- У меня то же самое, - вступил в разговор Торнссон. - Ну, точно как бывает, когда просыпаешься и еще несколько мгновений что-то помнишь из своего сна. Но все тут же выветривается, как на сквозняке. Признаться, я думал - нам крышка.
- Я тоже, - кивнул ареолог. - У меня часы не работают. А у вас?
Свен и Флоренс одновременно приподняли руки. Пилот помотал головой, а нанотехнолог ответила:
- И у меня не работают. И видеокамера пропала…
- Чудесно, - ровным голосом сказал Батлер. - А еще куда-то подевались шлемы и баллоны. Возможно, мы сами их и выбросили. И, возможно, чем-то здесь надышались… Отсюда и видения.
Торнссон посмотрел на него долгим взглядом и медленно произнес:
- Брось, Алекс. Ты прекрасно знаешь, что никакие это не видения. Тут что-то другое. Лично я склонен считать, что мы до сих пор в ловушке. Подверглись какому-то воздействию… наше сознание подверглось… Может быть, когда-нибудь что-нибудь и вспомним - уже на Земле, под гипнозом.
"Если нам удастся отсюда выбраться", - подумал ареолог и тут же попытался прогнать эту невеселую мысль.
- Древний Лик, - тихо произнесла Флоренс и, поморщившись, провела пальцем по ссадине на лбу. - Мы где-то в недрах этого Древнего Лика. Так он называется…
- Рядом с городом великих жрецов, - добавил пилот.
- Кое-что получается и без гипноза, - заметил Батлер. - Да, на сон или бред не очень похоже: не могли же мы все бредить одинаково!
Струился, струился от стен холодный безжизненный чужой свет, придавая неестественную бледность лицам людей и странный блеск их глазам. Сухой теплый воздух, казалось, искажал звуки, и голоса астронавтов звучали тоже неестественно, словно из-под повязки. Низкий каменный потолок был монолитным, он нависал над головами, он давил, и неизвестно было, каких размеров толща отделяет это маленькое пустое помещение от внешнего мира. Может быть, они находились где-то у вершины Марсианского Сфинкса, а может быть - глубоко под поверхностью…
После нескольких попыток связаться с Каталински, они оставили рации в покое… Нужно было действовать, пытаться без всякой нити Ариадны найти выход из глубин инопланетного колосса, - но они продолжали сидеть, озаренные чужим недобрым светом, словно не решаясь встать и сделать первый шаг. Они знали, чем вызвана нерешительность: боязнью обнаружить, что единственный выход из этого помещения оканчивается тупиком…
- И умирало все живое в тот день, когда решил ты покарать нас, о Лучезарный… - внезапно произнесла Флоренс. Словно прочитала строку из невидимой книги.
- Да, да, да, - покивал Батлер. - Что-то такое и у меня… Твой гнев испепелил весь мир… Очень знакомо… Конец света… Вся планета - могила…
- А может быть, и мы тоже умерли, - сказала Флоренс, и глаза ее превратились в льдинки, и погасли в них отблески холодного неяркого света. - Мы уже умерли здесь, а все это, - она вяло обвела рукой вокруг себя, - последнее, что мы видели перед смертью… Мы умерли, и тела наши давно остыли, а это видение - ну, как черная дыра… существует в собственном коллапсе, независимо от нас…
- Наверное, ты прав, Алекс. - Торнссон резко поднялся на ноги. - Наверное, воздух здесь все-таки ядовитый, влияет на мозги. Что ты несешь, Фло? Черная дыра, коллапс! Никаких дыр, кроме вот этой! И вы как хотите, а я намерен из нее выбираться.
- Подожди, Свен, - слабым голосом произнесла Флоренс, остановив тем самым и ареолога, который тоже начал было вставать с каменного пола. - Не обращай внимания, это я так, машинально. Я чувствую, что у меня в голове какая-то работа идет, словно я на компьютере в поисковую систему вошла. Чувствую, вот-вот должно что-то вспомниться…
- Ну-ну, - сказал Торнссон, бросив взгляд на Алекса. - Подождем. - Он присел на корточки. - Только давай, форсируй, а то к ужину опоздаем, и Лео все наши порции слопает.
- Лео такой, он может, - подхватил ареолог, ощутив прилив сил.
Кто сказал, что они остаток дней своих проведут в этом склепе? Найдется выход, найдется! В крайнем случае, Лео вернется на орбиту, заберет командира - "Арго" повисит и на автоматике, - и вдвоем они что-нибудь придумают. Обязательно придумают… Хотя - почему только вдвоем? Там же целый ЦУП, умник на умнике! Подскажут, как решить проблему…
- Есть… есть… - едва слышно прошептала Флоренс. - Проступает…
Она прислонилась спиной к стене, закрыла глаза и начала медленно, с остановками, говорить, словно впав в транс, - и вновь казалось, что она читает невидимую книгу:
- О Лучезарный! Ну почему, почему именно я стал избранником твоим, почему именно мои глаза ты открыл, чтобы мог я видеть то, что неведомо никому, кроме тебя? Есть ведь другие, более достойные дара твоего… Нет!.. Не дара - тяжкого бремени, которое возложил ты на слабые плечи мои…
Слова Флоренс камнями падали в тишину, и понятно было, что ее голосом говорит сейчас кто-то другой, говорит из глубины времен.
- О Лучезарный, прости мне дерзкие слова мои, отврати гнев свой от недостойного творения твоего! Смиряюсь, о Лучезарный, покоряюсь воле твоей, ибо кто есть я? Пылинка жалкая, ветром гонимая, песчинка малая на речном берегу, листок увядший в бурном потоке. И не мне, ничтожному, судить о деяниях твоих, о Лучезарный! Не мне, чья жизнь - одно мгновение пред ликом твоим, пытаться проникнуть в помыслы твои, разгадать намерения твои…
Смиряюсь и принимаю этот дар твой, о Лучезарный, смиряюсь и принимаю тяжкое бремя умения видеть то, что скрыто от других до поры, что откроется другим лишь в урочный час. Может быть, ты, о Лучезарный, возжелал испытать стойкость мою, проверить крепость веры моей, силу и терпение мои? Не дано простому смертному ведать замыслы твои, о Лучезарный… Но достоин ли я дара твоего?
Одно знаю: я избранник твой, о Лучезарный, и ступил на этот скорбный путь, и идти мне по нему до конца. Я избран тобою, о мой повелитель…
Отвернулись от меня сообщинники мои, и одиноким я стал среди них, но не дрогнула от этого одиночества вера моя, но укрепилась еще более… Одиночество - удел каждого под этими небесами, и каждый одинок в любой толпе, среди радости и среди печали… Одинокими мы приходим в этот мир и одинокими покидаем его, и тает пелена иллюзий, из которых соткана была наша жизнь… Я до самого дна познал эту тяжкую истину…
О Лучезарный, как все-таки ничтожен я, служитель твой! Не смог я сразу распознать, прочувствовать, осмыслить необычный дар твой, отгородивший меня незримой, но непреодолимой стеной от сообщинников моих. Глаза мои уже видели то, что скрыто от других до урочного часа, а жалкий разум мой еще не мог понять открывшееся глазам. Утром видел я Лото-Олу, окруженного бледным пламенем, и словно исходило пламя из головы его; и из рук и ног его, извиваясь, струились змеи огненные, подобные большим лепесткам коварного ночного цветка чари. И стоял могучий Лото-Ола у жилища своего, крепкой рукой сжимая копье, и от губ его змеился бледный огонь, но никто не замечал этого огня, кроме меня, избранника твоего, о Лучезарный! И прислонилась к его плечу стройная Куму-Ру, и не чувствовала огня, и надела на шею ему ожерелье из желтых камней. И ушел Лото-Ола, и другие с ним, за добычей, ибо кончились с этим твоим восходом, о Лучезарный, священные праздники Кадам, и надлежало, согласно канону, изловить быстрого ургуна для заклания.
И видел я это, когда шел к Священному огню, - и задрожали ноги мои, и заполз ужас в душу мою, и гадал я, что значит это странное видение, явившееся мне. И вступил я в храм твой, о Лучезарный, и вознес молитвы тебе, чтобы направил ты разум мой на истинный путь и дал мне понять, что значит странное видение.
И не вернулся с добычей Лото-Ола, а принесли бездыханным тело его сильное, завернутое в листья папаринуса. Упорхнула душа его птицей зен в темные воды Мертвой реки, потому что смертелен был укус ползучей хинтаа, затаившейся на пути охотников.
Рыдала стройная Куму-Ру, рвала в отчаянии черные волосы свои, и рыдали подруги ее, над недвижным телом Лото-Олы склонившись. И рыдала юная Рее-Ену, и охватило ее пламя струящееся, пламя бледное, видимое только моим глазам… Трижды прятал ты свой лик, о Лучезарный, и трижды вновь освещал поднебесный мир - и не встала юная Рее-Ену с постели своей, не вышла из жилища своего. И больше не слышал никто веселого смеха ее. Вздулась шея ее нежная, посинела шея ее от смертельного яда страшного многоногого мохнатого хо - и пробудился наконец ото сна разум мой, о Лучезарный! Понял я, ничтожный, какой печальный дар послал ты мне, и смирился с судьбой своей, и принял участь свою, ибо невозможно и бессмысленно противиться выбору твоему, о Лучезарный…
И печальны и скорбны стали дни мои, ибо нет ничего горше, чем видеть то, что скрыто от других! Чередой тянулись дни и ночи, и облетала листва, и падал снег, и вновь разливались реки, подчиняясь переменам звездных узоров в небесах, - и неизбежно приходил день, когда видел я бледное пламя над кем-нибудь из сообщинников моих. По утрам говорил я об этом с порога храма твоего, о Лучезарный, и улетала вслед за тем еще одна душа птицей зен в темные воды Мертвой реки…
Бесконечно одиноким сделался я, о Лучезарный, среди сообщинников моих, и закрывали они лица свои и отворачивались, лишь завидев меня, и уходили поспешно, чтобы не слышать меня. И несли мне плоды, и мясо, и рыбу, и сок дерева банлу в храм твой, о Лучезарный, и умоляли меня не выходить больше из храма твоего и не печалить их мрачными предсказаниями, что обязательно сбываются в роковой час…
Уединился я в подземелье под жертвенной чашей, но не было мне покоя. Видел я во мраке образы сообщинников моих, проплывающие медленной чередой, и лилось бледное пламя от дряхлой Тава-Гаа, и узнавал я потом, выйдя на свет, что уже предано огню тело ее, и прах развеян над Полем ушедших. И лилось бледное пламя от Долу-Уна - и никто больше не видел знахаря, поутру отправившегося в заречную чащу за травами…
И молчал я, о Лучезарный, никому больше ничего не говорил я о скорбных видениях моих…
Но настал день, о Лучезарный, когда не смог я молчать и воззвал с порога храма твоего к сообщинникам моим, чтобы услышали они меня и покинули эти края, потому что задумал ты обрушить на мир гнев свой и наказать всех живущих за прегрешения прежних поколений, ибо давно уже сказано: "Отцы ели кислые плоды, а у детей оскомина: грехи отцов - на детях их".
Алекс Батлер сделал невольное движение, услышав эти слова, а Флоренс продолжала монотонным голосом, делая паузы после каждой фразы:
- Послал ты мне видение, о Лучезарный, и было ужасно это видение… Бушевали в небе яростные огни, огни гнева твоего, о Лучезарный, и огненные камни сыпались вниз, и горело все вокруг, и в пар превращались воды, и глубокие провалы возникали на месте лесов, и сотрясалась земля, и раздвигалась, и падали в бездну строения… Ярче лика твоего полыхали те безжалостные карающие огни, и умирало все живое в день, когда решил ты покарать нас, о Лучезарный, и великий твой гнев обращал весь мир в мертвый пепел…
И рыдал я, о Лучезарный, в подземелье храма твоего, и оплакивал близкую и неминуемую гибель мира, и оплакивал ныне живущих под небесами, принимающих кару твою за прегрешения отцов и всех тех, кто жил здесь когда-то - и сто, и тысячу, и десять тысяч циклов тому назад, всех - от начала времен… Копились, множились, нарастали грехи, и переполнили наконец чашу терпения твоего, о Лучезарный… "Всякому прощению есть предел", - как сказано в древние времена…
Но и в праведном гневе ты не утратил милосердия, о Лучезарный! Тяжкое бремя взвалил ты на плечи мои, - но и вознаградил меня, и дал возможность спастись и мне, и сообщинникам моим!
Вняли сообщинники мои страшному предсказанию моему, и было горе великое и отчаяние. А потом все мы, от мала до велика, принялись рубить деревья и вязать плоты, чтобы к закату уплыть по реке и добраться до города великих жрецов Гор-Пта, что стоит на зеленой равнине у моря. Там, в глубинах Древнего Лика, могли обрести мы спасение свое…
Вижу, знаю, о Лучезарный, что смерть соберет обильную жатву, небывалую жатву, и обратятся в прах леса и поля, и запустение будет царить в нашем мире… И придут другие из небесных высот, и будут забирать сокровища, и вторгаться в святыни…
Вот, вижу, чужие в глубине, и нет у них веры в тебя, о Лучезарный! И вижу, вижу - вновь возгорается бледное пламя…
Флоренс замолчала, вытерла вспотевший лоб и уронила руку - казалось, этот монолог отнял у нее все силы.
- Дьявол, неужели это про нас?.. - растерянно сказал Свен Торнссон и ожесточенно запустил пальцы в свои светлые локоны. - Пророк какой-то марсианский…
- Было сказано: "чужие в глубине", - произнес Батлер, расстегивая комбинезон у горла, словно ему стало трудно дышать. - Мало ли здесь могло побывать чужих?
Пилот подался к нему, пистолетом выставил перед собой указательный палец:
- Придут другие с небес, заберут сокровища! С небес, Алекс! Разве это не про нас?
- Возможно, другие давным-давно уже пришли и забрали, - возразил ареолог. - Задолго до нас. Возможно, кто-то и поплатился. Марсиане, пережившие катастрофу внутри Сфинкса, или их потомки могли добраться до Земли. А потом наведаться на родину. До Земли они, несомненно, добрались - об этом не только плитки с сиррушем говорят. У местного Нострадамуса есть прямо-таки библейские высказывания. Уловил?
- Я не знаток Библии, - признался Торнссон.
Батлер озабоченно взглянул на Флоренс - она по-прежнему сидела, привалившись к стене, и глаза ее были закрыты.
- Фло, как ты себя чувствуешь?
- Нормально, - нанотехнолог слабо повела рукой. - Как будто без лифта поднялась на тридцатый этаж. Сейчас отдышусь…
- И какие же это высказывания? - спросил Торнссон.
Ареолог перевел взгляд на пилота:
- Про отцов, которые ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина. И насчет дня гнева…
- Не помню, чтобы Фло говорила про виноград.
- Она сказала "плоды", а в Библии - "виноград". Суть не меняется. Они переселились на Землю, Свен, сомнений быть не может. Гор-Пта… Пта, так же как и Гор, - один из богов Древнего Египта. Бог-творец. Между прочим, единственный из египетских богов, кого изображали в виде мужчины в плотной облегающей одежде, с посохом в руке. Бог-путник, странник. Пришелец! В марсианском комбинезоне, с лазерным посохом…. Город Гор-Пта… Гор - владыка небес, Пта - демиург, создатель. Да тут столько всяких параллелей и аналогий напрашивается! - Батлер возбужденно заерзал на полу. - Здесь был город Гор-Пта, это были их боги, боги марсиан. Именно марсианское потом стало древнеегипетским… Я не знаю, каким образом уцелела исповедь этого Нострадамуса, и как оказалась в наших головах… Вообще, тут много чего неясно, но ясно одно: этот Лик - не просто мертвая маска, что-то здесь до сих пор функционирует. Никакой мистики - просто аппаратура, которая нам и не снилась. Супераппаратура! И она как-то на нас воздействует…
- Убираться нужно отсюда, - подал голос Торнссон. - А то превратимся в каких-нибудь зомби.
- Да уже превратились бы, - ответил Батлер и встал. - Ну, что, давайте искать выход, пока нас не сочли без вести пропавшими.
- Может, уже и сочли, - буркнул пилот и тоже поднялся на ноги.
- Господи, подскажи нам верный путь! - вырвалось у Флоренс.
Торнссон подал ей руку и повернулся к ареологу:
- Никакой мистики, говоришь? А как же этот служитель Лучезарного? Он же каким-то образом видел будущее - я не думаю, что он все это просто сочинил со скуки.
- Ясновидение - это не мистика, - сказал Батлер. - Явление хоть пока и не объясненное, но, в принципе, объяснимое, гипотез разных хватает. Если рассматривать наш мир как единый информационный океан, где сосуществуют прошлое, настоящее и будущее, то ясновидящие - это люди, которые умеют ловить рыбу в этом океане… Или даже не так: не умеют, а обладают даром ловить рыбу, то бишь информацию. Судя по исповеди, у марсиан этот дар был такой же редкостью, как и у нас…
- Ты, случаем, не был школьным учителем? - поинтересовался Торнссон. - На все-то у тебя есть ответы.
- Если бы на все… - вздохнул ареолог.
- Знал бы ты ответ на вопрос: "Где выход отсюда?" - тебе бы цены не было, - сказала Флоренс.
Выглядела она уже вполне нормально, только на лбу под челкой вновь выступили капельки пота.
- Сейчас поищем, Фло, - бодро произнес ареолог, но чувствовалось по его голосу, что бодрость эта наигранная. - И вот что, коллеги… - Он посмотрел на пилота, а потом остановил взгляд на Флоренс. - Что нас ждет впереди - неизвестно, случиться может всякое. Возможно, мы самим своим присутствием как-то влияем на здешнюю технику. Не исключено, что мы можем потерять друг друга… каждый из нас может оказаться в одиночестве… Не впадать в панику, не отчаиваться - и надеяться… До последнего.
- Да ладно тебе, Алекс. - Торнссон положил руку на плечо притихшей Флоренс. - Психологическую подготовку одинаковую проходили, "караул" кричать не будем. Да, Флосси?
- Кричать точно не буду, - негромко ответила нанотехнолог. - Буду молиться…
- Давай надеяться на лучшее, Алекс. - Торнссон оглядел рукав своего комбинезона. - Интересно, где это мы здесь так перепачкались?
- Считай, что это смазка от местных машин, - сказал ареолог. - Ладно, коллеги, жизнь пока не кончилась. Продолжим нашу увлекательную экскурсию. И кстати, знаете, что меня радует?
- Что нет дождя? - предположил пилот.
Батлер отрицательно покачал головой:
- Не угадал. Радует меня то, что мы до сих пор живы. Это значит, что здешние защитные механизмы или не запрограммированы на поражение, или ресурс у них исчерпался. Или мы им вообще не по зубам. Значит, у нас есть хороший шанс продолжать оставаться живыми и дальше.
- Как ты умеешь поднять настроение! - с деланным восхищением воскликнул пилот. - Ну, прямо домашний психолог! Да, Флосси? - Он все еще продолжал держать руку на ее плече.
Флоренс с некоторым усилием улыбнулась:
- Хвала великому утешителю. Вернемся домой - и я обязательно приглашу тебя в гости, Алекс.
- И меня не забудь пригласить, - сказал Торнссон. - Я умею делать отменные тройные бутерброды, меня мама учила. Берешь обыкновенный гамбургер…
- Вот только о еде не надо, - запротестовал ареолог. - Неизвестно, когда нам удастся поесть. Если только не наткнемся здесь на какой-нибудь продовольственный склад. Хотя там, наверное, все давно засохло. Ну, ладно, вперед!
Он машинально поправил кобуру и, сделав несколько шагов, остановился перед проходом. Там было тихо и темно, и в такой ситуации весьма пригодились бы фонари. Но фонари исчезли неизвестно где, как и когда, вместе со шлемами.
- Осторожно, - посоветовал подошедший сзади Свен. - Сначала проверяй ногой, а потом уже делай шаг.
- Постараюсь, - кивнул ареолог. - Я лицо в некотором роде заинтересованное. А вы заметили, что тут сила тяжести побольше, чем в первом зале? То ли мы провалились бог весть на какую глубину, то ли заработал какой-то источник гравитации.
- Главное, чтобы этот источник нас по полу не размазал, - усмехнулся Торнссон.
Батлер еще немного постоял, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте, а потом шагнул вперед.
- Не торопись, - вновь предупредил пилот.