– Я думаю, у нас тут полный консенсус, адмирал, – сказал Чехов и тоже повернулся к своему пульту.
Ухура, казалось, вообще не слышала, что Джим предлагает покинуть корабль.
– Условия на Земле ухудшаются, сэр, – сказала она.
– Говорит Скотт, адмирал. При наличии подходящих материалов – подходящих материалов из двадцатого века – я смогу соорудить танкер.
– Благодарю Вас, мистер Скотт. – И Джим взглянул на Маккоя.
– Ты знаешь моё мнение, Джим, – сказал Маккой.
– Тогда тебе лучше взять шлюпку и побыстрее отчалить.
– Кто говорит о том, чтобы отчалить? Не возьму я никакую шлюпку.
– Очень хорошо, – сказал Джим. – Значит, приступаем. Всем спасибо. – Он обернулся к офицеру по науке. – Мистер Спок, расчёты?
– Делаются, адмирал.
– Ухура, свяжите меня с командованием.
– Попытаюсь, сэр.
За всю свою жизнь ни на Вулкане, ни на Земле, ни на других планетах Сарек никогда не видел такой погоды. Дождь хлестал в окна уже не струями, а волнами. Ремонтная бригада пыталась укрепить стёкла, но швы почти сразу же расходились. Вода проникала в трещины, лилась на пол. Молнии сверкали одна за другой, делая ночь ярче земного дня.
Сареку всегда было холодно на Земле. Раньше ему всегда удавалось признать это обстоятельство, а затем игнорировать его. Вулканская выучка позволяла ему не обращать внимания на банальный физический дискомфорт. Но теперь, когда командование Звёздного Флота бросило всю остающуюся энергию на поддержание связи, температура сделалась такой же, как температура снаружи, которая тоже продолжала падать. Никогда в жизни Сареку не было так холодно. Он попытался повысить метаболизм своего организма, чтобы согреться, но ощущение холода не проходило.
Дрожа в ознобе, Сарек смотрел в окно. Струи дождя секли волны в заливе и яростно колотили в окна. Небо было закрыто сплошными чёрными тучами. Вспышки молний освещали каждую капельку, на миг давая картину биллионов светящихся крошечных сфер. Раскаты грома сотрясали платформу, здание, землю.
Внешне спокойный и невозмутимый среди всеобщего хаоса Сарек прислушивался, как командующий Картрайт, президент Совета Федерации и начальник медицинской службы Чэпел пытаются координировать эвакуацию. Сарек не стал предлагать свою помощь, ибо понимал, что ничем не может помочь. Зонд делал невозможной эвакуацию с Земли, но не препятствовал движению людей из прибрежных районов в более высокогорные.
Может, он потому не препятствует, подумал Сарек, что понимает совершенную тщетность такого бегства. Люди спасались от наводнений лишь для того, чтобы умереть от холода; те, кто спасётся от холода, умрут от голода.
Ему предлагали место на транспорте, отправлявшемся во внутренние районы континента; он отказался.
Сарек подумал, что в случившемся есть своя ирония. Из-за того, что он вернулся на Землю защищать человека, спасшего жизнь и катру его сына, он теперь потеряет свою жизнь и душу. Ибо Сарек смирился с тем, что погибнет здесь, на Земле. И его катра никогда не будет перенесена в храм древних мыслей, ибо не останется никого, кто мог бы сохранить её.
В нескольких километрах от побережья уже пошёл снег. На холмах к востоку появились снежные шапки, как на вершинах гор. Сарек заметил, что струи воды больше не стекают по стеклу – теперь об стекло ударялись, расплющиваясь, комочки жидкой грязи.
Связь всё ухудшалась. Сарек с трудом различал смутные изображения на экранах. Вокруг в тщетных усилиях суетились земляне. Начальник медицинской службы Чэпел была на дежурстве уже сорок восемь часов. Она бессильно упала на стул, закрыв лицо руками. Главнокомандующий Картрайт вцепился в перила обзорной платформы так, что побелели костяшки пальцев.
Последние несколько часов Сарек провёл, готовя себя к предстоящему, давая себе возможность подумать о своих успехах, избавиться от сожалений. И теперь он жалел лишь об одном: не оставалось энергии, ни один канал связи не оставался настолько чистым, чтобы он мог отправить послание Аманде на Вулкан. Он написал ей, но сомневался, что она когда-либо получит написанное. Всё, что он хочет сказать ей, навеки останется несказанным.
– Сэр! – повернулась Джэнис Рэнд к Картрайту. В окне сквозь струи дождя проглянуло её отражение. – Сигнал, очень слабый – от адмирала Кирка!
– Изображение! – сказал Картрайт.
Сарек перенёсся из призрачного мира размышлений в реальный мир вокруг. Изображение на экране было таким же смутным, как его отражение, и слова Кирка едва пробивались сквозь треск. Внезапно изображение совершенно пропало, в ответ на резонанс зонда.
– Резервную энергию спутников, – сказал Картрайт. – Немедленно.
Экран мигнул, очистился, снова замерцал. Сарек разглядел Кирка, очертания мостика клингонского боевого корабля… и на заднем плане смутный силуэт – несомненно, вулканца; несомненно, Спока. Кирк что-то говорил, но треск помех заглушал слова.
Он возвращается на Землю, подумал Сарек. Всем кораблям запрещено приближаться к Земле. Но вместо того, чтобы повиноваться приказу, он возвращается. Ему было приказано вернуться на Землю. Но вместо того, чтобы ослушаться приказа, он возвращается.
Джеймс Кирк не может оставаться в стороне, когда гибнет его родная планета. Но Сарек знал также, что нет никакого логического способа спасти её. Клингонский корабль попытается уничтожить зонд и погибнет сам. Значит, Кирк и все его товарищи тоже погибнут.
– Анализ показывает… – сказал Кирк. Голос его то усиливался, то пропадал совсем. Затем послышались странные крики, свист и стоны. На миг Сарек подумал, что это зонд, но тут же понял, что это не так. – Сигналы зонда… По мнению капитана Спока… уничтоженные животные… горбатый кит… правильный ответ…
Изображение и голос исчезли, но Сарек уже ухватил суть объяснения, которое дал Спок намерению зонда. И старший вулканец почувствовал, что к его хладнокровию примешивается чувство гордости.
– Стабилизировать связь! – выкрикнул Картрайт. – Резервную мощность!
– Вы слышите меня? – Голос Кирка прозвучал ясно. Изображение сфокусировалось. – Звёздный Флот, если вы слышите меня, мы попытаемся совершить прыжок в прошлое. Мы рассчитываем траекторию…
– Что, во имя неба…? – спросил главнокомандующий.
Связь оборвалась.
– Резервную мощность! – хрипло повторил Картрайт.
– У нас не осталось резервной мощности, – отвечал офицер связи.
Сквозь завывание ветра, шум дождя и рокот волн прорвался стон измученного стекла. Сарек понял, что именно собирается сделать Кирк. Среди безумного отчаяния план обладал элементом рациональности.
– Удачи тебе, Кирк, – сказал Кирк. – И всем, кто с тобой.
Швы не выдержали. Стекло лопнуло, брызнув острыми осколками. Последнее, что помнил Сарек, были крики ужаса, ледяные струи и завывания ветра.
Глава 5
С экрана слепило Солнце. "Баунти" несся прямо на него. Свет сделался настолько ярким, что экран приглушил его, создав искусственное затмение. Вокруг звезды сияла корона раскалённого газа.
– Никакого ответа с Земли, – сказала Ухура. – Солнечный ветер слишком силён. Мы потеряли контакт.
– Может, оно и к лучшему.
Искусственная гравитация на корабле ослабела. Нагрузка на импульсные двигатели не проходила даром. Солнечная буря тянулась к "Баунти", норовя захватить корабль, несшийся к самому краю короны.
– Компьютер готов к запуску, адмирал, – сказал Спок.
– Наша цель во времени? – спросил Кирк.
– Конец двадцатого века.
– Несомненно, Вы способны дать с большую точность.
– Не с этим компьютером. Мне пришлось запрограммировать кое-какие данные исключительно по памяти.
– И много этих данных?
– Наличие компонентов горючего, изменение массы корабля при движении сквозь время на релятивистских скоростях, а также вероятное местонахождение горбатых китов. В данном случае, Тихий океан.
– И всё это Вы задали по памяти?
– Да, – отвечал Спок.
Стоявший рядом Маккой возвёл очи горе.
– Да охранят нас ангелы господни.
– "Гамлет", – сказал Спок. – Акт первый, сцена четвёртая.
– Мистер Спок, – произнёс Джим с некоторой резкостью, – ни у кого из нас нет ни малейших сомнений в Вашей памяти. Запускайте компьютер. Приготовиться к варпу.
Зулу проверил готовность.
– Готов, сэр.
– Мистер Чехов, щиты.
– Подняты, адмирал.
– Да будет удача к глупцам благосклонна, – сказал Кирк тихо.
– Вергилий, – сказал Спок. – "Энеида". Но цитата…
– К чёрту цитату, Спок! – вскричал Кирк. – Запускайте компьютер! Мистер Зулу – варп!
Корабль рванулся вперёд. Свет солнечной короны стал мерцающим. Корабль нёсся сквозь спектральные линии, и по мере того, как нарастала частота волн, свет становился из жёлтого резким бело-голубым, а затем – фиолетовым.
– Варп два, – сказал Зулу.
"Баунти" содрогался от варпа, от магнитного поля, от солнечной гравитации.
– Варп три…
– Хорошо, так держать, – сказал Джим.
– Варп пять… варп семь…
Щупальце короны дотянулось до корабля и, ухватив, безжалостно сжало его.
– Я не уверен, что корабль выдержит, сэр! – голос Скотта звучал из интеркома отдалённо и слабо. Корабль отчаянно боролся за жизнь.
– Отступать поздно, Скотти, – сказал Джим.
– Сэр, температурная защита на максимальном уровне!
– Варп девять, – продолжал Зулу. – Девять и две… девять и три…
– Мистер, Зулу, нужна скорость отрыва!
– Ускорение продолжается, сэр… Девять и семь… Девять и восемь… Порог отрыва…
– Хорошо, – сказал Кирк. – Так держать.
На экране побежали строчки данных. Близко, слишком близко к Солнцу… слишком большая скорость… Грань между пространством и временем исчезала…
– Давайте, мистер Зулу!
Жар пересилил защиту. Ускорение ощущалось даже сквозь искусственную гравитацию.
"Баунти" вырвался из пространства и нырнул во время.
Джим вспомнил…
Картины прошлого беспорядочно возникали перед ним. Он видел "Энтерпрайз", взрывающийся в космическом пространстве и сгорающий в атмосфере Генезиса. Видел Дэвида Маркуса, лежащего мёртвым среди своей разрушенной мечты. Видел молодого Спока – там, на Генезисе, Спок стремительно повзрослел. Но память Джима устремилась в прошлое, и время двинулось вспять. Вулканец стал намного моложе. Картины сменяли друг друга всё быстрее и быстрее, и Джим видел, как друзья его делаются всё моложе и моложе. Спок изменился меньше всех, ибо вулканцы жили дольше и старели медленнее землян. Морщины, прорезавшие лицо Маккоя за годы пребывания в космосе, исчезали, пока доктор не стал выглядеть так, как в тот день, когда Джим, только-только получивший лейтенантские нашивки, впервые увидел его. Джим вспомнил мистера Скотта, сомневавшегося поначалу в способности молодого дерзкого капитана командовать лучшим кораблём Звёздного Флота. Он вспомнил Кэрол Маркус, какой они была, когда он доставил её обратно на Землю; какой она была, когда они расстались много лет назад; какой она была, когда они впервые встретились.
Мать Джима улыбнулась какой-то его затее; она также молодела на его глазах, хотя годы, казалось, совершенно не меняли её.
Джим вспомнил Ухуру в тот вечер, когда впервые увидел её – поющую ирландскую народную песню, аккомпанируя себе на маленькой арфе; вспомнил Зулу – недавнего выпускника Академии, лихо побеждающего его на соревновании по фехтованию; вспомнил Чехова – энсина, несущего позднюю вахту на мостике, когда он, Джим, предпринял ночной обход своего корабля. Он видел своего племянника, Питера Кирка, опять превращающегося из уравновешенного, уверенного в себе молодого человека в маленького мальчика, ошеломлённого потерей обоих родителей.
Среди этих ярких образов плавали и другие, туманные, более далёкие. Джим видел свою невестку, Аурелан, умирающую в шоке, когда паразитические создания с Денебы подчинили себе её сознание; видел Сэма – смеющегося подростка, вызывающего его пробежаться наперегонки по полям их родной Айовы; мальчика, лазающего по деревьям в их саду; ребёнка, глядящего на него сверху вниз – одно из своих первых воспоминаний. Джим видел своего друга Гэри Митчелла, обезумевшего от своего могущества, умирающего на скалистом склоне на чужой планете; и в то же время видел его и честолюбивым лейтенантом, и товарищем в первый год в Академии. Джим слышал эхо их дискуссий: чем заняться, куда пойти, чего добьётся каждый из них.
На миг он увидел своего отца, Джорджа Сэмюэла Кирка – замкнутого, чуть отчуждённо державшегося человека, который, казалось, был один даже тогда, когда находился среди близких.
Потом всё исчезло, и осталось лишь одно бесконечное, серое бесформенное время.
Оглушительный шум вывел его из оцепенения. Корабль выдержал рывок сквозь солнечный ветер. Жар проник на мостик сквозь обожжённую оболочку "Баунти". Джим почувствовал на спине щекочущие струйки пота. Судя по показаниям приборов, все системы работали в нормальных пределах. Все, кто находился на мостике – даже Спок – затуманенными глазами глядели в пустоту. Температура стала снижаться по мере того, как корабль излучал энергию обратно в пространство.
– Мистер Зулу, – сказал Джим. Ответа не последовало. – Мистер Зулу!
Зулу оглянулся, очнувшись от собственных воспоминаний.
– Да, сэр?
Джим смотрел, как его товарищи возвращаются каждый из своего прошлого в настоящее… настоящее когда?
– Состояние корабля?
Зулу поглядел на контрольную панель.
– Замедлители сработали, сэр.
– Дайте изображение.
Бело-голубой шар неторопливо вращался вокруг своей оси, тут и там в просветах между облаками были видны знакомые очертание континентов.
– Земля, – сказал Джим негромко. – Но какое время? – По крайней мере, они вышли за пределы времени появления зонда, ибо плотная облачность больше не скрывала планету. – Спок?
– Судя по уровню загрязнения атмосферы, полагаю, мы перенеслись в конец двадцатого столетия.
– Отлично сделано, мистер Спок.
– Адмирал! – воскликнула Ухура. – Сенсоры дальнего радиуса действия засекли песни китов! – Она перевела полученный сигнал на микрофон. Мостик наполнился странными вскриками, стонами и свистом.
– Запеленгуйте самый сильный сигнал, – сказал Кирк. – Мистер Зулу, сходим с орбиты.
– С Вашего позволения, адмирал, – сказал Спок. – Мы, несомненно, уже видимы для приборов слежения этого времени.
– Вы совершенно правы, мистер Спок. Мистер Чехов, включите маскировку.
Чехов повиновался. Внутри "Баунти" остался видимым, но несколько утратил материальность. На миг Джим подумал, что они летят к призрачной планете на призрачном корабле. Возможно, Маккою следовало назвать клингонский корабль "Летучий Голландец".
"Баунти" скользнул вниз, сложив крылья в обтекаемую атмосферную конфигурацию. Корабль вошёл в атмосферу, используя её сопротивление, чтобы замедлить полёт.
Грани его крыльев были раскалены и светились. С температурных щитов над носовой частью стекали молекулы ионизированного газа. "Баунти" вошёл в ночь. Корабль приближался к Земле по крутой дуге, яркая падающая звезда на тёмном небе.
– Вошли в ночную зону, сэр, – доложил Зулу.
– Сигнал идёт с западного побережья Северной Америки, – сообщил Спок.
– Песня делается сильнее. Весьма странно, адмирал. Сигнал исходит из Сан-Франциско.
– Из города? – переспросил Джим. – Но этого не может быть!
– Если только они не выбросились на берег залива, – сказал Зулу. – Или – пойманы и находятся в океанариуме?
– Это единственный сигнал, который мне удалось поймать, – сказала Ухура. – Причём его передают на радиоволнах. Не могу сказать, настоящий или в записи.
– Возможно ли… – сказал Джим. – Возможно ли, что к этому времени киты уже истреблены?
– Нет, они ещё не истреблены, – сказал Спок.
– Тогда почему Ухура смогла найти только одного? – резко спросил Джим.
– Потому что горбатые киты не поют в это время года, – ровным голосом пояснил Спок.
– Тогда почему…
– Не знаю, адмирал. Информация о больших китах, дошедшая до нашего времени, далеко не полная. Многое было утрачено, многое так и осталось неузнанным. Могу ли я предложить начать с обнаружения источника этих сигналов?
– Адмирал? – голос Скотта из интеркома перекрыл песню кита. – Вы и мистер Спок – вы очень нужны мне в инженерном отсеке.
Джим тотчас вскочил.
– Держите курс, – сказал он и выскочил с мостика. Спок последовал за ним более умеренным шагом.
Войдя в двигательный отсек, находящийся рядом с энергетической камерой, Спок понял, что случилось, прежде чем Скотт успел заговорить. Свечение дилитиумных кристаллов должно было быть ярким, освещающим отсек. Вместо этого сквозь прозрачную перегородку энергетической камеры проникал лишь едва различимый свет с поверхностей и углов кристаллической массы. Дилитиум состоял теперь из беспорядочной массы кристаллов, принимающих квазикристальную форму. Кристаллы распадались на глазах у Спока. Словно алмазы гибли, превращаясь в графит или уголь. Дилитиумные кристаллы были для "Баунти" жизненно необходимы, квазикристаллы же – совершенно бесполезны.
– Они не выдержали, – сказал Скотт. – Декристаллизуются буквально на глазах. В конце концов, они уже не смогут дать никакой энергии.
– Как скоро это произойдёт, мистер Спок? – спросил Кирк. – Дайте мне приблизительное время.
Скотт поразмыслил.
– При работе маскировочного генератора – сутки, плюс-минус пару часов. После этого, адмирал, мы станем видимыми или же утонем. А вернее всего, и то, и другое. У нас не хватит мощности преодолеть земную гравитацию. О том, чтобы вернуться домой, не может быть и речи.
Кирк уставился на кристаллы. Спок подумал ли, уж не хочет ли адмирал силой своего гнева заставить их вернуться путём невозможной спонтанной трансформации в прежнее энергетическое состояние.
– Не могу поверить, что мы зашли так далеко лишь для того, чтобы быть остановленными, – сказал Кирк. – Я не поверю, что что-то нас остановит. – Он в задумчивости прикусил ноготь. – Скотти, ты можешь рекристаллизовать дилитиум?
– Нет, – сказал Скотт. – То есть, да, адмирал, теоретически это возможно, но даже в наше время это не делается. Намного легче добыть новые кристаллы – не говоря уж о том, что это намного дешевле. А рекристаллизационное оборудование было бы слишком опасно, чтобы оставлять его где попало.
– В двадцатом веке есть такая возможность, – сказал Спок. Изучая историю и культуру расы своей матери, он особенно заинтересовался присущим землянам стремлением – можно даже сказать, инстинктом – "оставлять где попало" чрезвычайно опасное оборудование.
– Поясните, – сказал Кирк.
– Если память меня не подводит, – сказал Спок, – для земной истории было характерно весьма опасное заигрывание с ядерными реакторами, как для производства энергии, так и для создания оружия уничтожения. Всё это несмотря на побочные эффекты – токсичность, выбросы опасных элементов, таких как плутоний, и образование опасных отходов, всё ещё существующих на Земле. С наступлением эры объединения эти реакторы были заменены. Но в этот период некоторые из них должны всё ещё действовать.
– Предположим, что это так – но как же быть с токсичностью?