Бартон ощущал запах Жвачки, шедший изо рта Геринга, смешанный с вонью от пропитанной потом цыновки, на которой лежал немец. Геринг изрядно похудел с тех пор, как они виделись последний раз.
- Я не знаю, сколько пробыл здесь, - сказал Геринг.- Который сейчас час?
- Скоро рассвет, я полагаю. Первый день после праздника Воскрешения.
- Значит, я тут уже три дня. Могу я выпить воды? У меня в горле сухо, как в саргофаге.
- Неудивительно. Вы сами погребаете себя в саргофаге, злоупотребляя Жвачкой.
Бартон встал, подобрал копье и указал им на сосуд из обожженной глины, стоявший на бамбуковом столике.
- Можете напиться, если хотите. Но не пытайтесь выкинуть какой-нибудь фокус.
Геринг медленно поднялся и проковылял к столу.
- Я слишком слаб, чтобы оказать вам сопротивление - даже если бы это взбрело мне в голову. - Он шумно глотал воду, потом поставил горшок на место и взял со стола яблоко, с хрустом откусил и произнес: - Что вы здесь делаете? Я думал, что избавился от вас.
- Вначале вы ответите на мой вопрос, - резко сказал Бартон. - И я не советую вам медлить. Из-за вас я попал в затруднительное положение - что мне, поверьте, совсем не нравится.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Геринг начал жевать, остановился, взглянул на Бартона и с удивлением сказал:
- Но при чем тут я? У меня тут нет никакой власти, я ничем не могу повредить вам, даже если бы захотел. Я только гость здесь. Чертовски порядочные люди в этих краях: они мне совершенно не докучают, только иногда справляются, все ли у меня в порядке. Хотя я не знаю, как долго они позволят мне тут оставаться, если я не буду отрабатывать свое содержание.
- Вы что, совсем не выходите из хижины? - удивился Бартон. - Кто же тогда заряжает вашу чашу? И откуда у вас столько Жвачки?
Геринг хитровато улыбнулся.
- Я прихватил с собой солидный запас... когда был вынужден съехать с последней квартиры... примерно в тысяче миль отсюда вверх по Реке.
- И запасы, конечно, отняты у несчастных рабов, - со злостью прокомментировал Бартон. - Не понимаю, зачем вам надо было покидать то место, если там вы смогли так отлично устроиться.
Внезапно Геринг зарыдал. Его плечи затряслись, из глаз покатились слезы, стекая по подбородку на шею и грудь.
Мне... мне пришлось бежать оттуда. Я потерял авторитет - слишком много выпивки, слишком много марихуаны и Жвачки... Я ослабел духом... и стал им ненужен... Они бы убили меня или продали в рабство. Я взял лодку и ускользнул однажды ночью... и плыл, плыл, пока не попал сюда. Я предложил часть моих запасов Севьеру... за то, что он предоставил мне убежище на две недели.
Бартон с удивлением воззрился на немца.
- Но вы же знаете, что происходит, если употреблять Жвачку слишком часто, - сказал он. - Кошмары, галлюцинации, ужасные
видения... Деградация - умственная и физическая. Разве вы никогда не видели этих симптомов у других?
- У меня тяга к наркотикам! - с отчаянием закричал Геринг. - Там, на Земле, я принимал морфий. Я боролся - и мне удалось победить свое пристрастие. Но потом, когда дела Третьего Рейха пошли плохо, а мои собственные - еще хуже, я снова начал колоться. - Он перевел дыхание и продолжал: - Но здесь, когда я пробудился к новой жизни в юном теле, когда, казалось, мне подарены вечная жизнь и молодость - и нет ни бога на небесах, ни дьявола в аду, чтобы остановить меня, - тогда я решил, что могу делать все, что мне нравится. Я мог бы стать более великим, чем фюрер! Та маленькая страна, в которой мы встретились впервые, могла стать началом! Я уже видел перед собой Империю, простирающуюся на тысячи миль вверх и вниз по Реке по обоим ее берегам! Я правил бы народами, в десять раз более многочисленными, чем Гитлер мог бы мечтать!
Он снова начал рыдать, затем затих и жадно припал к сосуду с водой. Достав откуда-то кусок Жвачки, он сунул ее в рот; его челюсти задвигались, и вскоре по лицу разлилось выражение спокойствия и блаженства. Удовлетворенно кивнув головой, он сказал:
- Меня преследовали кошмары; сотни раз я видел и чувствовал, как копье протыкает мой живот. Когда я пробуждался, живот болел так, словно кремневый наконечник действительно сидел у меня в кишках. Тогда я стал прибегать к Жвачке; она снимала боль и воспоминания об испытанном унижении. Это помогало. Я становился великим. Я был повелителем мира - Гитлером, Наполеоном, Юлием Цезарем, Александром Македонским, Чингисханом в одном лице. Я снова водил в бой эскадрилью "Красная Смерть", эскадрилью фон Ритгофена; то были счастливые дни, пожалуй, лучшие в моей жизни. Но эйфория скоро сменилась отвращением. Я погружался в ад; я обвинял самого себя, а за моей спиной стояли миллионы безымянных свидетелей, миллионы жертв этого великого и славного героя, этого жуткого безумца Гитлера, которого я когда-то боготворил - и во имя которого я совершил так много преступлений.
- Вы признаете, что были преступником? - язвительно спросил Бартон. - Значительный прогресс по сравнению с историями, что вы рассказывали мне раньше. Тогда вы утверждали, что ни в чем не виноваты, что вас предали... - он замолчал, сообразив, что начинает отступать от своей первоначальной цели. - Невероятно, но у вас, кажется, пробудилась совесть. Может быть, под влиянием Жвачки? Тогда понятно, зачем в чашах вместе с пищей появляются табак, спиртное, марихуана и этот наркотик. Значит, Жвачка - данайский дар, замаскированная западня для тех, у кого нечистая совесть.
Он шагнул к Герингу. Глаза немца были полуприкрыты, челюсть отвисла.
- Вы знаете мое настоящее имя. Сейчас у меня есть основания скрывать его. Помните ли вы Спрюса, одного из ваших рабов? После того, как вы были убиты, произошли важные события. Благодаря чистой случайности, нам удалось установить, что Спрюс -один из Тех... один из той расы, что воскресила человечество. Мы назвали их этиками - за неимением лучших предложений... Геринг! Вы слышите меня?
Немец кивнул головой, расслабленно, нехотя.
- Спрюс покончил с собой раньше, чем мы выжали из него все нужные сведения. Через несколько месяцев Они появились в той местности и погрузили всех в беспробудный сон - вероятно, с помощью какого-то газа. Они искали меня - наверно, чтобы забрать в свой центр для исследований... Но они промахнулись. В то время я путешествовал по Реке... а когда вернулся и понял, что нужен им, ударился в бега... Геринг, вы слушаете?
Геринг мерно засопел, голова его свесилась на грудь. Бартон несколько раз сильно шлепнул его по щекам. Геринг простонал - "Ох!" - поднял голову и открыл глаза. На лице немца застыла страдальческая гримаса.
- Я слышу вас! - пробормотал он. - Все ... пустяки... суета... Все суета, все... вот если бы уплыть куда-то... уплыть... плавно покачиваясь...
- Заткнитесь и слушайте! - Бартон чувствовал, как гнев закипает в нем. - Слушайте! У этиков повсюду свои люди, и они ищут меня. Я не могу оставить вас в живых, вы понимаете это? Я не могу доверять вам. Даже если бы вы были моим другом, я не сделал бы такой глупости! Вы стали рабом Жвачки!
Геринг хихикнул, шагнул к Бартону и обвил руками его шею. Бартон оттолкнул его с такой силой, что немец отлетел к стене и еле удержался на ногах, ухватившись за край стола.
- Удивительно, - произнес Геринг неожиданно ясным голосом; казалось, он пришел в себя. - В тот день, когда я прибыл сюда, какой-то человек расспрашивал меня о вас. Он подробно описал вашу внешность, он знал ваше имя. Я ответил, что хорошо вас знаю - даже слишком хорошо - и надеюсь никогда больше не увидеть снова. Он просил известить его, если я вас встречу. Он даже обещал вознаградить меня за труды.
Бартон не стал тратить времени даром. Он бросился к Герингу и схватил его обеими руками. Его ладони были небольшими и изящными, но Геринг сморщился от боли.
- Что вы хотите сделать? - простонал он. - Собираетесь опять убить меня?
- Я не трону вас - если вы скажете имя человека, который так интересовался мной. Иначе...
- Ну, действуйте! Убейте меня! - хрипел немец. - Что с того? Я проснусь снова, где-то в другом месте, в тясячах миль отсюда, там, где вы не достанете меня...
Бартон указал на ящик из бамбуковых планок, стоявший в углу хижины. Предполагая, что Геринг хранит в нем запас наркотика, он резко произнес:
- Да, но вы проснетесь без него! Где еще вы достанете столько Жвачки?
- Идите к дьяволу! - завопил Геринг, пытаясь вырваться и схватить ящик со своим сокровищем.
- Имя! Скажите мне его имя, или я швырну эту дрянь в Реку!
- Эгни! Роджер Эгни! Он живет в хижине под оградой Круглого Дома!
- Я разберусь с вами потом, - сказал Бартон и сильно ударил немца по шее ребром ладони.
Он повернулся к выходу из хижины, внезапно уловив там какое-то движение. Серая тень, согнувшаяся у дверного проема, метнулась прочь. Бартон бросился за ним; через минуту они петляли среди высоких дубов и сосен на склонах холмов. Здесь было темно, и преследуемому удалось скрыться среди высокой травы и зарослей кустарника.
Бартон перешел на легкую рысцу, осматриваясь по сторонам и пытаясь обнаружить белое пятно - отблеск звездного света на лице или обнаженной коже человека. Он надеялся, что этик не покончит с собой немедленно, так как разработал целый план для извлечения информации из чужака. Бартон собирался пустить в ход свои способности гипнотизера, но, прежде всего, следовало поймать этика. Агент мог иметь какой-то способ для быстрой связи с соплеменниками; возможно, уже сейчас он говорил с ними - где бы они ни находились. Если так, скоро они появятся здесь на своих летающих машинах и тогда его, Бартона, дела будут плохи.
Он остановился. Он потерял след своей добычи и все, что ему теперь оставалось - быстро поднять Алису и остальных - и бежать. Пожалуй, они успеют добраться до гор и спрятаться там на некоторое время.
Но сначала он должен осмотреть хижину Эгни. Конечно, вероятность застать его там была невелика, но не мешало в этом точно убедиться.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Бартон добрался до хижины вовремя; в свете звезд мелькнула спина человека, входящего внутрь. Бартон обошел хижину по широкому кругу и стал приближаться к ней со стороны заросших деревьями холмов, на фоне темных очертаний которых его фигура была не так заметна. Согнувшись, он осторожно, но быстро бежал вперед, пока не оказался у входа в хижину.
Внезапно до него донесся громкий вопль; обернувшись, он увидел Геринга, ковылявшего по склону холма. Геринг закричал снова, предупреждая Эгни, что Бартон поджидает его снаружи. В руках немец держал длинное копье, собираясь метнуть его в Бартона.
Бартон всем телом ударил в тонкую бамбуковую дверь хижины; она сорвалась с деревянных петель и рухнула на Эгни, который стоял за ней. Эгни, дверь и Бартон повалились на пол хижины, причем этик оказался в самом низу.
Бартон перекатился на бок, вскочил и прыгнул на дверь, ударив обеими ногами по бамбуковым планкам. Эгни дико вскрикнул и затих. Отшвырнув дверь в сторону, Бартон обнаружил, что его добыча валяется на земле в бессознательном состоянии; из носа Эгни текла кровь. Отлично! Теперь он сможет привести в исполнение свой план - если сумеет быстро и без шума разделаться с Герингом.
Он обернулся вовремя - звездный свет блеснул на полированном наконечнике копья, которое летело прямо в него. Он бросился в сторону, и копье с глухим звуком воткнулось в пол хижины. Его древко покачивалось, как тело гремучей змеи, изготовившейся к прыжку.
Бартон шагнул к дверному проему. Темная фигура Геринга маячила перед ним, подсвеченная лившимся с неба звездным сиянием. Прикинув расстояние, Бартон метнул свой ассегай. Копье попало в живот немца; он взмахнул руками, вскрикнул и осел на землю. Бартон взвалил на плечо обмякшее тело Эгни и вышел из хижины.
Со стороны Круглого Дома доносился гул встревоженных людских голосов. Загорались факелы, что-то кричал часовой на ближайшей сторожевой вышке. Геринг сидел на земле - скорчившись, сжимая древко обеими руками. Он посмотрел на Бартона. Из широко раскрытого рта вместе с натужным дыханием, вырвались слова:
- Вы... вы опять сделали это! Вы...
Он медленно повалился на бок, предсмертный хрип вырвался из его горла.
Эгни неожиданно пришел в себя. Выскользнув из захвата Бартона, он упал на землю, вскочил и бросился бежать. В отличие от Геринга, этик старался не шуметь; у него имелось не меньше причин, чем у Бартона, чтобы сохранять тишину - даже, возможно, больше. Бартон был так ошеломлен, что остался стоять, сжимая в руках набедренную повязку, из которой выскользнул его пленник. Он хотел уже отшвырнуть кусок ткани, когда почувствовал что-то твердое, скрытое в ее складках. Он переложил повязку в левую руку, выдернул ассегай из тела Геринга и бросился за этиком.
Эгни метнулся к одному из бамбуковых каноэ, причаленных к берегу. Он начал отчаянно грести, то и дело оглядываясь назад; лодка быстро скользила по залитым светом водам. Бартон поднял ассегай и с силой метнул его. Короткое копье, с толстым древком и тяжелым наконечником, предназначалось не для метания, а для рукопашнго боя. Тем не менее его стремительный полет закончился под лопаткой Эгни. Этик упал лицом вперед, навалившись телом на борт пироги. Утлое суденышко накренилось, зачерпнуло воду и перевернулось. Тело Эгни исчезло в глубине.
Бартон чертыхнулся. Он собирался захватить Эгни живым - но будь он проклят, если позволит этику сбежать! Пока еще оставался шанс, что Эгни не успел связаться со своим центром.
Он повернул обратно, к хижинам для гостей. Барабаны гремели вверх и вниз по Реке, люди с пылающими факелами в руках стекались к стенам Круглого Дома. Бартон попросил факел у какой-то женщины; она протянула ему пропитанную смолой палку и спросила, что случилось. Бартон ответил, что, по-видимому, живущие за Рекой команчи решили совершить набег. Женщина заторопилась к отряду, собиравшемуся около ограды Круглого Дома.
Бартон воткнул факел в мягкий прибрежный песок и осмотрел полосу ткани, которую Эгни оставил в его руках. На внутренней стороне, незаметная на темном материале подкладки, была прорезь; ее окаймляла магнитная застежка, которая легко разошлась под его нетерпеливыми пальцами. Он достал предмет, скрытый за подкладкой, и начал рассматривать его при свете факела.
Он долго сидел на корточках, освещенный пляшущими языками пламени, не в силах отвести взгляд или выйти из состояния почти парализовавшего его изумления. Фотография! В этом мире, лишенном фотокамер, она поражала воображение. Но его собственная фотография была еще более поразительным фактом; ведь ее сделали не на этой планете! Его сняли на Земле - на той Земле, что затерялась теперь в звездном потоке, сиявшем наверху; и это было бог знает сколько сотен или тысяч лет назад!
Невозможность громоздилась на невероятность! Его сфотографировали в такое время и в таком месте, где, как он твердо знал, не могло быть никакой фотокамеры. Усы были удалены с его лица, но неведомый ретушер не потрудился убрать фон или изменить одежду. Это был он - снятый по пояс и чудесным образом заключенный в плоскую пластину из какого-то неизвестного материала. В плоскую? Когда он повернул эту фотографию, то увидел свое изображение в профиль. Если он держал ее прямо перед глазами, его лицо было видно в анфас.
"В 1848 году", - прошептал он про себя, - "Когда я был двадцатилетним субалтерном Ост-Индской армии. Вот - голубой хребет Гоа. Снимок сделан, должно быть, когда я отдыхал там. Но как, бог мой? Кем? И откуда этикам удалось раздобыть эту фотографию? "
Эгни, по-видимому, носил снимок с собой, чтобы опознать Бартона. Скорее всего, каждый, кто охотится за ним, прячет такой же в потайном кармашке своего кильта. Вверх и вниз по Реке ведутся поиски; Их агентов - тысячи, может быть, десятки тысяч. Кто знает, сколько у Них людей и как настойчиво Они его разыскивают и почему Они так жаждут его заполучить?
Сунув снимок обратно в карман, он повернулся и направился к своей хижине. В это мгновение взгляд его скользнул по вершинам гор - этих неприступных высот, сжимавших с обеих сторон речную долину. Он увидел, как что-то мелькнуло на фоне ярко светящихся облаков космического газа. Оно появилось только на миг, равный взмаху ресниц - и опять исчезло.
Через несколько секунд это возникло снова - темный полусферический объект, словно вынырнувший из пустоты и канувший в ничто. Второй летательный аппарат показался в вышине, стремительно ринулся вниз и так же быстро, как первый, растворился в ночном полумраке.
Его уже ищут. Этики заберут его в Туманный Замок, которого он так стремился достичь, а обитатели Севьерии будут потом удивляться, что заставило их внезапно заснуть на час-другой.
У него нет времени, чтобы вернуться в хижину и разбудить остальных. Если он протянет время, то окажется в западне.
Бартон повернул к Реке, бросился в воду и поплыл к другому берегу, скрытому в сумраке ночи в полутора милях впереди. Но он не успел удалиться и на сорок ярдов, как ощутил, что над ним нависло огромное, массивное тело. Он перевернулся на спину и уставился вверх. Сначала он увидел только мягкий блеск звезд, усеивающих небосклон. Затем в воздухе, в пятидесяти футах над поверхностью воды, появилось нечто - дисковидная тень диаметром футов шестьдесят, закрывшая участок звездного неба. Она мелькнула, исчезла и появилась снова - всего лишь в двадцати футах над его головой.
Итак, у Них есть средства, чтобы видеть ночью на большом расстоянии и находить во время полета нужные им объекты.
Он приподнял голову из воды и ощутил на лице движение воздуха. Аппарат снижался.
- Вы, шакалы! - крикнул он, грозя кулаком. - Вы меня не получите! Никогда!
Он нырнул и резко пошел в глубину. Вода стала холоднее, барабанные перепонки пронзила острая боль. Его глаза были открыты, но он не видел ничего. Внезапно вода словно толкнула его в спину, и он понял, что этот перепад давления вызван огромным телом, погрузившимся в Реку.
Воздушный аппарат следовал за ним по пятам!
Теперь у него оставался лишь один выход. Пусть Им достанется его мертвое тело - и ничего больше! Он может снова ускользнуть от Них и очнуться где-то на берегах Реки, перехитрить Их, нанести свой ответный удар!
Он открыл рот и глубоко вдохнул воду.
Железный обруч перехватил его горло. Только огромным усилием воли он удержался от того, чтобы вновь не сомкнуть губы... не сопротивляться леденящему прикосновению смерти... Разумом он понимал, что будет жив снова, но клетки его тела не знали этого, не хотели знать. В этот последний момент они цеплялись за жизнь со всей силой древнего инстинкта; сейчас для них не существовало будущего. И они исторгали из его горла, сжатого тисками удушья, вопль отчаяния.