- Подобрала с земли упавший сук. Тяжелую, крепкую деревяшку. И избила эту женщину. Очень сильно избила. Убила бы, если бы не вмешались очевидцы. Ужасно. Просто-напросто ужасно. - Он явственно побледнел. - Само собой, вызвали полицию, но Джеймс как-то выкрутился, и обвинения ей не предъявили. В нашей деревне средства и положение стоят немалых благ, мисс Кейн. На самом-то деле всем было бы лучше, если бы в тот день ее арестовали и посадили за решетку. Тогда не случилось бы все дальнейшее. - Он ладонью провел по глазам, вздохнул и снова отпил из стакана, на сей раз от души. - Боюсь, с этой минуты история становится весьма горестной, мисс Кейн. Я вынужден просить вас приготовиться.
- Она уже горестна, - сказала я. - Едва ли я способна вообразить худшее.
Он горько усмехнулся.
- А вы постарайтесь, - посоветовал он. - О чем бы ни договорился Джеймс с полицией, о чем бы ни беседовал с супругою после происшествия в парке, очевидно, после многих лет с глаз его спала пелена, и он постиг наконец, сколь нездоровыми стали отношения Сантины и ее детей. Понял, что любовь вышла за предопределенные ей границы, обернулась одержимостью и жестокостью. Вы ведь наблюдали, как своеобразна Изабелла. Зрелость пополам с ребячеством. Корни ее натуры - в близости с матерью. Как бы то ни было, Джеймс потребовал перемен. Заявил, что Сантине нельзя все время проводить с детьми. Что детям необходимо внешнее влияние. И, вопреки возражениям матери, нанял гувернантку. Первую гувернантку. Мисс Томлин. Славная девушка. Чуть постарше вас, по-своему красивая. Пришлась по нраву нам всем. Бегло говорила по-французски, но это никого не смущало. Временами я встречал ее в деревне с детьми и завел привычку сам с собою играть в абсурдную игру: где Сантина? Ибо я знал: стоит оглядеться, и я непременно увижу, где она прячется, наблюдает, мандражирует. И все же я думал, что это положение здоровее прежнего. Мне казалось, Сантина учится ослаблять узы, что связывали ее с детьми. И я искренне верил - я искренне верил, мисс Кейн, - будто все к лучшему. Рано или поздно дети вырастут, одна выйдет замуж, другой женится, оба уедут из Годлин-холла. Сантине следует к этому подготовиться. Но, разумеется, я жестоко ошибался, ибо ей просто невыносима была мысль о том, что дети ее пребывают под чужой опекою. Что по нескольку часов в день им, с ее точки зрения, грозит некая опасность… Как-то вечером, чуть более года назад, дети были наверху, а Сантина вошла в гостиную Годлин-холла и увидела, как ее муж беседует с гувернанткой. Сантина была совершенно невозмутима, очень спокойна. Подождала, пока оба они отвернутся, схватила каминную кочергу, тяжеленную кочергу, что была в доме веками, и набросилась на них, застав врасплох, с той же яростью, что побудила ее напасть на несчастную даму в парке. Вот только на сей раз некому было заступиться, а кочерга, мисс Кейн, смертоноснее упавшей ветки. - Он повесил голову и умолк.
- Убийство? - спросила я, на грозном этом слове понизив голос до шепота, и он кивнул.
- Боюсь, что так, мисс Кейн, - тихо промолвил он. - Хладнокровное убийство. И подумать только - мисс Томлин, такая юная, такая красивая, лишилась жизни. В Годлин-холл в ту ночь страшно было зайти. Я семейный адвокат, давний друг, и полисмены, обнаружившие кровопролитие, призвали меня; уверяю вас, мисс Кейн, увиденного я никогда не забуду. Никому не должно видеть такую бойню. Невозможно узреть это и потом спокойно спать по ночам.
Я отвела взгляд. С души воротило. Я жалела, что захотела все узнать. Чем лучше я гнусных сплетниц, что вызнают интимнейшие тайны, вовсе не имеющие к ним касательства? Но мы одолели слишком долгий путь. Можно и дойти до конца.
- А миссис Уэстерли? - спросила я. - Сантина. Надо думать, на сей раз ее не отпустили.
- Ее повесили, мисс Кейн, - отвечал он. - Судья ее не пощадил, да и с чего бы? Ее приговорили к смерти через повешение.
Я кивнула и прижала ладонь к груди; кровоподтеки болезненно заныли.
- А прочие гувернантки?
Мистер Рейзен потряс головой.
- Не сегодня, мисс Кейн, - сказал он, глянув на напольные часы. - Боюсь, сейчас я должен остановиться. Меня вскорости ожидают в Норвиче, и перед отъездом мне не повредит побыть одному и привести в порядок чувства. Давайте побеседуем в следующий раз?
Я кивнула.
- Конечно, - сказала я, поднялась и взяла пальто. - Вы были ко мне очень великодушны. Вероятно, мне надлежит извиниться. Я вижу, как вы расстроены. Боюсь, я лишь усугубила ваше горе.
- Вы вправе знать, - пожал плечами он. - И вы вправе знать все остальное. Просто… не сегодня, если можно.
Я снова кивнула, отвернулась, взялась за дверную ручку, помедлила и вновь поглядела на стряпчего.
- Но какой кошмар, не правда ли? - сказала я. Я не постигала, до каких пределов потребно извратить любовь, дабы естественная близость матери и ребенка погрузилась в пучину подобной одержимости. - Совершить два убийства ради того лишь, чтобы никто не приблизился к твоим детям. Даже вообразить нестерпимо.
Мистер Рейзен поглядел на меня и поморщился:
- Два убийства, мисс Кейн?
- Ну да. Мистер Уэстерли и мисс Томлин. Кошмар.
- Простите, - сказал стряпчий. - Боюсь, я не вполне ясно выразился. Миссис Уэстерли не убивала двоих. Мисс Томлин - единственная жертва этой страшной истории. Разумеется, Сантина хотела убить обоих. И немало преуспела, будь она проклята… простите за выражение. Но нет, мистер Уэстерли… Джеймс не умер. Хотя, если учесть, какова его жизнь ныне, в каком состоянии оставила его эта женщина, смерть, возможно, была бы для него предпочтительнее.
Я вытаращилась на него.
- Мистер Уэстерли жив? - потрясенно переспросила я.
- Да.
- Тогда я принуждена вернуться к вопросу, заданному час назад. Я спросила, где родители этих детей. Я понимаю теперь, где миссис Уэстерли. А их отец? Где он?
Мистер Рейзен воззрился на меня так, будто я повредилась умом:
- Вы правда не знаете?
- Разумеется, нет, - сказала я, все сильнее досадуя. - Если б знала, зачем мне спрашивать? Он уехал из Норфолка? Бросил детей?
- Мисс Кейн, Джеймс Уэстерли способен бросить своих детей не больше, чем я. И он не покидал Норфолк с самого возвращения из злосчастного своего путешествия в Мадрид. Нет, Джеймс по-прежнему с нами. Он никуда не уехал. Он в доме. В Годлин-холле. И пребывал там с вашего приезда.
Глава четырнадцатая
Мне в жизни не требовался будильник, а в детстве папеньке не приходилось стуком в дверь будить меня к занятиям в школе. Летом в Корнуолле, после маменькиной кончины, тетя Гермиона поражалась, когда я спускалась к завтраку ровно в назначенный накануне час. Она утверждала, что я противоестественный ребенок, однако пунктуальность моя ей, очевидно, была по душе. Всю свою жизнь, зная, что мне надлежит проснуться к некоему часу, я неизменно просыпалась.
Посему, велев себе проснуться в четыре утра назавтра после свидания с мистером Рейзеном, я знала, что не просплю; и в самом деле, глаза мои открылись в темноте спальни ровно в четыре. Я поднялась, раздвинула шторы и оглядела земли поместья, стараясь не приближаться к окну; впрочем, боялась я не слишком, ибо дух, обитавший в доме, похоже, в выборе своих трюков повторяться не любил. Страшилась я, ибо не знала, когда он нанесет очередной удар. И каким манером.
Сад заволокло туманом, желтой хмарью, напомнившей мне "лондонский особый". Не представлялось возможности ничего разглядеть; я поспешно оделась и спустилась в кухню. Устроившись так, чтобы отчетливо видеть любого, кто пройдет этой стороною дома, я заварила себе чаю и принялась ждать. Наступила и миновала половина пятого, замаячили пять утра, а с ними и бледная полоска света на горизонте. Глаза мои уже слипались, я уже задремывала, а посему ненадолго выбежала в библиотеку - поискать чтение, что не даст мне уснуть. Выбирая книгу, я услышала шум за стеною, приблизилась к дверям кухни, заглянула и с радостью, хотя и не без испуга узрела, что наконец-то застигла свою добычу.
- Миссис Ливермор.
Женщина в страхе подскочила, выругалась и в удивлении развернулась ко мне, прижимая руку к груди.
- Это что ж ты такое творишь? - осведомилась она - первые ее слова, обращенные ко мне, хотя мы вместе обитали в этом доме и окрестностях уже которую неделю. - Это ж надо, так подкрадываться к человеку? Чуть родимчик не приключился.
- А как еще мне вас застать? - не церемонясь спросила я. - С вами нелегко познакомиться.
- Да уж, - отвечала она, кивнув и смерив меня презрительным взглядом, а затем отвернулась к печи, где закипала вода в кастрюле. - Кто все утро по постелям валяется, тот меня не застанет. Пораньше вставать надо, мадама, коли поболтать охота.
- А с вами можно поболтать? - спросила я. - Нечто подсказывает мне, что вы совершенно откажете мне в диалоге.
Она вздохнула и устало воззрилась на меня. Была она коренастая, ближе к пятидесяти, чем к сорока, и седеющие волосы уминала в тугой пучок на затылке. Глаза у нее, однако, были ясные, и я заподозрила, что дураков она недолюбливает.
- Со мной можно по-простому, - тихо сказала она. - Я у нас неученая.
Я кивнула, слегка смутившись. Разве слово "диалог" имеет хождение только в образованных слоях?
- Может статься, ты и права, - прибавила она, чуточку смягчившись, и вновь отвернулась к печи. Затем прибавила: - Я чай делаю.
- Позволите присоединиться?
- Ты ж небось покоя мне не дашь, коли не позволю? Сядь там, я все принесу, и ты скажешь, чего надобно сказать, а то у меня еще дел по горло. Добро?
Я кивнула и направилась в гостиную, где прежде бывала лишь изредка. Выходя из кухни, однако, я заметила серый след на ладони - вероятно, испачкалась пылью с перил, когда сходила вниз, - и свернула к раковине. Едва на ладони мои полилась вода, я ахнула, и миссис Ливермор снова уставилась на меня:
- Ну что еще такое, девонька?
- Вода, - отвечала я, слегка покраснев. - Очень холодная.
- Ну еще б не холодная, - отвечала она. - Небось не в Букингемском дворце живешь.
Я отодвинулась, растирая ладони, пытаясь их согреть. Разумеется, вода всегда была обжигающе холодна; в Годлин-холле, если нужна горячая вода, изволь согреть на печи.
- Чай, - спустя несколько минут возвестила миссис Ливермор, входя в гостиную с подносом; на подносе стояли две чашки, чайник, молочник и сахарница. - Вкусненького нету, даже и не проси. Завтрак сама себе потом сготовишь.
- Совершенно ничего страшного, - отвечала я уже не так воинственно. - И пожалуйста, простите, что напугала вас. Я ничуть этого не хотела.
- Да уж, - сказала она, отведя взгляд. - Впредь головой думай, мадама. А то можно и черпаком по лбу получить. - Я ответила улыбкой и потянулась к чайнику, но она отбросила мою руку. - Ему завариться надобно, - сказала она. - Пущай сок даст.
Она сунула руку в карман передника, извлекла самокрутку и закурила. Я уставилась на нее в испуге. Прежде я не видела, чтобы женщины курили, тем более такие аккуратные самокрутки. Конечно, я слыхала, что курение - последняя мода среди лондонских дам. Таковы их привилегии. Но чтобы прислуга курила в доме - удивительное дело.
- Другой нету, - сказала она, заметив мой интерес. - Даже и не проси.
- Я и не собиралась, - отвечала я; эта зловонная штука мне вовсе ни к чему. Я снова глянула на чайник, и миссис Ливермор кивнула - дескать, можно и разлить. Чай был густой и горячий; я добавила молока, сахара и глотнула, согреваясь.
- Ну что, валяй, - сказала миссис Ливермор. - Изливай. - Я глядела на нее, не вполне понимая, о чем она ведет речь. Может, она подложила в чай яду? - Да не чай, глупая ты лошадь, - сказала она, почти улыбнувшись. - Ты сказать чего-то хотела, мадама, - так ты выкладывай, покудова не лопнула.
- Я вчера виделась с мистером Рейзеном, - сухо сообщила я; я этой женщины не боюсь. - Деревенским стряпчим.
- Знаю я мистера Рейзена, - ухмыльнулась она. - У кого, по-твоему, я жалованье получаю кажную неделю? Чай, не у призовой козы на ферме Хэддока.
- Так вот, - продолжала я, - я записалась к нему на прием, и мы побеседовали. Мне хотелось выяснить некоторые обстоятельства, и он меня любезно просветил.
- Чем это он тебя любезно просветил? - поинтересовалась она, сощурившись, и склонилась над чашкой.
- Он сказал, что мистер Уэстерли по-прежнему здесь. В Годлин-холле. Живет в этом самом доме.
Она фыркнула и затрясла головой, глубоко затянулась самокруткой, а потом от души запила ее чаем.
- Ты ж тут вроде давненько, мадама? - спросила она.
- Три недели.
- Девица до тебя, мисс Беннет называлась, додумалась вдвое скорее. А бедняжка мисс Харкнесс, храни Господь ее грешную душу, - тут она дважды перекрестилась, - за два дня раскумекала. Правда, она-то дотошливая была, да к тому ж истеричка. Плохо о мертвых дурное говорить, но я токмо правду рассказываю, мисс?.. - Она уставилась на меня в некотором испуге. - Я ведь не знаю, как тебя кличут?
- Элайза Кейн.
Она еще покурила, разглядывая меня.
- Элайзой мамку мою звали, - наконец поведала она. - Мне это имя по сердцу. Генри своему говорила: будет девка - окрестим Элайзой. А народились одни мальчонки, прямо стая целая. Здоровущие, все как на подбор. И один другого охальнее. А ты из Лондона будешь? (Я кивнула.) Я разок туда скаталась. Молодая была, вот, считай, как ты. Думала, помру. Шумно-то как! Уж и не знаю, как там люди живут. Я б рехнулась. Не понимаю, как там все не свихиваются. Ты что скажешь, мадама, небось в Лондоне все чуток тронутые?
- Не особенно, - отвечала я. - Хотя я знаю, что это распространенное обобщение. Все равно что утверждать, будто в деревнях все необразованны и даже глуповаты.
Она выдула дымное колечко - гадость какая; судя по ее лицу, замечанием моим она была довольна, едва ли не восхищена.
- Так я, собственно, вот о чем. - Она склонилась ко мне и заговорила благопристойнее, дабы я наверняка постигла ее мысль. - Я вот о чем: ты здесь уж три недели, а токмо сейчас смекнула. Я гляжу, ты у нас голова. Может, и у тебя в роду деревенские повалялись?
- На самом деле я бы вовсе об этом не узнала, не расскажи мне мистер Рейзен, - отвечала я. - Мне представляется, что было бы нелишне поставить меня в известность. Мой наниматель проживает в доме, и, однако, мы ни разу не встречались. Я не видела его с детьми. Он не спускается к трапезам. Когда он приходит, когда уходит? Когда питается? Он что, призрак? Или у него имеется человеческое обличье?
- Да нет, он по правде есть, - сказала миссис Ливермор. - Не призрак никакой. В доме вот прямо сейчас. Но коли мистер Рейзен тебе столько всего порассказал, что ж ты его больше ни о чем не спросила? Не моего это ума дело - все тебе подчистую выкладывать.
- Время вышло, - объяснила я. - Было назначено у других клиентов. И он сильно расчувствовался, когда рассказывал мне об этом эпизоде в Годлин-холле.
- Эпизоде? - насупилась она.
- Когда миссис Уэстерли… - Я замялась; негоже поминать столь ужасные вещи с утра пораньше. - Когда она атаковала своего супруга и первую гувернантку, мисс Томлин.
- Вы послушайте ее! - горько усмехнулась миссис Ливермор. - Такое дело страховидное, а какие красивые словечки. Атаковала, говоришь? Это, что ль, когда она ее в сыру землю заколотила и его чуть следом не отправила?
- Да, - кивнула я. - Я именно об этом.
- В гробу я видала такие эпизоды.
- Мистер Рейзен сказал, что мне следует познакомиться с мистером Уэстерли.
- Да неужто?
- Совершенно верно, - подтвердила я, не отводя взгляда. - Он сказал, вы нас друг другу представите.
Она отвернулась, морща лоб.
- Мне он ни о чем таком не говорил.
- Уверяю вас, это чистая правда.
- К мистеру Уэстерли никто не ходит, окромя меня.
- И детей, разумеется, - прибавила я.
- Детей он в глаза не видал с самого, как ты говоришь, эпизода.
Я недоверчиво уставилась на нее:
- Быть такого не может. Это почему еще?
- Ты б не спрашивала, кабы с ним повидалась. Но мне сдается, незачем тебе к нему ходить.
- Да что ж это за поразительная такая история! - сердито вскричала я, всплеснув руками. - Хозяин поместья, отец детей, ото всех прячется, и единственное общество его - уж простите меня - вы, миссис Ливермор…
- Бывает доля и похужее.
- Не ехидничайте, умоляю вас. Я просто хочу понять. Мы обе здесь наемная прислуга, разве нельзя нам делиться секретами? Я гувернантка, а вы кухарка мистера Уэстерли, или горничная, или кто вы ни есть.
Она глубоко затянулась своей самокруткой - я припомнила схожую манеру мистера Рейзена. Молчала она долго - вероятно, обдумывала мои слова. Наконец вновь негромко заговорила:
- Кухарка, говоришь. Али горничная.
- Ну да. Если в этом заключается ваша работа. Я не имела в виду проявить неуважение.
- Да уж надеюсь, мадама гувернана, - отвечала она, подчеркнув мою должность. - Много кто был бы рад в Годлин-холле кухаркой быть да горничной. Славная работенка для подходящей девушки. Али вдовушки. При старом мистере Уэстерли тут была уйма народу. Не то что нынче. Никогошеньки не осталось, дом на головы нам сыплется. Весь разваливается, видала? Крыша эта со дня на день на маковку нам грохнется, коли не починит никто. Но я не кухарка и не горничная, тут ты пальцем в небо тыкнула. Кормежку-то мистеру Уэстерли я стряпаю, - прибавила она. - Но и ты, мадама, стряпаешь, а? Умеешь мясо потушить? Али баранье жаркое сварганить?
- Разумеется. В Лондоне, живя с папенькой, я всегда стряпала нам обоим.
- Но кухаркой от этого не стала?
- Разумеется, нет, - сказала я. - Простите меня, миссис Ливермор. Я не хотела вас обидеть. Хотя я не постигаю, что в этом обидного.
Она рассмеялась:
- Чтоб меня обидеть, вставать надобно поране. Я крепкая. А куда мне деваться? Жисть такая. Нет, я не кухарка. Другому обучена.
- Миссис Ливермор, вы изъясняетесь загадками. - Меня уже охватывало изнеможение. - Неужто нам никак нельзя поговорить напрямик?
- Ну добро, - промолвила она, потушила свой окурок, встала и разгладила передник; приглядевшись, я отметила, что, вопреки моему первому впечатлению, он не слишком походит на кухарочный. - Говоришь, мистер Рейзен велел тебе с хозяином повидаться? Добро, поверю на слово. - Она подошла к двери и обернулась: - Ну? - осведомилась она. - Ты идешь?
- Прямо сейчас? - спросила я, вставая. - В такую рань? А он не рассердится, что мы разбудили его в столь небожеский час?
- За это не волнуйся, - сказала она. - Коли идешь, так пошли. - И с этими словами она резво миновала кухню, а я устремилась следом, временами чуть не бегом, дабы за ней угнаться. Куда она меня ведет? В голове у меня роились догадки. В минуты праздности я осмотрела едва ли не все комнаты в доме, и почти все пустовали. Ни проблеска жизни. Наверняка ведь у хозяина Годлин-холла будут собственные апартаменты? Спальня, библиотека, кабинет, отдельная ванная комната?
Мы прошли весь дом и парадной лестницей поднялись на второй этаж, где располагались детские; миссис Ливермор помедлила.
- Здесь? - спросила я, и она потрясла головой.
- Спят покудова, - сказала она. - Пошли. Нам выше.