- Только часть.
- Но… - Жюстин подумала, что совсем не понимает странных людей. - Но разве не проще занести их в базу данных репликаторов, и когда нужно просто создавать?
- Вот и я так подумал сначала, но потом, когда увидел их…
- Вам стало их жалко?
- Жалко? Я вообще-то хотел сказать что-то о любви и памяти. Но жалость, думаю, тоже сойдёт.
- Вы снова шутите?
- Нет. В каком-то роде мне действительно стало жаль уничтожать эти книги. Тем более время когда-нибудь всё равно заберёт их. Некоторые уже так стары, что их страницы рассыпаются, стоит лишь открыть книгу.
- А старая мебель? С ней, я понимаю, та же история, что и с книгами?
- С мебелью проще. Её просто привезли с книгами, не спрашивая меня, нужна она или нет. Конечно, можно было отправить её в репликаторы для переработки, но…
- Но вместо этого вы отправили в переработку ту мебель, которая была у вас прежде?
- Верно.
Они прошли в гостиную, заваленную книгами, среди которых сутулился неуместный для этой обстановки репликатор.
- Выпьете что-нибудь? - предложил Хейнц.
- Да, пожалуй, стакан воды, - Жюстин шагнула к репликатору.
- О, - смутился Хейнц. - Я имел в виду не эту машину.
- Нет?
- В доме есть хороший винный погреб…
- Настоящее вино?
- Вас это смущает?
- Нет, просто… не думаю, что в нашей ситуации это уместно, - Жюстин почему-то вспомнила тяжёлую кожаную куртку Хейнца, её запах. - Хотя, почему бы и нет, - улыбнулась она.
Когда Хейнц ушёл, Жюстин подумала, что, возможно, именно сейчас, она снова увидит Просвет. Мысль переросла в уверенность, но эти чувства оказались лишь разыгравшимся воображением. Вокруг были старые, мрачные книги. Жюстин подошла к окну. Зимний сад выглядел одиноким и всеми забытым. "Интересно, кто ухаживает за деревьями летом?" - подумала Жюстин, попыталась представить Хейнца в роли садовника, но лишь снисходительно улыбнулась. После того, как репликаторы появились в каждом доме, почти все фабрики и заводы, кроме тех, что делают репликаторы, закрылись. На их месте были возведены сады, парки. Жюстин помнила, как на одной из корпоративных вечеринок Лари Эншо рассказывал о том, что когда-то давно мир стоял на грани экологической катастрофы. Воздух был отравлен химическими выбросами. Каждый день вымирал какой-то вид животных. Вода в некоторых реках стала такой грязной, что в них не было рыбы. Теперь это было не более чем историей, страшной сказкой, о которой новые поколения пытались забыть.
- Как вы думаете, - спросила Жюстин, когда вернулся Хейнц с пыльной бутылкой старого вина, - может, когда-нибудь миром станут править садовники?
- Садовники? - Хейнц неловко откупорил бутылку. - Почему бы и нет? Ведь миром уже правили инженеры.
- Вам не нравятся инженеры? - обиделась Жюстин.
- Ничего личного, - Хейнц разлил в бокалы вино. Красное, густое. - Просто я не думаю, что инженеры способны править миром. По крайней мере, тем миром, в котором мы живём сейчас.
- В мире Просветов вообще правит народ.
- Народ сможет править миром. По крайней мере, не все вместе. Сначала выделятся группы, затем появятся правящие элиты.
- Разве сейчас у нас нет правящей элиты? Или вы не считаете себя формой власти?
- Скорее символом власти, - Хейнц протянул Жюстин бокал с вином. - К тому же таких, как я, больше интересуют книги, музыка или картины, чем власть. Да и признание людей куда проще получить, написав хорошую книгу, чем придумав тысячу ненужных законов. Хотя сомневаюсь, что мы думаем об этом, когда начинаем работу. Есть просто идея, которая становится вдруг самой важной, - Хейнц улыбнулся, как-то растерянно, смущённо, затем выпил вина, подошёл к окну, долго смотрел на запущенный зимний сад. - Нет, не думаю, что от садовников будет больше пользы, чем от инженеров.
- Посмотрим, что они скажут о писателях, когда придут к власти, - пошутила Жюстин, сделала несколько больших глотков из бокала. Густое вино показалось ей точно таким же, как из репликатора. - Бокал тоже настоящий? - спросила она, желая сменить тему…
Поздним вечером Хейнц отвёл Жюстин в комнату для гостей. В комнату, которая была так же завалена старыми книгами, как и остальной дом. Книги были даже в ванной.
- Если снова увидите Просвет, обязательно позовите меня, - сказал Хейнц перед тем, как уйти.
Жюстин осталась одна. Спать не хотелось. Она приняла душ, выбрала в меню репликатора бокал красного вина, убеждая себя, что просто хочет сравнить его с настоящим, и убедиться, что разницы нет. Разницы действительно не было. Жюстин подумала, что если немного подправить программу, то репликатор с лёгкостью смог бы копировать и кожаную куртку Хейнца. Даже копировать тот странный запах. Нужно лишь занести в его базу все эти данные и всё… Жюстин поймала себя на мысли, что думает об этом лишь для того, чтобы отвлечься от тревоги. Тревоги за незнакомца из чужого мира. За Эдварда Ноя. Последний раз, когда она его видела, он был подавлен, растерян. Увидятся ли они снова? Или в следующий раз, когда появится Просвет, её встретит кто-то другой, собранный согласно голосованию? От этих мыслей ей стало не по себе. Жюстин сделала ещё бокал вина, долго ходила вдоль книжных полок, пытаясь выбрать книгу для чтения. Все названия и авторы были ей незнакомы. Жюстин остановилась, закрыла глаза и выбрала книгу наугад. Твёрдая обложка была старой, хрупкой и какой-то липкой на ощупь. От пожелтевших страниц пахло плесенью и пылью. Жюстин прочитала три главы и остановилась, когда главная героиня родила ребёнка от мужчины, которого не любила и теперь отказывалась смотреть на своего первенца. "Что ж, - подумала Жюстин, - эти книги действительно стары, как мир". История показалась ей скучной и ненастоящей, а описание родов - отвратительными и пошлыми. Сколько веков назад люди отказались от подобного способа репродукции? Жюстин не помнила точно, но знала, что очень давно. Два года назад она и Марк обращались в Клинику Рождения, чтобы проверить совместимость. Кажется, врач сказал восемьдесят семь процентов. Их провели в зал инкубационных камер, где созревали дети других семей. Сейчас Жюстин уже и не помнила, почему они с Марком отложили тогда этот вопрос в долгий ящик, да это было и неважно. Сейчас не важно. Жюстин покосилась на книгу, которую поставила на полку, и подумала, что если продолжить чтение, то можно найти не только сцену рождения ребёнка, но и сцену канувших в небытие отношений мужчины и женщины, предшествующих этому рождению.
- И зачем хранить весь этот хлам? - проворчала Жюстин. - Кто это будет читать?
Она заставила себя раздеться и лечь в кровать. В старую пыльную кровать. "Нет, чтобы Хейнц ни говорил, но ему нравится жить в заплесневевшем мире, где нет репликаторов", - подумала Жюстин. Она заснула почти сразу. Сон был глубоким и до жути реальным. Он перенёс Жюстин на много веков в прошлое, превратил из инженера в акушера, который принимает роды. Кровь и крики заполнили весь мир. Жюстин проснулась в тот самый момент, когда увидела появившуюся головку ребёнка, вскочила на кровати и долго не могла отдышаться, убеждая себя, что это был сон.
В этот самый момент и появился Просвет. Сконфуженная сном, Жюстин не сразу поняла, что случилось. Лишь почувствовала запах медикаментов. Резкий, сильный. Из пустоты появилась больничная палата. Стены кремовые, за большим окном ночь, четыре койки, на которых спят люди. На мгновение Жюстин показалось, что она видит продолжение безумного сна, но затем увидела Эдварда Ноя. Увидела своего друга из другого мира.
- Жюстин? - спросил он, поднимаясь на кровати и вглядываясь сквозь туман в лицо далёкой знакомой. - С тобой всё в порядке?
- Просто дурной сон, - она заставила себя улыбнуться, хотела промолчать, не вдаваться в подробности, но этот чужак (или друг из другого мира) был таким далёким, что она не чувствовала смущения перед ним. - Я видела, как рождается ребёнок… Как женщина рожает ребёнка.
- Так тебе снилось прошлое?
- Очень далёкое… - Жюстин снова улыбнулась. - Ну, а ты? Судя по тому, что мы видим друг друга, у тебя ещё не изъяли способность Просветов?
- Процедура назначена на утро.
- Понятно… - Жюстин хотела подняться, чтобы взять из репликатора стакан воды, затем вспомнила, что не одета, подтянула к шее старое одеяло. - Я тоже сегодня сплю не в своём доме.
- Что-то случилось?
- Просветы… Не могу пойти домой. Я пугаю друзей и коллег. Пугаю всех… То, что происходит со мной, пугает.
- Извини.
- Не надо. Ты же делаешь это не специально.
- Нет.
- Значит, в этом нет твоей вины. Просто так получилось и всё… - Жюстин замолчала, пытаясь разглядеть лица других людей, которые лежали в палате вместе с Эдвардом Ноем. - Они такие же, как ты? - спросила она, желая сменить тему разговора.
- В каком-то роде.
- Так они тоже видят Просветы?
- Нет. У них другие способности. Один писатель, два других - художники и музыкант.
- Им тоже удалят эти таланты?
- Да.
- А что говорят об этом они?
- Что?
- Я знакома с одним писателем в этом мире… Ты видел его в Просвете… Мне кажется, он никогда бы не согласился отдать свою способность.
- Значит, в вашем мире нет Комитета.
- И ты не можешь отказаться?
- Нет.
Повисшая пауза показалась Жюстин бесконечно долгой.
- Хочешь поговорить с Билли Хейнцем, с писателем из моего мира? - предложила она, не зная, как иначе нарушить мёртвую тишину двух миров. - Я сейчас в его доме, так что… - Жюстин замолчала, увидев, что другой мир исчезает.
Туманная пелена задрожала, искажая то, что можно было видеть по ту сторону. Связь прервалась, оставив в память о себе лишь резкий запах медикаментов. Ещё долго Жюстин лежала в кровати без сна, затем, когда за окнами забрезжил молочный рассвет, задремала. Задремала лишь на мгновение, но когда снова открыла глаза, было позднее утро. Она оделась и вышла из комнаты, в которой витал едва уловимый запах медикаментов другого мира.
- Ночью я видела Просвет, - сказала Жюстин, найдя Хейнца на старой кухне. Он стоял у плиты и что-то жарил на закоптившейся от времени сковороде. - Это было так быстро, что я не успела тебя позвать, - Жюстин подошла ближе. - Что вы делаете?
- Завтрак.
- Завтрак? - она долго смотрела на ломтики жарящегося мяса. - Только не говорите, что это было живое существо.
- Вам понравится.
- Не думаю… - Жюстин попыталась отыскать взглядом репликатор.
- Его здесь нет, - сказал Хейнц, прочитав её мысли. - Но если хотите выпить стакан воды, то можете налить из кувшина. Вода из старого колодца, который находится рядом с домом. И не волнуйтесь. Я делал анализы. Она почти такая же чистая, как и вода из репликатора, - Хейнц говорил, не оборачиваясь, увлечённый канувшим в небытие процессом приготовлением пищи.
- Вы странный, - призналась Жюстин, долго смотрела на графин с водой, пока не решила, что от одного стакана с ней действительно ничего не случится.
Она взяла со стола чистый стакан и уже собиралась рассказать о том, что видела ночью, видела в мире Эдварда Ноя, когда вдруг поняла, что тот мир возвращается. Только на этот раз вместо резкого запаха медикаментов появился запах плесени и пыли. Не такой запах, как от старых книг. Нет. Скорее что-то гнилостное, заброшенное.
- Кажется, это снова происходит, - сказала Жюстин Хейнцу, но он видел Просвет и сам.
Три человека лежали на земле, в каком-то тёмном помещении. Грязные, напуганные. Жюстин не сразу поняла, что это подвал, не сразу увидела железобетонные монолитные сваи, паутину, мусор, который много лет назад оставили строители. Не сразу поняла и то, что один из мужчин Эдвард Ной. И даже когда позвала его, даже когда он обернулся, осталось сомнение.
- Что случилось? - спросила Жюстин. - Я думала… думала… - она покосилась на Хейнца, как на нежеланного свидетеля. - Думала, что уже не увижу тебя. Думала, что у тебя уже забрали эту способность.
- Я сбежал, - сказал шёпотом Эдвард Ной. - Мы сбежали, - на его губах появилась нервная улыбка. - Со мной художник и писатель. Можешь позвать своего друга Хейнца. Думаю, ему это понравится.
- Но… - Жюстин почувствовала, как тревога пробирается в сознание, вытесняя все мысли. - Но…
Один из мужчин, который был рядом с Ноем, обернулся, и Жюстин вздрогнула, увидев, что он смотрит на неё. Вместе с ней вздрогнула и туманная завеса, разделявшая миры, словно тоже испугалась взгляда этого постороннего, затянутого мглой человека. Просвет растаял, вспыхнул и погас. Хейнц и Жюстин не двигались. В наэлектризованном воздухе витало предчувствие чего-то недоброго. Мясо, которое жарил Хейнц, пригорело, и к потолку потянулась тонкая струйка чёрного дыма, но писатель даже не заметил этого.
Глава шестая
В клинике Комитета было шумно. Повсюду сновали регуляторы. Эту суету было слышно даже в подвале, где спрятались беглецы. Мало кто знал об этом месте. Не было его и на новых чертежах клиники, созданных после её реконструкции. Конструкцию стального здания усилили новыми сваями, залили дополнительный фундамент, поставив на бывшем подвале крест. Но на старых чертежах он был. Тех самых чертежах, которые изучал писатель Меир. Тот самый писатель, с которым бежал Эдвард Ной. На заседании Комитета, которому Меир представил свою работу, он так и не смог объяснить, почему решил написать о Клинике своего города, почему изучал её историю, людей, которые работали там и лечились. Он потратил на книгу почти четыре года. Комитет созвал заседание. Сначала они задавали вопросы Меиру касательно его жизни, его семьи, затем пришли к выводу, что для лучшего понимания его поступков, природы его желания написать историю Клиники, нужно изучить саму книгу. Книга им понравилась, и вот Меир оказался в той самой клинике, о которой писал. Его признали одарённым писателем и назначали день извлечения таланта. Он ждал его с какой-то растерянностью и опустошённостью. Художника по имени Оз привезли на следующий день, и Меир не разговаривал с ним, считая сумасшедшим. Оз лежал на кровати и бормотал что-то невнятное. Потом, когда санитары ушли, он поднялся и начал рисовать на стенках.
- Что он делает? - спросил Меир другого художника, который лежал в палате, когда он пришёл. Вернее не художник. Нет. Уже не художник. Больничный лист, прикреплённый к спинке его койки, говорил, что ему удалили талант три дня назад. Сейчас, наблюдая за тем, как на стенах рисует Оз, бывший художник завидовал.
- Думаю, он хочет нарисовать как можно больше, пока может, - сказал он Меиру. - Я тоже рисовал на стенах, пока не забрали талант. Потом мне дали необходимые инструменты и велели всё закрасить. Это было в этой палате. Так что не волнуйся за рисунки, завтра наш безумец сам избавится от них.
Меир кивнул, но ещё долго смотрел на стены, не в силах избавиться от мыслей о том, сколько же всего рисунков уже было здесь? Почему, когда он писал свою книгу, не рассказал об этом? Не узнал об этом? Тысячи рисунков, мыслей, образов, которые создали художники, пока ждали процедуры извлечения своей способности, а наутро им давали кисти и краску, и они с монотонностью машин избавлялись от того, что вчера заставляло их жить…
Меир закрыл глаза, пытаясь представить, каким станет завтра после процедуры извлечения. Каким станет для него весь мир вокруг? Ничего хорошего на ум не приходило. Мысли были тяжёлыми, мрачными. И даже когда он заснул, сон не принёс желанного успокоения. Нет, скорее духоту, безысходность. Меир понял, что спит и велел себе открыть глаза. Свет давно выключили, но Оз продолжал рисовать.
- Интересно, - тихо спросил Меир, надеясь, что художник, у которого уже забрали талант, не спит. - Эта процедура когда-нибудь даёт осечки?
- Завтра к обеду узнаешь, - сказал бывший художник.
- Мне страшно, - честно признался Меир.
- Всем страшно в начале. Думай о том, что когда-нибудь за твой талант проголосуют, и он достанется новому кумиру.
- Какое мне до этого будет дело?
- Лучше так, чем совсем ничего.
- Это несправедливо. Ведь это мой талант. Это часть меня. Никто не голосовал за то, чтобы она появилась. Это просто есть, и всё. Всегда было. Почему я должен отдавать часть себя? Кем я стану, когда потеряю это?
- Спроси меня об этом завтра после извлечения, - устало сказал бывший художник. - Уверен, завтра у нас с тобой будет больше общих взглядов, чем сейчас.
На какое-то время в палате воцарилась тишина. Лишь сопел Оз, отчаянно царапая на стенах последние картины.
- За просветом, там, в другом мире, девушка по имени Жюстин, сказала, что в их мире правят писатели, музыканты и художники, - тихо сказал Эндрю Ной, надеясь подбодрить Меира, а заодно и себя. - Может быть, если ты будешь думать об этом, будет не так страшно?
- Думаешь, после того, как у меня заберут мой талант, я попаду туда? - с иронией спросил его Меир.
- Нет, но…
- Тогда какое мне дело до того мира?
- Я не знаю…
- Он просто сам боится, что после того, как у него заберут способность видеть Просветы, всё потеряет смысл, - сказал бывший художник.
- Может, и боюсь, - согласился Ной. - Тебе-то какое дело? Для тебя ведь всё в прошлом.
- Скоро всё закончится и для вас.
- Мы можем сбежать, - сказал Ной, желая хоть как-то позлить лишившегося таланта скептика.
- Сбежать? - бывший художник рассмеялся. - Да вы даже не знаете, как выбраться из клиники!
- Я знаю, как выбраться, - сказал Меир. - Я знаю об этой клинике больше, чем кто-либо другой. Я ведь написал о ней книгу, забыл? - он поднялся с кровати и начал одеваться. - Эй, новенький, - позвал Меир Ноя. - Так как насчёт побега?
- Ой, насмешили! - продолжил изгаляться бывший художник. - Думаете, я поверю в ваш блеф?! Горстка трусливых неудачников! Да вы замок двери не сможете открыть!
Он засмеялся ещё громче, когда Меир подошёл к двери. В темноте ему было не видно, что делает писатель, но он верил, что это блеф. Верил, пока не щёлкнули открывшиеся замки. Смех стих. Меир открыл дверь и выглянул в пустой коридор. Он блефовал, знал, что блефует, но бывший художник раздражал его так сильно, что он был готов зайти в блефе так далеко, как только сможет.
- Ну, как, ты идёшь? - спросил он Эдварда Ноя.
Ной засомневался, и бывший художник снова рассмеялся.
- А почему бы и нет? - сказал Ной.
Вместе с Меиром они выскользнули в кажущийся в темноте бесконечным коридор.
- Что теперь? - шёпотом спросил его Меир.
- Я не знаю. Но если сейчас вернуться, то придётся слушать смех и издёвки до утра.
- Значит, пойдём дальше.
- И куда?
- Можно найти свободную палату и спрятаться там. Я знаю, что в клинике всегда есть свободные палаты на всякий случай, - Меир огляделся. - Так по крайней мере нам не придётся слушать оскорбления того засранца.
Прижимаясь к стене, они добрались до конца коридора, свернули к лифтам, выбрались на лестницу и спустились на нижний этаж.
- А что мы будем делать, когда спрячемся в пустой палате? - спросил Ной.
- Не знаю. Подождём до утра.
- Комитету это не понравится.
- Хочешь вернуться?
- Нет, просто…
Они замерли, услышав чьи-то шаги.