Немного погодя их окружила толпа людей, которые с любопытством рассматривали ее летный костюм, утренний костюм де Моргана и ярко-красные саржевые мундиры британских солдат. Большинство из воинов были невысокими, ниже даже, чем сипаи, но широкими, коренастыми и явно очень сильными. Туники на них были зашиты и залатаны, их кожаные палатки носили на себе следы износа и ремонта. Несмотря на это, щиты воинов сверкали позолотой, и даже у лошадей во рту были серебряные удила. Это была невероятная смесь убожества и богатства. Байсеза могла убедиться в том, что эта армия провела уже долгое время в походах, но была победоносной, отчего у солдат появлялись предметы роскоши, о которых прежде они не могли и мечтать.
- Ну как, что думаете? - казалось, ее реакция интересовала де Моргана сильнее, чем сами македонцы.
- Я не перестаю повторять себе, что я и вправду здесь нахожусь, - медленно ответила она. - Мне действительно это не снится: каким-то невероятным образом я попала в лагерь армии, существовавшей за двадцать три века до моего рождения. Я знаю многих людей из своего времени, которые многое бы отдали, только чтобы оказаться на моем месте.
- Да, но по крайней мере мы - здесь, и это что-то.
Байсеза споткнулась и сразу была вознаграждена очередным уколом сариссы в спину.
- Вы знаете, а ведь мой пистолет все еще при мне, - мягко сказала она. Македонские воины, которым они сдались, вероятно, не увидели в их огнестрельном оружии угрозы, поэтому разрешили своим пленникам оставить его, забрав лишь ножи и штыки, - и я едва сдерживаюсь, чтобы не поддаться искушению забыть о безопасности и заставить моего конвоира засунуть эту палку в его архаическую пасть.
- Я бы вам этого не советовал, - сказал де Морган рассудительно.
Когда Гефестион был готов приступить к своим обязанностям, Евмен велел своему слуге принести список личного состава и бумагу. Документы закрыли весь низенький столик. Каждое утро Евмен и Гефестион почти всегда начинали с рассмотрения нескончаемых вопросов управления многотысячной армией: боеспособность различных подразделений, распределение жалованья, пополнение, оружие, доспехи, одежда, вьючные животные - работа, которой всегда хватало, даже когда армия несколько недель оставалась на одном месте, как и сейчас. Ко всему этому добавились потребности флота, который швартовался в устье дельты.
Как всегда, доклад, полученный от секретаря при коннице, был малоутешителен. Массово умирали кони, в обязанность наместников всех провинций империи вменялось находить замену и доставлять ее в различные отдаленные центры, откуда их потом направляли в армию. Но ввиду того, что связь с подобными центрами до сих пор не восстановили и новых лошадей не было, обеспокоенность секретаря при коннице росла, и он предложил изымать их у местного населения.
- Если только подходящие для войны кони еще не угодили в котел, - мрачно пошутил Гефестион.
Во главе этой группы армии стоял Гефестион. Но, будучи царским грамматевсом, Евмен имел собственный чиновничий аппарат, который вел дела параллельно с армейским командованием. К каждому основному подразделению армии - к пехоте, коннице, наемным отрядам и многим другим - грек прикрепил одного из своих грамматевсов-помощников, у которого в подчинении были эпископы, выполняющие большую часть работы по сбору детальных данных. Евмен гордился тем, что у него всегда были точные и своевременные сведения. Это было довольно значительным достижением, когда состоишь на службе у македонцев, большинство из которых, даже аристократы, не умели читать и считать.
Но Евмен был хорошо подготовлен к такой службе. Он был старше почти всех приближенных к царю и находился при дворе еще со времен правления Филиппа, отца Александра.
Филипп захватил власть над Македонией за три года до рождения своего наследника. В те дни царство представляло собой шаткий союз враждующих между собой княжеств, объединившихся пред лицом угрозы, которую представляли для них племена варваров на севере и города-государства лукавых греков на юге. Вскоре после восхождения на трон Филиппа северные племена были покорены. Противостояние с греками было неизбежно. И когда пришло время битвы, Филипп явил всему миру свое военное новшество - хорошо вышколенные, высокоманевренные отряды конницы, имя которым гетайры. Эти воины в сражении насквозь прошли медленно движущуюся пехоту, греческих гоплитов.
Евмен был гражданином греческого города Кардии, и понимал, что греки никогда не потерпят над собой варвара-завоевателя. Но во времена, когда цивилизация ютилась на немногочисленных островках посреди огромных морей варварства и неизвестности, те из эллинов, кто лучше разбирался в политике, видели для Греции в сильной Македонии защиту от большего зла. Они подогревали стремления Филиппа завоевать огромную Персидскую империю, якобы потому, что хотели отомстить персам за зверства, которые те творили в эллинских городах во время греко-персидских войн. К тому же воспитанием сына македонского царя занимались греческие наставники, среди которых был знаменитый Аристотель, ученик Платона. Этим эллины снискали себе еще большее расположение Филиппа.
Филипп был убит, когда приготовления к великому походу против Персии шли полным ходом.
Новому царю было тогда двадцать, но он, не колеблясь, взялся продолжить дело отца. Несколько быстрых и удачных походов укрепили его позиции в Македонии и Греции. Затем он обратил свое внимание на добычу, которая сумела ускользнуть из рук Филиппа. Персидская империя раскинулась от Турции в границах двадцатого века до Египта и Пакистана, и ее правитель был в состоянии собрать войско, численность которого могла равняться миллиону воинов. Но после шести лет жестокой и блестящей кампании Александр все-таки взошел на трон в Персеполе.
Но этот царь хотел не просто завоевывать, но и править. Он стремился распространить греческую культуру во всех своих владениях в Азии, для чего строил или перестраивал города в империи по греческому образцу. Еще он хотел (более сомнительная идея) сделать едиными все находящиеся под его правлением совершенно разные по своей культуре и обычаям народы. Для этого Александр ввел при дворе персидские одежды и манеры и поверг своих людей в ужас, когда на их глазах поцеловал евнуха Багоаса в губы.
Карьера Евмена шла в гору вместе с победами Александра. Своей деловитостью, умом и проницательностью в государственных вопросах он завоевал себе безграничное доверие царя. Но и обязанности у грека увеличивались по мере разрастания македонской империи. Грамматевсу стало казаться, что он несет на своих плечах целый мир.
Но империи Александру было недостаточно. Покорив Персию, он направил свою закаленную в битвах армию, все пятьдесят тысяч воинов, на юг и запад, в богатые и загадочные земли Индии. Бесконечно долго они шли на восток через неизвестную и неизученную страну, направляясь к побережью, за которым, по мнению императора, был лишь океан, омывающий весь мир. Страна была необычной: в ее реках водились крокодилы, ее леса кишели гигантскими змеями, и ходили разговоры об империях, о которых раньше никто и не слышал. Но Александр не повернет назад.
Почему он продолжал двигаться вперед? Кто-то говорил, что он - бог в смертной плоти, а деяния богов всегда превосходят деяния смертных. Некоторые думали, что он подражает подвигам великого Ахиллеса. Среди объяснений нашлось место и любопытству: человек, наставником которого был Аристотель, не мог не испытывать огромного желания познать мир. Но Евмен подозревал, что ответ куда проще. Александр был творением своего знаменитого отца, поэтому не было ничего удивительного в том, что он стремился превзойти его достижения и доказать самому себе, что он более великий человек, чем Филипп.
В конце концов уставшие от многолетнего похода солдаты взбунтовались, и даже равный богам царь не мог продолжать задуманное. Евмен считал, что мужество этих людей достойно восхищения. Хватит так хватит. Будет большим достижением, если они сумеют удержать то, что уже находится у них в руках.
Более того, в глубине своего изощренного ума эллин потихоньку искал выгоды для себя. При дворе у него всегда хватало соперников: презрение македонцев к грекам вообще, к заслугам Евмена, добытым благодаря уму грамматевса, в частности, а также обычай воинов высмеивать каких-то там "писцов" - этого было достаточно, чтобы нажить множество врагов. Например, Гефестион был известен своей пресловутой ревностью ко всем, кто пользовался расположением его любимого. Часто противоречия между приближенными Александра заканчивались фатально. Но Евмену удавалось выживать, и у него были и собственные цели. Теперь, когда внимание царя перешло от полей сражения к вопросам политического и экономического укрепления империи, потребность в талантах Евмена, менее пригодных для ведения войны, могла существенно увеличиться, и эллин намеревался ими разумно распорядиться, чтобы занять должность выше простого секретаря.
После столь неожиданного поворота событий у царя оставался нереализованным еще один замысел. Глубоко в лесах Индии он построил огромный флот, который должен был отправиться вниз по течению Инда, а потом вдоль побережья Персидского залива, чтобы, таким образом, открыть новый торговый путь, который в будущем мог бы объединить его империю. Для этого он разделил армию: Гефестиону было поручено увести флот, обоз и трофейных царских слонов в устье дельты. Евмен же со своими людьми отправлялся с флотом. Сам Александр остался в лесах, чтобы вести войну против мятежных племен, живших в той индийской провинции.
Все шло хорошо, пока правитель не схлестнулся с народом, называвшим себя малла, и не осадил их крепость Мултан. Александр, со свойственным ему бесстрашием, лично повел своих воинов в атаку, из-за чего и получил стрелу в грудь. В последнем послании, которое получил Гефестион, говорилось, что раненого царя пришлось погрузить на корабль и отправить вниз по реке к флоту, тогда как армия последует за ним позже.
С момента получения этих вестей прошло уже несколько дней, и стало казаться, что завоевавшая весь мир армия буквально испарилась. Тут еще на небе стали появляться невероятно странные знамения: некоторые утверждали, что видели, как само небо пошатнулось и оказалось на другой стороне. Такие невообразимые знаки могли говорить только о великих и ужасных потрясениях. И что же это могли быть за потери, как не смерть божественного царя? Евмен привык полагаться на твердые факты, а не на количество дурных знамений, но ему было тяжело толковать такие вести, вернее, их отсутствие, поэтому беспокойство грамматевса неуклонно возрастало.
Как бы там ни было, бесконечные заботы об армии помогали отвлечься. Евмен и Гефестион занимались щепетильными вопросами, которые не могли решаться на нижних уровнях. Они принялись рассматривать случай, когда командующий одного из отделений педзетайров, застав свою любимую проститутку в объятиях офицера другого отделения педзетайров, отрезал последнему кинжалом нос.
- Случай этот хоть и мелочь, но крайне отвратительная мелочь, - сказал Евмен, - и может стать плохим примером.
- Но случай не так прост, каким кажется на первый взгляд. Пострадавший офицер теперь заклеймен позором, - возразил Гефестион.
И это было истинной правдой, так как подобное наказание Александр применил к убийце Дария, царя Персии.
- Я знаю этих воинов, - продолжал Гефестион. - Ходят слухи, что они были любовниками! Так или иначе, а эта девка встала между ними, возможно, даже хотела нажиться, стравив их друг с другом, - он почесал свой длинный нос. - А кто она вообще такая?
Это был вопрос отнюдь не праздный. Для представителей покоренных народов проникнуть в командные структуры армии Александра, чтобы нанести врагу как можно больший вред, было вполне по силам. Евмен стал просматривать свои свитки.
Но прежде чем он смог ответить, в покои Гефестиона вбежал распорядитель.
- Мой господин! Вы должны это увидеть… Я такого еще не видел. Это самые странные люди, которых я когда-либо встречал…
- Наш царь прислал о себе весть? - резко оборвал его Гефестион.
- Я не знаю, господин. Идемте, идемте же скорее!
Гефестион и Евмен обменялись взглядами. Затем они поднялись и, опрокинув стол со свитками, поспешили наружу. По пути Гефестион схватил свой меч.
Байсезу и де Моргана привели к группе больших, но не менее грязных палаток. У входа замерли суровые на вид стражники, вооруженные копьями и короткими мечами, и пялились на пленников. Конвоир Байсезы сделал шаг вперед и бегло заговорил со стражниками по-гречески. Один из охранников коротко кивнул, затем вошел в первую палатку и обратился к кому-то внутри.
Де Морган был напряжен, обеспокоен и возбужден - Байсеза заметила, что он впадал в это состояние всякий раз, когда чуял возможность заработать. Сама же она старалась оставаться спокойной.
Из палатки высыпала группа солдат, одетых немного иначе, чем охрана. Они окружили пленников и направили на них свои мечи. Затем показалось еще два человека, очевидно занимающих более высокое положение. На них были туники и плащи, но одежда была чистой. Один из подошедших офицеров, который помоложе, оттолкнул стоявших у него на пути воинов и подошел ближе. У него было широкое лицо, длинный нос и короткие темные волосы. Он осмотрел пленников с ног до головы и стал всматриваться в их лица, - как и его солдаты, он был ниже, чем любой из представителей будущего. Байсезе он показался напряженным, худым и несчастным, но язык его тела был настолько непонятен, что она не могла судить об этом наверняка.
Он встал перед де Морганом и прокричал ему что-то прямо в лицо. Тот задрожал, стараясь увернуться от фонтана слюны, и ответил что-то, запинаясь.
- Чего он хочет? - тихо спросила Байсеза, не поворачивая головы.
Де Морган нахмурился, стараясь сосредоточиться.
- Хочет знать, кто мы такие… кажется. У него такой тяжелый акцент. Имя его - Гефестион. Я просил его говорить помедленнее. Сказал, что плохо говорю по-гречески, - и так оно и есть. То, что нас заставляли зубрить в Винчестере, на этот язык не сильно похоже.
Тут к ним подошел второй командующий. Он был явно старше: его лысину окружали седые волосы, лицо было мягким и узким. Он положил Гефестиону руку на плечо и заговорил с де Морганом более сдержанным тоном.
Лицо де Моргана засияло.
- Ох, слава Богу - настоящий грек! Его язык архаичен, но он хотя бы говорит правильно, не то что эти македонцы…
Так, путем двойного перевода со стороны де Моргана и второго офицера, чье имя было Евмен, Байсеза смогла добиться понимания. Она назвала их имена и указала на долину Инда.
- Наш отряд, - сказала она, - расположен дальше в долине…
- Если бы то, что вы говорите, было правдой, то мы бы давно вас обнаружили, - перебил ее Евмен.
Она не знала, что ответить. Ее не готовили ни к чему подобному. Все было странно, все в этих людях из глубины веков было непонятно. Малорослые, смуглые, энергичные, с мощными мускулами - они казались более похожими на зверей, чем на людей. Ей было интересно, какой им представляется она.
Евмен выступил вперед. Он обошел Байсезу, ведя пальцем по ее костюму. На секунду его рука остановилась на рукоятке пистолета, и женщина напряглась. К счастью, он не придал оружию никакого значения.
- В вас нет ничего знакомого мне, - сказал он.
- Но ведь теперь все изменилось. - Она показала на небо. - Вы должны были это заметить. Солнце, погода. Все уже не то, каким было раньше. Нас отправили в путешествие против нашей воли, и происходящее вне нашего понимания. Так же, как и вас. И вот мы встретились. Возможно, мы можем… друг другу помочь.
Евмен улыбнулся.
- За эти шесть лет с армией нашего божественного царя я прошел через многие странности, и все, что встречалось у нас на пути, мы покоряли. Какой бы ни была та сила, что сотворила такое с миром, не сомневаюсь, что нас она не устрашится…
Тут раздались громкие возгласы, которые вмиг облетели весь лагерь. Все как один, тысячи людей ринулись к реке, напоминая траву, колыхаемую ветром. К Евмену и Гефестиону подбежал гонец и стал торопливо им что-то рассказывать.
- В чем дело? - спросила Байсеза у де Моргана.
- Он возвращается, - ответил комиссионер. - Он наконец-то возвращается.
- Кто?
- Царь…
Небольшая флотилия спускалась вниз по реке. В большинстве своем это были баржи с плоским дном или величественные триремы с развевающимися пурпурными парусами. Флагманский корабль был поменьше и без парусов. Это была ладья, которую приводили в движение человек тридцать гребцов. Над ее кормой возвышался вышитый пурпурными и серебряными нитями навес. Как только ладья приблизилась к лагерю, навес убрали, чтобы был виден человек в окружении своей свиты, который лежал на чем-то, напоминающем золоченое ложе.
По толпе пронесся шепот. Байсеза и де Морган, о которых забыли все, кроме стражи, теснились со всеми на невысоком берегу.
- Что они говорят? - спросила Байсеза.
- Говорят, что это - обман, - ответил де Морган. - Что царь умер и они везут сюда его останки, чтобы похоронить.
Ладья пристала к берегу. По команде Гефестиона к ней двинулось несколько воинов, которые несли что-то вроде носилок. Но ко всеобщему изумлению, человек на ложе зашевелился. Жестом он велел воинам с носилками удалиться, затем медленно, превозмогая боль, встал на ноги, опираясь на своих спутников, одетых в белые одежды. Толпа на берегу не могла сдерживать волнение, глядя на его страдания. На прибывшем была туника с длинными рукавами, пурпурный плащ и тяжелый панцирь. Плащ был инкрустирован и подшит по краю золотом, а тунику украшали искусно вышитые солнечные лучи и фигуры.
Он был малого роста, коренастый, как и большинство македонцев, гладко выбритый, с ниспадающими на плечи волосами, разделенными средним пробором и зачесанными назад. Лицо его, покрасневшее на солнце, было лицом сильного человека, широким и красивым, а взгляд - твердым и проницательным. Когда он шел к людям на берегу, то странно держал голову, чуть-чуть наклонив ее влево. Его глаза смотрели вверх, а рот был слегка открыт.
- Похож на рок-звезду, - прошептала Байсеза, - а голову держит, как принцесса Диана. Неудивительно, что они обожают его…
Толпа вновь тихо зашептала.
- Это он, - тихо сказал де Морган. - Вот что они говорят.
Байсеза взглянула на комиссионера и была поражена, заметив, что у того на глаза наворачивались слезы.
- Это он! - шептал Сесиль. - Сам Александр Македонский! Бог мой.
Приветственные возгласы побежали по берегу, как огонь по сухой траве, и воины стали резко вздымать в небо сжатые кулаки, копья и мечи. Полетели цветы, и на ладью полился нежный дождь из лепестков.