - Я… я прекрасно знаю, что вы н-на самом деле о ней думаете… не бойтесь, говорите, на нее внимания не обращайте.
- Ну же, Сидней, смелее.
Я видел, как зажглись ее глаза: она вся, надо сказать, засияла в лучах отцовского недовольства.
- Давайте послушаем, что вы о ней думаете, к-как ч-человек просвещенный!
- Сидней, давайте, выкладывайте!
- Кем вы ее считаете в глубине… в глубине своей души?!
- Да, Сидней, что там у вас в глубине души?
Барышня прямо-таки источала бессердечную любезность - она потешалась надо мной. Отец повернулся к ней, будто бы во гневе:
- Н-не смей говорить, когда к тебе не обращаются! Атертон, я… я надеюсь, что не обманулся в вас; н-надеюсь, вы тот, кем я… я вас считаю; что вы охотно и… и с готовностью сыграете роль ч-честного друга для этой за-запутав-шейся дурочки. С-сейчас не время м-миндальничать, с-сейчас время говорить прямо. Скажите этой… этой слабоумной девице, как на духу, является или нет Пол Лессинхэм подлым негодяем.
- Папа!.. Вы считаете, что мнение Сиднея, или ваше мнение, может повлиять на положение вещей?
- Слышите, Атертон, скажите этой несчастной правду!
- Милый мой мистер Линдон, я уже говорил вам, что про мистера Лессинхэма мне не известно ничего такого, чего бы не знал весь мир.
- Именно… Весь мир знает, что он несчастный авантюрист, задумавший окрутить мою дочь.
- Раз вы на меня так давите, я вынужден сказать, что, по-моему, вы употребляете излишне крепкие выражения.
- Атертон, мне… мне стыдно за вас!
- Видите, Сидней, даже папа за вас стыдно; теперь мы с вами не станем считаться… Дорогой папочка, если мне будет позволено говорить, то я заявлю, что мне известна правда, только правда и ничего, кроме правды… То, что мистер Лессинхэм человек больших талантов, не обсуждается… с вашего дозволения, отец! Он гений. Человек достойный. У него высокие амбиции и благороднейшие цели. Он посвятил всю свою жизнь улучшению условий существования тех сограждан, кому повезло меньше, чем нам. Как по мне, так ради этого стоит работать. Он попросил меня разделить с ним жизненный труд, и я согласилась сделать это по первому его призыву. И я не отступлюсь. Я не думаю, что все происходившее с ним ранее безупречно. У меня нет иллюзий на сей счет. А кто из нас не таков? Кто из нас может заявить, что безгрешен? Даже члены аристократических семейств временами прячутся за ширмами. Но я уверен, что он лучший из всех знакомых мне людей, я убеждена, что никогда не встречу того, кто его превзойдет, и я благодарю Бога, что мистер Лессинхэм тоже во мне что-то нашел… До свидания, Сидней… До скорой встречи, папа.
Она попрощалась с нами легчайшим кивком и направилась прямо к двери. Линдон хотел ее остановить.
- Н-не уходи, т-т-т-ты…
Но я поймал его за руку.
- На вашем месте я бы отпустил ее. Вряд ли стоит умножать сказанное.
- Атертон, в-вы разочаровали меня. Вы… вы сделали все не так, как было нужно. Я обратился к вам за поддержкой, н-но не получил ее.
- Милый мой Линдон, сдается мне, ваш способ заставить юную леди свернуть с избранного ею пути лишь разозлил ее и укрепил желание упрямо идти дальше.
- П-проклятые бабы! К-катись они все к чертям! С-скажу вам по с-секрету, в-временами ее мамаша была ведьмой, и дь-дьявол меня раздери, если дочка не похуже будет… Что за вздор она здесь несла? С ума сошла, что ли?
- Нет… не думаю.
- Никогда не слышал ничего подобного, даже кровь в жилах застыла. Что не так с этой девчонкой?
- Ладно… простите, что я это говорю, но, по-моему, вы плохо разбираетесь в женщинах.
- Н-не разбираюсь, д-да и не х-хочу разбираться.
Я помедлил, но все же решился приврать - ради Марджори.
- Марджори девушка нервная… необыкновенно чувствительная. Ее воображение мгновенно разгорается. Вероятно, вчера вечером вы разволновали ее до предела. Вы сами слышали, как она впоследствии страдала. Вы же не хотите, чтобы кругом говорили, что вы довели дочь до приюта для умалишенных.
- Я… господи, нет! - я… я пошлю за врачом, как только доберусь до дома, я… я найму лучших докторов города.
- Ничего подобного вы не сделаете… это только усугубит положение. Что вам на самом деле необходимо, так это стать терпимее и оставить ее в покое… А что касается отношений с Лессинхэмом, то есть у меня подозрение, что не все так гладко, как ей видится.
- Это вы о чем?
- Ни о чем. Мне лишь хочется донести до вас мысль, что пока у меня не будет новостей, вам лучше предоставить всему идти своим чередом. Пусть поступает, как ей нравится.
- Разрешить девчонке творить что угодно! Д-да разве она т-так всегда не п-поступала? - Он бросил взгляд на часы. - Ох, полдня прошло! - Он поспешил к выходу, я последовал за ним. - У нас в клубе заседание комитета, о-очень важное! Они неделями кормили нас хуже некуда, вы такого и не пробовали… ж-желудок мой расстроен, я… им так и скажу, что если… все останется по-прежнему, врача… врача они мне сами оплатят… А что до того типа, до Лессинхэма…
Он произнес это, открывая входную дверь, а за ней на крыльце стоял "этот тип" Лессинхэм собственной персоной. Видели бы вы Линдона! Но Апостол и глазом не моргнул. Просто протянул руку.
- Доброе утро, мистер Линдон. Что за чудесный денек!
Линдон спрятал свою руку за спину - поступка глупее он совершить не мог.
- Мистер Лессинхэм, с этой минуты и впредь я вас не знаю и не собираюсь узнавать где-либо при встрече, и то, что я говорю, относится в равной мере ко всем членам моей семьи.
В шляпе, съехавшей на затылок, Линдон сошествовал с крыльца, надутый, как индюк.
Глава 22. Преследуемый
Лессинхэм не выдал ни малейшего признака замешательства, будто получать столь неучтивые отказы со стороны потенциального тестя было для него делом самым обычным. Насколько я мог судить, он вообще не обратил внимания на происшествие и вел себя, словно ничего не случилось. Просто подождав, пока мистер Линдон отойдет от крыльца на приличное расстояние, он повернулся ко мне и спокойно заметил:
- Вероятно, я опять не вовремя… Позволите?
Один его вид привел меня в крайнее негодование, и, на какую-то долю секунды, я решил, что лучше мне промолчать. Я отчетливо осознал, что нам прежде всего необходимо объясниться - и немедленно. Судьба не могла прислать его в более благоприятный момент. Если, до того как он уйдет, мы не найдем взаимопонимания по некоторым вопросам, вина за это будет лежать не на мне. Не произнося ни слова, я резко повернулся и повел его в лабораторию.
Не знаю, заметил ли он что-нибудь необычное в моем поведении. Оказавшись в комнате, он огляделся, улыбаясь, по своему обыкновению, одними губами: именно эта его улыбка не раз рождала во мне определенное недоверие.
- Вы всегда принимаете гостей здесь?
- Ни в коем случае.
- А это еще что?
Наклонившись, он подобрал с пола какой-то предмет. В его руках была дамская сумочка - великолепная, блистающая золотом вещица из малиновой кожи. Я не мог сказать, принадлежала она Марджори или мисс Грейлинг. Пока я ее осматривал, он не сводил с меня взгляда.
- Это ваше?
- Нет. Не мое.
Положив шляпу и перчатки на один стул, он - весьма вальяжно - разместился на другом. Скрестив ноги и сцепив руки у колен, он сидел и смотрел на меня. Я прекрасно понимал, что он наблюдает за мной, но перенес это молча, втайне желая, чтобы он заговорил первым.
Он сделал это, кажется, вдоволь на меня налюбовавшись:
- Атертон, что с вами такое?.. Я чем-нибудь вас тоже оскорбил?
- Почему вы спрашиваете?
- Вы ведете себя немного непривычно.
- Вы так думаете?
- Да.
- Зачем вы здесь?
- Вот сейчас просто так… Мне нравится знать, что вокруг меня происходит.
Держался он учтиво, легко, даже грациозно. Он переиграл меня. Я знал его достаточно хорошо, чтобы не сомневаться: если он ушел в защиту, то первый удар следует нанести мне самому. И я ударил.
- Мне тоже нравится знать, что происходит вокруг… Лессинхэм, мне известно - и вы знаете о моей осведомленности - что вы делали некие авансы мисс Линдон. Вот этой историей я искренне интересуюсь.
- В каком… качестве?
- Семейства Линдонов и Атертонов знакомы не одно поколение. Мы с Марджори Линдон дружим с детских лет. Она смотрит на меня как на брата…
- Как на брата?
- Как на брата.
- Ясно.
- Мистер Линдон относится ко мне как к сыну. Он полностью мне доверяет; как мне кажется, вы знаете, что и Марджори доверяет мне; а теперь я хочу, чтобы мне доверились вы.
- Что вы желаете знать?
- Я бы хотел объяснить свою позицию, прежде чем скажу вам то, что намереваюсь сказать, ибо между нами не должно остаться неясностей… Я искренне убежден, что для меня самое главное на этом свете - видеть Марджори Линдон счастливой. Если я бы полагал, что она будет с вами счастлива, я бы сказал, да благослови вас обоих Господь! И поздравил бы от всей души, потому что думаю, что вы заполучите себе в жены лучшую девушку в мире.
- Я тоже так думаю.
- Но, прежде чем я это сделаю, мне необходимо знать, есть ли хотя бы один шанс на то, что она будет счастлива с вами.
- Почему она должна быть несчастна?
- Вы ответите на мой вопрос?
- Какой?
- Что за случай из вашей жизни держит вас в таком ужасном страхе?
Последовало довольно длинное молчание, прежде чем он заговорил:
- Поясните, о чем вы.
- Ничего пояснять не надо - вы прекрасно знаете, о чем речь.
- Вы наделяете меня сверхъестественным чутьем.
- Не паясничайте, Лессинхэм, отвечайте честно!
- Честны должны быть оба собеседника… Наверное, вы сами не осознаете, но есть кое-что в вашей искренности, что некоторым не без резона придется не по душе.
- Что вам не по душе?
- Все зависит от вас. Если вы самонадеянно присваиваете себе право вставать между мной и мисс Линдон, то я категорически против этого.
- Отвечайте на вопрос!
- Я не буду отвечать на вопросы, заданные таким тоном.
Он оставался совершенно спокоен. Я осознал, что вот-вот потеряю самообладание - а этого я ничуть не хотел. Я пристально смотрел на него, он - на меня. На лице его не было никаких терзаний нечистой совести; никогда в жизни я не видел его столь уверенным в себе. Он улыбнулся - одними губами, и в улыбке я, кажется, прочитал насмешку. Не буду утверждать, что он выказывал хотя бы малейшее негодование; взгляд его был дружелюбным, мягким, чего я никогда не замечал в этом человеке доселе - я едва не заподозрил, что симпатичен ему.
- Вы должны понимать, сейчас я говорю и за мистера Линдона тоже.
- Продолжайте.