Но одними громкими заявлениями Четвертый не ограничился. К тому же он быстро нашел себе врага – крупные корпорации и торговые сети. А для начала разогнал Анти–Монопольный Комитет, абсолютно бесполезную структуру, чудом укрывшуюся от внимания Третьего. И начал процесс разглобализации. Рычагами послужили драконовские законы, которые преградили олигополиям доступ в целые сектора экономики. Фактически им осталась только внешне–экономическая деятельность, где англомерации постепенно слились с государственной машиной. Государство давало дешевые кредиты, вело учет, понижало налоговое бремя и таможенные пошлины, словом, делало все, чтобы уменьшить экспортную цену и сделать ее проходной на внешние рынки. А та промышленность и торговля, что работали для внутреннего потребления стала вотчиной кооперативов. Именно тогда Россию с легкой руки какого–то писаки начали сначала в шутку, а потом всерьез вместо федерации именовать кооперацией. Ошибались дикторы, шутили репортеры – дело шло к поправке Конституции. Как–то, отвечая на вопросы иностранного журналиста, Четвертый заявил:
– Мы так стремились поддержать малый бизнес, что едва не свели его в могилу. А ведь именно он – основа основ благополучия населения страны.
– Но крупные предприятия способны поставить дело на широкую ногу. Они могут закупать самое дешевое сырье, потому что берут его больше, использовать масштабные производственные линии, – резонно возразил интервьюер.
– А кто сказал, что нам это нужно? Ведь при данном виде бизнеса и доходы между его участниками распределяются в соотношении тысяча к одному, если не к миллиону. Наших людей больше устраивает, что добычей рыбы, производством сыра или разведением овец занимается в конкретном регионе сто мелких хозяйств, вместо нескольких олигархатов. И имеют со своего дела всю полноту доходов, а не минимальную оплату наемного труда. Пусть они не так производительны, но их количество покрывает наши потребности. А значит – больше рабочих мест, больше обеспеченных людей, которые в свою очередь могут себе позволить больше тратить, создавая спрос и рынок на другие товары. Не так ли?
– Но налоги с крупного предприятия…
– Налоги у нас считает государство, так что никто не укроет свои доходы. И потом – кажется это ваша пословица – нельзя класть яйца в одну корзину? Она ведь говорит именно об этом?
После короткой словесной пикировки партия возобновилась. Десяток кругов прошли в полном молчании, которое прерывалось лишь специальными терминами: "рейз", ререйз", "последняя улица". Изредка над столом повисал сизый дымок сигареты, да бутылка цокала о стекло коньячной рюмки. Пятый много рисковал, шел на блефы и частенько преуспевал.
Совсем не так протекали два срока его президентства. Они прошли на редкость спокойно, без великих потрясений. Каждый гражданин страны наконец получил свою небольшую долю от продаваемых на импорт полезных ископаемых. Одновременно, для адресности дотаций правительство провело в жизнь жесткие законы о гражданстве. Процесс разглобализации перекинулся на административное деление государства. Области наделили большей автономией, почти граничащей с независимостью. Собственные законы, собственная полиция, собственная система налогообложения. Неизменными остались только отчисления в бюджет страны. Кроме того, Пятый сделал мощную ставку на образование. За его восемь лет утроилось количество научных институтов, колоссальные средства выделялись на гранты для изобретателей и талантливой молодежи. Стали регулярными выставки достижений ученых, а весомые денежные призы, которые вручались там, привлекли на них специалистов из–за рубежа. Был дан старт многим международным научным проектам. Государство богатело и теперь могло позволить себе амбициозные космические программы. В фокус внимания попал дальний космос, началась подготовка сразу к нескольким экспедициям.
После относительно спокойных и размеренных кругов, в очередной раздаче Третий, Пятый и Шестой схлестнулись на "терне". У каждого на руках была сильная комбинация, никто не хотел уступать. В результате Шестой грамотно вытянул соперников на "олл–ины" и забрал банк. Его "каре" валетов уложило на лопатки "фулл хаус" Третьего и червовый "флеш" Пятого.
Шестого прозвали отшельником. За те восемь лет, что он находился в президентском кресле, Шестой покидал пределы страны не более десяти раз. И только в тех случаях, когда его присутствие было необходимо для имиджа всей державы. Ассамблея ООН, запланированный официальный визит, экологический форум. Природа вообще оказалась "пунктиком" Шестого главы государства. Безопасные источники энергии, радикальные меры по борьбе с загрязнением окружающей среды, открытие новых заповедников. Только за два первых года он сумел через бюджетное финансирование удвоить количество рыбоводческих хозяйств, устричных и крабовых ферм, потом с той же энергией переключился на сельское хозяйство. Наконец–то стала понятна его внутренняя доктрина, его самоустановка. За благополучие граждан и страны в целом боролись его предшественники. Они добились впечатляющих результатов. Шестой сделал первый шаг к изобилию. Именно в это время по всему миру среди политологов шли дискуссии – что все–таки построили в России? Капитализм? Нет. Доля государства в большинстве предприятий достигала тридцати и более процентов. Оно теперь на правах где–то младшего, где–то равного партнера участвовало в бизнесе собственных граждан. Прикрывало от потрясений рынка, выделяло финансы для краткосрочных и долгосрочных проектов, вело учет, обеспечивало юридическую защиту. Налоги, как понятие, ушли в прошлое. Государство теперь получало собственную часть прибыли, получало на законных и обоснованных правах, поскольку реально помогало каждому предпринимателю. От частника требовалось только развивать свое дело и заботиться о получении прибыли, а остальные проблемы принимало на себя государство. Так как же назвать этот строй? Социализм или коммунизм? Тоже мимо. Только собственный бизнес предполагает под собой инициативу. Такова человеческая психология. Власть понимала и поощряла предприимчивость граждан.
Постепенно для государственной системы России выкристаллизовался новый термин – Либерталия. Нашли–таки табличку. С этого момента начался активный процесс заимствования политического строя, интегрирования его лучших принципов в другие страны мира.
Партия была окончена. Сначала Третий и Пятый лишились всех фишек, а потом Шестой, получив в свое распоряжение три четвертых банка, легко разобрался в финале с Четвертым. Брякнули сдвинутые тостом рюмки. Шестой, загадочно улыбаясь, достал из–под стола бронзовую статуэтку – на ней человек в могучем усилии рвал руками железные цепи и кандалы.
– Держи, – важно заявил он. – Это тебе, Третий. Сегодня день твоей инаугурации. Поздравляем.
– Вот чего удумали. Статуи дарить, – проворчал Третий, не притрагиваясь к подарку. – А через несколько дней надо будет поздравлять тебя. Так и станем друг другу бирюльки подносить? Как четыре выживших из ума старых маразматика?
Остальные президенты промолчали. Третий находился не в духе. Он, самый старший, до сих пор являлся в их компании лидером по духу, первопроходцем, который сумел развернуть страну на новую дорогу развития.
– У кузнеца заказали из соседней деревни? – ухмыльнулся Третий. – Вижу знакомое литье. Я у него новую табличку на надгробие жены делал. Ничего, скоро займется мной по специальности. Время подходит…
– Что–то ты, брат, сегодня не в настроении…, – примирительно сказал Четвертый.
– Да как–то день с утра не сложился! – пожаловался Третий. – Сначала леща не вытащил, так хоть внука порадовал. С младшим сыном поговорить нормально не смог, потому что о рыбе думал. Со старшим не получилось побеседовать – им домой надо было. В покер проиграл. Так вот еще и подарок от похоронщика получил!
– Да что ты! Да ладно тебе! – разом загомонили остальные президенты.
Третий решительно оставил в сторону мягкое кресло и поднялся на ноги:
– Так вот всю дорогу… Для других! А кто мне вернет потраченное время? Кто возвратит мне мою жизнь, которая всегда принадлежала кому–то? Да я с женой у ее могилы больше часов провел, чем за все годы до пенсии! Понимаете? Э–э–эх…, – Третий махнул рукой и, по–старчески шаркая ногами, побрел к двери веранды.
На пороге он обернулся:
– Свет погасите потом. А я спать пошел. Насиделся. Хватит.
Он скрылся внутри дома. Три бывших президента переглянулись.
– Вот. Сделали сюрприз, – невесело подвел итог Пятый. – Со статуэткой как теперь быть? С собой заберем? Выбросит, неровен час. А она авторская. Скульптор работал, угодить хотел.
– Ерунда, – отмахнулся Четвертый. – Обычное проявление старческого эгоизма в ответ на недостаток внимания. Завтра отмякнет и поставит у себя на столе в кабинете.
А Шестой перевернул бронзовый подарок и вслух прочитал надпись на его основании:
– "Сорок лет мы боролись с коррупцией. И сами изнемогли в этой борьбе. Это потому, что борьба отнимает силы. Мы не будем больше бороться. Мы просто ее уничтожим".
Губач ушастый
Я смотрел на медведя. Ну до чего же противная морда получилась! Нет, если брать по частям, все вроде бы хорошо и аккуратно – беленькое рыльце, забавные лохматые уши, коричневые пуговицы глаз, но когда эти запчасти сгребались в единое целое, картина выходила преотвратная. Возникало стойкое ощущение, что животное только-только высунуло свой "хрюк" из помойки и сейчас плотоядно облизнется. А выражение звериной физиономии? Нечто среднее между издевательской ухмылкой и полным непониманием происходящего вокруг. Некое отрицание действительности в отдельно взятом медведе.
Все ясно. Я просто скверный проектировщик животных. Мой уродец вполне может претендовать на звание худшего образца из всего семейства. Взять, к примеру, его белого родственника. Мощь. И вместе с тем, какие плавные линии, ни малейшего намека на неуклюжесть. Прекрасная работа. А панды? До чего же они забавные! Ну как получилось у ребят сотворить массивную и одновременно такую смешную зверюшку? Это талант, это умение распознать душу существа, что тут скажешь. Даже наш ближайший сосед – гималайский медведь выглядит по сравнению с моим губачом настоящим аристократом. Белая манишка прекрасно смотрится на черной шкуре, даже заинтересованно-хищная морда его совсем не портит.
Нужно было брать самоотвод от темы. И себя измучил, и медведю биографию испортил. А все гордыня и самомнение. Запросто смогу. Ну как – смог? Нет, но надо с ним что-то делать.
Я подправил своему чудовищу носопырку. Пятачок был черным, поменял его на серый. Стало только хуже. Увеличил степень мохнатости. Теперь жесткая шерсть зверюги торчала в разные стороны длинными и неряшливыми патлами. Медведь поглупел прямо на глазах. Я в отчаянии заломил руки. Ничего не получается! За что мне такие мучения?! И еще название. Губач! Ну какой он "губач", когда он типичный "ушач"?
По сети пришел вызов от Апсу. Мы вместе разрабатывали гниение и с тех пор подружились. Апсу, как обычно робкий в принятии решений, по-прежнему обращался ко мне за советами, хотя теперь трудился в климатической группе. Повезло. Там проекты глобальные, не то что примитивное животнотворчество.
– Привет, – буркнул я в пространство. – Жалуйся.
Определенно, ехидная медвежья морда настроила меня самого на саркастический лад.
– Привет, Куб, – зачастил бывший соратник. – Никак не могу определиться с Гольфстримом. Помоги, а?
– В чем затык?
– Не знаю, куда его девать. Ладно, вернулся он с экватора на север, худо-бедно охладился, а дальше что? Где провести его обратно на юг? Прикидываю, а не сквозануть ли вдоль северного побережья Евразии?
– Да ты гонишь! Весь климат в Арктике исковеркаешь. А паковые льды? С тебя геоформисты шкуру спустят.
– Слушай, а может его втиснуть между Англией и Европой? На примете есть подходящий проливчик.
– Ага, давай заморозь их там всех. У тебя же Гольфстрим с севера уже холодный покатит? Угу, валяй, прикрой наглухо вопрос с европейской цивилизацией.
– Так что же делать, Куб?
– Да перекрути его узлом вокруг какого-нибудь архипелага. И вся недолга.
– Как узлом?!
– Обыкновенно. В виде удавки. Один поток над другим.
– Там нет нормальных островов. Единственный подходящий по размеру – как раз рядом с Европой. Но ты же сам отсоветовал насчет пролива…
– Ну, поговори с геологами в конце концов, пусть зашвырнут в Атлантику булыжник потяжелее. Объясни ситуацию. Ничего страшного, пересчитают массу полюса, отнимут маленько…
– У них там и так пятачок крохотный остался.
– Вот пусть убирают его совсем, ибо не стоит смешить потомков крохотными пятачками.
– А за счет чего Гольфстим станет охлаждаться? Теперь же он не будет путешествовать по всему северу?
– Ммм, дай подумать… О, знаю! Ледников на этот остров навешай!
– Да ты хоть знаешь, сколько их там понадобится?
– Столько и навешай. Твори, в общем. Ладно, бывай, мне нужно свою тему двигать. Пока, дружище.
– Погоди, Куб! – взмолился Апсу. – А если на планете потеплеет? Тогда твой Гольфстрим взаправду удавкой станет. Либо один поток охладиться не успеет, либо второй слишком горячий придет, в общем воткнутся они друг в друга и чего потом? Всем конец, считаем планету заново?
– Ну, во–первых это твой Гольфстрим, а не мой, – неприязненно проскрипел я (ему помогаешь, время тратишь, а он?). – А во-вторых, за такие хитрые ребусы для грядущей цивилизации тебе полагается надбавка к стипендии. Читал доктрину спиралей? Если народы Земли при определенном уровне своего развития не научатся решать проблемы сообща, то данный вариант стирается, и все пойдет заново. Ты, чувак, только что заготовил дополнительную "стиралку". Это к вулканам, пеплу, метеоритам, пандемиям и прочей ерунде, что у нас припасена для таких случаев. Поздравляю! Учителя оценят.
– Спасибо, Куб! С меня причитается! – возликовал мой приятель.
– Дождешься от тебя, – проворчал я.
– Ладно, не буду больше отвлекать, – тактично пискнул Апсу и отрубился.
Отвлекать. Я со вздохом перевел взгляд на изображение, что висело передо мной. Губач. Тьфу, образина! Глаза бы тебя не видели! Разве об этой твари я мечтал, когда мы сдавали гниение? А сколько было дифирамбов! "Идеальная концепция утилизации органики", "Блестящее решение", "Остроумная разработка", "Многообещающая группа студентов". И вот, пожалуйста – награда. Губач ушастый в качестве преддипломной практики. Удружили, нечего сказать. Неужели мне не нашлось места в создании человека? Ну, хотя бы вспомогательное направление? Я подавал заявление в ментальный отдел, даже написал реферат на эту тему: "Религия и Секс в общественной морали, как два индикатора доминанты инстинктивных моделей поведения над рассудочными". Судя по шерстяному объекту моей нынешней работы, реферат получился так себе. Эх, лучше бы я сидел тихо и ждал, как Апсу. Получил бы тепленькое место где-нибудь в биогеоценозе.
Опять пришел вызов, на этот раз от Парвати. Моя бывшая подружка занималась формированием подводных хребтов, но недавно отхватила заказ на огромный горный массив на юго-востоке Евразии. Помню, что ее счастью тогда не было предела.
– Куб, ты обедать идешь?
– Привет, Парва. Как дела?
– Отлично. Представляешь, моя надводная Лемурия будет через какое-то время утоплена в океане, а на ее место поднимут хребет, который севернее. Тоже я проектировала!
– Поздравляю, – через силу выдавил я.
Не то, чтобы зависть стала моей второй натурой, просто иногда невозможно смотреть, как все вокруг занимаются интересным делом и самому при этом создавать лохмато-помоечное существо.
– Меня обещали увековечить, – шепотом похвасталась Парвати.
– Серьезно?!
"Увековечить" значило на нашем жаргоне – оставить имя создателя чего-либо выдающегося в верованиях местных народов в качестве божества. Это допускалось в виде исключения и за какие-то особые заслуги. Иначе по числу разумов, занятому в учебном проекте, пришлось наплодить бы такое количество богов, что реально каждый этнос состоял бы из трех аборигенов в лучшем случае, но имел бы пантеон в несколько сотен полноценных божественных единиц.
Хм, догадываюсь, за какие именно свершения Парва удостоилась такой чести. Или я не замечал, какими взглядами ее провожает куратор Азиатского дивизиона Сурья? Моя бывшая, знай себе, идет по коридору, покачивая бедрами, а этот тип так и пожирает ее глазами. Я сжал зубы до скрипа, прикрикнул мысленно на себя: "А ну, прекрати! Эдак, брат Куб, ты окончательно превратишься в завистника. Парва – умница, ее хребты – творения настоящего мастера и вы больше не встречаетесь".
Девушка тем временем продолжала беззаботно щебетать, и я усилием воли вновь сосредоточился на ее словах:
– Не знаю, наверное, что-то связанное с горами… Я про свою божественную легенду… Куб, ты есть собираешься или нет?! Или ты, как Мардук, перешел на энергетические стимуляторы?
– Да-да, – с запинкой ответил я. – То есть – нет, я не ем энергию. В смысле, питаюсь, как обычно.
– Тогда встречаемся в столовой.
– Уже бегу.
Хм. "Бегу". Некоторые слова утратили свой первоначальный смысл, но сохранились в наших речах. Физически мы находились далеко от друга. Между нашими сущностями рождались и умирали звезды. Но разве пространство теперь имеет значение? Или время? Или энергия? Они подвластны нашим желаниям. Нет, не так. Реальность – всего лишь воплощение наших желаний. Иногда очень странных. Как губач ушастый, к примеру. Поэтому стоило нам пожелать, как мы с Парвати очутились вместе, в одном коридоре, прямо в толчее народа. Кто–то шел в столовую, кто-то из нее возвращался, слышались громкие возгласы, смешки. Совместное употребление пищи – церемония, которую мы пронесли сквозь временную бездну и не собирались с ней расставаться. Как с устоявшимися представлениями о собственном внешнем облике. Нет, я вполне мог придать себе форму моллюска или предстать перед Парвати в виде светового потока, но зачем? Какую мысль я облек бы в такую вычурную оболочку? Что я – кретин? Нет, уж лучше уместиться в архаичное двуногое тело, тем более, что мы такими были когда-то. И остались. Несмотря на возможности, внутри мы остались теми же существами. Наши эмоции – искрящаяся звездная пыль, наши стремления – кометные хвосты, наши горести расчерчивают пространство метеоритным роем, но где-то глубоко внутри мы те же. И я гляжу в черные омуты глаз Парвати, улыбаюсь ей, я чувствую теплоту ее кожи, моя сущность вдруг переполняется трепетом, возраст которого неисчислим по счетчику… по любому счетчику. Мы те же. Или нет? А может быть от нас остались только мысли и чувства – мириады почти неуловимых энергетических линий, всего лишь информационный набор и нас самих уже давно нет, сохранились только данные, какими мы были когда-то. Наверное, в отделе души предельно точно ответили бы на этот вопрос.
– Еще раз привет, Парва.
Она торопливо помахала мне ладошкой и, прихватив за локоть, потащила за собой:
– Быстрее шевелись, не то все места займут.