Я устремилась к выходу, грохоча туфлями по плитам, и вылетела к свету холодного зимнего утра; желание закричать в голос одолевало меня. Деревенские лавочники спешили по делам, будто все в этом мире обстояло благополучно. Молли Сатклифф с порога чайной выплескивала на улицу ведро мыльной воды. Алекс Токсли направлялся к себе в кабинет. Вдалеке я разглядела тень мистера Крэтчетта - тот сидел в окне конторы поверенного над огромными гроссбухами, вперив взгляд в страницу, и перо его скользило туда-сюда, делая пометки. У дверей стояла запряженная коляска мистера Рейзена - значит, он у себя, за столом, - и меня осенило. Мне потребен был ответ на один вопрос.
- А, мисс Кейн, - промолвил мистер Крэтчетт, обреченно воззрившись на меня. - Вы снова посетили нас. Какой восторг. Быть может, мне надлежит поставить вам отдельный стол.
- Я понимаю, что затрудняю вас, мистер Крэтчетт, - сказала я. - И я не хотела бы отнимать у мистера Рейзена драгоценное время. Он и без того был весьма со мною щедр. Однако у меня есть к нему вопрос, один-единственный. Не могли бы вы спросить у него - быть может, он выделит мне время? Обещаю, что не задержу его дольше пары минут.
Мистер Крэтчетт, уловив, что я говорю правду, а смирение быстрее избавит его от меня, вздохнул, отложил перо, удалился в кабинет, а вскоре вернулся и устало кивнул.
- Две минуты, - сказал он, тыча в меня рукою, а я кивнула и устремилась мимо него в кабинет.
Мистер Рейзен сидел за столом; при моем появлении он дернулся было, желая встать, но я отмахнулась и велела ему не беспокоиться.
- Я рад, что вы зашли, - промолвил он. - С последнего нашего разговора я много думал о вас. Я…
- Я вас не задержу, - перебила я. - Я понимаю, что вы заняты. У меня лишь один вопрос. Если я захочу уехать, точнее говоря, если мы вместе захотим уехать, возразят ли управляющие поместья?
Вздернув брови, он уставился на меня в изумлении. Затем несколько раз открыл и закрыл рот.
- Если мызахотим уехать, мисс Кейн? - переспросил он. - Вы и я?
- Да нет, не вы и я, - отвечала я, чуть не расхохотавшись над таким недоразумением. - Я и дети. Если я заберу их и мы поселимся в Лондоне. Или на континенте. Я давно мечтаю пожить за границей. Одобрят ли это управляющие? Станут ли нас содержать? Или отправят полисменов, дабы детей вернули в Годлин? А меня арестовали за похищение?
Он кратко поразмыслил.
- И речи быть не может, - наконец сказал он. - Условия кристально ясны: пока мистер Уэстерли живет в Годлин-холле, детям нельзя надолго уезжать. Даже под присмотром некоего попечителя - скажем, вашим.
Мысли мои помчались галопом, и я принялась строить нелепейшие прожекты.
- А если он тоже уедет? - спросила я. - Если я заберу его с собою?
- Джеймса Уэстерли?
- Да. Что, если я, он и дети переселимся в Лондон? Или в Париж. Или в Америку, если это необходимо.
- Мисс Кейн, вы как будто лишились рассудка, - сказал он, поднявшись и расправив плечи. - Вы же видели, в каком состоянии этот несчастный. Ему потребна неотлучная забота сиделки.
- А если я стану о нем заботиться?
- Без обучения? Без всякого медицинского образования? Вы полагаете, это справедливо по отношению к нему, мисс Кейн? Нет, и речи быть не может.
- А если я обучусь? - спросила я, понимая, что уже исчерпала дозволенное мне число вопросов. - Пойду на медицинские курсы, смогу убедить вас, что знаю толк в этой профессии. Тогда вы разрешите мне забрать его? И детей?
- Мисс Кейн, - промолвил мистер Рейзен. Он обогнул стол, указал мне на кресло и сам расположился напротив. Тон его слегка смягчился. - Я регулярно беседую с врачом мистера Уэстерли. Этот человек больше не покинет своей комнаты. Никогда. Одна попытка переезда его убьет. Неужели вы не понимаете? Ему следует оставаться в доме, а пока он жив, детям тоже следует там оставаться. Нет никакой, ни малейшей возможности изменить это обстоятельство. Разумеется, вы вольны уехать когда пожелаете, мы не можем держать вас здесь в плену, однако вы не раз давали мне понять, что не бросите детей. Ваша позиция не переменилась?
- Нет, сэр.
- Что ж. Значит, говорить более не о чем.
Я обратила глаза к ковру, будто надеясь в узоре его отыскать решение своих затруднений.
- Значит, никто не в силах мне помочь, - тихо сказала я. А про себя прибавила: я не покину этот дом, пока она меня не убьет.
- В чем помочь? - спросил он, и его беспокойство тронуло меня. Я качнула головою, улыбнулась ему, наши взгляды встретились, и я заметила, что он мельком глянул на мои губы. Я не отвела взгляда. - Мисс Кейн, - тихо промолвил он и смущенно сглотнул; на щеках его заиграл румянец. - Я бы помог вам, если бы умел. Но я не постигаю, что могу для вас сделать. Просто скажите мне…
- Тут нечем помочь, - обреченно сказала я, встала и разгладила юбку. Затем протянула ему руку, и он мгновение разглядывал ее, прежде чем пожать.
Ладони наши соприкасались чуть дольше, нежели диктует этикет, и не почудилось ли мне, что палец его погладил мой палец, совсем слегка, кожа приласкала кожу? В глубине моего существа зародился вздох, какого в жизни со мною не случалось, я заставляла себя отвести взгляд, но его глаза смотрели мне в глаза, и я бы простояла так очень долго или же поддалась бы искушению, не заметь я на столе портрет в серебряной рамке; портрет сей понудил меня отдернуть руку и отвернуться.
- Надеюсь, миссис Рейзен не рассердилась, когда вы припозднились домой после нашей предыдущей встречи, - сказала я, подразумевая нечто иное.
- Миссис Рейзен высказалась по этому поводу, - отвечал он, тоже взглянув на портрет. Тот изображал даму с железным характером, к тому же несколько старше мужа. - Но миссис Рейзен никогда не стесняется делиться своими соображениями.
- С чего бы ей стесняться? - осведомилась я, в тоне своем отметив слабый отзвук воинственности. - Я, впрочем, не имела чести познакомиться с этой славной женщиной.
- Возможно, - сказал он, соблюдая формальности, - возможно, вы как-нибудь отужинаете с нами?
Я улыбнулась ему и покачала головой, а он кивнул, разумеется: он был отнюдь не глупым человеком и все прекрасно понимал.
Я удалилась.
Глава двадцать первая
Итак, я обречена. Если я не желаю бросить детей, в особенности Юстаса, ребенка тревожного и ранимого, мне надлежит оставаться в Годлин-холле, пока жив мистер Уэстерли. И не приходится сомневаться, что скорее моя кончина предшествует его смерти, нежели наоборот.
В тот день после обеда я сидела в парадной гостиной, вчитываясь в "Силас Марнер", обнаруженную в библиотеке мистера Уэстерли. Покой снизошел на меня, тихое смирение: я знала, что обречена жить в этом доме до самой смерти, сколь быстро эта последняя ни наступит. Шаги на дорожке оповестили меня о появлении визитера, и, склонившись к окну, я увидела, как Мэдж Токсли беседует с Изабеллой и Юстасом. Я наблюдала за ними тремя, обществом весьма необычайным; Юстас болтал больше всех, и от слов его Мэдж рассмеялась. Потом заговорила Изабелла, и смех Мэдж поутих. Девочкины слова ее, похоже, слегка встревожили, и, когда она взглянула на дом, по лицу ее пробежала тень. Я заметила, как она посмотрела на верхнее окно, отвернулась и тотчас вгляделась снова, будто узрела нечто неожиданное. Юстас дернул ее за рукав, и она перевела глаза на него, однако произошедшее сильно ее ажитировало. Я подумала было выйти к ним, но поняла, что не хочу встревать в их беседу. Рано или поздно, решила я, Мэдж сама ко мне придет.
Как она и поступила - вскоре постучалась в дверь и испуганно заглянула мне за плечо, едва я открыла.
- Душенька, вы такая усталая, - возвестила она, переступив порог. - Вы что, не спали?
- Спала, но неважно, - призналась я. - Однако рада вас видеть.
- Я подумала, что стоит зайти, - отвечала она. - Я несколько поспешно отбыла, когда вы возвратились из Лондона. Наверное, это было грубо с моей стороны. А миссис Ричардз… знаете миссис Ричардз? У ее мужа похоронное бюро в деревне, - она сказала, что видела, как вы утром выходили из церкви, и лицо у вас было такое, словно вы хотите кого-то убить. Потом вы помчались в контору мистера Рейзена.
- Для беспокойства нет причин, - сказала я. - Уверяю вас, я и пальцем никого не тронула. Мистер Рейзен и мистер Крэтчетт живы и здоровы.
- Рада это слышать. Выпьем чаю?
Я кивнула, отвела ее в кухню, наполнила чайник водою и поставила греться. Поворачивая краны, я по-прежнему несколько трепетала; с тех пор как я ошпарилась, из кранов текла исключительно холодная вода, но неизвестно, когда призрак опять вспомнит о них, дабы причинить мне новые страдания.
- Ваша поездка в Лондон, - промолвила Мэдж после неловкой паузы. - Все прошло успешно?
- Зависит, пожалуй, от того, что считать успехом.
- Вы завершали отцовские дела, я полагаю?
- Вы полагаете? - переспросила я, задрав бровь, и она, к чести ее надо признать, смутилась.
- Нет, я думаю, у вас были дела совсем иного рода. Подозреваю, вы искали Харриэт Беннет.
"X Беннет". Я сообразила, что даже не поинтересовалась, какое имя означено этой "X". Теперь я знала.
Чайник закипел, я заварила чай и выставила на стол вместе с чашками. Вновь повисло молчание.
- Вы снаружи говорили с детьми, - наконец заметила я.
- Да, - сказала она. - Юстас - забавный малыш, правда? Такой милый. Отчасти чудной.
- Он очень славный.
- Он не хотел, чтобы Изабелла сообщала мне о вашей поездке. Сказал, что это неправда, вы ненавидите Лондон и ни за что туда не вернетесь. Мне кажется, он боится, что вы задумали его оставить.
Угрызения совести ожгли меня, и на глаза навернулись слезы.
- Нет-нет, - сказала я. - Если таковы его предположения, мне надлежит его разубедить. Ему решительно незачем тревожиться на сей счет. Изабелла тоже полагает, что я хочу уехать?
- Сомневаюсь. Не поймите меня превратно, но мне кажется, что ей безразлично, останетесь вы или уедете.
Я рассмеялась. Как еще мне откликнуться на подобное замечание?
- Вообще-то, - продолжала Мэдж, - она сказала нечто удивительное. Что вы можете уехать, если пожелаете, вам даже, вероятно, лучше уехать, однако им уезжать нельзя, потому что "Она" не разрешит. Я спросила, кто такая эта "Она", но Изабелла не ответила. Улыбнулась мне пугающим манером, будто знает великую тайну, каковой разоблачение погубит нас всех. Матушкой буду я?
Я уставилась на нее, а затем, сообразив, о чем она ведет речь, кивнула; она разлила чай по чашкам и протянула мне молоко.
- Элайза, - сказала она. - Зачем вы навещали Харриэт Беннет?
- Хотела спросить, что приключилось с нею в Годлин-холле.
- И вас удовлетворил ее рассказ?
Я поискала и не нашла ответ. Я не знала, чего ждала от мисс Беннет и какие чувства вызвало у меня ее повествование.
- Мэдж, - сказала я, решив отчасти сменить тему. - В последнюю нашу беседу вы поведали мне о том ужасном вечере, когда миссис Уэстерли, Сантина, убила мисс Томлин и невообразимо изувечила своего мужа.
Миссис Токсли содрогнулась.
- Не надо, - слегка отмахнулась она. - Не скрою, я желаю забыть тот вечер вовсе. Сомневаюсь, впрочем, что мне удастся. Я веки вечные буду его помнить.
- Еще вы сказали, что потом вновь виделись с Сантиной.
- Совершенно верно. Но, Элайза, все это было строго между нами. Вы ведь никому об этом не рассказывали? Алекс ужасно рассердится, если узнает. Он со всей прямотою запретил мне ее навещать.
- Нет, клянусь вам, я никому не говорила и не скажу, - отвечала я. - Даю вам слово.
- Благодарю вас. Вы поймите, мой муж - сама доброта и заботливость, но в этом отношении, касательно Сантины Уэстерли, ослушания от меня не потерпит.
- Мэдж, ваша тайна пребудет в сохранности, - вздохнула я, недоумевая, отчего эта умная женщина вообще рассуждает об ослушании или же послушании. Кто она - дитя малое или взрослый человек? На ум пришел мистер Рейзен - несуразная картина нашего семейного счастья, в коем ни один из нас вовсе не прибегает к подобным словам, но едва картина эта возникла, я ее отогнала. Нынче не время для фантазий. - Мне до крайности потребно узнать о вашей последней встрече с этой несчастной, - продолжала я. - Вы говорили, что навещали ее в тюрьме?
Она поджала губы.
- Я бы предпочла об этом не говорить, - промолвила она затем. - Это было весьма прискорбно. Воспитанной женщине страшно очутиться в подобной обстановке. Честно сказать, я всегда полагала себя человеком сильным. Из тех, знаете ли, кто по необходимости умеет примириться с любым положением вещей. Но тюрьма? Надо думать, вы никогда там не бывали?
- Нет, - сказала я. - Никогда.
- Не постигаю, отчего мистер Смит-Стэнли их не совершенствует. Мне в жизни не встречалось такого убожества. Естественно, все эти бедолаги сидят за решеткой вследствие гнуснейших злодеяний, но для чего обрекать их на столь омерзительные условия? Неужели за пороки и преступления мало покарать лишением свободы? И учтите, Элайза, то была женская тюрьма, где, казалось бы, положение должно быть чуть лучше. Я с содроганием воображаю, как обстоят дела в мужском узилище.
Она глотнула чаю и надолго погрузилась в раздумья, затем подняла голову, поймала мой взгляд и слегка улыбнулась:
- Вижу, я не отвратила вас от вашего вопроса. Вам решительно необходимо узнать?
- Если вы не против, Мэдж, - тихо произнесла я. - Мною движет не сладострастие праздного зеваки. Порок не завораживает меня, если вас тревожит это, и делом миссис Уэстерли я вовсе не одержима. Но я должна знать, что сказала она вам в тот день, когда смерть была близка.
- День стоял пасмурный и холодный, - отвечала Мэдж, глядя в огонь. - Я очень ясно помню. Прибыв к дверям тюрьмы, я еще сомневалась, войду ли внутрь. Я солгала Алексу, чего никогда не делаю, и меня мучили угрызения и страх. Под тюремными стенами я сказала себе, что можно передумать, можно развернуться, кликнуть кэб, весь день ходить по лондонским лавкам или навестить свою тетушку на Пикадилли. Но ничего подобного я не сделала. Снаружи, конечно, толпились газетчики, ибо вскорости должны были повесить Сантину Уэстерли, а газеты раздули вокруг ее дела шумиху. Все эти люди кинулись ко мне, принялись спрашивать, каково мое имя, но я не ответила, постучала в деревянную дверь и барабанила, пока мне не открыл надзиратель, - он спросил, кто я такая, а затем проводил в приемную, где я сидела, дрожа, и мнилось мне, будто это меня приговорили… Миновали, вероятно, считанные минуты, однако они показались мне вечностью; наконец появился старший надзиратель, осведомился, зачем я пришла, и я объяснила, что была соседкой миссис Уэстерли, возможно, ближайшей ее подругой и мне сообщили, что Сантину повесят, не пройдет и двух часов. "Вот зачем я здесь, - сказала я. - Мне кажется, в последнее утро ей не помешает увидеть дружеское лицо. Да, преступления ее чудовищны, но ведь мы христиане, не так ли? Вы сами понимаете, что беседа с тем, кто некогда был ей другом, может утишить ее терзания, и, быть может, к той минуте, когда она отправится на эшафот, рассудок ее прояснится…" Все это, очевидно, действия на него не возымело, однако он сказал, что миссис Уэстерли имеет право на посещение, а поскольку более никто не пришел, он спросит, желает ли она повидаться со мною. "Все зависит от нее, - заявил он. - Мы ее не погоним на свидание силком, коли она не хочет. Я и пытаться не стану. В такой-то день. Мы стараемся, чтоб ей напоследок было полегче, - прибавил он; это явно умиротворяло его совесть. - За свое злодейство она вскоре расплатится". Он провел меня тюремным двором - и двор тот был мерзок, Элайза, попросту мерзок, - затем в другую дверь, и за ней я миновала камеры других горемык - я шла между ними, а они кидались на решетки. Кто они были? В основном карманницы, воровки, грабительницы, уличные женщины. Кто знает, какие страдания с юных лет вели их столь позорной дорогой? Почти все кричали на меня, тянули руки сквозь решетки. Надо полагать, для них это было в некотором роде развлечение - поглядеть на принаряженную даму. Одни молили о помощи, уверяли, что невиновны. Другие выкрикивали непотребства, от каких покраснела бы и цыганка. Третьи, устрашающе кривясь, просто взирали на меня. Я старалась на них не смотреть, но это было очень страшно, Элайза. Очень.
- Не сомневаюсь, - сказала я.